РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Юрий Цаплин

Похороны капуцинов

29-04-2010 : редактор - Анастасия Афанасьева





* * *

Отечества больной зверёк
лежит дороги поперёк.
Ему домой — а он не может.
Ему попить — но нет воды.
Его худое солнце гложет.
Летит копейкой за труды
в холодном небе. И на суше
всё дальше тени, звуки — глуше.
Снаружи зябко, жар внутри;
проходишь мимо — не смотри.



Лярвы. Стихотворение юноши О.

Из-под ватки фабричного дыма
стлалась сукровица реки.
Тучки тоже ходили мимо.
И короткие поводки

колких дождиков шелестели.
За оврагом влажнела тьма...
Но небрежно перелистали
мы пейзаж и его дома.

По-над вяленым построением
туч и речек, домов и тьмы
непроявленным опереньем
чешуясь, проплывали мы.



* * *

«Выедешь за пределы столицы — и будто разжалована, —
говорила чужая душа, подвизаясь во мне за полставки. —
Поле лежит в белых ризах, изгвазданных чернозёмом,
проседь деревьев колеблется, высыхая

с подветренной стороны, но ещё влажнея с обратной,
то есть наоборот, поправляешь, и назад будто в обмороке,
не говори «очнувшись», не протыкай мне веки,
луг в свитерке зелёном, склоны в масляной рыжей коже —

видеоарт фестивальный, такое здесь не продаётся. Вот он,
светоч заправки, куда лечу мотыльком в горючем железном костюме!»
Так она бредила, пригретая в приподвздошье,
и никогда не кончалась её полуснов окружная дорога.



Похороны капуцинов

1. Зимние виды

Вечное лето профессионального спортсмена
(особенно хоккеиста) когда-то подходит к концу
Смена резины Таинства инвестиций
Вторая лига Тренерский сертификат
Это всё ещё лучше, чем ходить на завод
(Но уже хуже, чем ездить?)
Третий звонок Четвёртый гудок Пятое место
областного чемпионата ветеранов
Дети Счастье
Смерть
Краткая зима человека-любителя
Ещё одного
Одного из всех
наступает
Энергия разложения
Самореализация
(почище чем у дворового пса
нет, не почище
но масса побольше)
Рождество
ещё одно Рождество
Н-новыйгод


2. Красный мяч

Уже зима,
сокрушается маленький олигарх.
А у меня только пошёл свинг.
Буду теперь всю зиму на гольф-симуляторе,
или укатаем седьмую, восьмую и девятую лунки.

Солнца
красный мячик
каждый день всё точней закатывается за горизонт.
Или, как сказали бы древние,
жетоном в жетоноприёмник.
Полюблю ли я снова?
Спущусь ли под своды метро?
Игра джентльменов в могилку
исполнена правил.


3

На могиле прошлого, две тысячи девятого года,
как и на прежних, сосёнки и еловые лапы.
Белоснежка и шесть бетонных гномов (седьмой поваплен)
на детской площадке. Там же два льва (портал).
Старый шестнадцатиэтажный дом (тридцать лет назад это был бы оксюморон)
светится ярче других, а снег скрипит тем громче, чем дальше
мы от дороги, летом тропинка была бы левее, справа выбоины и лужа.
Сооружение, прозванное на излёте миропорядка
Саркофагом, да, Мавзолеем, одновременно разрушено и эксплуатируется
в разных своих частях. Дети ушли из прежних заброшенных мест
(магазин-погорелец, коллектор в овраге, свалка цветных металлов),
но не появились в новых (новые, разумеется, дети —
не то что их нет, но не видно там, где они должны бы... если бы бы... вы,
му-му и т. д.): он меняется, что и требовалось. Трава и почва
остаются, а с ними законы химии и физические константы.
Ближе к весне здесь обязательно будет туман.



Страсть дознавателя (Влажный сезон)

Что-то хочу узнать; не хочу узнать, что́, пока не узнаю.
Все говорят об этом, но оглушают своей болтовнёй.
Пробегает животное: то ли кролик, то ли соседская кошка.
Как волосы, отрастают деревья. Отечество — всейный слуга
(перепутано с государством), а <непонятно> — ничейный.
Дома надевают весенние лица. Улицы, наоборот, наги
и торжественны; кто бы мог это видеть?
Я, однажды, но где? Не хотелось бы вспомнить и огорчиться.

Встать, причесавшись, и выйти, или сиди и посмотрим:
на площади медный, как память, щемится возвратный глагол
и стригут новобранцев. Теченья общественной мысли под тротуаром
увлекают работников Зеленстроя, но это случается редко.
Что за названье такое — Лень-строй? — а впрочем, пусть будет.

Нам ли сказать о жизни: «Не жир, а слякоть», —
гибкое тело счастья освежевав, пластаясь,
вглядываясь, краснея глазами, мяуча;
завтракая, обедая и ужиная неотменимо?
«Саженец выгружай, пню готовь небесное место», —

шуршат работники, почки их серебрятся любовью и влагой.
Окна домов полны. Око брусчатки зернисто и множится счётно.



(Рождение городской пейзажной лирики из духа сожаления)

Надо было сказать «Счастливо»
А я сказал «ага»
В перечне появилась новая
Быстро истаивающая запись
Чувство, вредное для желёз
Слабое даже на пике
Реляции непонятно чего
Понятно чему
Помнишь дом мод на холмике?
Помнит
Студию звукозаписи, комбинат быта
Детскую поликлинику
<Раз-два-три> поворот
Города-пейзажа к реке




* * *

Время года,
осенённое запахом сухих листьев.
Развороченный цоколь
бывшей школьной теплицы.
Несовершеннолетние,
сидящие на спортивных снарядах.
Баскетболисты,
прыгающие чуть ниже неба
или чуть дальше.
Солнце причастий,
разливающее стеклянную неподвижность
пятого сентября,
когда я вышел из дома
и седьмого, когда не вышел.
Строгая музыка
из настежь открытого автомобиля.
Арабские лавки:
мясная, цирюльня, кафе, турбилеты и бог весть ещё куда («хабиби-хабиби!»):
все во втором, неприметном туземцу ряду...
Юная каменщик
у ларька с полуночным товаром,

мы сторожа
своим инструментам, но не приёмам!

А завтра новое утро
от рождества Шестова.



Аарон Зонг

Слоёный воздух сентября —
молчу, об этом говоря,
чтобы заснуть, не умолкая;
вода холодная такая
вокруг, и блеск её, горя:

вот озеро, а вот река я —
повсюду, значит, где пора
пророчит, но не предрекает:
«От зеркала до фонаря —
последний воздух октября».



Звякнув лампой, говорю тростинке лампе

Звякнув лампой, говорю простите
лампе, дома один.
Упражнялся ли Робинзон в галантности
с понедельника по четверг?
Рыхлый снег, окно в разводах тени;
препаратное стёклышко.
Судмедэксперт? Позвольте не согласиться,
Вы-то живы.
Так можно говорить и дальше,
манера усвоена —
без желанья удваивать, мимоходом:
на убой, внетамошняя переменность
сослагаемых отстоятельств. Вздор,
будто есть и в душе́ душа
(то есть есть, конечно, и будет
есть, мнимо внешняя, всего понарошку).



* * *

Бога нет, но божий мир красив.
Смерть ясна, но Млечный путь яснее.
Зря летают, что ли, по-над нею
спутники, эклиптики скосив?

Зарево далёкого села,
го́рода районного значенья,
без обмана и столоверченья
жизнь обожествляла как могла.

Хорошо надёжным быть, как ночь,
повторяя нужный день сначала.
Но взойдёт однажды за плечами —
тёмной тишины горячий нож.

И, солдаты в медленном строю,
каждый держит голову свою,
звёзды остановятся без дела,
как пластинка — звука на краю.

Кто отнимет, что́ она пропела?



Smart Ивана Ильича

Ум артикулировал своё «му»,
а животные моря дивились ему

Иван Иваныч ехал до Сан-Франциско
на пароплаве, а потом возвращался —
кентавр-ихтиандр из жаброкопытных
(просвещён, как и всякий: blowjob, научпоп)

Трямс — отклеилось ухо,
будто переживания, накладное,
сократив пребываний срока́
(без уха кентавр туговат)

Если мыслить экологически,
ухо — пожива актиниям
или лающему крабу
(в субтропиках крабы лают)

Цивилизация построила Хонду Цивик,
и на афише фильма про наркоманов
Иван Ильич встал на дыбы
как повелел возбуждённый дизайнер:

Мало кто воссиял из мёртвых,
куда больше — из несуществующих,
когда на шифере крыш припортовых пакгаузов
голуби временно победили чаек
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney