СООБЩЕСТВО

СПИСОК АВТОРОВ

Екатерина Завершнева

На мосту

16-07-2005





Аннотация редактора

      Латиноамериканская литература действительно мое жизненное пространство. Испанский язык великолепный, фонетически насыщенный, не знаю, на каком другом языке еще так звучат стихи. И насчет стилизации. Я не верю в стилизацию, особенно от ума, по замыслу. В новых стихах есть много реплик на испаноязычную поэзию, например, "Сон строитель мостов" это просто развертка короткого стиха Хименеса из эпиграфа. Я решилась на серию таких реплик, потому что поняла, что внутри перевода мне мало места, я хочу говорить с ними. Вот тогда возможно нечто настоящее, что будет иметь снаружи вид стилизации, это моя любимая игра, подхватывать голос другого, но только когда тебе самому есть что сказать, пусть ты несравнимо меньшая величина, чем тот же Хименес или Рембо. Показателен в этом отношении "Wild is the wind", кортасаровский стих, который никогда бы не написал сам Кортасар. В обращении к Рембо включены цитаты из его стихов, но они впечатаны в текст как раковины в известняк, вроде бы не мои слова, а хранятся, не смешиваются. В старых стихах тоже есть такие попытки, связанные с Мандельштамом, с Сафо, с арабской поэзией. Стихи всегда обращены к тому, кто сейчас для пишущего - весь мир. Мой адресат, как правило, или уже умер, или слишком далеко и стихи последняя возможность разговора с ним.
      Но больше всего на свете я люблю звездное небо. Когда я была маленькой, мы с отцом лазили на крышу дома и я выучила все созвездия, планеты и метеорные потоки. Пифагор якобы говорил - я родился чтобы смотреть на звезды. Потом это повторил Платон, потом Кант, я их понимаю.

***

«Время срезает меня, как монету,
И мне уж не хватает себя самого…»
О. Мандельштам, «Нашедший подкову»


Незаметно становишься дальше,
Чем может быть взгляд,
            обращенный за горизонт,
По которому разливается прозрачное горное масло.
Приветствуя темноту, поют все сосуды мира —
В руках жен, верных или неверных,
В могилах неизвестных предков,
Которым кроме обожженной глины
Нечего было пожелать рядом с собою,
Поет каждое горлышко —
            глиняное или живое,
Из серебра или меди.
Ты выходишь на звон как на площадь,
Где для кого-то уже сколотили
            крест или трон или плаху,
Откуда земля разворачивается как платок,
А в нем немного хлеба и соль.
Смотри — разлетаются веером птицы,
            и за каждой ты поспеваешь,
И где ты — теперь разобрать невозможно…
Но кто-то на месте твоем
            с удивленьем подносит к лицу
Еще не остывшие медные руки
И слышит шипенье усталого молота
В ледяной воде, в горнице кузнеца,
Хорошо сделавшего свою работу.

1999


На мосту

На мосту,
Над синими проводами и рельсами,
Над угольками путей,
Сходящихся в темноте,
Железные нити и скобы, скрепляющие мир,
Кажутся всего лишь линеечками нотного стана,
По которому движется, покачиваясь, бормоча,
Пересекая ряды, ни разу не сбившись с пути,
Одна и та же монотонная мелодия.

Под стеклянным куполом вокзала,
Залитого веселым светом,
На самом краешке только что подметенного перрона
Человек, о котором почти ничего не известно,
Слышит, как разворачивается под стальной скорлупой
Серое крылышко мира,
Гудит высоковольтный лес,
Оседают, обрастая травой, пустые дома,
Постройки неизвестного назначения,
Похожие на корабельные остовы,
И летит невысоко над землей,
Замедляя ход возле узловых станций,
Мелодия дальнего следования.

Спят под звяканье ложечки о стакан,
Или ловят бродячую луну, опершись о горячие поручни,
Или считают дни до конечной.
Вот кипарис посреди безымянного города,
Лодочки, перевернутые на берегу,
Полузатопленные мостки,
Полынное лето,
Мелодия, слышимая под утро
На мосту.
Под нами медленная река,
И по воде, словно венок,
Брошенный в самую короткую ночь,
Плывет бесконечная песня,
Пустая лодка, потерявшая весла,
Колыбельная над головою
Блудного сына.

2000


***

Это озеро нарисовано на бумаге окна,
За ним полотно дороги,
Глубокая колея,
Соломенная телега осени,
Сырая листва, побелевшая в ожидании снега.
Голоса гуляют по берегу,
В галерее шепотов, у молочных стволов,
По стеклянному лесу.
Каждого видно как на ладони,
Линии разделяются, чтобы сойтись,
Ветвятся, теряют друг друга из виду,
Стая, поднятая далеким лаем,
Поднимается над остывшей водой,
Догоняя краешек солнца.

Нет, не птицы, но кто-то другой
Узнает молодое лицо зимы,
Деревянные саночки, щепки, трещотки,
Огоньки, спрятанные в сугробах.
Катающиеся на коньках смеются,
Полозья прилежно режут лед,
Но веселье зимы беззвучно.
Оттуда доносится только шорох
Хорошо заточенного железа,
Которое ходит легко и весело
Поперек сухого ствола
Уходящего года.

2000


Степь

Степь это мелкие черные всадники лет,
За которыми снова сомкнется трава.
Мы идем по следу,
Подбираем потерянные подковы,
Щепки и бусинки, наконечники стрел,
Кто-то сложил очаг и угли еще не погасли.
Небо смотрит на нас единственным глазом,
Под ногами теплится ночь,
В дыму сухое дерево оживает,
Почки лопаются от жара
И звезды восходят как зерна.

Цветущая степь, крылья тюльпанов,
Черные серединки маков,
Запаху негде остановиться,
Он расплывается по земле,
Прорастая между лопатками сна.
На поверженного бросается ястреб,
Ныряет снова и снова,
Но не может пробиться к земле,
Ударяясь о безмолвие.

Помнит только зима.
Звуки, заледеневшие на лету,
Осыпаются острыми осколками.
Мы продолжаем идти по следу,
Зная, что небо не видит нас,
Что есть кто-то еще,
Кому предназначен этот тяжелый взгляд,
Единственный, кто не знает,
Что степь это смерть.

2000


На солнечной стороне

На твоей солнечной стороне
Настурции и дикий виноград,
Пчелы, тяжелые от яркого света,
Осторожно огибают препятствия
И до нас им нет никакого дела.
Твой голос словно волшебная флейта
Вызывает из земли новые ростки,
И обыкновенная камнеломка
Продолжает свое героическое восхождение
По ступеням старого театра.

Он переживет нас,
Как уже пережил ту женщину,
Которая пела своим сыновьям
Самую черную колыбельную на свете,
И слепого старика, задремавшего в священной роще,
И его детей, которых неграмотная судьба
Пометила крестиками, словно дома под снос,
И тех двоих, что лежали в склепе,
Счастливые, в погребальных одеждах,
Засыпанные цветами так,
Что нельзя было отыскать глаза
И закрыть их.

Здесь разворачивался алый веер,
Яростный ветер,
Трепал узкие полоски кожи,
Раздирал горячие ладони,
Сросшиеся в молитве.
Пропарывал блестящий шелк,
Топтал любопытных,
Мотал огромной головой,
Утыканной пиками.
Человечек, ушедший по колено в песок,
Распрямлялся в последнем,
Выверенном движении,
Как распрямляется упрямый лук,
Пославший отравленную стрелу.
Время поддело нас на рога,
Но мы успели, успели
Выкрикнуть эти слова,
Ничего, что завтра сюда привезут
Новый песок
И разровняют его
Как ни в чем не бывало.

На этой чертовой площадке
Так ничего и не выросло,
Мы уже не смотрим вверх,
Восхождение требует сил,
Которых у нас не осталось.
Дайте немного побыть здесь,
На солнечной стороне,
Зацепиться за кирпичную кладку
Узловатой лозой,
Прижиться,
Прижаться ладонями дикого винограда
К отвесной стене.

2001


***

Моя постель, слоистая слюда,
Вода опять дошла до края дамбы,
Она войдет в артерии и ямбы,
Овраги и морские города.
Глубокий сон, прозрачная рука,
Сплетенье вен и солнечная сфера,
И фосфор, и бесформенная сера,
И сердца разветвленная река,
Плечо земли, ключицы-острова,
Подводное мерцанье миокарда,
И черные стрекозы Леонардо
В развалинах у крепостного рва.

2001


***

Смотрим на разноцветный шельф, на осколки
Самой прекрасной коринфской вазы
Розовое по серому
Раковины, полные песка
Сквозь тонкое стеклянное горлышко
Течет песчаная песенка
Еле заметно меняется береговая линия
На медной монетке памяти
Сохраняются только впадины
Но как ни глубока чеканка
Черты твоего лица не отчетливей
Чем дата на обороте.

Из крохотных раковин, похожих на амфоры
Закрученных то вправо, то влево
Из белых комнат, покинутых навсегда
Из одинаковых, как галька, слов
Оживающих только в часы прилива
Вьется длинная нитка
На которую кто-то нанизывает дни.
Когда я вижу его работу
Удивляюсь, почему он выбрал именно те
С неровными краями и дырочками
И забыл о других
Купленных дорогой ценой.

Нить, проложенная насквозь
Безымянные фрагменты
Извилистый путь
Летучие рыбы, ласточки
Лилии, нарисованные на стенах
В ярко освещенном лабиринте ни звука
Песок или морская вода
Насколько еще я смогу задержать дыхание
Чтобы увидеть тебя

2001


***

Собирались у берега,
Светились, покачиваясь на воде,
Сколько их
Где небо и где земля
Только частая сеть
Сухостой и цикады.
Путаясь в длинных рукавах ночи,
Появляется луна с колотушкой,
Обходит сады,
Никого.
Я едва различаю тебя,
Голос листвы,
Цветущий куст в темноте,
И на нем одна за другой
Вспыхивают,
Рассыпаются,
Восходят новые,
Видишь эти сияющие лепестки,
Белые цветы на темном дереве жизни,
Цветы, когда я прикасаюсь к тебе,
На ветках времени,
Насквозь.

В одну из душных ночей
Я вижу во сне жасмин.
Пьет, разрастается,
Поднимает голову
Слово «забыть».

2001


На предметном стекле

На предметном стекле неизвестного лаборанта
Свежий зеленый срез,
Подсвеченный изнутри голосами, вздохами,
Шепотом жизни в тонких растительных трубочках,
Пульсируя в плотно спаянных клетках,
Она производит незаметную работу
По разделению пустого пространства
На комнаты для всего, что растет.

Гласные и согласные
Словно ласточки и стрижи,
Горловые, свистящие, с раздвоенными хвостами,
Вьются над колокольней;
Вглядывающийся в микроскоп
Слышит, как безымянные музыканты
Разыгрываются в оркестровой яме
В ожидании дирижера.

Он видит в капле воды черные ветки,
Черепичные крыши,
Цветное стекло соборов,
И на кончиках его пальцев
Растет ощущенье струны
И дерева, согретого на груди.

2001
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney