СООБЩЕСТВО
СПИСОК АВТОРОВТимофей Дунченко
лоб не морщь
12-01-2014
сердце пополудни
1.
Я помню всё. И сердце пополудни. И шрам
поверх. и знаю счастье только во июнь.
И как их травит собственное детство.
Блестит щека отравленным ударом. Молчит
румянец. Оборот наручных. И вскользь, как на пробежку
в пустоту.
Как леденец взлетая он держал во рту. Возможные
события на вес.
И с каждым ощущением был треск. Кости и
электричества в глазу.
За год из нескольких четвертую грозу. Он долго говорил,
что доползет. Пока он не безумен и ползет.
Пока он греет ту ресничную росу. Она так кипяточком
выпадает.
Я помню всё. И то, что я не помню
и то что я не знаю - привяжу.
Шнурком на глиняных, потертым. И увечным. Завязывая,
думаю речь.
2.
Это было ошибкой для текста смотреть внаружь. Это было
потекстово все разрушить. Состоялось обычно.
Говорили что неприлично ходить во глушь. И пятнать
и итожить ту чушь о которой расскажешь чувством.
Я попробую рассказать о оружии.
В чем разница от орудия.
Монотавр выкатывает яблоко на серебряном
блюде. Видит выход.
Из лабиринта.
И ему мешают живые простые люди. Прохождение жизни
выкладывают в шестидесяти частях на ютюбе.
Замещая его корыто. А треснуло, и смеемся. И шторм,
океан из бетонных волн, те тяжелые бьют, как
плиты. И заваливают горизонт.
3.
Я помню всё. В моем наборе жизни - человек немного. Десяток,
как яиц, все всмятку.
Я помню ту последнюю лопатку, которой лёг и зачерпнул
песок.
Грёзы и грядки. Грозы и прятки. Любимые становятся
объедки. Бессмысленно мне щекотала пятки. Моя единственная
шаровая молния. Единственная чующая я.
Дождалась и померла.
Как долгую тряску жизни держу эту тщательную агонию. Как трясет моё
зомби, и он дрожится о крыла. Нелюбимых птиц.
И все померли, как десяток яиц их.
Сдулись домиками, волчьим дыханием, поросятками.
4.
Мерцал изыски. Хлопал потому что. Чего не хлопать,
если колесо обзора покажет, как подняться
и упасть.
Когда увидел, как красива пасть открывшаяся. То все стыды,
годичные позоры. Все те движения имеющие власть
над чистой мыслью.
Ломают кости и щекотно доставляют.
Как вдруг почистить самое себя.
Ах как они отчаянно бесчисленны.
Почисти и - рябят.
5.
Мерилом смерти мне мой ежедневник. Проверка
новостей в сети.
Я думаю, как мне себя пустить в продолгий отпуск
в сердце уикэнда.
Комки из дня.
И целых суток неоправданная рента. Сияет чище, чем
я смог ее понять.
Я развлекаюсь, я придумываю как. Я выбираю вымышленный
глас.
Я говорю, я так боюсь сболтнуть чего-то - вместо. Всех
тех вещей, где знаю что - опасность. Сверкает
огневушка в пустоте. Шипит снегирь, болезнен даже берег.
А море бьется краешком волны.
Со стороны - я знаю ты прекрасна. Уничтожая
собственные сны.
6.
Как помнить всё. Себя куда поставить, чтоб больше
не было себя. Торчит лисенок где-то кроме стаи.
Беся.
И как их травит собственное детство. И как их жжет
их собственный язык.
Ребром ладони их ходил и резал. На ломтики, секунды и часы.
Прямя мотор, выискивая нерв. Держа металл, сворачивая
цепь. Он словно изменяется в лице. И тянет хоботок
его плита. Как комариха. Щита бы хочет, ломкого
щита. Чтобы укрыться, чтоб сломали.
С простого чиха, слов из рта.
Со звука судна, что стирается
в причале.
сказ
1.
И там еще бинокли запотели. О чем был
сказ. О том, как мертвецы не захотели разглядывать
живых и выявленных нас.
Мерзкие, мерзкие из лопатки спины, катышки
их свитеров. Меха плоти.
Деревяшки, завязшие на работе. Залезшие на
деревышки. Толстенькие, как книжки. Бумажные няшки.
Грешенькие отрыжки.
Бедняжки. Так они и прорычали, мозги мол ваши бедняжки.
А слушать мертвецов - полезно. Лучше пищи. Лучше овсяной кашки.
Чашки, ложки, вилки, бинокли. Лучше книжки.
Пентакли, устали, намокли.
Запотели, сказали, что затупились когти. Что вдруг голос
стал бас.
О чем и был сказ.
2.
Щепоть бабушка сказала набери. А то все квадратные,
и не помещаются во дверь. Прямоугольна она. А они
квадратны.
Ссут свои пятна на коврик и ждут перемены
пространств. Как страна, говорит бабушка. Ждет пятна.
Манит пупырышек грязи, всплывет же герой из говна
этой прекрасной вязи.
Курочки и курочки, мурочки и родинки на мочке. Полоса
поперек груди. Полюса статистики и покрашенный в безопасные
цвета хитин.
Кормушки, кормёжки, привлеченные на гниль мошки. Рожки
макарон, сатанинские рожки. Сердца в грудках, и пули
в бошках.
3.
Лягнула лягушка масло. Выбирается от усердия
лап. И на всю ее жизнь дальнейшую красоты дивный кляп. Лучшая
жизни ловушка. Капкан для выбравшейся из молока
лягушки.
Дожила, работая лапками, до холмика на опушке.
4.
На крен кораблик, на хрен прайс-контроль. Под мост
залезть и чаять свою блажь. Разбить все чашечки
колен. Минуя сыть.
Маникорды писем, зверьки обратного соловья. Флаги прямого
голоса. Человечки живого логоса. Пузырьки себя.
Что такие порознь. Что выносит мозг, оставляя в тонусе. Что
творожит семя себе семья.
Как дом, коробка из бетона. Живет припадками свинца. Лицо лица
на звук рингтона вдруг поднимает зов отца.
Штормит песок, мешая берег, спиной к волне, лицом
в кусты. Идти сквозь музыку истерик
в околотонные рубцы. Лелея шрамы, жмя на кожу, серея от волновьих
пен. Идти наружу и разрушить. Всё-всё, для всех. Сказать
им всем.
5.
Леденцы самолетов, и прочая поебень. Упирается в облака,
и висит на порядок выше. На избытке себя пережить еще
один день. Долго думать о доме и вдруг
посмотреть на крышу.
Потолки и соседи, тигры, львы и медведи. Лежат и лижут. И
себя и детей и мороженое. И нарочное. И разрушенное.
И прекрасное и пошлое. И всю ночь танцевать
на горошине.
Рыжая говорит - все правильно. Полотенце в ванной
смени. Убивая - куни безбашенно. Пророждая четко куни. Пусть
хлебнет раскуроченно и раскрашенно. Пусть итог его башни
колодец, в колодце обратная башная. Сидит там и тряпкой
машеет. Пусть он думает про крышу на собственном дому.
На язык его леденец самолета ему.
6.
О чем был сказ, о правиле на сердце. Манок на хищника
и камень плоск для волн. И дует волк
на домик мол камон. Внутри и сигареты и поесть.
И так веселье думанная резь. Из ничего,
а как себе представить. Ну та же память
та же весть.
На локте ее всю оставить. А локоть вытереть
об здесь. Осесть на том же месте, где калечит
другой февраль, лакуны льда и память.
А локоть вставить в паз вчерашнего ключа. И чьей
игрой становится ничья. И свой металл совсем
недолго плавить. И пусть течет, я старт его ручья.
И растирать до красного мешка, на ломтик, на минуту
и на час. Свой глаз.
Ага, о чем и был мой сказ.
три поросенка
1.
Седмица и нырок. Окажествлять кувырок и ребячить
её ребячить.
Чтобы закончить - курок. Только нажать,
навести, подбодрить подначивать.
Протест на кухне. Запоздало сердце. Откуда
ты приехало сюда.
Окажуалю, претворю во имя. Сморгну момент,
произошло. Мы не считаем, но ушло. И мы спокойные,
но в мозг фигачит.
Пока не умер - подгоняй
пошло пошло пошло
2.
Надо бы рассказать историю, надо бы
перечислить любимых, но они заходят в разное время,
в разные времена.
А там где катышка росла - я там герой
латы. Лучшая из женщин - харкнула на меня, стала следующей
дырочкой моего ремня, и оставила гореть пламенем всеохватно.
Не вынесла меня утраты, плакала про меня. Их её бы
была бригада. Их её бы
всё отвлекало от распорядка дня. В распорядке том
меня б не хватало.
У, работаешь словом - иди во замуж.
У, течёшь словно ключ - протыкай замок.
Открывай и пусти. Комплекс твоей горсти, придут гости да
сожрут самые сладкие ингредиенты, а я
скажу.
Что и как происходили вещи, как выборы сдулись.
А я выбирал потом.
Превосходное, а ссутулился сам в комок.
3.
Я начинаю бояться говорить о себе. Чтобы,
не задеть других. Так говорили, ты - никто. И нечем.
Удивительный зачин. Я помню, как терял. Всегда
калечило, а я всё - проиграл.
Потом смеялся.
Мне становится совсем неизвестно, когда я разберусь
с собственным городом, разберу на запчасти мир,
начну рассказывать сказочные истории. Начну
нравиться не за то, что сказал, а за то,
что сделал.
Я конечно понимаю, что становится прямым месседжем. Желаешь
счастья - и немножко на подхвате. Лицом во грязь.
Как хорошо, охвата нет. Есть цифры, что попрятают.
Есть дни с тобой, есть дни - вообще. Есть
ночь и свет. Есть то, что длится и не радует.
4.
Утюги руин. Перемежки движения. Стыки залипа. Когда
выбрали схему прекраснейшей из рутин - всё возникло.
Теперь я знаю, где ты идешь и куда я иду.
Теперь сутки раскладываются, как карты, высыпают
родинками на рту.
Когда эта схема нравится. Когда
общие темы - количество наших пальцев, а я трогаю тебя
каждым. Когда трогаю им, а тебе не важно, сколько еще
раз прикоснется ко мне этот палец.
Лучшей лирикой будет тот момент когда мы расстались.
5.
Ох, жесть. Думала, все радуемся, а он не о том.
Была бы хорошая кода и жизнь надолго. И сердце
дыбом конечно.
Три поросенка, дыханье волка. И тема основная между тем
о женщине.
Не знаю, кто такие поросёнки, кто волк
не знаю, разберём:
Три женщины хотели домик на полянке, старались,
завоёвывали домик. А мужичок во пьянке, всё дул
и портил ипотеку.
Одна сказала, как мужик придёт. Не отсылай
мужчинное в аптеку. Тебя твоя удачней
ковырнёт. И будет то подлянкой человеку.
Кирпич упал.
Три женщины хотели домик на полянке, хотели
домик. И вторая изрекла, солома всё солома, хотела
жить, но дети и не знаю.
Не знаю , и, не знаю, и, не знаю. И так ещё
пятнадцать лет не знаю.
Кирпич упал.
А тут кирпич, а третий поросенок, она сказала,
все вы бабы дуры, не потому что дуры, потому что бабы.
Держи кирпич. Построй свой дом копытом. И если в стену дует
волк. И если он купился, а ты терпишь шерсть, а он себя
не чувствует быть должным ко чему-то.
Бери его вовнутрь. Будет толк.
Мне нравится, что я исхожу говном, думая
о её счастье. Почему-то.
6.
А там - седмица и нырок, и удивительная злость, на
уровне - а кто бы успокоил. Ох, переключусь. Я бы мог
и иначе провести время.
Но текст идёт, а ты вдруг прочитал иль прочитала. Меняй строку,
беги послушать утро или день, не слушай.
Как я забочусь о себе и о тебе.
Лимит нытья и счастья схемы. В четыре стены, в катышки
шитья. Простые вещи, счастье непременно.
И океаны, океаны непременно.
все любимые
1.
И все мои любимые споткнулись о то же самое, что я
не повторю.
О мир вообще, о катышки и мягкость
пиздеца. О том, как говорить
о несусветном.
О то, как говорить.
2.
Мне слишком часто приходится отнекиваться от
им очевидного. Слишком часто приходится
выяснять маршруты и законы их ставленного
детством и образованием - языка. Слишком часто
ставить их - в они.
Принять чтоле уже наконец условленность, схему и
научиться пить молоко - говорю себе, потому что
это самые наипрекраснейшие диалоги, что, конечно,
печально.
Вот смотри, как я сам живу. По линеечке.
И я сам себе, что печально, отвечаю.
Фальшь становится с той поры, когда
сердца не чуешь хаха, а смерть
не чаешь.
3.
Морских бы клал за просто так. Набор мой
прост - идущий в рост крадет кулак, как
кость.
Ушами финт, глазами фон. Для камня
по прибытьи.
Дологий звон, инакий пыл. Сокрытие
в корыте.
4.
Греет на остановке лавочку
жопой, теплом. Тепло перемещается в автобус.
С автобуса - в дом.
Той же жопой, теплом, огибает весь глобус.
5.
И все движения просты, а сказ
бесщаден.
И все расщелины пусты, пока
расщелен.
И все намеренья чисты, пока прощаешь. И стык
волны, и шелест о себя, стирающего
всё и вся.
Следы, дорожку от луны, сиянье тела заходящего
в дорожку.
И сердце, даже сердце понемножку.
6.
Споткнулись все любимые о то же. О близость
точки, и об ягоды-цветочки.
Об лязг стирающейся кожи.
Об визг первоначального конца.
Споткнулись. И в едином кувырочке
царем с горы спадают, как
с лица.
червичев
1.
Ну что, деревянные блаженцы, вздрогнули. Меня
кормит - лимит, как сдуваемый домик. Шипит ложка
сахара на памяти новостроек.
Говорит, историю расскажи.
Расскажу. Но сначала, как мир готовить.
Для начала я создаю город. Некое пространство, в котором
будет все происходить. За нехваткой фантазии, и вообще
за вопросом, откуда фантазия берется я обращаюсь
к снам. Они сильнее у меня. Потом к
прочитанным книгам. Например, я никогда не думал о
совмещении одной подобной вещи - с другой. А это
оказывается возможно. Воспользуюсь.
Возникают сложности.
Вдруг, получается к первой главе я должен быть готовым к
объяснению, почему стена вокруг города.
Надо выхватить из сна - идею обезьянок. Мне останется придумать
название девайса.Но это будут обезьянки на затылке,
механические, с функцией собирания ненужной
памяти.
И другая идея, кто от чего бежит. Назовем этот бег
игрой. Главное, собрать команду и выжить. Это будет очень
неплохим вариантом описать быт.
ОК. Подумаем, на каких дирижаблях держится
главное здание.
2.
Кто герой.
Несколько, первый - рассказывать его от первого, попытаться
выделить черты, которые мне не нравятся во мне настоящем. Но
все мысли, предубеждения, мысли, мысли, размышления. Обо
мне, типа, я бы в подобной ситуации думал
и действовал только так.
Вторая - аутистка по причине. В принципе ничего сложного,
просто все "я" писать от женского лица.
Третий и четвертый - а вот тут я отрываться по полной. Их двое,
отец и сын, они действуют вне социальной логики. Как один,
меня тут будет несколько больше, чем то, что я напишу
от первого лица.
И город. С червоточинами-улицами, со стенами-цветами. Да
с минотаврими пузырями.
Герой кто.
3.
Будем рисовать карту.
Пока я наблюдаю, как живут - сильнее только
разночтенья.
Я бы ее рисовал спиралью. Название держит, т.е.
четыре небоскреба, четыре небодавца на нитках дирижаблей,
а хвост по земь - и то канавы по окружности города. Канавы
по спирали.
Как объяснить стену. А пусть не стена, а горы. Пусть преодолеть их
ленность и район с сетевым магазином мол зачем уходить за горы.
А то вдруг целую страну.
Страна - пузырь сети. Как глобус, пока не был - горизонт. А стал,
округлый и малехонький, и перспектива с афигительным
ландшафтом - всё та же.
На фоне статуи ебались, как о боге.
Природа распрекрасна - мы ебались.
Я расскажу где я был, там прикольно, религия на камень
и закат. А мы в палатке - поебались.
Мартышки и природа - поебались.
Картины и европа - поебались.
Качало, пароходы - и ебались.
Экстрим, металл в пупке - и поебались.
Херовая погода - поебались.
Кофейня, питер - поебались тоже.
Из даже этого придется
подытожить - идет прелюдия как фон. Не отключай
свой телефон, ведь я не знаю где ты.
Пока ты думаешь, как вывернуть планету, как спутешествовать
во все места. Я думаю, что нету. Что все места, где нету,
где природы мартышки европа картины экстрим пароходы херовая погода
кофейня питер, где ты ебешься, а я нет. Потому что я пишу
про придуманное пространство и только поэтому.
Я думаю, как мне, сколько выдумать
страниц - чтобы мир возник.
Ты идешь по одному времени, я
дергаю свой лимит.
4.
Я вот только что написал четыре поставил точку, а мне кажется всё
важное я сказал.
5.
Самое важное сесть. Я на протяжении, уже
на протяжении - думал. Стало понятно.
И вдруг обратное доказывает мне.
Что нет. Что думал так приятно, что лип к губам, как яд,
а думал я.
Что с возрастом красивее те пятна, пока до смерти, как
рубашку от себя.
А так и стыд. И что-то вдруг мешает. Живешь сквозь день, как голем.
Тебе в рот информацию, ты думай, как и каким образом - всё решаешь.
Или пчелиным роем, или волчьим воем.
Так и так никому не сможешь и не - помешаешь.
P/S/6
Ничего не решаешь. И молчать, про цифры, про счастье, про
четкие, понимаемые спустя вещи. Я уже несколько раз
чувствовал себя и понимающим и дебилом и вечным.
Двигался чаще и резче, нежнее и правильней.
В моей плавильне все ржут от того как они
изувечены.
В ней живут, от того - как они сами-сами себе
предоставлены.
(несколько слов от себя. без.
чем дальше лезешь, круче треск.
чем еще чуть-чуть, тем оно шибче хрустнет.
всё закончится. ну и хуй с ним.)
язык
1.
А мне сказали лоб не морщь. Постыдно тело
и лицо. Всё важное - тебе сейчас
расскажем.
Так я и так, сразу важное всё и выпалил - поговорил
о погоде, о политике, о боге, о смерти, матери, об отце.
И пришел к точке разговора, когда непонятно
о чем спрашивать. О чем разговаривать. В конце.
Стало понятно - в конце должно быть физическое действие.
Если девочка - поебемся.
Если мальчик - то подеремся.
Или просто, разойдемся по домам.
ОК. Но если подрались и поебались. О чем нам дальше говорить?
Наверное от этой скуки и была придумана о языке наука.
2.
Как долго говорить. Можно обсуждать
прочитанное, увиденное, услышанное. Прожитое.
Расскажи что ты сделал, я тебе расскажу что я сделал.
Расскажи как ты жил я тебе расскажу как жил я.
Выдай информацию о себе, дам свою.
Птицы летят на юг, а я тебе пропою.
Та же цель.
Убежать, спрятаться под дерево от грозы. Зажевать,
упорядочить день и придумать часы.
Усложнить, придумать поверх языка другой язык. Чтобы
биться на секты, чем больше наборов слов, тем сложнее
копнуть инстинкт.
Как дольше говорить.
Развавилонить и докапываться что ты имел в виду. Проводить
сборища людей, чья жизнь катится в пизду. И пусть они пытаются
договориться на усложненно-сложном.
О невозможном.
3.
А мне сказали лоб не морщь. А то ты выглядишь сурово
и вообще, ты - мрачен. А я как сморщу так во
мне - такая мощь.
Что мой язык становится всклокочен. И я несу такую чушь,
что плачу.
4.
Все последние тексты я пишу молча, практически
не проговаривая. Я не знаю, как они звучат, какой в них смысл,
и кого это будет веселить. Я всегда писал для читателя, но моим
читателем всегда (правда) был я сам.
У меня нет усов, а то бы текло - по усам.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney