РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Даниил Да

ЛЮМИНОФОРЫ

02-04-2018 : редактор - Дмитрий Зернов





*   *   *
 
на улице Ульянова
нашли парнишку пьяного
 
Как хорошо, когда есть стол
И верхний ящик в нём
И всё, что в ящике лежит –
Не пригодится днём –
 
Молочный зуб, а рядом с ним
Как камни из реки –
Вставная челюсть и футляр,
Где в бархате очки
 
И пистолет как будто бы,
Хотя его там нет.
Но что б я делал, если б был
Сейчас там пистолет?
 
Должно быть – приложил его б
Я к точке между глаз
И ствол вдавил бы в мягкий лоб,
И в пламени угас
 
Мгновенный совершив прыжок
Кометой сквозь века
От детской распашонки до
Мошонки старика
 
И вот он стол, и ящик в нём,
И ничего там нет.
Летит старик, объят огнём,
Средь ледяных планет.

 
*   *   *

Насколько сердце биться хочет?
О чём рычит подземный кочет?
Твой хвост – из радуги. Построй
Весёлый новый домострой
 
Где господа в цветастых кепи
Вокруг столба возводят клети –
Хоть постригайся, хоть кричи
О чувствах преданных в ночи.
 
Спустись в подклет. Там средь иконок
Застрял разбуженный ребёнок.
В какую ткнись – там новый путь
И все они наводят жуть.
 
Мы все желаем продолженья.
В полях отсутствует движенье.
И если движутся поля –
Кривясь безмолвствует земля.
 
Найдите что-нибудь попроще:
В ночи березовые рощи
И подбородков ручейки.
«Я весь из боли и тоски».
 
Луна восходит над Невою.
Кому там не найти покоя?
Кто в мокрых травах до зари
Питает кровью фонари?
 
Кого несут проходняками
Вдаль механические сани?
Скажи, Евгений, не елозь –
Уносит нас пространства сквозь?
 
Ты держишь в бьющемся пакете
Сердец дымящихся соцветье.
Не довезёшь – наложат штраф,
На шее сдавлен будет шарф.
 
Насколько сердце биться хочет –
Пускай прохожий пробормочет.
Как будто что-нибудь поймёт,
Пред тем, как навзничь упадёт.

 
*   *   *

Носатые как генсекретари
В саду по веткам пухнут снегири
Когда ты в сад приходишь на рассвете
Они кричат как маленькие дети

Ты дёрн снимаешь, яму застелив
Листвою яблонь, косточками слив
И взяв свой скарб нехитрый – хлеб, тетради
Ложишься молча в землю на закате

Там в шубе мокрой как большая мышь
До полночи в тетрадях шелестишь
И хлеб свой ешь – безвкусный, травяной
Роняя крошки в зимний перегной

Пузатые и розовые птицы
Над ямой наклоняют свои лица,
Высовывают длинно языки
И давятся от смеха, дураки

 
*   *   *

Дурной, дурной портвейн напиток –
Глоток, и делаешься гибок.
Допустишь лишь второй глоток –
И совершаешь кувырок.

А между тем, в саду прекрасном
Сидит младенец ярко-красный
И погремушкой по лицу
Стучит упавшему отцу.

Повсюду грозно в колесницах
Дрожат детей сердитых лица
И спины крепкие мамаш
Предупреждают: Садик наш!

Но есть же и на вас управа.
Когда визжащая орава
Всех на секунду отвлечёт –
Вдруг что-то булькнет, потечёт.

И голос трубный, но невнятный
Заржёт довольно неприятно
И забормочет как река.
Вот сила третьего глотка!

 
*   *   *

Сварил пельменей. Хоть бы отпустило
Ноябрьское мрачное веселье.
Сегодня умер Брежнев. Это было
В такой же мрачной пятнице осенней.

Уроки кончились до наступленья снега
И кипарисы карликами стали.
Над всей страной возвышенная нега
Сменилась волнами осознанной печали.

Морская галька грозно грохотала
О волнорез у пляжа «Заполярья».
Вороны с клювами из чёрного металла
Закрыли крыльями круг огненный, солярный,

Схватили мой портфельчик, где тетради,
И унесли в прекрасное далёко.
И Петросян, кривляясь на эстраде,
За сердце взявшись, взвыл: «Как одиноко!»

Рыдали в зале грузные мужчины
И женщины платки свои достали,
Роняли слезы, ели апельсины
И в люстрах взглядами тяжёлыми блуждали.

Намокли потом синие рубашки
Забывших ноты пьяных музыкантов
И били молнии, сверкающие страшно,
Во лбы несущих здание атлантов.

Застыл наш мир, доверчивый и страшный,
Над бездной на секунду задержавшись.
А из Заречья хохотал протяжно
Генсекретарь отъехавший бумажный.

Так долго спавший, наводивший дрёму,
И вот заснувший глубоко настолько,
Что пьяницы у маленького дома
На землю выронили едкие настойки

И распрямились, вслушиваясь в эхо,
Раскатами трясущее платаны.
Ловцы дельфинов, выходя из цеха,
Себя смущённо били по карманам,

Как будто потеряли дорогое
И важное. Но что – не вспомнить даже.
Набухшей тучей трясся над страною
Ильич в своём вороньем экипаже.

Луны в ту ночь не видели планеты,
И вместо звёзд – сияли в зазеркалье
Медали хладные, потёртые монеты
Рублей не юбилейных – поминальных.

Как мелкая испуганная свора
От трапа хлынули встречающие лица:
Слюньков, Воротников, Зайков, и скоро
Ни одного не будет очевидца.

О, пусть меня отпустит, умоляю!
Не для того ль готовил я прилежно
Обед свой скромный, что благословляет
Из-под земли жующий губы Брежнев.

 
*   *   *

Павлина посрамляет вран
Я чёрным солнцем осиян
Дрожу в силках подвижных страхов
Себя о парту бью с размаху
Смотря как трещины бегут
Обвив чернильницы сосуд
 
Ленивец, опытный невежа
Не тяжела ль твоя одежа
Из лепестков опавших слив?
Не высох твой Гвадалквивир?
Ответ поможет вам узнать
Киножурнал «Хочу всё вспять»
 
Под несгораемой берёзой
Везёт мой куль почтарь обозный
Чтоб под воротами незлых
Упав, я б вымолвил сей стих
И снова дерзкой егозой
Скользнул в родимый мезозой
 
Пророс колючими ветвями
Взмахнул кудрявыми бровями
И как мистический павлин
Звеня кольчугой мёрзлых глин
Над гатью лунною вознёс
Огромный лиловатый нос
 
Набухший брюхом комариным
Распавшийся, но невредимый
Навряд пугать ли будут мной
Спешащих школьников домой
Нет вам домашнего заданья
Спокойной ночи! До свиданья!
 
И над бугристым льдом планет
Волшебник выключает свет.

 
*   *   *

Подгузники салфетки и игрушки
Нас ждут в метро забытые старушки
На каждой станции их толпы, до черта
Конечная подведена черта
 
Я листьями избит и озадачен
И в общем-то самим собой утрачен
В вагоне каждом вижу сквозь стекло
Унылое очкастое ебло
 
В защечных сумках астраханский бренди
И кажется что пассажиры бредят
Как будто перепутали пути
И вместо дома в лес хотят уйти
 
А я здесь что-то вроде семафора
Меня смеясь приветствует Аврора
И Аполлон пустою кобурой
Указывая говорит: закрой
 
В подсумке ничего уже и нету
Но всё ещё надеется планета
Так повернуться чтобы попасть я смог
В тот день когда не выучил урок

 
*   *   *

Отвезите меня в сад
Где свиное розовое ухо
И тычинки мелкие дрожат
И в песке копается старуха
 
Отвезите, отвезите
Вместе с вами полетим
А потом меня сожгите
Пусть развеюсь в сизый дым
 
И когда над океаном
Станут звёзды нависать
Пепел мой кидайте прямо
На зелёную кровать
 
Всё что было сжато, смято
Распрямится пусть опять
Поджигай меня ребята
Будем вместе ликовать!

 
*   *   *

– Пей кровь мою, сказал я соловью
И сам, где в красный камешек стакан
Оборотился, вышел из тумана:
Набрякли пурпуром альпийские поляны.
С трудом уже, но видно на просвет:
Комар, набычив толстое подбрюшье,
В руках несёт набухшего Андрюшу
На ужин комариный всей семье.
И клещ лесной, что иском тоже занят,
Всё крепит на дубу охотничее знамя,
Заблудших в сумерках отыскивая крав.
 
Опасна осень на краю дубрав –
Всё крови хочет, всё желает влаги.
Как вены толстые – в земле живут овраги,
Пульсируя, и тромбы вязких глин
Перемещая вплоть до ранних зим.
 
Но лишь мороз, как кислое вино,
Заклеит рты – закончится кино:
Насытившись, отправятся дремать
Озёра и поля. – Давайте спать! –
Как будто властный кто-то произнёс
И щёлкнул выключателем. Всерьёз
Уж не воспринимаю ничего:
Собачек чёрных в зелени снегов,
Котят на палочках и жабу на метле.
Меня во снах могучий давит лев
Так, что хрустят хрящи и череп смят,
Когда встаю, приветствуя ребят,
Пришедших навестить меня в ночи.
В пустой квартире в пламени свечи
Кружится звонкий медный мотылёк,
Отыскивая жаркий фитилёк.
 
Меня не видно. Постояв в дверях,
Ребята уезжают на конях
К учительнице русского. Она
В меня была немного влюблена,
Но под венец потом её повёл
Какой-то старый сморщенный глагол,
И мне грозил в церковном полумраке,
Мол, знаю всё. Чугунные собаки
И крыши скользкие на улице Труда –
Все те места, где не был никогда,
В горячечном ночном оцепененьи
Казались мне до умопомраченья
Знакомыми. Мы пили там вино
И, наполняя нас, шептало нам оно,
Такие ясные надежды подавая,
Что можно вон бежать, пальто не надевая,
Быстрее всех отчаянных коней.
Во всяком случае – безумней и пьяней.
 
Кто вниз по Соболевке катится волчком,
По эстакаде мечется и вьётся,
Кто в виноградниках заливисто смеётся
И медленным проходит дурачком –
Тот мной сейчас, наверное, зовётся.
 
Что ж не побыть им? Обглодав суставы,
Ложится лев в раскидистые травы,
И с неба смотрят, наморщинив лбы,
Расстроенные божества судьбы.
 
Ни дерзким отроком, ни девой ледяной –
История закончится не мной,
Но челюсть хрупкую подошвой приминая,
Подумаешь: здесь тоже жизнь иная
Почти дошла до своего конца.
И я, не в силах что-то отрицать,
Прошамкаю лесному соловью:
– Пей кровь мою! Пей кровь, пей кровь мою!

 
*   *   *

День бесконечный длиною в ноябрь.
Как две вспотевших совы
Смотрят из окон в морозную слякоть
Маленьких две головы.
 
Глазки расширены, дышат со свистом,
Рядом напыжился кот.
Жизнь за окном, не лишённая смысла,
Грозно и мрачно встаёт.
 
Мчатся по кругу машины, машины...
Каждые десять минут
На остановке в автобусы длинные
Люди покорно идут.
 
Может в такой иномарке побитой
Едет на помощь курьер
В тёмных очках, с бородой Айболита,
Тихо царапнется в дверь.
 
Пристально смотрят, почти не моргая,
Глазки в кипящую тьму.
Едет курьер с саквояжем из рая,
Но неизвестно, к кому.

 
*   *   *

Голову рубит палач в красной маске,
И вот она отрывается и в небо летит.
У неё нахмурены брови – видимо для острастки,
Но вообще довольно спокойный и уверенный вид.
 
Голова поднимается в воздухе жарком пустыни,
Наблюдая за тем, как, собрав инструменты, уходит кат,
И на тело слетаются с крыльями золотыми
Тысячи звонкоголосых, ждущих крови наяд.
 
Голове не страшно. С усмешкой зыбкой
Продолжает дальше лететь она.
Жизнь до усекновения кажется ей ошибкой
Как пески все эти, взрывы, люди, война.
 
Перед ней лишь космос. В нём снизу где-то
В темноте родное горит окно.
Там ещё не спят и шуршат газетой,
Ведь конец недели – и выходной.
 
Повинуясь словно магнита силе,
Опускается ниже ворчащий шар.
Просит, чтоб согрели и накормили,
И в тепле позволили полежать.
 
Все удивлены, но беспрекословно
Выполняют волю того, чей дом.
На руках несут коридором тёмным,
Омывают бережно над ведром.
 
И когда над тарелкой, где рис с котлетой,
Вдруг из глаза карего выкатится слеза,
Кат взмахнёт секирою фиолетовой
И велит лететь голове назад.

 
*   *   *

Дед звонил из санатория,
Где всегда горят огни.
Там, среди лечебной бутафории
Пьяницы рассажены на пни.
 
Птички с фиолетовыми глазками
В клювиках спиртное им несут,
И в палатах светлых безопасное
Алкаши из баночек сосут.
 
Выйдешь погулять за территорию,
А вокруг – янтарные леса.
Там поют нестройно ораторию
Грустные мужские голоса.

 
*   *   *

Утихает летний зной.
Из пустого сада
В волнах сладких параной
Я иду куда-то.
 
Чёрные как угольки
Горькие печали
Моё сердце на куски
Просто разорвали.
 
В этот день и в прошлый день,
В позапрошлый тоже,
Погружала в сердце тень
Ядовитый ножик.
 
Проистёк переворот
В царстве Дофамина.
Сверг отчаянный народ
Доброго кретина.
 
На развалинах теперь
Каркают вороны
И танцует танец цверг
В шортиках зелёных.

 
*   *   *

Белый Бим и чёрный Бом
Колотили в стену лбом
Искры сыпались из глаз
 
Но ведь были Ох и Ах
Что в заботах и делах
Помнят нас
 
Телевизор «Горизонт»
Самодельной бирюзой
Позовёт
 
И в гостях у сказки той
Ждут солдат и водяной
Вечность ждёт
 
Память память помолчи
Спят сигнальные грачи
Книжки спят
 
Остывает кинескоп
Прячет комнатный циклоп
В стену взгляд
 
По будильника звонку
Просыпается в полку
Старшина
 
Щёки шея сапоги
Глаз широкие круги
И война
 
Как гигантский мухомор
Накрывает школьный двор
Капюшон
 
С почтой утренней всегда
Настигает города
Этот сон

 
Люминофоры

слабая батарея способна держать заряд
если понизить яркость, выключить внешний свет
люминофоры тихо горят, пока
тлеет на синей коже звёзд серебристых след
 
соприкоснувшись в метро рукавами, чувствуешь: есть контакт
искра, запущен ротор, ступенчатый подан путь.
эскалатор вывозит тебя в абсолютный мрак
плоский, двумерный, светящийся будто ртуть
 
словно тропической ночью – вспыхивают, шипя,
перегоревшие пайки старых печатных плат.
мать пеленает поскрипывающее дитя,
к звездам далёким свой обращая взгляд.

 
*   *   *

– Я из пространств, где плачут соболя –
Признался мне на лавочке Илья.
– Там стонут дети, кони и собаки,
В кустах сороки, гномики в лесу,
И шерстью серебристою во мраке
Несут за хвост печальную лису.

Бьёт барабан. Из пуговичных глаз
летит алмаз, за ним ещё алмаз.

– Мне доктор прописал ещё такое –
Сказал мой друг и пальчики разжал.
В его ладони, вместе с рыжей хвоей
Лежал блестящий гранями кристалл.

– Как полагаешь, съесть его? Не надо?
Но в мутных гранях вспыхнул и расцвёл
Какой-то блёклый огонёк распада.
– Не то, Илья, ты что-то приобрёл!

У наших ног, где влажные окурки
Злой ветерок пытался шевелить,
Лежало тело в полосатой куртке
Мучительно стараясь говорить.

И в общей нездоровой атмосфере
Тяжёлого как почва ноября
Мы, сгорбившись, на лавочке сидели.
Нам было плохо, строго говоря.

 
*   *   *

Мне на форточку синичка утром села
И от голоса её проснулся я.
Занялась своим обычным делом
Вся моя любимая семья.

Суп жена варила у конфорки,
Делал географию мой сын.
Меховой нахохлившейся горкой
Кот лежал на тумбочке один.

Всё как будто было мне знакомо,
Знал я, дальше что произойдет:
Выйдет человек с мешком из дома,
Подождав, дорогу перейдёт.

Обернётся, чтоб увидеть окна,
Сядет в маршрутное такси,
Спустится в метро, билетом хлопнув,
И начнёт кругами колесить.

Выйдет, где гудящие вокзалы,
На второй поднимется этаж
И закажет в ресторане жалком
Суп-харчо, пельмени и гуляш.

Ничего трагичного не будет
И плохого не произойдёт.
Просто так гулять уходят люди,
Если в путь их сердце позовёт.

В тёмный лес идут без принужденья,
Только если очень захотят.
Отрицаю морок поколений,
Страх в мешок засунутых котят!

В данном месте побеждаю страхи,
Пусть же остановится момент!
Думает в дымящейся папахе
Под вокзальный аккомпанемент

Человек, которого искали,
Но не там, где он когда-то был.
«И казалось, в воздухе, в печали,
Поминутно поезд отходил».

 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney