РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Джабба Джа

Последняя запись в судовом журнале

01-08-2009 : редактор - Сергей Круглов





Девочка.

Ключевою
слезою
кровь
не смыть.
Девочке,
Господи,
Зое,
Зоеньке,
сотри память.
дай забыть,
что значит
быть,
а через миг
не
быть.
Господи,
за подожженный сарай
забирай.
Как сережку в мочку
вставь -
забери
себе
эту
девочку.
И если
мы забудем
гордую девочку
с отрезанной
грудью,
придавленные
бытовых дел
грудой,
Ты не отпускай
ее,
гордую,
от своей груди.
Мы всего лишь
люди,
Господи…
Мы всего лишь люди…
Не ведаем,
что творим.


Боярыня Морозова

Свезли в Сибирь боярыню Морозову.
Приехала черным-черна, а брали розову.
С людьми не говорит, все больше с птицею.
А очи черные проткнула спицею.
Язык отрезала, лицо царапала...
Слеза жемчужиной на Святцы капала...


Я бы слезы твои…

Я бы слезы
твои
прямо из горстей
твоих
как собака
лакал…
Слезы радости
и грусти…
Ты прости меня,
дурака.
Мне б стихов своих
колодец
ведро за ведром
в твой дом
таскать.
Мне бы сварить
холодец
и тебя
ласкать.
Я первую половину жизни
прожил.
Вторую половину
не задумываясь, отдам.
Чтобы собакой
возле твоих ножек…
Чтобы собакою
к твоим ногам…

Лошади, Егор, мальчики, мы.

Бежали наперегонки
с высокой крутой горы
лошадь и Егоры,
т.е., конечно, Егор и лошади.
Добежали до Красной Площади.
Посмотрели смену караула
у Мавзолея Ленина.
Одна из лошадей
от усталости уснула,
так Егор сел
прямо на камни площади,
лошадь положил себе на колени.
«Спи, - сказал он лошади, -
тихо спи, как дедушка Ленин».
Лошади были крошечными,
легко умещались на коленях.
Мальчики из караула
тоже стали крошечными,
уснули прямо на гранитных ступенях
Мавзолея.
Лошади мальчиков жалея,
старались не цокать копытами….
Спят мальчики на гранитных ступенях,
до этого дождем хорошенько вымытыми.
Пора и нам.
Уснем и мы….

Карбышев. Генерал.

В крещенские морозы,
В крещенские ночи…
- Господи!
Вот я!
Не отводи очи!
От холода
лопнули генерала
глазищи…
- Тысячи ангелов!
Ангелов тысячи!
Ледяной фигурой
пред Тобой…
Господи, упокой.
Я совсем замерз.
Упаду – разобьюсь.
Но я не боюсь,
Если с Тобой –
Не боюсь.
Я бы закрыл глаза,
Так они лопнули.
На счетчике жизни
Снова нули.
Я тебя в нежность
Свою
укутаю.
- И я растаю?
Растаешь.
- Господи, я умираю?
Ты умираешь.
С именем Господа
на устах
умирал
Карбышев.
Генерал.


Нюхать друг друга

Пахнут бензином
твои
лосины
как у
лосихи.
За магазином
нюхать
друг друга…
Психи…
Что-то смешное
есть в запахе
тела
если не
мыться.
За магазином
нюхать
друг друга
как волк и волчица.


Писали: Родион Раскольников, Топор, Смерть.

Старушка-процентщица
не была старушкою.
Ей было тридцать четыре.
Просто окна не мыты,
не прибрано в квартире.
Губки не намазаны,
реснички не накрашены.
Из кухни несет
капустой квашеной.
«Тварь я дрожащая,
или право имею?
Окраску губ
и ресниц
высмею!
Все бы вам кофточки,
все бы вам лифчики!
Куклы!
С напудренными личиками!
Вместо чистой совести –
чистая скатерть!»
………………………………………..
Писали:
Родион Раскольников,
Топор,
Смерть.


Последняя запись в судовом журнале.

«На журнальном столике
Мордочки скривя,
Трое: двое – Толиков
И один Илья.
Службы все отслужены,
Смысл определен.
Толики простужены,
А Илья влюблен.
Красной перекладиной
Светится в ночи
Фаллос адской гадины –
Мухи – Саранчи.
На журнальном столике
Клином белый свет.
Шепчут в страхе Толики:
«Мама, смерти нет!»
«Смерть – не есть разумная
Форма бытия.
Смерть – это безумие!», -
Возопил Илья.
Не смотрите Толики,
Не смотри Илья,
Что журнальны столики,
Что журнален я.
Мне не виден берег.
Боже, дай сигнал!
Тихо…», - Витус Беринг
Записал в журнал.
Судовой журнал.


Пестель.

Когда Пестеля
доставали из петли,
собаки выли:
«Павел Иванович, вы ли?»
По посиневшему
лицу
неба
вместо слез
облака.
Это Петербург плакал.
Говорил:
«Это не я.
Это не я.
Меня подставили!
Не снимайте
с его лица
инея.
Пусть будет белым».
Оставили.
«Господи!
Пусть золото куполов
станет дешевле
меди!
Только пощади!
Сделай так,
чтобы я ничего не помнил:
ни воя собак,
ни Сенатской площади!
Господи!
Господи, прости!
Прости мне
повешенного
Павла Ивановича Пестеля
во дворе
Петропавловской Крепости…»


Винтовка Мосина.

Приснился сон.
Меня закололи прикрученным к
винтовке Мосина штыком.
Я умер, очутился на сайте
Death.com
Меня там регистрируют.
Введите имя
Ввел.
Введите девичью фамилию матери.
Ввел.
Введите дату потери вашей девственности.
Внизу сноска:
простите, эта дата нам необходима для формальности.
Ввел какую-то дату
из конца восьмидесятых.
Вы зарегистрированы на три пятых.
Введите имя первой вашей жертвы.
Внизу сноска:
если жертва Вы,
то введите – я.
Я.
Последний вопрос:
напишите о том, без чего Вам будет грустно
на сайте смерти:
- без друзей;
- без пятен на скатерти,
когда пью спирт и открыл
кильку в томатном соусе;
- да черт с ними, друзьями,
и пятнами на скатерти!
Господи Иисусе!
Без нее мне будет грустно
на сайте смерти!
Подождите пару минут, идет обработка данных,
введенных вами.
Через пару минут.
Вы ввели неправильную дату
потери девственности.
Извините, мы не можем Вас зарегистрировать.

Господи, прости!
Господи, прости!
За мои глупости.


О Сергее Мироновиче Кирове. О себе.

Слышишь, ветер стих?
Роса на траве…
Тебе.
Только
тебе
хочу рассказать корягу-стих
О Сергее
Мироновиче
Кирове.
И только зачем, любимая,
ты ставишь опыты на мне?
Это также глупо,
как Сергея
Мироновича
Кирова,
такого
живого,
такого
живого
ставить в парках и садах
Ленинграда
в бронзе
или
камне.
Он не писал стихов,
но был поэтом.
Всем посетителям
в портфели
или
тайные
кармашки
кителя
тайно подбрасывал записки
следующего содержания:
«Не смейте хандрить.
Я Вас люблю.
Помните об этом.
Киров.
(Не забывайте, что этот мир -
лучший их миров)».
А когда он гулял с любимой,
как мы с тобой гуляем,
то валял дурака:
развлекал любимую лаем,
смешил тем,
что рассказывал
выдуманные
случаи
из своей жизни.
Говорил:
«Любимая, с тобой
я изменяю
Отчизне».
Впрочем, с тобой мы также гуляем…
А еще он подбирал с дороги камень,
Спрашивал тебя:
«Пуляем?»
Ты кивала в ответ головою.
(Извини, что
Сергея
Мировновича
Кирова
путаю с собою.
А ту, с кем он гулял,
кого любил – с тобою.
Молчи.
Молчи.
Знаю.
Знаю.).
Итак, ты кивала головой.
Он бросал камень в небо.
Камень
становился
звездой.
Слышишь, ветер стих?
Роса на траве…
Я тебе рассказал
корягу-стих
О Сергее
Мироновиче
Кирове.
О себе.


Дорогая Анна Андреевна.

Дорогая, Анна Андреевна!
Сегодня к Вам не приеду -
болит спина.
Помните, Анна Андреевна,
я Вам рассказывал
Про Птицу-Гром?
Вы сначала не слушали:
- Потом, Джабба, потом.
Видишь, в полу яма!
Из нее веет холодом...
Я укрыл Ваши ноги пледом
И начал:
- В тени соснового дерева
около Сирояма
отдыхают птицы грома.
Им плевать, что зима.
Простите, Анна Андреевна,
Вам знакомо,
очень странное чувство,
когда
вы стоите у окна,
смотрите на деревья
и птиц-грома,
и говорите:
«Это моя последняя зима?»
- Знакомо, Джабба, знакомо.
- Птица-гром похожа на грача,
у нее есть шпоры.
Анна Андреевна,
Все эти разговоры
о том, что, мол, Джабба
расплескивает себя
перед равнодушной публикой
зря, сгоряча…
- Стоп, стоп. Коснись своею рукой
моей руки.
Ты думаешь, когда я писала стихи,
то не знала, что у читателей
все понять и прочувствовать
кишка тонка?
Что у обывателя между душой и сердцем
перепонка?
Я писала, потому что не могла иначе.
Джаббушка, а птица-гром
летает или скачет?
- Летает. Этой птице император Готоба
посвятил поэму.
Анна Андреевна,
Как дальше жить не пойму.
Ведь я чувствую, что зима последняя…
- Милый мой мальчик, я
молюсь, чтобы огонь в твоем сердце
не зачах.
Это от Господа.
И вспышки света
в твоих очах
от Господа.
Ты потянул спину?
Ложись, поспи.
Пусть колокол сумерек
принесет тебе звезд
полных снов
целую корзину.
В эту зиму
(между нами!)
твои стихи,
вызвавшие цунами
в душах самой лучшей части
населения
появятся на их
столах
в виде варенья.
И даже если тебя с ними
не будет,
они опустят в банку с вареньем
ложку
и вытянут твоих вкусных
коряг немножко.
Варенье от Джаббы.
- Спасибо, Анна Андреевна.
Хорошо бы!
- Спи!

Спи.

Вот возьму всю нежность
и из себя выну,
чтобы спеть колыбельную
нерожденному маленькому мальчику –
моему сыну.
Искусственную луну
зажгу
электрической лампой.
На себя беру вину –
не называться папой.
Мною уже куплены
маленькие валенки…
Спи, нерожденный,
спи, маленький.
Каждым ударом
о смерти бьют часы…
Не станет старым
мой сын.
Поставить, сынок, Гиллеспи?
Спи.

В помощь начинающим поэтам (о связи между словами).

Вот вроде бы нет связи между словами
геноцид и ярмарка
или Евтушенко и пластилин.
Но давайте с вами
попробуем не заблудиться
в тайных смыслах слов
как средь трех осин.
Сам Рок слепил поэта
из Евтушенко
как из пластилина.
«Мы теперь больше, чем люди!» -
написали Егоров и Кантария
на каждом из уцелевших домов Берлина.
Я тоже больше, чем человек,
и зря смерть мне яму роет.
Не она ограничивает мой век.
Свой век ограничиваю я сам.
И когда меня печаль накроет,
я немедленно перестану писать стихи.
Меня положат в землю.
Я стану землей.
Вместо вытекших слезами глаз
под защитой моих век
вырастут белые лопухи.
Слова геноцид и ярмарка
состыковать сложнее.
Это сочетание слов не так ярко.
Знаете, когда-то давно
у меня в знакомых числилась одна доярка,
не носившая белье нижнее.
Этим она дразнила мужчин.
В те времена с сексом, как и со стиральными
машинами - полуавтоматами «Вятка»
была проблема. Дефицит.
А моя знакомая доярка,
ходившая без нижнего белья,
доводила до инфарктов мужиков,
а это уже геноцид.
Все ее просили: «Трусы надень!»
Такого и на ярмарке не увидишь
в воскресный день.
Так что видите,
начинающие переводить бумагу поэты,
можно связать любые слова
с любыми.
Те, кто прочел этот стих до конца –
остаются моими любимыми.
Те, кто нет…
Что же, вместо золота моей любви
вам достанется
моей любви олово.


Священник Лопатин.

Священник Лопатин
Огромный мужик. Глыба.
У него в банке из-под соленых огурцов
Живет золотая рыба.
Когда он крестит детей,
То показывает им рыбу,
Чтоб они не плакали.
Дети смотрят на рыбу
И не плачут.
- У рыбы золотая чешуя.
Эта рыба приплыла прямиком из рая.
Любовь Христа знаешь, какая большая!
- Какая?
- Представь себе рыбу от одного края
Тихого океана до другого края.
- Такая большая?
- Если рыбу такого размера опустить
В океан любви Христовой
Ее и не видно будет.
Она там будет меньше самой маленькой рыбки.
А над океаном Солнце
Его печальной улыбки.
И священник Лопатин
Изображает из себя рыбку.
Дети смеются.
В купель окунаются
Как в океан Его любви.
- Ничего, что смех в церкви?
Вечером спрашивает Лопатина рыба.
- Ничего, рыба.
Так и живут Лопатин и рыба.
Дети их любят.

Саша.

О том, как жил Саша,
О том, как умирал Саша
Знают только пятеро:
Егор с Пистолетом,
Дядя Пот,
Птица По Жизни,
Джабба Джа и
Миша Шея.
Саша любил сидеть на заборе.
Он был счастливым.
Не любил горе.
Они с Егором С Пистолетом
Учились в одном классе.
Вместе ходили к логопеду
Учиться произносить слово
Без смысла – фрикасе
Не шепелявя.
Егор, как Саша умер,
Похудел сильно.
Мама ему говорила (Егору):
- Угрюм шуруп ляля.
Он отвечал:
- Мама, хули я?
Пусть брат Женька идет за синим.
Сашка умер.
Не пройдет и двух зим
И я за ним.
Дядя Пот учил Сашу жечь жизнь.
- Сашка, сопляк, жги жизнь!
Сашка жег.
Когда заболел,
Когда слег,
Часто смеялся.
Дядя Пот плакал,
Боялся, что Сашка умрет.
А Сашка не боялся.
Смеялся.
- Дядя Пот, тогда на карусели
в Зеленогорске
возле школы 445
мы отказались от мягких знаков:
говорили «Блят,
нам бы как можно болше увидет,
нам бы всех обнят!
А с Птицей По Жизни
Сашка часто говорил о небе.
Когда заболел и знал, что вот-вот умрет,
Говорил Птице: «Приду на небо к тебе,
Лягу на живот,
На мягкую тучу.
Стану махать руками,
Кричать: «Лечуууу!»
А ты будешь лететь рядом…
Представляешь,
Седьмое ноября!
Мы летим над парадом,
Над Красной Площадью!
Маршал Громыко
Скажет тихо:
«Здравствуйте, товарищи».
Все: «Здравия желаем товарищ маршал»
И мы: «Здравия желаем товарищ маршал».
Громыко посмотрит умными глазами в небо,
Перекрестится, чтоб никто не видел.
Окинет взглядом Красную Площадь,
Еле слышно: «Я никого не обидел?»
«Никого, товарищ маршал!»
Джабба Джа написал для Саши сказку.
Саша-синь-глаза.
Поздним вечером, совсем поздним, когда леди Макбет Мценского уезда еще только собралась подумать о том, что для полного счастья с Сергеем необходимо задушить дитя подушкой, явился к ней Саша-синь-глаза. Саша был так красив, что леди Макбет Мценского уезда ничего плохого не подумала, а напротив, подумала хорошее: о том, как все-таки ладно жизнь устроена: только темные тучи начнут собираться, как неведомо откуда приходит Саша-синь-глаза и все! Снова ясный день, снова в парке играет оркестр, снова кавалеры приглашают дам, а дамы позволяют прижимать свои маленькие ладошки к губам с надушенными усами… А Саша-синь-глаза с травинкой во рту счастлив. Сашка, ты счастлив?
Саша учил почти сорокалетнего
Михаила Маматкуловича Шею
Играть на гитаре.
«Миша, это баре.
Указательным пальцем пережимаешь все струны.
Мы боимся любить,
Мы бздуны!
С помощью трех аккордов
Лопочем…
Впрочем….
Мишка,
Умение играть на гитаре
Не добавляет счастья.
Я
Я
Я
Знаешь ли,
Не очень то и счастлив.
Хотя….
У меня в холодильнике
Почти два килограмма слив.
Давай, Мишка,
Выпьем водки,
Закусим сливами
И станем счастливыми.


Берия.

Берия копал себе могилу.
- Где рыть? Где?
Выбрал вишню.
- Я перед всеми виноват.
Я здесь лишний.
Неужели это я все натворил?
И рыл.
Плакал. И рыл.
- Среди ста пятидесяти миллионов рыл
на мне больше всех вины.
Ыыыыыыыыы!
Вырыл яму,
лег вниз лицом.
- Мама, мне страшно
помирать подлецом.
- Не бойся, Лаврушка.
Я вот умерла тихо,
трусиха.
А помнишь, в детстве
у тебя была игрушка –
резиновая лосиха?
Ты с ней плескался в тазике.
А твой папа, Павел, приезжал
домой обедать
на директорском уазике.
Я ему готовила
борщ с пампушками
пока ты плескался
с игрушками…
Всходит
желтого
месяца
кривой
клинок.
Глазки закрой.
Умирай, сынок.

Колокольчики.

К мертвым детям в банках со спиртом,
пылящимся в Кунсткамере
Ездит женщина с красивым ртом
на розовом Хаммере.
Открывает у банок крышки,
гладит детей по головке.
«Милые мои малышки,
не хмурьте бровки!
Мы все здесь в адском пламени горим…
Потому, что ведаем, что творим.
Потому, что ведаем, что творим».

Чайник и Картофелина.

Чайник покрасили
белой краской.
Картофелину
съели
сырой.
Это произошло
еще в дореволюционной
сказке.
До Первой
Мировой.
Чайник
обиделся
на людей
за картофелину.
Вскипятил
в себе
воду.
Пых!
Пых!
«Я понимаю, – говорит, -
что я чайник,
а она картофелина.
Все равно
не люблю
людей
живых».

Ленинград.

Не измерить
никакой
мерой,
когда
маленькая девочка
говорит маме:
«Мама,
я хочу
умереть первой…
а то мне будет
страшно
одной!»
Господи,
Ты глух порой!
Ты слеп порой!
Холодные ночи.
Звездные.
«Как же так,
родные?»
«Мама,
я хочу
умереть первой…
Мама!
Мама!»
Темнее ночи
братская яма.
Мама! Мама!
«Как же так,
родные?»
На санках по льду
Невы
мертвого
живой.
«Мама! Мама!
Я умерла
первой…»
Поломал
у дерева
ветер
веток…
Родные мои,
как же так?


Я (Море – Лицо).

Мой рот –
порт,
корабли –
зубы.
Пар из ноздрей,
ноздри –
трубы.
Брови
смотрят
вниз,
в зрачки.
Ресницы - вверх,
ресницы – вниз,
Не боятся
качки.
А нос
в самом
центре
моря - лица
вырос.
Торчит белый,
как ледяной
торос.
В детстве
его
Солнце
веснушками
ело,
а теперь
миллионы
килек-волос
изнутри
точат
его
тело.
А еще я
по морю-лицу
бревна-губы
к тебе пущу.
Языка
красную птицу,
выпущу.
Лети!
Шерстяные
клубки
моих
глаз,
серо-зеленые
нити…
С ума сойти.

За Варвару!

В дом Варвары
ворвались варвары.
«Варвары!» - кричит Варвара.
«Варвара!» - смеются варвары.
Нарубили дров варвары,
натаскали воды Варваре.
Пока Варвара месила тесто,
варвары драили самовары
до медного блеска.
Вечером сели за стол,
и с рюмкой в руках:
«За что выпьем, варвары?» -
обратилась Варвара
к самому красивому варвару.
Варвары покраснели густо,
«За Варвару!» - чокаются,
«За Варвару!»

Конфетки-бараночки…

Где ты, милая Алла Баянова?
Где те песни, что пели с тобой?
Ты меня полюбила пьяного
С третьим глазом и третьей губой
В старых фильмах Наумова-Алова
В эпизодах мог сняться любой.
Ты играла собаку, я - Павлова
С третьим глазом и третьей губой.
"Джабба, Джаббушка, смерть - это временно.
Мной живи, а я буду тобой!
Я кудрявым мальчишкой беременна
С третьим глазом и третьей губой.


НЕ БОЙТЕСЬ, ДЕВОЧКИ, НЕ БОЙТЕСЬ, МАЛЬЧИКИ (ЯНУШУ КОРЧАКУ)


- У моего деда
в бороде
пчелы роятся.
Взяли моду
смерти бояться.
И плакать.
А вы пробовали звездной ночью
хлеб
в молоко
макать?
Он становится сладкий- сладкий…
И в молоке крошки.

В несуществующей кроватке
несуществующие ножки.
Никто не слышал плач детей
из газовых камер?
Если не родился, значит не умер?
Я выл.
Я безумней
безумного
безумел.
Задыхался: «Господи,
такого
не может
быть!»
Если не родился, значит не умер.
А мне
как
жить?
Перед тем,
как дети начнут плакать,
проснуться,
включить на будильнике зуммер…
Никто не умер…
Никто не умер.

- Так, никому не бояться!
Кто кролик?
Я!
Кто ежик?
Я!
А я очкастая змея!
Ни рук, ни ног –
Одни очки!
Не бойтесь, девочки,
Не бойтесь, мальчики.

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney