РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВИгорь Белов
Любви и смерти скрытая реклама
30-05-2007 : редактор - Павел Настин
***
Судьба на наши лица по привычке
рассеянно наводит объектив.
Оттуда пулей вылетает птичка.
Стоим, на веки вечные застыв.
Среди чужих улыбок неподвижных,
печалью непроявленной влеком,
блуждает праздник. Фотоснимок дышит
душистым, точно роза, табаком.
А вот и ты, окружена друзьями,
которых еле видно на просвет,
пока жестикулирует огнями
ночной проспект.
Он озадачен поиском героя,
как вдруг, назло волшебному зрачку,
меня плечом не помню кто закроет,
и я исчезну, словно по щелчку.
Задержится, без примеси рассвета,
слепое отражение в окне
и ввинченная в воздух сигарета.
Но этого достаточно вполне.
На фоне роковых пятиэтажек
я буду, не оставившей следа,
деталью обреченного пейзажа,
с тобой оставшись раз и навсегда.
И ты с тех пор, не выходя из дома,
сквозь ненормальный уличный галдеж,
бог знает по каким фотоальбомам
меня так просто за руку ведешь
(когда б я помнил, из какого хлама,
красивого какого барахла,
любви и смерти скрытая реклама
рождалась, говорила и цвела).
Поэтому не бойся, умирая,
глотать вот этот воздух золотой.
И если гибель ракурс выбирает,
поправь прическу, повторяй за мной:
«…пусть нам ни дна не будет, ни покрышки,
пусть жизнь, как спичка, гаснет на ветру,
сейчас я прикурю от фотовспышки –
и не умру».
***
Когда ты выключаешь свет,
уходит дом на дно
большого города, и нет
уже ни одного
полупрозрачного окна,
и только фонари
стоят, лишившиеся сна,
похолодев внутри.
По черным лужам тень моя
шагает все быстрей
и, у фонтана постояв,
встречается с твоей.
Прощай, статистика разлук.
Но самый первый снег
роняет взгляд на все вокруг
из-под прикрытых век.
И, где-то через полчаса,
сквозь зимний бледный рот
прорвутся улиц голоса,
брусчатка оживет,
мотив привяжется простой,
и, как тут не крути,
теперь уже у нас с тобой
расходятся пути.
А ты, как прежде, по утрам
у зеркала стоишь,
помада придает губам
цвет черепичных крыш,
блестит оконное стекло,
не зная, чем помочь.
И жаль, что в городе светло,
что не наступит ночь.
***
Запутавшийся телефонный шнур,
журнальный столик, адресная книга,
хоть пару слов оставьте, я прошу,
от слякоти рождественских каникул.
Неактуален сигаретный смог
и остановка сердца неуместна,
и остается выйти за порог
ночного бара, выпав из контекста,
летящий снег порывисто обняв,
звонить, едва придумывая повод,
на линию потешного огня,
опасную, как оголенный провод,
и всякий раз, пока идут гудки,
мембрана от волнения не дышит,
вдруг понимать, молчанием каким
деревья припорошены и крыши.
Грустит река. Алеют кирпичи.
Сырая тишина вот-вот накатит.
И Кенигсберг растерянно молчит,
поскольку он отсутствует на карте,
и с этой пустотой наверняка
не справиться асфальту и бетону,
цветущим новостям ГТРК,
заброшенным кварталам однотонным.
Любовь сама диктует эпилог
и тоже испаряется, но только
когда ты отвечаешь на звонок,
на радостях меня сбивает с толка
такое чувство, будто в разговор
прошедшие вмешались дни и ночи,
немецкой речью вымощенный двор,
дождливый город, вся страна. Короче,
огромный мир, в котором так светло,
в который раз, я, право же, не знаю,
снимает трубку, говорит «алло».
И больше никуда не исчезает.
***
Не пей, красавица, при мне,
а просто протяни мне руку
и, как на приводном ремне,
закрыв глаза, ступай по кругу
разлук, объятий, облаков,
ведь все настолько обратимо,
что с этим справится легко
глоток серебряного дыма.
Ты говоришь, мол, не вернуть,
ни прошлого, ни человека.
Замрет, как в градуснике ртуть,
непрожитая четверть века,
которая навек прошла.
Такая жаркая эпоха
уже остыла, как зола,
и ей от алкоголя плохо.
Ее артерии разят
конкретно проржавевшей кровью.
И вылечить ее нельзя.
Не лечится – и на здоровье.
Но ты-то слышишь все равно,
что грохот зимних улиц смело
летит в открытое окно
в заснеженном халате белом,
звонишь подруге поутру,
хоть вы не виделись со школы,
и плачешь: «Лена, я умру,
умру от одного укола!».
Не плачь и слов не говори,
лишь поведи опухшим ликом,
туда, где снегопад горит
в своем падении великом.
И ты успеешь разглядеть,
ощупывая мир вслепую,
несвоевременную смерть.
Другую жизнь. Совсем другую.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney