РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Максім Мельнікаў

Воздух

13-06-2017 : редактор - Женя Риц





Воздух (отрывки из дневника молодого человека)

23 июля 1913 года.

Приснилась Натали Поклонская. У неё были бархатные ресницы. Мы сидели с ней на краю одуванчикового поля, и, опустив ноги в прозрачный ручей, болтали. Со всей своей немецкой сдержанностью я вдруг позвал её:

- НаташА!

Мне нравилось это подчёркнутое и неземное мягкое «ш» в этом нездешнем имени.

- Вчера газеты написали о землетрясении на острове Суматра. Мне кажется, это не землетрясение… Знаете, я читал, что планета умеет реагировать на наши слова, на движения наших душ, а всё подземные толчки, вулканы, дожди – её эмоции. Не надо, НаташА, - горячая волна оборвала мой голос.

Она замолчала и повернулась ко мне. За её спиной волновалось бело-жёлтое море одуванчиков. Половина уже созрела и закуталась в лёгкий пух, белый как облака, а вторая половина ещё цвела жёлтым тревожным цветом. Ласковая прохлада под нашими коленями шаловливо прыгала с камня на камень и как будто не замечала нас.

- НатАша, - исправила она и пристально посмотрела мне в глаза. – НатАша.

И вдруг весело и искренне расхохоталась, откинувшись назад. Её огромные глаза сияли, и она спорила с летним ветром, который играл с ней и дул в спину, а она пыталась одной рукой собрать волосы, беспорядочно разлетавшиеся и падающие на лицо. Так заразительно смеяться, обнажая трепетную шею с дорожками вен, могла только сама душа.

- НатАша, - повторила она ещё раз, уже шёпотом.

И внезапно она приблизила своё лицо к моему лицу, обхватила меня за шею и поцеловала. От неё пахло летом и цветами. Меня охватил жар, внутри завертелось огненное торнадо. Она отпустила меня, держа ладонями за щёки, и во все глаза со своими бархатными ресницами с вызывающей нежностью смотрела на меня, наслаждаясь моей растерянностью и смятением. И она поцеловала меня ещё раз и больше не отпустила. Так, не отпуская, она толкнула меня, и я ощутил все ручьи и реки её тела, её душистого лета.

- Мой маленький немецкий философ, - шептала НатАша как в бреду. И огромное море одуванчиков, небо и прозрачный ручей бушевали над нами. А потом Натали скрылась в этом море, и я всё ещё продолжал слышать её весёлый хохот и огоньки её глаз с бархатными ресницами не отпускали меня и жгли моё и без того разгорячённое сердце…

Я сплю, подумал я во сне. То есть, во сне я лёг спать и мне приснился сон. Сон во сне, сон во сне… Ещё не смерть, но уже и не сон. Во всяком случае, не тот сон, к которому мы привыкли, который нам доступен.

26 июля 1913 года.

Вчера никак не мог уснуть. Ночь была похожа на чёрный полиэтиленовый пакет. Ни звуков, ни движений. Билась кровь. Было тревожно. Котёл, который накрыли крышкой. Видимо, вот так сходят с ума.

Один!
Готовьте гипсокартон и доски
Проверьте асбестовую ткань

Два!
Отвёртки и шуруповерты
увеличивают толщину стен,
и прочность ступеней
ведущих в подвал.

Три!
Побольше стекловаты
цемента
и базальтовых плит.

Четыре!
Дрели и пилы
сокращают полезную площадь
комнат
до размеров могилы.

Пять!
Всё готово!
можете
что есть сил
начинать орать.
Вас всё равно никому не услышать.

В голове пыхтел бронепоезд. Много железа и огня на колёсах. Полиэтиленовый пакет завязывали сильнее и надёжней и эта странная ночь всё не кончалась. Даже стрекозы не шуршали и не летели на свет.

2 августа 1913 года.

В беспокойном сне видел какие-то коридоры. Гулкие и бесконечные, с вечным поворотом налево. Неслись мимо меня как серый ветер, обнимали безразличными объятиями и снова с силой выталкивали вперёд. О гладкие, как труба пылесоса, стены нельзя было ни пораниться, ни даже поцарапаться. Они летели навстречу, заливались в какие-то двери, за которыми на деревянных некрашеных стульях сидели расплывчатые фигуры, и неслись дальше, дальше, загибаясь и загибаясь влево, оставляя только свист в ушах. Фигуры на стульях были неподвижны и одинаковы. Непонятно, чего они ждали. За дверьми не было ни кабинетов, ни комнат, ни залов, только монотонная серая труба, с бешеной силой тянувшая внутрь, и так без конца и без отдыха. Иногда на бегу я успевал замечать, как эти неживые тени вставали и менялись местами, суетно копошась в карманах. Сквозь неуклюжие деревянные пальцы сыпалась какая-то труха, крошки. Течение потоков жадного злого воздуха кружило по полу этот карманный мусор, смешивая его с кусками пыли. Клубы этой сухой грязи испуганно взмывали в воздух, когда дверь из коридора распахивалась в очередной раз. Нету никого, подумал я, оставляя позади коридоры, стены и эти странные человеческие очертания. Нету никого. Лампы дневного света горели ярко, настырно и я подумал, что этому бело-жёлтому свету не будет исхода. Он никогда не выйдет из строя, нигде и никогда не перегорят предохранители, не будет замыкания и на приборные панели не попадёт вода.

4 августа 1913 года.

Её загрызли крысы. Огромные коричневые твари, ростом с человека, с тупыми ржавыми зубами. Они не резали, а рвали. Там земля горела и плавилась. Во время Тридцатилетней войны там жгли деревни и бросали в костёр маленьких детей. По чёрной реке плыли колыбели, полные крови. Земля трескалась от боли. Легенды рассказывают, что с тех пор из поросших травой расщелин и трещин земли вылазят эти жуткие твари с коричневой шерстью и шарят по окрестностям в поисках жертв.
Её нашли среди одуванчиков. Обе щеки и верхняя губа были разорваны, страшно торчали неприкрытые зубы. Левый глаз смотрел на небо страшной чёрной дырой. Всё её тело было истоптано и испачкано грязными когтистыми лапами. Обитатели пансионата падали в обморок, умирая от страха и жути, но не могли побороть соблазн. Дьявольские следы ввергают человека в страшное искушение. Хочется дотронуться, обозначить своё присутствие. Но я до сих пор не верю, что это была Натали, та самая девушка в белом платье, чей смех весёлыми колокольчиками рассыпался по всем этажам.

7 августа 1913 года.

За окном поднялся ветер. В комнату залетел огромный важный жук. Жужжа и стрекоча всеми крыльями и подкрылками, он сделал три круга вокруг красной лампы, которая горела у меня непрерывно, ночью и днём. Его грозный полёт заставил меня отшатнуться. Сделав ещё пару царственных кругов по комнате, жук взмыл вверх и, пытаясь вылететь наружу, на полном ходу ударился в раму и как маленький шарик со стуком упал на пол. Я подошёл. Грозное насекомое лежало на бронированной спине и со злостью перебирало своими клейкими лапками. Я насчитал пять пар. От радужного и самодовольного блеска крыльев и снобского звона властелина веток и крон не осталось ни следа. Жук был раздражён, ненавидел этот мир и не понимал, что стало ему преградой. Насекомое силилось перевернуться, но вновь и вновь заваливалось обратно, на свою железную спину. Я протянул карандаш. Жук схватился за него всеми десятью лапками и радостно зазвенел. Я открыл окно и вытряхнул его наружу. Несчастный царь насекомых расправил крылья и исчез из виду, блеснув на ярком солнце разноцветной искрой. Вряд ли он когда-то вспомнит обо мне, подумал я.


1 августа 1914 года.

Прошёл почти год. Постояльцы почти не вспоминали о том, что произошло с Натали. Почти – это значит, не вспоминали вслух. Не было ни обсуждений, ни разговоров. Это было табу, под которое попадали даже те темы, которые хотя бы косвенно или отдалённо привести к событиям того страшного дня. Неосторожный выскочка, натыкаясь на внезапную холодность и равнодушный страх собеседников, внезапно замолкал, и в беседке повисала неловкая тишина. Но оступившегося не корили и не бросали на него сочувственных взглядов, этикет и приличия соблюдались неукоснительно. Только по ночам люди лежали на балконах комнат и с содроганием сердца прислушивались к стальному звуку крысиных зубов, когда эти страшные чудовища с коричневой шерстью, ходящие на двух ногах, вылезали из земных ран и шрамов.

Внимание постояльцев теперь занимал некий странный молодой человек с длинным острым носом, который он имел обыкновение задирать вверх после каждой фразы. Известно о нём было очень мало. Звали его то ли Аполлон, то ли Дионисий, этого точно сказать никто не мог, но он охотно откликался на оба имени. Несколько недель назад он вернулся из трёх месячного путешествия по Африке и теперь при каждом удобном случае, собрав вокруг себя с десяток праздных слушателей, внушительно рассказывал им об Африке. Глаза его были всегда полны грусти и томления. Во время каждого такого рассказа, он неизменно интригующе понижал голос, а затем застывал, прислушиваясь к впечатлению, которое произвёл, и в то же время, пытаясь поймать за хвост свою собственную грусть и пропадающее в коридорах гулкое эхо голоса. Он говорил, что другого такого места вы не сыщете на всей земле, что жирафы, пасущиеся в долине Килиманджаро на закате солнца, становятся розового цвета. Вы видели когда-нибудь розовых жирафов, изысканно затягивался сигаретой молодой человек. А в озере Танганьика самая чистая на свете вода и туземцы пьют её, нагибаясь к живописным берегам и черпая воду ладонями. Сказочные львы, величественные буйволы, ловкие макаки, джунгли и бабочки всех цветов и оттенков… Это же – целый континент, это целое чудо. Забудьте всё, что вы знали об Африке до сих пор. Даже самое смелое воображение не опишет той красоты. И там совсем не жарко, даже прохладно, вы знали об этом? Довелось мне, господа, видеть охоту крокодила, как он затаскивал в воду антилопу гну, жуткое зрелище. Кипящая кровь, даже рогов не осталось… Но такова дикая природа, господа, сильный – слабого, даже рогов от неё не осталось. Аполлон или Дионисий поднимал голову вверх , как герой античных драм выпускал дым и несколько мгновений молчал. А вы знаете, продолжал он, когда последний звук его голоса с треском съехал по перилам парадной лестницы, что у бегемота самая большая в мире голова и он может перекусить трёхметрового крокодила? Презабавные существа, эх… Так он рассказывал об ужасах, чудесах и страстях Африки, об эльфах, что спят в бутонах цветов у водопада Виктория и питаются радужными брызгами, о фламинго, зебрах и дикарях с костяными бусами, сожалея, что для полноты картины познания ему не удалось увидать ни гепардов, ни ягуаров. Так говорил он, окутывая присутствующих клубами дыма и страшной тайны, пока однажды один из постояльцев, которого мы между собой называли «безумный Шульц» - а он и правда был не в себе, глаза его смотрели в разные стороны – со злостью выкрикнул:

- Врёшь! В твоей Африке водятся только дохлые собаки! Нет там никаких слонов!

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney