РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Лейли Салаева

Сандаловый

27-01-2022 : редактор - Андрей Черкасов

Аккуратные плиты жжёного сахара
Плотно обступили город со всех сторон.
С наступлением семи часов вечера
Подогреваются тонкими полосами
Тёплого света.
Название тому сахару — аглай,
Рождённый в Гюлбахе.
Он легко поддаётся обработке,
Расцветает, как цветок,
В умелых руках мастеров,
Тем самым позволяя
Придать зданиям монументальность.
Приложив свою ладонь к одному из камней,
Я стояла так, нагревая макушку под
Набирающим силу солнцем.
«Мы ведь сродни этим светло-бежевым камням
Податливостью и мягкостью своей», —
Пробежала мысль по фасаду.
Высеченная чаша с виноградом
Оживилась, и ягоды зашептали:
«Ты знаешь, а нам больно,
Больно слышать людское негодование:
„Везде аглай, опять аглай!“
Словно мы какие-то варвары.
А ведь по-гречески aglaos —
Блистающий, великолепный.
Мы прячем в себе следы живых организмов,
В нас линии жизни, которые остаются незамеченными.
С поверхности вглубь, до центра знаний
Долгий путь,
И потому мы тебе расскажем историю
О зеркале, которая и по сей день будоражит умы,
Из поколения в поколение теряя изначальное.
…Когда-то, очень давно,
Когда люди ещё умели смотреть друг другу в глаза,
На самой главной площади города
Установили массивное зеркало —
Оно должно было уберечь жителей
От невзгод и болезней.
Всех обязали раз в месяц подходить к этому зеркалу
И всматриваться в своё отражение,
Чтобы человек линял, словно змея,
Сбрасывая кожу негативных мыслей
И чужой энергии.
На обновление своей ауры каждому выделялось
Строго определённое время —
День, час, минута, когда он должен был
Остаться наедине с зеркалом.
Ночью зеркало отдыхало, направленное к небу,
Отражало мерцание звёзд и созревающую Луну,
Рассеивало накопленное в открытом космосе.
Когда люди видели в небе вспышки света,
Они понимали, что чья-то запачканная душа
Обрела вновь лёгкость после очищающей исповеди
Перед своим отражением.
Здесь оставили следы своих слёз
Матери, которые боялись внутреннего демона,
Чтобы не удушить в собственном страхе
Своих горячо любимых детей.
Им было стыдно за свои помыслы
И секундные агонии злости,
Которая выливалась из них
Беспощадной лавой и испарялась
На этом самом месте.
Сюда приходили отцы непонятых сыновей,
Бунтующие ДНК вместо протоптанной дороги
Выбирали путь неизведанно-опасный.
Здесь они вновь обретали память,
Какими были они годы назад.
Только маленьких детей нельзя было увидеть
У этого бескрайнего зеркала,
Их целостный образ себя, самоощущение
Не нарушалось с момента рождения
До двенадцати лет.
А потом и они получали круглый конверт —
Приглашение на регулярное свидание
С зеркалом-звездой.
И так длилось много-много лет,
Пока не подросли два мальчика
Из совершенно разных семей:
Один — высокий и худощавый,
Второй — короткий и плотный.
Один из них случайно перепутал своё время
И оказался перед зеркалом вместе с другим.
Зеркало получило отражение двух людей одновременно.
В этот момент, словно гром разревелся,
Оглушающий треск охватил площадь,
И трещина побежала по поверхности
Полированного зеркала.
С того дня ни один, ни другой больше не видели зеркала,
Им было запрещено даже вспоминать тот день,
Но они его помнили очень ясно,
Ведь тогда они стали ближайшими друзьями:
Закрывали друг другу глаза
И так пробалтывались о самом сокровенном,
Даже тёмные мысли не боялись
Быть рассказанными незрячим.
Один из мальчиков решил стать ашбазом,
А другой поступил в ученики к известному
Своей самоотверженностью к делу
Художнику-миниатюристу.
И так каждый из ребят учился
Искусству воссоединения движения
Рук, чувств и мыслей.
Ашбаз стоял часами над тонко раскатанным тестом
И заворачивал крошечные квадратики
С сочным фаршем в аккуратные жемчужины,
Чтобы порадовать того, кто отведает блюдо,
Изяществом сорока жемчужинок,
Помещённых в одной ложке
Живительного бульона с ароматом мяты.
Миниатюрист расписывал тонкой,
Как детский волосок, кистью
Мужественные лица победителей
И грациозные фигуры искусительниц
Из восточных сказок.
Кропотливость работы и сосредоточенность
Развивала в обоих терпение и созидание
Того, что создавалось рукой.
Всё реже виделись двое друзей,
Ведь каждый хотел похвастаться
Перед другим своими успехами.
Пока остальные по-прежнему ходили на поклон
К треснувшему зеркалу,
Их так и не простили.
Художник вовсе не переживал,
А вот ашбазу это стесняло его запачканный
Передник.
Когда он получил полное доверие на кухне,
То стал подворовывать и научился врать.
Плов у него получался рассыпчатым,
Но довга упорно ки́сла каждый раз:
Гатыг был настолько белоснежным,
Что даже неверные слова,
Прилипшие к кончикам пальцев,
Чувствовал и потому протестовал.
Ашбаз всё врал и врал, и врал,
И таскал в свою семью всё, что лежало не так.
Случилось то, чего никто не ожидал…
В городе появились люди в красных одеждах,
Раздали всем жителям по молотку
И, устрашив суровой расправой,
Установили срок до конца месяца,
Чтобы все, кто хоть раз окунулся
Отражением в ныне запретный омут,
Разломали великое зеркало
На миллиарды неровных кусочков.
Сутки в городе стояла тишина,
В воздухе витало смятение.
Затем люди стали стекаться к зеркалу
И, воздев руки к нему,
Просить прощения,
Но молотки не растворялись в их словах
И призывали к разрушительному действию.
Только у ашбаза и художника
Не оказалось молотка,
О них, как всегда, забыли,
И потому их умы были трезвыми,
Без влияния тяжёлого орудия,
На них не висел долг крушителей.
К ним обратились жители,
И они придумали план:
Разломать зеркало на крупные части
И схоронить в надёжном месте,
Пока не наступит время, когда
Его можно будет вновь воздвигнуть безопасно.
Сложно было расставаться с зеркалом,
Словно на месте спасения появилась бы иссушающая пустота.
Вместо настоящих обломков
Люди принесли разбитые зеркала из приданого.
Ашбаза как искусного вруна
Отпустили к красноодежим,
И они ему поверили, похрустывая
Блестящими слезинками под грубыми подошвами.
Так зеркало было погребено на многие годы,
Ждать своего часа в сыром подвале,
Среди коробок с отвергнутым прошлым.
Когда приготовление национальных блюд
Превратилось в незаметную обыденность,
Заворачивание пип долмы из фисташковых листьев в крошечные конверты,
Раскатывание тончайшего, как рисовая бумага, теста
В десять слоёв, чтобы испечь пахлаву,
Стало неважным в силу доступности
В любом ресторане.
Когда миниатюры великих мастеров
Стали восприниматься как картинка в музее
И предпочтение отдавали подражанию
Мастеров другой земли и природы,
Внуки детей тех двух парней
Отправились на поиски зеркала,
Которое осталось легендой
На устах увядающего поколения.
В полумраке забытой пристройки
На окраине города они наткнулись на бочки.
Как только свет попал на них,
В трещинах заиграл тусклый блеск.
Отодвинув крышку, они нашли много кусков
Изумрудной замши, в которую было
Завёрнуто то, что они искали.
Желание рассказать всем о своей находке,
Уверить, что зеркало — не легенда,
Рассеяло сон в ту ночь.
К ним пришли духи их предков
И попросили не выставлять прошлое,
Не повторять ошибок народа.
Нужно понимать его, а не просто
Как праздничный сервиз — сразу на стол.
Чтобы не звенеть приборами по пустым тарелкам,
И он, и она (их внуки) проснулись с решением
Изучить историю каждой семьи,
Их традиции и быт, описанные
В записках, приложенных к каждому куску зеркала.
Они будут писать книги, пока не разложат на
Слова и звуки образ своего народа,
Ведь то зеркало не очищало,
А напоминало тем, кто перед ним стоял,
Из чего он и что способен в себя вместить,
Как это зеркало — и это небо, и эти звёзды,
Весь зримый и незримый мир».
Я почувствовала, что меня кто-то взял под руки
И приложил ко лбу намоченный платок.
Нет, у меня не солнечный удар,
Я в полном сознании.
Нет, я не надышалась пылью,
Я посмотрела на микрочастички,
Танцующие в луче света.
Мы, как эти пылинки,
Отражаем свет, поэтому он виден.
Сколько бы мы ни вычищали его
Из одежды, с кожи лица, из квартир,
При малейшем дуновении
Всё приходит в действие.
Без движения мы оседаем
И вскоре превращаемся в эти вековые камни.
К моим губам поднесли сладкий чай,
И я сделала жадный глоток.

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah

πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney