РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Эдуард Лукоянов

Ярослав Кубин

03-06-2010 : редактор - Сергей Луговик







Ярослав Кубин Автопортрет



Ярослав Кубин

Творчество поэта Ярослава Кубина уникально своей однонаправленностью в противовес энтропии русского постконцептуализма. Все известные мне стихи Кубина вдохновлены одним-единственным культурным феноменом - компьютерными играми. У истинного художника предмет вдохновения всегда маргинален. Для Бодлера это были обитатели богемы и нищие бродяги, Вийона и Жене вдохновляла преступность, целый ряд великих художников искал ключ к миропониманию в эклектичных мистических практиках. Отдельные тексты Пушкина носят печать усиленной работы с историческими архивами, что ни в коей мере не являлось обыденным явлением для романтизма и раннего реализма - историчность творила вместе с Пушкиным. Маргинальный вдохновитель Кубина, как уже было сказано, - компьютерные игры, а если быть точнее - поэтический эффект следующего переживания: фигуры несуществующих существ (тавтологичный оксюморон, употребленный Кубиным в его эссе «Восьмибытность») целиком и полностью подчинены движению некого вершителя судеб, творца, но творящего целиком и полностью ради собственного развлечения. Образ геймера оброс рядом культурных штампов: это человек, замкнутый на том, что в реальности не существует, отдающий этому Nichtsein все время своего существования. Для Кубина геймер - это ироничная и в то же время страшная метафора Бога-творца. Кубин использует весь органон художника-концептуалиста.
Во-первых, это, разумеется, концепт играющего демиурга, но в травестийном его исполнении, которому Кубин следует от текста к тексту.
Во-вторых, ироничная стилизация, не выдающая себя напрямую:

Цветы усталые вдыхали / Абсолютный ветер. / Успокоилась дорога, / Научилась терпенью. / Остановились помолчать арлекины-дети. / Превращенье дождя в великана. / Засыпает под навесом звездного аркана / Полководец / Невидимых лестниц. (Из стихотворения «Кулаки Дюка Нюкема»)

В-третьих, - формально - создание стирающих семантику каталогов:

Orin убил Xavier, / Watt убил Oscar, / Watt убил Neil, / Matt убил Quentin, / Matt убил Yahn, /
и т. д.

Данный фрагмент взят из первой части довольно объемистого каталога «Паралипоменон», заканчивающегося ироничной фразой «Counter-terrorists win» и семантическое нивелирование здесь направлено сразу на два вектора: рождение (ветхозаветная книга Паралипоменон) и смерть - смерть, которая уже не имеет значения, важен результат - победа условного добра в компьютерной игре.
В-четвертых, саркастический парафразис классических произведений:

тепловые светофоры твои чужой / инфракрасные светофоры твои хищник («Чужой против Хищника»)

В целом же, поэтика Ярослава Кубина намного сложней, многоярусней, чем кажется на первый взгляд. Если искать какие-то культурные параллели поэзии Кубина с предшествующим литературным опытом, то помимо концептуализма можно увидеть связь с метареализмом, но опять же в игровом ироничном плане:

Восьмибитные да вырастут сады
в гортани трубки лучевой,
где ионизированные льды
глазницу тянут за собой,
где мастер акустических затей
воркует восьмибитный соловей.

(«На запуск китайского клона Dendy, подключенного к телевизору «Темп»)

В последнем стихотворении помимо индустриализированного поэтического языка в духе Еременко можно разглядеть и некие интонационные параллели с эгофутуризмом, с его «чудовищными неологизмами», но «гибкой мускулатурой кузнечика». Впрочем, связь с метареализмом в данном стихотворении - результат лишь моего читательского опыта, сам же Кубин обратился к метаметафористам напрямую лишь однажды - в саркастическом каталоге «Компьютер ненависти».
Вообще, довольно сложно определить, где Кубин искренен, а где использует маску. В одном из красивейших его стихотворении «Супербратья Марио» грань между хрупким инфантилизмом и карнавальным его переосмыслением стирается, образуя общее поле, где печальному, ностальгичному и ироничному, шутовскому находится равное место, выраженное в одних и тех же словах:

Возьми меня за руку,
Мы будем большими, мы будем маленькими.
Мы будем большими -

таков рефрен, которым, с незначительными изменениями, начинается каждая строфа стихотворения. Каждый, кто когда-либо играл в «Super Mario broth», способен понять двойственность - печаль, изнанка которой - травести печали, осмеяние самого факта грусти и элегичности настроения автора, и это осмеяние - подтверждение глуби поэтической печали и невозможности обойти ее.
Помимо лирики важное место в творчестве Ярослава Кубина занимают «драматические» произведения, написанные в традициях античной драмы. Особого внимания заслуживает его трагедия «Гробовщик». Это, пожалуй, единственный известный мне случай, в котором Кубин отходит немного в сторону от тематики виртуального пространства, обращаясь к иному культурному пласту, но не менее виртуальному при всей своей материальности. Этот пласт - реслинг, бои без правил.
Сюжет трагедии следующий: в неком царстве живет царь по прозвищу Гробовщик. В прологе пифия в виде конферансье и хор, стоящий на ринге, сообщают нам предысторию. У Гробовщика был брат-близнец, которого он убил в тринадцатилетнем возрасте. Родителям молодой царевич сказал, что его брат играл в саду с лопатой и случайно закопался. Заняв престол после смерти отца, Гробовщик, прозванный так в народе (настоящее имя царя, как и место действия, на протяжении трагедии не сообщается), Гробовщик отправляется к Оракулу, который предвещает ему «смерть от собственных рук», ибо на нем лежит родовое проклятье за братоубийство. Далее пифия вещает о развивающемся безумии царя - у Гробовщика навязчивый страх случайного самоубийства, он не терпит вида веревок, острых предметов и т. д. На этом пролог заканчивается, и мы видим Гробовщика, двух его советников, Голдберга и Стинга, а так же шута по имени Клоун Доинк.
Первая фраза основного действия принадлежит именно шуту:

Д о и н к

(Медленно и печально)
Мне дети страшные ямбы поют.
(Навсегда умолкает)

Это единственная фраза, произнесенная за все действие трагедии шутом, персонажем, традиционно наделенным исключительным правом «Царям с улыбкой правду говорить». Первая смерть трагедии - смерть слова, гибель истины.
После этой фразы приходит посол от антагониста Гробовщика - императора Йокодзуны. Голдберг и Стинг удаляются с ринга, и мы слышим, как посол сообщает Гробовщику о том, что его лучшие друзья готовят против него заговор.
Следующая сцена - в тумане сидит Гробовщик и чистит надгробие. Входит Голдберг. Гробовщик начинает выпытывать у своего советника предал ли он своего царя. Голдберг, видя состояние властелина, говорит, что Гробовщик не в себе и верит своим врагам, пытающимся устроить раскол в его государстве. В порыве ярости Гробовщик разбивает Голдбергу голову надгробием и сквозь туман на камне проявляется имя Голдберга, слово рожденное в момент смерти.
В этой сцене Кубин сознательно нарушает каноны античного театра – ему необходимо, чтобы слово «Голдберг» было увидено: Кубин в очередной раз саркастически травестирует, теперь уже теорию нарратива Дерриды. В противоположность тезису «все в мире текст» Кубин устами своего героя говорит:

Г р о б о в щ и к

«Мир есть слово» мудрец допотопный гласил,
Я же слово в смерти знак возвел. Пустой ли?
О да! Пустой, как эта голова, как тщеславный омикрон.


Стинг, узнав о помешательстве своего господина, бежит из столицы, но вскоре возвращается, переодетый нищим безумцем.
От хора Стинг узнает, что войска Йокодзуны уже на подходе, а Гробовщик страдает видениями - его преследует тень убитого брата. Вдруг свет гаснет, зажигаются прожектора, и пифия-конферансье возглашает о начале битвы Гробовщика против Гробовщика, т. е. против тени его брата-близнеца. От хора мы узнаем о ходе боя: тень брата побеждает Гробовщика, и Стинг, сорвав с себя нищенское облачение, под которым оказывается боевое трико, устремляется на ринг, который по канонам антично драмы не виден зрителю. Хор доносит весть: Гробовщик после победы словно очнулся ото сна, он понял, что сотворил, из-за него погибли лучшие его друзья, и враг вот-вот ворвется в столицу. В порыве отчаяния Гробовщик вбивает себе дюбель в лоб.
Пролог потрясает своей красотой: хор, распевая печальную песню, медленно уносит гроб. Заканчивается трагедия словами хора:

Умер Гробовщик, и смерти больше нет.

Более подробное исследование Кубина требует большего материала. К сожалению, произведения его еще не были официально изданы, а распространяются самиздатовским способом: на дискетах, каждую из которых Кубин в традиции Уильяма Блейка оформляет собственноручно. Впрочем, данное эссе и не претендовало на подробный анализ, целью его было сообщить о замечательном молодом авторе, бросившем вызов не только литературным традициям, но и современности.
Творческий путь Кубина - путь одиночества, путь человека, видящего в правом углу экрана надпись: «2 Player Press start».

Эдуард Лукоянов, разночинец.

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney