СООБЩЕСТВО

СПИСОК АВТОРОВ

Алексей Порвин

Джасвиндер Болина. Избыток роста

03-01-2012







Джасвиндер Болина – американский поэт (род. 1978). Первая книга Carrier Wave вышла в 2007 году. Автор многочисленных журнальных публикаций. Живёт в Чикаго.



Приливы и отливы


Океан слишком огромен для всего,
кроме бросания в него бутылок и тел.
Уже много лет я не видел океана, но знаю –
он там, наготове, словно кассета в автоответчике,
на который никто не звонит.
Я говорю низким голосом, как гудок корабля, пронзающий туманный
океан, я баржа, везущая океан домой. Я представляю себе океан
как нечто волнистое,
как движение или тяготение,
как нечто, проступающее тяжко и затем вновь уходящее в себя –

и мог бы сказать тебе об этом гораздо больше.
Но, возможно, ты знаешь достаточно и опасаешься признаний.
Ты больше никому не можешь доверять,
ведь бедный Бог давно умер, но я всё ещё тянусь к тебе,
и ты не отвечаешь
так долго, что кажется, словно я подражаю старомодному китчу
и потоку молитвы, но я всё равно тянусь к тебе и к твоему немому лицу,
будто от этого в моем мозгу разгладится та извилина, где накапливается моё «я». Я хочу сказать тебе: я виноват во многом,
но даже эти поступки – не самые мои плохие.
Я хочу сказать тебе: моя история длинна
и заполнена мгновениями абсолютной неуместности,
но всё же я иду, кренясь,
по липкой и душной поверхности лета, под всеохватным отречением зимы.
Всё же, я мчусь сквозь недели и
маленькие эры города,
мимо счетчиков Гейгера с их неотступным радиоактивным кудахтаньем;
воздух настолько неумолим, что я
выветриваюсь вместе с элементами архитектуры
во влажном наслоении недель, оставшихся до солнцестояния,
и я пробуждаюсь каждое утро
во внешнем свете, в американском свете,
в перископическом свете солнца,
падающего рикошетом сквозь высокие здания,
и говорю в плоскую планету
зеркала: меня послали заменить тебя.




Будь у меня семь жизней, шесть из них я бы провел с тобой



но что-то во мне
захотело бы тебя покинуть

я просыпаюсь
лежу и жду, когда турбина

твоего дыхания
зашумит ровно и глубоко

когда в твоем сне
я почувствую себя снова простым

и вновь безрассудным
почувствую себя собой

за окном – дорога, призрак
капитанского мостика

на конусах света
от фонарных столбов

гул роторов и осей
грузовиков

медленный стон
отъезда

а два наших стаканчика для бренди засели
в кухонной раковине

чтобы взломщик
мог представить себе

как ты сидишь рядом со мной радостная
и пьёшь

наши зубные щетки кокетничают, развлекаются
и каждый день толкаются

в стаканчике над раковиной
таким образом, вор мог бы подивиться

нашей жизни как траектории
нетронутой и расшифрованной


и услышав скрип
половиц

лёгкий шум наших тел
на втором этаже дома

он мог бы решить, что самое время
выпрыгнуть из окна

прихватив несколько вещей, чтобы потом продать их или обменять

на авиабилет и комнату с видом
на площадь

чтобы потом выйти
из той комнаты

на балкон
освещенный светом заграничного города

и снова почувствовать себя простым

безрассудным и современным
вновь почувствовать себя собой



Притворитесь


В конечном счете мы станем предметами раскопок, но сейчас в Америке

я говорю моей маленькой дочери, что в моем детстве у машин были тёмно-желтые фары, а не синевато-белые, как теперь.

Она увлеченно выдувает пузырь, копается в цветнике,
устраивает воображаемый банкет, всех гостей изображая в лицах –

они поедают скромный обед из сорняков и трав.


И точно, залитые светом американские зайцы появляются в особой синеватой белизне
под сумраком, окутавшим светофор, а еще

красноватые голуби, говорливые и малопонятные, как напившиеся люди под конец застолья.


В этот час в Америке воздух – это избыток роста.

Острый запах кориандра, которому соседи дали зацвести, смешивается
с запахами тех жидкостей, в которые мы окунаем наше белье еженедельно,

чтобы скрыть вонь своих тел.

Дым грузовика с шоссе, соединяющего штаты.


Я - на улице, а это значит, что природа окружена дверями, а это значит, что
природа – это категория, созданная мной самим, и я не знаю, почему своенравные

черные жуки забираются в дом, когда вокруг для них и без того достаточно простора,
но сегодня перед сном некоторых я раздавлю журналом Ньюсвик.


В Америке настал тот час, когда в двориках под листвой и решетками с плющом,

под выхлопными шлейфами ночных самолётов
говорят «прощай», уезжая в Лондон или Марокко.

Бренди с содовой, ксилофонный звон кубиков льда, я сижу в деревянном кресле

без моей крошечной жены – уроженки Среднего Запада – она вернётся с конференции в Кливленде лишь во вторник.


Настал час, когда со мной только моя маленькая дочь – она пугается,

когда понимает, что поленница под черным дубом сама была когда-то деревом,
и она хочет знать, есть ли у деревьев чувства.

Это её познание смерти углубляется год от года.


Именно в этот миг в Америке я понимаю: это знакомство, это узнавание, это установление задушевных отношений с вымиранием – единственная задача её взросления.

В следующем году ее фикус умрет, и ещё через год ее пескарь умрет,
и в такие моменты в Америке

пухлая губа моей дочери дрожит как предисловие к плачу, и в одиночку я
могу несильно её утешить, но я говорю

Прости, любовь моя, что жизнь – это слишком много, прости, что жизнь – это слишком мало.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney