РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВМихаил Немцев
На ферме "Три озера" она говорила мужу
09-04-2016 : редактор - Евгений Прощин
Вестерн
Октябрь, на перевале снег, но можно ещё пройти
утром, когда подморозит, ветер утихнет, перед восходом.
Сколько переселенцев копошились на этом склоне? –
Торопясь проскочить до зимы, не остаться
здесь, где как будто никто и не был до них,
где скальные зубы над еле читаемою тропой
торчали тысячи лет одни. Те кто не смог успеть, – под крестами,
а те-то и вовсе на осыпях без крестов. Их лошади съедены,
их бывшие спутники к ним никогда не вернутся.
Опасное место, он завтра пойдёт один
и пройдёт перевал, а там уже пусть буран. Там – прекрасное озеро,
доступное тем, кто не знает сердечных приступов
на такой высоте.
Сосновая дверь. Выскочив на крыльцо, она кричит, видя, что в темноте
не дожидаясь утра, он оправляется: коня он уже запряг, надевает шпоры.
Горы! В долинах встречаются как-то
полукровки-торговцы с охотниками на бобров,
сторговывают мешки мягкой рухляди за чёрный порох,
за свежие доллары, будто вчера из-под мятного пресса янки,
и потом их караваны уходят вниз,
на равнины, где поезда, салуны, притоны, –
а трапперы возвращаются вверх, туда
где разве что некий проезжий, всегда человек опасный, расскажет, –
что там, как там, в тех штатах, откуда он.
А до океана отсюда
и за год не доскакать,
до моря отсюда
и за три года не доскакать.
«Вернёшься? Буду здесь тебя ждать!»
– он отвечает: «That'll be the day!», что означает: не в этой жизни.
**
Вестерн 2
На ферме «Три озера»
она говорила мужу: «мы будет жить сто лет!»
– Потом он погиб в горах, в трёх днях пути.
Его спустили в фургоне каких-тот горцев,
со словами «Охота не удалась». Со всеми детьми она осталась одна.
Преподобный Майер МакКормик из форта Доннер её утешил
пересказывая нравоучительные истории про ветхозаветных женщин,
отпел её мужа, уехал. Четыре года
она как могла поддерживала ферму, с тремя бродягами выкармливала свиней,
затем продавала внизу, в Дисдэйне, зимой перешивала свои платья
в который раз, растягивая деньги, которые ей присылал дядя
откуда-то из-под Индейской территории. Он сам там не процветал.
На пятый год в тех местах раздались пушечные выстрелы. Между её фермой
и перевалом возник (известный теперь по фильмам) Форт Лаки.
И до её неисхоженных мест добралась американская армия.
Тогда она вдруг, неожиданно для себя,
узнала,
что такое желание.
**
Бейрут, 1932. За углом - чья-то свадьба,
хором поют незнакомцы venimos a ver, venimos a ver
треск привезённых из пустыни струн,
перебранки. Выходишь за дверь, спускаешься к морю,
пляж перекрыт: шторм, приближается шторм, буря.
Как хорошо! Стоишь лицом к маяку на каменной лестнице,
с планами - как изменить всё.
«Дай мне ещё пять лет, о Грация, дай мне ещё пять лет!»
Ещё пять лет, и тогда. Но Европа - за морем,
Европа нетерпелива. Свадебные призывы доносится позади,
чайки кричат, берег шуршит внизу. Ветер
меняется на глазах. Вечер такой, что будут
в лавчонках трястись ставни. Как хорошо! Venimos a ver,
Ke gozen i logren i tengan muncho bien.
**
В декабре сорок первого года они,
уже оказавшись в Азии,
говорили себе: следует
потерпеть до победы, переносили
сырость и неудобства,
брились, обматывали тряпками горло. Разглядывая
какие-то привокзальные трубы, придумывали про себя
письма родным, пока проходящий мимо солдат
не бормотал сам себе по-татарски: сарды, барды...
и тогда-то вдруг понимали всё,
и мгновенно
оказывались в отчаянии.
Сколько их было?
Трое, пятеро, сколько?.. Бог весть.
**
Бакинский еврей – эмигрант, в Берлине это
если ещё не судьба, так профессия.
Внешне напоминает жигалёныша с Александрплятц,
бывшего студентом юрфака во Франкфурте, но назло богатой маман
себя обратившего в будущего персонажа Фассбиндера. Но этот –
не жиголо, хотя вряд ли разборчив в связях
с падшими всех полов. Но как он одет, в каком
галстуке! Говорит
на неведомом языке –
на персидском? Египетском? На бакинском?
На праевропейском. Говорят, зарабатывает, выполняя
деликатные поручения
одного гамбургского перекупщика, поклонника экзотических увеселений.
Как он красив, ты неосторожно шепчешь, когда он влетает в твой
дансинг, заранее согласившись даже ему отдаться, если он позовёт
в свой душноватый рай. Как он красив! Если он позовёт. Ох, нет. Зная уже
всё как будто заранее, добавляешь ещё: «он тоже умрёт в концлагере».
Не так. Он умрёт только в семьдесят пятом году в Аустерлице, штат Нью-Йорк
заброшенный низенький старичок,
вроде бы талмудист,
господин Неизвестно Кто,
живущий под вымышленными именем и фамилией.
**
Лили Марлен объезжает фронт и общается с личным составом
Сказка для Кристины К.
Лили Марлен была не из совка,
попеременно пела тем и этим,
слезливого влюбляла дурака.
Тогда война была везде на свете,
горели древесина, спирт, мазут,
взрывались паровозы, гибли дети.
Не каждый знал, куда его везут,
в вонючем трюме покидая берег,
или на перроне строясь ночью.
Лили Марлен справлялась без истерик
с необходимостью солдатам говорить:
вам пресловутых не познать америк.
В её гостиницах звучат аккордеон,
внизу закуски жарили без сала,
Лили Марлен куда-то поднималась,
скрипучей лестницею в пыльный коридор...
Когда она под утро засыпала,
то выступал визгливый сверхбомбардировщик
и сцена опустевшая влетала,
и разрушаясь – вон.
Лили Марлен я паренёк простой
я типографщик а не пулемётчик
не исчезай, постой, постой
давай у нас родится мальчик
**
Роман Грэма Грина
Вот встретились они, за эти восемь лет
он свирепо валял дурака в Navy и пил в Кейптауне,
она ухитрилась принять католичество, но без толку,
спалила отцовский дом в Йоркшире с двумя котами,
побывала в Сайгоне, написала роман.
Теперь восемь лет спустя в Будапеште. Он в пути на Балканы
по делам новой службы (это серьёзней чем Форин оффис),
она в перебежке от проходимца к проходимцу,
и вот они уже идут по Цепному мосту, разговаривая без слов,
покупают в лавочке кольца, бросают в Дунай. Ночь, Восточный вокзал.
Тут бы роману и кончиться, но он продолжается, продолжается.
Это тридцать восьмой, а потом война, он умирает в госпитале в Каире,
он вспоминает своё католичество, и это уже,
это уже смешно. Хотя может выясниться, это-то вовсе и не смешно.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney