СООБЩЕСТВО

СПИСОК АВТОРОВ

Борис Херсонский

Доброй ночи, Николай Васильевич!

15-01-2008







ДОБРОЙ НОЧИ, Н. В.!

***
С кем я видел тебя в среду вечером –
Некто в черном плаще,
При шпаге. Не обращай внимания. Это злой дух.
Мы иногда прогуливаемся. Он вообще
Неплохой малый. Только вот имя вслух

Свое произносить запретил. В этом он
Решил подражать Создателю. Каждый волен иметь
Долю тщеславия. Рюмку? Коньяк? Лимон?
Да, коньяк, лимон. Но с кем под крики ворон
Ты прогуливался в пятницу? Ты удивишься. Это была смерть.

Не обращай внимания. Ведь она
Существо занятое. Когда-никогда
Зайдет скоротать минуту. Сыр? Ветчина?
Лучше сыр. Масла не нужно. Ага, вода

Уже закипела. Давай, подставляй
Стакан – заварку прямо туда, чтоб чайник не мыть.
Прав был старик Соломон, когда говорил: «Не гуляй
Вечером с кем попало. Кривое не распрямить,

И то, чего нет, не сосчитать. Все то,
Что было, оно и будет, свершится впредь
Что вершилось раньше». Немного скучно, зато
Не нужно строить прогнозы. Лет через сто
Заходи опять. Лучше – столетья последняя треть.
Только прошу – не нужно так на меня смотреть.


***

В этом селе старики и старухи сплошь колдуньи и колдуны.
А молодых совсем не осталось. Разъехались кто куда.
Кто по районным центрам. Кто — на север страны,
поднимать новорожденные комсомольские города.

Города становятся на ноги, озираются по сторонам.
Скучно – тайга, снега, исправительные лагеря.
Комсомольское население пьет и думает: скоро нам
дадут квартиры и пенсию. А может быть зря

мы сюда приехали с берегов Днепра, Днестра,
Южного Буга, блин, или какой иной реки.
Ни дорог, ни электричества, ни керосина. Не стра-
шно: живут же как-то там старики.

Живут, наводят порчу, снимают сглаз,
надевают венец безбрачия, насылают мор на стада.
крестят жаб и ящериц, давая имя того из нас,
кто им не по нраву. Приезжают туда

на белых волгах из области райкомовские чины,
иногда и повыше. Старики и старухи жгут
тонкие свечки, шепчут, их губы напряжены,
взгляд уставлен куда-то мимо. Если жгут

затянуть на шее восковой фигурки, где-то там,
начнет задыхаться враг, хватая себя рукой
за горло, надсадно кашляя, катаясь по полу, так,
как будто скоро в аду он обретет покой.

По заслугам – зачем собирал бюро, с три короба врал,
увольнял, объявлял выговор с занесением, гад?
Кому на хер нужен был ежегодный аврал,
выполним, перевыполним? Правительственных наград

на подушечках алых не сосчитать. Вдова
С опухшим лицом. Плачет сынок-сирота-наркоман.
…………………………………………………………..

Колдун говорит: чистое дело, или какие другие слова.
Берет червонец, плюет на него и кладет в карман.


***

Первый этаж двухэтажного флигеля. Бабушка Дуня
в окне, что справа от входа. Глухая. Глядит сквозь стекло,
не мытое с прошлой Пасхи. Все говорят – колдунья.
Октябрь на дворе. А солнышко припекло.

Дети играют в жмурки. Смотрит бабушка Дуня.
Ничего не слышит: мир, как немое кино,
правда, цветное. Дети ей тычут в окошко дули.
это от сглаза. Бабушка смотрит в окно.

Говорят, на столе у нее лежат восковые фигурки.
Их много, но бабушка всех знает по именам.
Говорят, там есть и детки, те, что играют в жмурки.
А правду ли говорят – о том неизвестно нам.

Дознаемся ли до правды? Век человеческий краток.
Бабушка Дуня встает в четыре часа утра.
женской фигурке иголку вонзает между лопаток,
говорит: Собирайся, Лиза, тебе пора.

И Лизу увозит скорая, но не в больницу.
Голоса будят соседей. Полпятого на часах.
С утра на балконе у Лизы увидят черную птицу,
раза в три крупнее вороны. Но хватит о чудесах.

Расскажут, что Лиза недавно заказывала молебен.
Трижды святою водой кропила Дунину дверь.
Но, оказалось, молебен был не так уж целебен.
Баба Дуня - она покрепче. Хочешь верь, хочешь – не верь.

***
Ох, дождется ведьма. Плеснут керосином, подпалят.
Не уползет далеко на узловатых ногах.
А сегодня опять сидит у окна и пялит
глаза на людей и шепчет, а что – не понять никак.

Ночью лил дождь. И утром вода стекает,
барабанит по крыше сарая. На общий балкон
ведет железная лестница. Мягко ступает
сиамский кремовый кот. Яйцо с белком

не хочет есть соседский ребенок. Ему бы
всё желтки выковыривать – чего захотел!
Мама тычет ложкой. Ребенок сжимает губы.
Мама прикрикивает. А папочка мягкотел.

Что возьмешь с такого: сиднем сидит с газетой.
Вторая страница – политика, третья – футбол.
А тут еще старший сынок с новой кассетой.
Вставит в магнитофон – взять бы и шмякнуть об пол.

Все АББА ему да АББА. Мог бы врубить Эдиту,
или Аллу, хотя бы по-русски. Но сынок все равно
врубает АББУ. Дать бы ему, троглодиту,
рубль с утра: пусть бы сходил в кино.

Напротив третьи сутки справляют поминки по Лизе.
Тащат авоськи с пивом, собирают родню к столу.
Два сизаря гулят и топчутся на карнизе,
то хвостом, то крылом прижимаясь к стеклу.

***

Ночью какая-то тварь приходила к избе, терлась об угол сруба,
оставила клочья шерсти, серой, седой, жесткой.
А хозяин спал непробудно – на автопилоте из клуба
пришел, завалился, проснулся, тоже покрытый шерсткой.
Треугольная ранка на шее, похоже, от зуба,
такого, который у самого за ночь вырос. Бороздкой
тянется след, кровь непрерывно стекает,
капает на пол и исчезает бесследно. Кто скажет,
сколько уже пролилось, сколько осталось в жилах.
Встал. Шатается. Что-то изнутри подступает
под самое горло. Стоит бедолага, лыка не вяжет,
и дышит, вроде, и сердце бьется, а жить не в силах.

***

Ящер, покрытый бронированными щитками,
выставив коленки вбок, как локти, лезет куда-то,
ощупывает дорогу язычком. Пестрые ткани
на телах наших спутниц. Плотными завитками
спадают волосы. Ни имена, ни даты
никому не известны. Солнце стоит в зените.
Ящер глядит на нас. Но его никто не страшится.

Веки сомкните - и потянутся золотые нити
в разные стороны. И не то что усталость:
просто хочется знать, сколько еще осталось,
или, хотя бы, что этот путь когда-нибудь завершится.

Ящер смотрит и думает: Ишь чего захотели!
Я и сам когда-то ходил на двух ногах и задавал вопросы.
Я сам любовался спутницей. На ее загорелом теле
блестело золото. Она расплетала косы
и медленно, поеживаясь,входила в реку
забвения, в вечное сонное царство.

И я попросил: сыночек, сбегай в аптеку.
Маме, кажется, плохо. Скорей принеси лекарство.
***

Свет мой зеркальце скажи, покажи, уж если ты не способно
говорить, то - не знаю что, все равно, перед глазами мутится,
если ближе к ночи поставить свечку, все увидишь подробно,
криницу, садочек вишневый, судьбу свою, девушку у криницы.

Кто достанет ведерко, что она уронила на дно колодца,
тот станет с ней на рушник, возьмет невинность из лона,
если только не, стыдно сказать, с кем не бывает, придется
мазать дегтем ворота, валять в пуху. Но вот с небосклона

связанную голубку протягивает ангел девице:
когда он уснет, зарежь ее ночью над брачным ложем,
пусть на простыню смотрят гости. Тот-то мать удивится:
она-то знала, и мы всё знали, только сказать не можем.

Потому что мы, словно зеркальце онемели, только
отражаем, свеча горит - не сгорает перед глазами.
Давим гармошку-трехрядку, тянем песню без толку,
а чем окончится песня, не знаем сами.

Тянется песня, тянется день, вереницы
тополей тянутся вдоль бесконечного шляха. Рано
встала молодка, стоит столбом у криницы.
Да зарезанная голубка кажет крылышко из бурьяна.

***
Село Николаека-2 на берегу лимана.

Здесь жили не то что старик со старухой,
а так, пожилая бездетная пара.

Как обычно, долго, несчастливо, страшно.
Жена тянула лямку, что касается мужа –
пил беспросветно и, наконец, допился.

*
Как-то раз он сказал жене,
что та по ночам привечает беса,
с конским копытом и крыльями,
как у летучей мыши,
и бес каждую ночь овладевает ею.

Она рассказала подруге.
Подруга сказала – сдай його в дурку.

Она ответила: А хиба я знаю
що трапыться внич, бо я ж сплю,
ничого не чую.

Другая сказала: нужно съездить в церковь,
взять освященного мака, раздавить головку,
рассыпать зерна по всей квартире.

*
Этот совет пришелся по нраву.
Тем более, праздник Маккавеев был накануне,
народ называет этот день Маковеем,
освященный мак в эти дни имеется в каждом доме.

Но когда она рассыпала зернышки мака,
муж сказал, что из каждой крупинки
вылупляется маленький бесенок двуполый,
кувыркается, дразнится и блудит сам с собою.

Она рассказала подруге.
Подруга сказала – допывся негидник!
Скилькы раз тоби кажу – сдай його в дурку!

Но она подумала: Можэ то мак був из порчей.

*
Потом муж сказа, что она подарила бису
уси гроши, которые были в доме.

Жена пошла в чулан и принесла веревку.

*
Она не знала, может ли бес
прилетать по ночам в село
Николаевка -2, чтобы совокупиться
с пожилой, заскорузлой селянкой.

Она не знала, может ли освященная
маковая головка
превратиться в паучий кокон, из которого
вылупляются озорные
двуполые чертенята.

Но то, что в их доме нет
и никогда не было денег
женщина знала наверняка.

*
Она связала мужу руки,
и, перекинув веревку через плечо,
повела его в лечебницу,
как ведут скотину на бойню.

Под палящим июльским солнцем

*
Помню, как его отправляли в область.

Почему-то помню босые стопы,
торчащие из-под простыни,
когда носилки задвигали
в карету «Скорой».

Он бормотал что-то невнятное,
склонившись над ним, я услышал.
Это были стихи.

Перед вами, дети, утка,
она большая
прости-те маленькая.

*
Маленькая пестрая утка
с изумрудной головкой
и оранжевыми щечками.

Он умер через неделю,
в областной больнице.
*
Озеро не хранит отражения утки
после того, как утка взлетела.


ОНА ГОВОРИТ

*
Меня опоили мертвой водой.

Водой из-под покойника,
Петра Ковалёва,
умершего накануне от пьянки.

Они хотели убить ребенка,
которого я носила,
но у них ничего не вышло.

Ребенок родился здоровым,
а я высохла, как та палка.

*
Представляете?
Легкое тело.
а в нем непомерная тяжесть.

*
В церкви мне становилось легче,
как будто бы скорби
боялись зайти со мною,
но ждали у входа.

*
Я просила батюшку Никодима,
чтобы он позволил остаться
в церкви круглые сутки,
он, конечно, мне не позволил,
но зато прочитал молитву,
служил водосвятный молебен,
давал пить крещенскую воду.

*
Но вода его и молитва
были слабы против порчи.
Бабушка Ксения, вот кто
знал толк в этом тяжком деле.

*
Так она обо мне и сказала маме:
Сегодня она пришла ко мне своими ногами,
а через неделю ее несли бы на цвынтар
мимо хоты моей убогой.

*
Баба Ксения дала освященной травки,
я съела ее, и меня вывернуло наизнанку,
и в тазу плавали две черных змейки.

*
Мама вылила это на огороде,
но земля осталась совсем сухая.
и змейки исчезли, как не бывали.

*
А у меня внутри оставалось что-то
живое, ходило во мне как огурчик,
тыкалось всюду, подбиралось к горлу.

Я уже думала вот-вот задавит!

Тут и бабушка Ксения ничем не поможет.

Повезли меня к дальнему старцу в Оргеев.

*
Старец ладонь положил мне на горло,
и огурчик замер под его рукою,
а потом он повел ладонь вниз по моему телу,
и нечисть послушно шла под его рукою
до самого низа, вы понимаете, до самого низа.

*
И ладонь остановилась там, откуда
появляются дети, а через минуту
старец сжал кулак и отбросил что-то за спину.

А я встала, пошла и дышала свободно.

*
Той ночью я видела сон: в непроглядном мраке
я иду с ребенком и слышу голос мужчины:
«Я не вижу ее, но если увижу,
если увижу ее, то она спасется!»

И тотчас вокруг начало розвыдняться,
и тот же голос сказал: «Вот теперь я вижу,
наконец я увидел эту суку и ее ублюдка!»


***

У колодца косматое чудище с глазастым лбом.
Из колодца свет восходит к небу столбом.
На железной цепи опускается в каменное нутро
За источником света золотое ведро.

А вокруг сухие бревенчатые дома,
Поджигать не надо, деревня сгорит сама.
Царь-девица с газетным кульком у каждых ворот
Бросает семечки в полуоткрытый рот.

Или парень сжимает, растягивает гармонь,
Или старец подносит к самокрутке огонь,
Или склон холма, и по склону сосновый лес
Поднимается от корней до синих небес.

А за лесом город, где мужчины ходят в пальто
И кашне, а дворы заросли высокой травой,
У людей там головы птичьи, зато
Там живет птица с девичьей головой.

С девичьей головой, золотой косой,
Ее сыночек вдоль по речке ходит босой,
По самой поверхности, на самую глубину,
Смотрит, как ясные звезды ходят по дну.


***

Очерти магический круг и садись на стул
в центре этого круга, подставленного под свет
обнаженной лампочки, ввинченной в белый патрон,
Рядом с ножкой стула чашка кофе, чтоб ты не уснул.
Радиальные тени ложатся на тусклый паркет.
Мир всякой нечистоты смотрит со всех сторон

на сидящего человека, подбираясь поближе к нему,
спотыкаясь о линию, которую мел прочертил
плюс молитва и заклинания. Минус страх в груди.
Ожиданье хрен знает чего. Никак не пойму,
зачем электрический свет тому, кому свет не мил,
кому вкрадчивый голос шепчет: вставай, выходи

за магический круг , мы будем тебя обнимать,
чесать между лопаток, тискать, за плечи трясти.
целовать в обе щеки, улыбаться, обнажая клыки.
Если уж начистоту, незачем поднимать
веки Вию, он видит и так. У него в горсти
тысячи глаз, которые как от ужаса - велики…






blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney