РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Илья Вересов

Пузыри болот

26-02-2020 : редактор - Тимофей Дунченко






***

пришла в телогрейке глухая
навалилась декабрьская матка
и ты знаешь её материнство
её терпкий портвейновый шепот
там где выдавлен шаг
и в каемочке белого следа
остается утоптанной память

этот тополь смотрел как ты плачешь
колупая коленями землю
как ты глуп был и жалок и глуп
и сейчас он позволит тебе забыть
облапошенный снегом
будто длинной густой молитвой

и визжат провода
оглушенные эхом звонков
а в твоей груди не визжит
там притихла уснув циркулярка

и скребешь как дворник совочком
по прямой не из a и не в b
а так просто текучей
чернильной линией
и в глазах застревает спасительный холод


***

нахлест сосновых труб как стук глухой
и сверху сыпется и пенится зерном
так ставит точку если не поставил сам
и этот голос крепит между черных скобок

вернись вернись мой свет я все тебе прощу
и слитность слов в нудящий выверт мышц
избыток алкоголя в час ночной
и блеклый пульс огней на берегу
и на кулак намотанный вдох-выдох
(чтоб не спугнуть и осязаемым не стать)

но голос как и всё тут режется в иголки
(они иссохшим подбородком свиснуты под небо)
или что хуже падает в венозной тяжести трясины
и там уже навеки

вперед никак ведь впереди лишь
как стук глухой нахлест сосновых труб

но ты мой свет найдешь найдешь я верю
весь этот голос между черных скоб
под иглами над каждою трясиной
и в каждую морфему нежно снег утыкан



карелия в снегах

здесь даже воздух говорит об отсутствии голоса

о вынутом и не заполненном вновь
о том как обычай и необычай зудящие колени эпос кашель
завода даже сам пепел и смерть
о том как время всё это завязало
в полиэтиленовый узел унесло
и само
забыло вернуться

а это
это не время это белый как вырезанное глазное яблоко
гигантский отец-сугроб

и ему предшествовали пузыри болот
опрятные как Ничто
сдувающее с рукавов пылинки


***

там будет падать сон через решетки смыслов
и мерно развиваться в гроздья снег
седой лесник храпеть средь гроз и нег
а ты лететь лететь как приглушенный выстрел

и точкой отдаваться каждый звук
и ночкой темной ночкой при луне
больная жалобная стужа в гроздьях снег
а ты лететь хоть выпал меч из чьих-то рук

и кликнут стой там вышел ленин на поклон
схватила лоухи за горло феба
а ты не верить в это и лететь свирепо
ведь в этом мире только падать сон

и в нем храпеть среди грозы и нег
и звона телеграфных проводов
мусолить стекленеющий покров
и мерно развиваться в гроздья снег


***

не говори что нет воды и рюмок
зачем тогда к тебе пришел я мать
ведь рюмки я хотел хватать хватать
и воду в них плескать плескать угрюмо

а что теперь плевать в сугробов ряхи
так это мы и с другом всласть обрящем
а что теперь нам стекленеть от страха
в графин звенящей колотьбы звенящей

ну что ж что водка есть ты хоть смотрела
в её глубины
там шепот похьёлы и сумрак прелый
там суть судьбины

ну что теперь не плачь так по-дуракци
дыши но не таким голодным эхом
в этот замерзший час и ни с тобой остаться
и ни уехать ни уехать



***

потом поднимай руку
как бы недокрестившись
говори:
вот оно, грозовое отличие между нами

я заточенной лопаточной костью
срезаю масло из впадин под веком
пока ты — черной каплей
за сугробы грядущего

от слипшихся на морозе сосудов
не ухватиться за поручень
не вбежать на подножку
пока ты — белым мельком
за заснеженный поворот

за забор за замятое зарево
тонким взвизгом ножа
пока я — в турбулентном потоке

так сжимается небо слезясь
и лишь ледяная дымка
в форме поднятой руки


***

нет никогда ты не умел любить

любовь ты всегда рассматривал
как построение фразы в жирном пространстве
осложняющееся появлением тела
поперек дороги


новогоднее

ёлка в форме бороды царя ирода
под ней моя голова царя ирода
на блюдце и вкруг до корней всё вырыто
вот мой подарок себе

нас мир копает ледяной лопатой
и в этом цвете всё мертво и свято
в этом бессильном белом как в палате
как перед операцией

в горку саночки хлюпает месиво
мне как ребенку и страшно и весело
хватаюсь за проблеск гирлянды но здесь его
нет уже тысячу лет

нет огнепада нет звезды не слепит
лишь ожидания гудящий трепет
лишь длинный бледный свет в окаменевшем небе
народ безмолвствует


***

тебя спросят
где ты был
не отвечай ничего
даже пожатием плеч
не превращайся в колесо дыма
не признавай себя как субъект
не дублируй их грамматический строй
не руби голову змею горынычу

не пытайся отколупать этих фраз
сгнившую корку

в мире и так слишком много эмпирики
как целлофана на готовых салатах
откашливай воздух в любую сторону
кроме себя

я стоял мутной призмой
на перекрестке со сломанным светофором
было минус два снегодождь и северный ветер
меня не было
была только мутная призма
и свет не сходился в одну точку

и где-то первый луч бесконечно дробится
об микроскопическую память росы


***

участь ещё-не-сломленного человека
толченый гербарий
истаявший шелк чайных пакетиков
разрезанные каемки цифр
(которые выкладываешь
перед собой на столе
задумчиво)

проснувшись встретить лицом
освященную очистной станцией
оторопь брызг
ещё не проросшая в волосы память
ещё не слитая в ломоть дсп
мигающая новостная лента
ещё не крест
но уже не твердая подпись

пусть «ещё» мое будет крепким орешком липовым
выпадающим из чьей-то руки


***

был пустощавый вырубленный ельник
весь в пнях и судороге
теперь здесь есть часы работы дни недели
и суток сутолока

повсюду наступает однозначность
и всё так сладостно-невзрачно
здесь плитка в форме сплющенных квадратов
и каждый знает это плитка
ребенку говорят вот плитка
давая пропуск в мир расплющенных квадратов
всё так знакомо

что придыхаешь
словно от горячей пищи


***

утопнув в кафеле как в сладкой детской каше
придя в себя в курилке в темном в страшном
в клозете в юбке маминой и в папином портфеле
и птичий клирос сообщает день недели
и матерное слово соскребать из пены
не совладать с ним как мидас с силеном
придя в себя на пустоте перрона
смотреть на отходящий отрешенно
придя в себя на кафеле без бритвы
и в зеркале узнать свой голос хриплый
и скулы отрубающие время
и наступающий в глазах приток апреля
и раковины край как край её цветного платья
схватить не отпускать


***

и пойманный на ласточку рыбак висел
в узлы корежа ноги в изумлении

потому что жест игровой
должен быть прям и чист
как прозрачность крыла стрекозы
если кинули в тебя снежком
то отмерить столько-то литров улыбки
совершить контрвыпад
хореографией лани
без всяких запинок

иначе ты выпадешь из игры
склеится в мусорный ком
серебряный шов паутины пространства

а что за искусство без игры
вздыхала летящая с черным подбитым
а что за жизнь черт побери без искусства
кричал бахтин собирая себя в целое

иначе повиснешь тем рыбаком
замершим в букве «о» остановившейся крови
не сумевшим ответить на
бритвенный визг
игривый вспорох ласточки

плотва собирается в жирные кучи
и падает солнце больным очагом



бабочка

я родилась сто сорок циклов лимфы тому
назад
я рождена разгрызть
бесподобный язык цветка
он непрерывен страшно непрерывен

но взмахнув раз второй
различаю слева и справа и всюду

что стекал по тыльной стороне
красненький ртутью
теперь замирает
холодный февральский
(хотя только что был август
или так показалось)
и больше не окислен
присутствием какой-то там женщины
не мироточит

и бог запечатывает травяное письмо
с этим жутким непрерывным цветком
и его никто не сорвал
не опылил
и к нему уже даже не липнут
глаголы прошедшего времени

он осуществлен

навсегда
как и холодный февральский
как и всё здесь
и не может быть никакого августа

и даже понятие цвета мало-помалу
выдыхается из опрозрачневших вещей
ведь фотоны не падают в черный сачок зрачка

только белая гладь
святая гладь
прости меня господи
что раскрошил эту бабочку между пальцев
как и что-угодно-живое здесь
декабрь 2019 - февраль 2020

 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney