РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Станислав Бельский

Олег Коцарев

14-07-2018 : редактор - Женя Риц





ОЛЕГ КОЦАРЕВ (Харьков, 1981) – киевский поэт, писатель, переводчик и журналист. Автор поэтических книг «Коротке і довге» (2003), «ЦІЛОДОБОВО!» (2007, совместно с Богданом-Олегом Горобчуком и Павлом Коробчуком), «Мій перший ніж» (2009), «Стечение обстоятельств под Яготином» (2009, в переводах на русский), «Котра година» (2013), «Цирк» (2015), «Плавні річки» (2015, совместно с Тарасом Прохасько), «Černý chléb, bílá velryba» (2015, в переводах на чешский язык) и прозаических книг «Неймовірна історія правління Хлорофітума Першого» (2009), "Люди в гніздах" (2017). Стихи и малая проза переведены на польский, чешский, русский, белорусский, немецкий, английский, шведский, бенгальский, азербайджанский, словацкий, литовский языки. Лауреат литературных премий «Смолоскип», «Молоде вино», имени Валериана Пидмогильного, «Метафора» и других. Член ПЕН-клуба.

Перевёл с украинского Станислав Бельский


Не о том

Дедушка пытался меня научить
разбираться в радиодетальках,
показывал и пояснял,
а я лишь смотрел и думал, что
эта зелёная штука напоминает мне
железнодорожную цистерну,
а вечерняя лампа тем временем мягко,
                           гуманно резала глаз.

Через шесть лет я разбил кирпидоном
окно упразднённого детского сада
и, убегая, думал лишь о несоразмерности
жирной сторожихи
и тонкого дрына,
с которым она за мной гналась.

Всегда я думаю
не о том.
Вот и теперь –
через какую-то секунду я нажму кнопку,
бархатные клёны натужились,
понимаете, ещё миг – и я нажму кнопку,
но думаю
лишь о том, что одновременно
загорелся зелёный свет
на всех светофорах этой улицы,
превращая пространство
в бесконечную бодрую ночную взлётную полосу.


Победа

дождь вынуждает выходить на балкон,
глядеть на стену, деревья
и беременных коз,
которыми кажутся другие балконы,
похоже,
в этом году виноград всё же коснётся
трепещущей рукой
крыши этой пятиэтажки


Новые симптомы

Первенец-дождь знойного лета
возводил вокруг лип и некоторых стен
невидимые дома теплоты.
В них свою негу лелеял
влюблённый человек,
выдумывая хайку
о новых
симптомах
своей страсти:

смотрю на тебя
вот губа онемела
и лунка над ней

Выдумал и послал на конкурс –
здесь он лежит,
листочек с каплей
дождя,
упавшей с волос кого-то из членов жюри,
лежит – и, может быть,
что-нибудь выиграет.


Любовь

любовь играла на солнечных нервах
разбросанных по воздуху моей страны
уже с самого утра

и тогда научный секретарь одного из универов
оказался динозавром
и разрушил до сорока процентов
строений своего учебного заведения

а мы тогда пили алкогольные струи в кофейне
мы наливались любовью
и видели что в очереди к туалету
один 20-летний парень уписялся
уписялся
уписялся
уписялся

и мы поняли что нужно сделать
забежали в одну мастерскую
то ли в обувную то ли в часовую
и стали там обблёвывать все верстаки
каждый верстак
каждый ножичек ручечку линзочку баночку ключик
и послеобеденные яблоки
и ребристый пол
и даже электрические пауколучи
мы обблевали

но вот блестящий чёрный радиоприёмник
заиграл песню "вояж-вояж"
а потом песню группы "воровайки"
и любовь тогда распоясалась окончательно
всё вокруг зазвенело
сила притяжения исчезла
мы засмеялись и повалились на пол
а обписянный парень
стал бабочкой-адмиралом

так из трёх способов запрудить
реку дня крепкой плотиной любви
только последний оказался успешным


Маленькая казахская девочка

Чистый воздух вливается
Во все щели и двери
Вагона,
Словно вода в ситечко
С зелёным чаем,
И наружу
Выливается
Уже немного потемневшим.

Можешь глотать глазами
Эти струи,
Можешь пытаться
Думать о чём-то другом,
Пока
Маленькая казахская девочка
Жасмин
Ещё привязывает ремнями к полке
Своего отца,
А не тебя.


Встреча на Эльбе

на тусе по средам
между универом и метро "Госпром"
мы с тобой несколько раз подряд
целовались до само
заб
ве
ния

если чужие вещи
называть своими именами –
целовались безо всяких мыслей и намерений
что и спасало от
не
до
разумений

кроме одного:

как-то раз
после долгого чувственного петтинга
я не нашёл в кармане джинсов
5 гривен
долго искал долго злился
и знаешь
был уверен
что
это
ты

прошли года
и кажется
мы с тобой пока что побеждаем
мы стали кем хотели
а ночной клуб
который мы ненавидели –
"XXI век" –
закрылся
и вход в него перекрыли
отряды накаченных
бурь
я
но
в

из соседнего
победного окопа
я довольно салютую тебе
так же как и ты мне
смотрю и думаю что же я лучше
за
помнил:

твои глаза пекуче-космически-синие
или твердющие вишни твоих сосков
или всё-таки
эти 5 гривен
(цвета всех джинсов всех твоих глаз)
которые я
наверно
сам же
и потерял?


Инженерия

Молоко в шампанском.
Липа на тротуаре.
Одна.
Совсем нет конкурентов.
Из-за земли,
Кислорода,
Кошек и псов,
Углов падения и отражения солнца.

А ещё есть у липы секрет –
Большое подземное озеро
(Она в нём полощет корни),
Совсем позабытое инженерами
Этого богатого
Инженерами
Города.
Вот один:
Седые волосы, зелёные глаза
Его
До сих пор отражают бело-зелёные
Стены-знамёна
Производственного помещения 1970-х годов
С лампочками-тире
И лампочками-апосторфами,
С нетрезвым блеском часов,
С тонким сыром чертежей
И коматозной силой гравитации
Поломанной вертушки.

Он и сегодня
Занят,
У него сумка инструментов и русый мешок
В который он складывет
Крышки люков канализационных
Для своей коллекции,
Самой большой (если не единственной)
В этом городе.

Сейчас он поднимет –
Вот-вот-вот, ещё немножечко –
Люк слева от липы –
А на самом деле на невидимом пульте
Нажмёт на кнопку "Гаплык" –
Озеро проснётся
И встанет,
Быстро поглощая горизонтали и вертикали
И съедая, как кашу, землю.

Мы ещё не дошли
Пару кварталов,
Я удивляюсь воде, но совсем другой:
"Оля, смотри, что такое, нету дождя,
а с крыш какая-то вода льётся на землю?"
"Господи, да это были заморозки ночью и утром,
а теперь всё растаяло и стекло.
Что ты, физику в школе не учил?"

Не учил.


Смерть Сталина

                                                      А.П.

Наверное, у каждого может быть своя смерть Сталина?
А теперь есть своя и у меня –
Это одноименный этюд
Аркадия Павлюка.

Пятого марта пятьдесят третьего года
Он ещё до обеда
Спустился по тихой улице
В харьковском частном секторе
Между белых и красных домиков,
Поставил на месте умершей на зиму грядки
Этюдник
И через какие-то полчаса
Подарил мне смерть Сталина:

этот мокрый
ещё не раскисший снег
это небо цвета чуть посиневшего мороженого
эти угловатые мазки заборов
эта заснеженно-грязная изба
деревья чьи ветки превращаются в воробышков
и на каждом доме красно-синие флаги
с чубчиками чёрных ленточек
спокойное остужённое дыхание
без траура и злорадства
очередная победа пейзажа
и едва заметная фигурка
у забора
со словами: "смотри, кто это там?"

Несмотря на оттепель, за эти полчаса он замёрз.
Собрал этюдник. Зашёл и выпил.
Быстро написал в правом уголке "А.П."
Поставил рисунок у стенки.
Порылся немного
В шкафу среди скелетов подрамников.
Закрыл шкаф.
С крыши дома
Сосулька упала
Кому-то под ноги
В одну из первых
Противных  и холодных луж.


* * *

взять и написать впервые за год
стих в котором ничего не будет о воде
где она не будет сверкать перстнями белого золота
где она не захрапит и не станет ворочаться во сне
где она не родит птиц из ничего
не поселится в волосах
не защекочет руку

или не писать его
а просто сесть в автобус
и поехать к морю

у поэта всегда есть выбор


Разговоры об эмиграции

Вот и улетел в западном направлении
самолёт
с очередной порцией
твоих приятелей-эмигрантов,
а за ними поплелось солнце,
оставляя пятна жара
и пятна жира.

На миг сердце остановится,
на миг желудок сожмётся,
и покажется, что ты –
крестьянин семидесятых годов,
который не поехал
с одноклассниками
учиться в ближайший город,
растерялся – и вот уже в засаленных штанах
рыбачишь в камышах за плотиной,

и по-коровьи поёт
гудок
единственного здесь завода,
а тебе всё равно,
тебе наплевать,
кажется, у тебя клюнуло.


Под лапками сороки

Буквы
на дереве и в камне –
словно намёк на поэзию;
состязание, ненависть
и покой –
как формы одиночества.

Намёк –
ох, как это часто бывает –
оказался
сильнее поэзии,
об этом тебе сообщить
сорока спешит,
чёрно-белой кардиограммой
прыгает она по могилам
маленького
пражского кладбища эмигрантов.

Под её лапками
столько миров далёких качают
высохшими головами,
и не поймёшь уже,
соглашаются с птицей
или же наоборот.


Стены

пузыри краски на стене
туалета моего детства где было так весело
где всё пространство было моим и я даже становился
хозяином дедовой пепельницы
которая в прошлой жизни была консервной банкой

стена дома – я хотел повалить её ударом руки
в отместку за то
что меня звали домой и не давали больше гулять

стена которая воедино склеивает кирпичики и плиты
стебельки двп а потом их отпускает
или навечно зацеловывает чёрными снами пожара

стена за которой кто-то смотрит сериал о милицейской
собаке

стена которая оканчивается воротами
плавными и пластичными как раковина
и как пёстрая персидская кошка одновременно

стена которая немного ободрала спину
кому-то из любовников

есть стены – не разделение
не давление расставаний
стены – целостность
радость
завершённость

совсем не обязательно рушить стену
обойди её медленно проведи рукой
перелезь через неё
обними
ласкай её –
тёплую благодарную стену!
ласкай её сильнее!


Без пыли – грустно

Подарил тебе пластмассовый китайский будильник.
Чёрно-белый.
Ты сказала, что я дурачина,
А обиделся – он.

И полетел в окно,
Сел на ветку.
Молчит с грачами,
С воронами обсуждает галок,
Но больше всего дружит с сороками.

Те всегда зовут будильник
Вместе дразнить млекопитающих
Или вызволять из плена кусочки солнца,
Но будильник – нет,
Он любит сидеть здесь на ветке,
Потому что ежедневно снизу останавливается
Человек,
Чешет голову,
И часть пыли с его волос,
Всему вопреки,
Высоко взлетает
И садится на циферблат,
А без пыли – грустно,
Спросите у любого будильника.

Теперь, даже если батарейка разрядится,
Будильник с удовольствием покажет время,
Хотя бы два раза в сутки,
А освобождённое сороками солнце
Сыграет роль секундной стрелки:
Вон как она бегает –
Столько всего изменилось,
Ты меня называешь дурачиной и целуешь,
Но уже совсем по другому поводу.


Валет

– Кто живёт в этом камине,
Замурованном ещё до войны?

– Здесь живу я, валет,
наполовину червовый,
наполовину пиковый.

Сегодня, первого июня,
я вылетаю в щель,
выныриваю над крышей.

Сегодня, первого июня,
я могу лишь немного изменить
угол солнечного света –
и внезапно начнётся осень.

Сегодня, первого июня,
я вижу, как на далёком поле
ходит дождь,
как огромная цыганка.

Сегодня и всегда
у меня на беретике перья.

Берегись, если тебя захочет
Тёмная моя половина.


Осеннее смягчение

Бабьим летом,
когда светит земля вместо солнца,
а деревья вместо фонарей
так сильно, что даже на Марсе моря плавятся,

на скамейках перед гаражами
бухают не подростки, а пьяницы почтенного возраста,
молча, задумчиво.

А может, это просто подростки
одели на себя маски,
опухшие,
мягкие,
звуконепроницаемые,

и неслышно смеются,
всё громче и громче,
в напрасной надежде
прорвать эту сладкую маску
тёплых вечеров
Бабьего лета.


 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney