РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Иван Фурманов

стихи

10-04-2018 : редактор - Женя Риц

посвящается поколению ионотеки

был ли я в петербурге?
отвечу, но вопрос-с-ва-
шей стороны нескромный
и ненужный, право,
право-правда!,
ладно-ладно,
ваша взяла — отвечаю,
да я отвечу: мо-
жет быть, мо-
жет быть,
может быть, и нет,
а может, и да!,
а!-а?, а кто проверит?..
.
о моей поездке в петербург
(или) в петербург поездке о моей
расскажут только петербургские стихи,
у них спроси’те!,
у Некрасова
(конечно, Всеволода)
и Медведева
(Кирилла, да, конечно),
д’расскажут,
да, не сомневайтесь
.
слишком много слов над такими городами,
много смыслов над ними такими
.
и влажность в таких морских
(или) в морских таких городах достигает ста процентов,
а значит — точка росы
с температурой воздуха совпадает
.
и из каждого такси
доносится музыка —
такая,
какой у нас в москве нет
.
и врезан исакий
и звонарь, отдаваясь
первобытному чёрному груву, наверное,
чувствует себя свидетелем катастрофы,
каждой катастрофы, происходящей в городе
.
я чувствую себя точно так же,
читая тебе вполголоса
«дебютную книгу молодого поэта»,
который уже тогда,
в две тыщи пятнадцатом,
всё знал,
всё знал, как священный игорь холин знал
о мае шестьдесят восьмого,
описывая барачную тесноту отношений между людьми и людьми
между художни-поэтами тесноту барачную описывая отношений
(скоро ветку мою цве’та салата продлят до лианозово —
поверьте, я знаю, о чём говорю)
.
а многоножка влажная выходит ближе к пяти утра,
когда влюблённые от влюблённости собственной устают,
и ложатся спать,
и многоножка выходит
(осмотреться ли?,
просто пройтись ли?..)
.
спрóсите — к чему это?,
к чему это, бллин? — спрóсите,
да,
говорил же,
вот всеволод-кирилл расскажут,
а у меня обрывочно получается,
потому что слишком много всего,
и я даже не пытаюсь рассказывать,
а хочу записывать-записывать,
как делал мой миша,
который умел записывать,
теперь попробую тоже-попробую
.
андрей белый в геометрии города,
плэйбой карти от ментов убегающий,
одна картина рабина в бенуа-корпусе,
аккуратная грудь амазонки с лемноса,

свирепые икры в колготках кашмировых,
слышу «молли» поёт, слышу гречка поющая,
регина спектор снова по-русски поющая,
рылеев из “the dekabristы” с петли срывающийся,

кержаков в мегафон кричит: это стольный град,
это петербург, всенародные слёзы его годонимов —
проспект непокоренных и площадь восстания,
застывшая мойка, нева застывшая —

помойка у бара семнадцать ноль три,
тысячелетний сокол за тринадцать тысяч рублей
в нём все-влюбовные-мы
как сартр и ланцман клод
как сартр и де бовуар
как герцен и огарёв
как герцен и натали
мужчины и женщины
женщИны и мУжчины
...
(ой,
не получается что-то,
так тоже не получается,
не получается всё записать,
не получается всё уместить!)
.
спокойнее, пожалуйста, спокойнее,
вернёмся немного назад и продолжим,
продолжим уже без отчаянья
.
(ладно)
.
как герцен и натали
мужчины и женщины
женщИны и мУжчины
я увидел всё это с колокольни чёрного исакия,
находясь посреди города, который я не смог населить новыми смыслами,
смог, видимо, только записать смыслы имеющиеся,
но не все, конечно,
потому что никто из смертных не может стать больше, чем петербург,
даже если стоит на колокольне кафедрального собора
на высоте восемьдесят с лишним метров,
никто из смертных не может посмотреть на петербург со стороны,
а может только быть с городом наравне или вместе, по крайней мере,
и я, находясь посреди города-города,
на колокольне чер-чёрного исакия,
понимаю, что этот текст (а значит и текст самого петербурга)
— о возможности любви,
о возможности даже в тот момент,
когда ты бьёшь в колокола со здания-чудовища,
созерцая каждую катастрофу города,
каждую катастрофу города за последние сто или двести лет,
а вокруг сгущается весь мир,
весь текст сгущается вокруг тебя, весь набор стереотипов, готовых форм,
я понимаю, что этот текст — о возможности любви,
понимаю это в тот момент, когда мы, возможно,
когда мы становимся женщиной
когда мы становимся мужчиной, возможно,
я понимаю это в тот момент,
когда поднимаю взгляд наверх,
туда, откуда живые и мёртвые смотрят на петербург со стороны,
живые и мёртвые — любовные существа, смотрят и на меня,
на меня смотрят, спутники-проводники,
кинг крул, де марко, feduk, катенька, зара, дина пец, саша тидэ —
ангелы-музыканты,
и бисексуальный гусь томас, и таня страхова, и лилиан гиш,
любившие до конца жизни,
и аркадий паровозов, и шон бэйкер-младший,
понимающие всех детей с полуслова,
и гера рулёв, и некит липунов,
сохраняющие поэзию в стенах физтеха и мгимо,
и жука, и девочки-его-за-всю-жизнь — юля, ева, эмили, айсулуу
луноликая, и наш долин антон, прометей-советующий,
и мой миша, мой всеволод, мой вадим, моя ксения,
мой дима, мой илья, мои кирик и оба кирилла,
мой вечный паша и тодесфуге,
мой милый скидан и summa poetiki,
и лёна-беатриче,
и деда боря,
и амели-мели!,
они смотрят на меня, улыбаются, кланяются до Земли,
и тогда сама-сука-поэзия возносит меня в Любовь,
то есть, ещё выше моего личного эмпирейского амфитеатра,
и ничего не остаётся, кроме ритмов,
кроме пауз и молчаний, и снова вступлений,
определяющих всю последующую всеобщую жизнь,
ничего не остаётся, кроме порядка вещей,
стройного набора пропозиций,
кроме всего действительного и всего возможного,
кроме Любви
.
был ли я в петербурге?
может быть, мо-
жет-быть-мо

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah

πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney