СООБЩЕСТВО
СПИСОК АВТОРОВБорис Херсонский
Светопись
09-10-2017
***
Русская светопись А.Вайнштейна. Городъ Одесса.
Светопись - фотография, если кому непонятно.
Дамы на фото не стесняются лишнего веса.
По краю картонок - блеклые ржавые пятна.
На заднем плане - бокал и бутылка портвейна.
Резной буфет: львы - подпорки, на дверцах - гроздья.
Русская светопись в надежных руках Вайнштейна.
Сейчас вылетит птичка в канотье, с элегантною тростью.
Вылетит, на трехпалых лапках станцует семь-сорок,
И нырнет обратно в ящик, в дыру объектива.
Русская светопись. еврейский, одесский морок.
Сидите недвижно, дамочка. Я сделаю вам красиво.
***
открываю альбом присматриваюсь к фотоснимку
человек стоит с болезнью своей в обнимку
пожелтевший с фотобумагой выцветший чуть живой
насколько это позволено изображенью
стать снимком легче чем становиться тенью
легкой прозрачной дергающейся кривой
ставлю пластинку в скрипящем церковном хоре
плачется прячется гордое горькое горе
соло сопрано называется птичкой голос звенит
да исправится молитва моя да направится в переводе
пред лице Твое а при ясной погоде
слово как солнце чуть помедлив восходит в зенит
открываю книгу сюжет известен и все же
как в детские годы холодок пробегает по коже
восемнадцатый век заполняет тесный мой кабинет
ямб звенит привычный колокольный четырехстопный
длится стих слишком торжественный и подробный
и часы отбивают время которого больше нет
***
Три фотографии на стенах.
Людей ушедших шелуха.
В их пожелтевших плоских венах
кровь неподвижна и суха.
Они стоят, не улыбаясь,
под пиджаками напрягаясь,
прямые руки опустив,
и смотрят - прямо в объектив.
***
На табуретке - мальчик.
В руках у мальчика - мячик.
Мальчик держит мячик, как автомат - автоматчик.
Рядом вполне реальный спасательный круг.
За спиной декорация - изображение порта.
Плывет по волнам "Аврора" - какого черта,
как она в одесском порту оказалась вдруг?
Да, на круге надпись "Одесса".
Маяк тоже, вроде, местный.
Мальчик - уродец, но для мамы - прелестный.
Так зачем художник "Аврору" намалевал?
Стояла бы тихо на военно-балтийском приколе,
а мальчик бы вырос и учился бы плохо в школе,
а в Армии бы служил старательно - наповал.
Художник от слова худо
сотворил великое чудо:
"Аврора" плывет в Одессу, в которой покуда
еще никто не построил Зимний дворец и столп
Александрийский Дворцовую площадь не украшает,
а обнаженный мужчина лошадь не укрощает,
и не слышно победного рыка революционных толп.
Быль обернется сказкой,
холстиной, масляной краской.
Мальчика воспитают как надо - битьем и лаской.
Город уступят немцонацистам года на три,
а потом вернут, и станет город героем.
И взрослые мальчики пройдут по городу строем.
И "Аврора" выстрелит скоро - держу пари
.***
Черно-белые снимки столетней давности
большей частью находятся в полной исправности -
все на картонках с тиснением золотым.
На обороте грамматика дарственных часто хромает,
но современный читатель прощает и понимает,
он сам не силен в расстановке гласных и запятых.
Руки по швам, глаза широко открыты.
Всем - на добрую память. Но имена забыты.
Всем - если любишь - храни, а не любишь - порви.
Всем люби меня, всем - сердцем, да где там!
Всем - лети с приветом, вернись - с ответом,
фото лежат в альбомах, эпоха лежит в крови.
Наша дружба переживет наших внуков и внучек.
Ни слова - о правнуках. На небе ни солнца, ни тучек.
Светло-серое, чуть уходящее в желтизну.
Ничего, что меня на первой войне убили,
я приеду к тебе на картонном автомобиле,
салютуя клаксоном нашему вечному сну.
***
Ее муж был владельцем фотоателье
на углу Полицейской и Преображенской.
когда они оставались одни,
он фотографировал ее в белье
или – во всей ее силе женской.
Альбом прятали от родни.
Это был отличный альбом. Переплет
из тисненой кожи. Застежка из меди.
как у церковной книги. Обрез золотой.
Перегорит, перемелется, переболит.
Ломберный стол. Край чашки в помаде.
Прошлое в дырах, поди его залатай!
Она щипала корпию. Перевязывала бинтом
ужасные раны. Носила фартук с косынкой.
Два красных креста – на груди и на лбу.
Легко догадаться о том, что случилось потом.
Я помню ее старухой с идеальной осанкой.
Она никогда не жаловалась на судьбу.
Он скончался после войны. Георгиевские кресты
Были проданы вскоре. На стенах этого дома
было много ценных картин. Старинный фарфор.
Иконы, ковры, шпалеры
Никто не знал, что у хозяйки было две наготы:
под одеждой и под переплетом фотоальбома.
По вечерам у нее сходились коллекционеры.
Пили кофе. Мололи вздор.
***
Прохожу на барахолке мимо патефонов тридцатых годов
которые заводились, как машины тридцатых годов
массивные ящики с ободранным дерматином
но каждый прибор исправен и к работе готов
купи и слушай вечером перед камином
благо есть пластинки с наклейками разных цветов
и жизнь похожа на шкаф с вещами пропахшими нафталином
но кроме запаха или звука не остается следов
патефоны стремительно дорожают и дорожая они
стоят неподвижно поскольку в такие дни
покупатель проходит мимо ведь ежели разбираться
я и есть покупатель есть и другие они
подзаборная голь чуваки чудаки выражаясь вкратце
вот пластинка с гимном Боже царя храни
рядом с лирической песней жестокого наци
вставь иглу заведи патефон рычажок поверни
и сквозь шум и треск едва разбирая слова и мотив
постоишь минуту покорно голову опустив
поднимешь с земли стопку винтажных фото
пожелтевшие лица тех кто смотрел в объектив
механически перебираешь бормоча непонятное что-то
об огромной камере поставленной на штатив
о несговорчивой тупости антиквара известно жмота
и музыка вместе с речью стекает в незримый отлив
***
кабы не фотки, мы бы не знали, что были лица,
а не только книжки сберегательные и трудовые
мы не знали бы что существование наше продлится
в негативе и в позитиве и как будто впервые
в красном адском свете фотолабораторий
нами займутся поочередно проявитель и закрепитель
и сколько сентиментальных и забавных историй
расскажет потомкам смиренный фотолюбитель
любишь храни не любишь порви вариант верни и эта
надпись с ошибками чернилами на обороте
обессмертит безымянное имя горе-поэта
чья рифма как вишенка в блеклом столовском компоте
в жизни бывает всякое не забывай меня и конечно
вечно буду помнить твои блузку сережки и косы
но косы острижены сережки проданы ибо ничто не вечно
даже военные в черных формах матросы
даже в зеленой форме солдаты и офицеры великой
все еще отечественной войны с беспощадным гадом
и только на фотках лица на фоне белоснежной безликой
отчизны что начала кровью и вскоре кончит распадом
***
На фоне нарисованных пейзажей
мы видим много разных персонажей:
матроны, вдовы, дети, старики.
А позади - невиданны красоты -
тут рай земной, небесные высоты,
вот и река, и верба у реки.
Костелы или милые церквушки,
пейзажи, как белье после просушки,
свежи и чуть нелепы, как всегда.
Глядите, братцы, если разобраться,
мы все живем на фоне декораций:
кувшинки, пруд, девица у пруда.
Картинами украшенные стены
не более чем старый задник сцены,
а то и ателье минувших дней.
Неловкие и резкие движенья
не стоят мысли, боли, напряженья,
и негатив - дыхания родней.
Мы все живем на фоне черно-белых
пейзажей и церквушек пустотелых,
картонных облаков, лесов, полей.
Два измерения, теперь излишне третье.
Спрессованное прошлое столетье.
Готические крыши тополей.
***
На фотографии деда за спиною, на книжной полке
скрестившая руки фигурка, как положено, в треуголке,
на фото дед втрое младше, чем я теперь.
На том же фото - среди прочих диковин
граммофон, пластинка - по-видимому, Бетховен,
по крайней мере, судьба упорно стучится в дверь.
Попробуй не отвори! Все равно разметает по свету
тех, кто сидит за столом, читая газету,
или в крайнем случае книгу - Франс или Соловьев,
тех, кто идет к Абраму в ателье на примерку,
тех кто кладет салфетку на этажерку,
тех, кто сочиняет сказки про рыбалку-хороший-клев.
Что могу я сказать своему предку или герою -
его уже нет давно, но меня он моложе втрое,
человек двумерный в пиджаке и пенсне
по причине дефекта зрения или для форса?
За столом укрыто все, что пониже торса.
Впереди все то, чего не увидишь и в страшном сне.
Негативы всегда сохраняются - надпись на обороте.
Негативы того о чем мыслите и для чего живете,
но где же они хранятся? В земле иль на дне морском?
Или в заоблачной дали разбегающейся вселенной?
Должна же быть хоть пластинка с негативом нетленной,
чтобы новая жизнь из нее проклюнулась белым ростком.
Странно, но я хотел написать о Наполеоне,
о его уголовном кодексе, о порфире и о короне,
злодейской - Пушкин писал - на галлах скованных - так,
О том как гнали его из Москвы морозы,
о том, что он был - матерьял для толстовской прозы,
поверх которой лежит мутный советский лак.
* * *
Процесс выцветания старых фото
иногда превращается в высветление,
растворение в свете.
Хотелось, чтобы нечто подобное
происходило с нашими душами
прежде чем они сольются с фоном
и станут вовсе неразличимы
по крайней мере, со стороны.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney