СООБЩЕСТВО
СПИСОК АВТОРОВГали-Дана Зингер
СКЛОНЕНИЕ
25-07-2005
СКЛОНЕНИЕ
* * *
я видела её ты снилась
такой уже тридцатилетней
какой ты с пушкинской съезжала
в свою квартиру на гражданском
Смерть, где твоё жало?
лицо довольно молодое
и конский хвост там на затылке
поскольку срезанные косы
поотрастали года за два
в землице вся в сухой землице
в свою квартиру ты вернулась
Смерть, где твоя жатва?
на кухне грязная посуда
кругом молочные бутылки
повсюду пыль лежит и в жизни
могло такое только сниться
Смерть, где твое жито?
недавно дочку схоронила
по-моему и вот проводишь
с ней на могилке дни и ночи
сама себе уж так сложилось
я объясняю в дверь проходит
тебя сожгли я это помню
Жизнь, где твои жилы?
теперь мы всё с тобой помоем
и уберём теперь всё будет
прихожая сужалась сжалась
почти что хорошо наверно
Жизнь, где твоя жалость?
* * *
это будет другой город,
но то же имя.
как бишь звали его, наш вертеп? избитая кличка… вертербург?
вечербург? ветроград?
память уже не та –
шире, терпимей
к разночтениям – ветрогон? вертопрах? збышек? –
допускает больше возможностей,
возводит меньше преград
между тобою и не
в жилмассиве, где правит госстрах
букву на букву, а ту – на знак препинанья,
так что наследство на книжке отходит казне,
даже чужой интонацией не гнушается
только всё силится опознать
ея труп,
«смерть тиранозаврам!» (читай «эрнани»)
принимая
за поэзию канализационных труб.
прогрессивные романтики, гюго и, как его, гёте,
то есть, сперва гёте, а те – поздней,
от звёздной некромантии – в клоаку завтра,
покидают готику как сруб из дней
вот и пастернак: «уже написан вертер»
на гербовой бумаге, заверено, штамп
вместе с квитанциями посажено на вертел
этот ваш пастернак ну просто как мандельштам
нет, это не песнь, это казнь и щепки,
вот она – заноза, иглу – в «тройной»,
простерилизуем и сменить грампластинку
горького – в окно! максималистку – в палестину
школьная программа по литературе
«девушку и смерть» в себя не включала
сначала: МАМА МЫЛА РАМУ, не замарай. потом: милая попросит
и на газон, на клумбу падает том, роман «мать», в натуре,
на природе. не замай романа. пусть лежит в гербарии, в колумбарии.
ни за май, ни за мир, ни за труд, без обмана,
ни за грош попадёшь в карбонарии, в пассионарии, в санкюлоты
за копейку болотную.
направо – падёж, налево – предложный, предательный,
куда ни пойдёшь,
всюду звательный – о, неотложная!
о, скорая! скорбная, аскорбиновая, оскорблённая красота.
лотта, да не та и не вертер, а майор вихрь
на всём белом свете. на педсовете:
водопроводчика вызывали? а маму? а в реввоенсовете: ревмя ревела.
а в верховном совете: очень своевременная книга, посильнее фаустпатрона.
а в горсовете: отец небесный на троне.
а в райсовете: плeвелы.
***
В начале жизни помню детский сад.
Нет, лучше так: из Азии заехав,
я очутилась в детском во саду
ли в огороде.
Вот и вся задачка.
В том городе хотелось вечно спать,
но приходилось рано подыматься
и по дороге каждый день решать простой арифметический пример:
один плюс три равнялось четырём,
и прыгать с тумбы каменной, чтоб храбрость
во мне росла и ловкость развивалась –
так шло покуда пастырем отец
мне был, когда же мама провожала,
то разговор шёл чаще о моих
не скрывшихся от пристального взгляда
ужасных прегрешениях: Не съела
вчера ты суп с грибами за обедом. –
– Он был с перловкой! – В тихий час с соседом
болтала и смеялась вместо сна. –
– Но, мама, он показывал свой пуп!
Пуп у него не внутрь, а наружу. –
– Неважно, помни, мама видит всё.
Ты не должна с Гундаровой дружить,
мне воспитательница ваша говорила, –
она большая врунья, не дружи с ней,
в рот с полу не бери и не забудь.
Здесь памятник Ахматовой воздвигнут.
Я не забуду книжную закладку,
где жёлтый круг и синий треугольник
с квадратом красным снова повторяли:
один плюс три равняется четыре,
и клейстером, размазанным соплёй,
я это утверждение скрепляла,
вселявшее уверенность в законах
небесной землеметрии не меньше,
чем мнимая возможность написать
«я помню» на тетрадочном листке.
Я пенку на какао не забуду,
я не забуду Элю Головко и Пальчикову Иру,
и однояйцевых Наташу с Сашей,
двух Жень, один – Лукин, второй был – Мaркин,
Лилю Баруллину и суп с перловкой,
я даже вспомнила фамилию двойняшек,
но хоть убей, не помню имя воспиталки,
их было две, но всё равно не помню.
Я не забуду дедку с бабкой репки из фанерки,
я помню гордость юной пионерки,
проследовавшей мимо – на урок.
Я буду помнить запах валенка в галоше
и лифчики с чулками на подвязках,
и каравай, и гуси-гуси,
и как мы в ряд сидели на горшках,
а я тогда любила двух мужчин,
гимнаст Тибулл с царевичем Гвидоном
не умещались в сердце, и сладка
была полузабытая игра
в садовника, где только и осталось,
что – ах! и – что с тобой? и – влюблена…
и Виноградовы – фамилия двойняшек,
и две тарелки из папье-маше
с раскрашенными раком и глазуньей,
и то, что поглощалось всё в июне
небытием, обеих воспиталок
как будто бы и прежде не бывало.
Но повторявшийся неоднократно
мой сон под скрип и скрежет раскладушек:
кубы и конусы, шары и пирамиды,
которые я вынимала из-под ног
и друг на друга ставила всё выше,
карабкалась и снова громоздила,
и каждый из объёмов необъятен
был и казался мне планетой, нет,
планидой, нет, мирозданием, удержанным
в полёте в одной единой точке колебанья,
но этот сон я помнить не могу.
* * *
он – кремень из непращи
он – ремень из непроще
в нём тебе мы не прощаю
потому что не хотят
громким голосом кричат
приходите тётя мама
нашу лодку раскачать
потому что потому
что кончается на у
на углу проспект Науки
и Гражданского уму
будет горе мы поплачем
и поборемся мы с ней
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
чтоб трястись нам от озноба
мы с тобой пойдём на дно
за одно или за оба
за одно иль заодно
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
лодка встала в лужный лёд
и пошёл подлёдный плов
заводите полиглотки
да подблюдную без слов:
как на Мужества по слухам
будет царская уха
бородатая старуха
там минтая потроха
чистит-чистит на газету
где «Вечерний» и труха
бросит пусть газету эту
тот кто первый без греха
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
этот город виноват
добрый город виноград
где нелёгкая носила
нелегальный эмигрант
ты ему – чего уж проще –
погребальная парча
бледножёлтая пороша
белоснежная парша
ты его не позабудешь
он сестрой тебе и брат
ты его сама построишь
ты придёшь в него обратно
ты уйдёшь в него назад
в школьной форме в детский сад
там куда гулять водили
в зимний день в нелётный ад
как двенадцать арапчат
а с платформы говорят: это город Камнеград
для проформы повторяю: это город Камнепад.
ЗВЕЗДА ПЛЕНИТЕЛЬНОГО
Во сне она и ненависти.
В одной девятиметровой комнате.
В обиде. В темноте.
И не знаю, как себя вести.
***
Имя матери – Стелла.
Имя собственное – Непомню.
Имя нарицательное -
сastis omnia сasta.
А семи парам нечистых –
зубная паста.
***
Сегодня после долгого перерыва
мне хватило и нарушала правила.
Непоправимое – тело -
Я и вилОк капусты.
***
Во сне выбирала зеркало.
Пустое моё сокровище.
Как лоб расчёской рассекла,
кровищи-то натекло.
***
Вчера ты боится всегда
Читать в четыре года
Эй-Би-Си и А-Бэ-Вэ-Гэ-Дэ
в коммунальной квартире на Пушкинской
***
И потому я и укоризны –
поэтому уже мелочи
Стеллажи твоего имени
Надевать с изнанки наволочки
Не заходить в пельменные
Ждать тризны и выволочки
***
Сегодня на прогулке и неинтересно
тире-точка-тире
который час? сколько время?
уже домой, есть и спать?
Кремень, шпат, кремень.
***
В ожидании глупых
мы простояли полчаса и четыре минуты
скорлупа земляных орехов
не даёт мне уснуть
***
по чайной ложке
упавшего в час
под диван негритёнка
нечаянно
на кресло-кровать
не положит
уставшая мама
***
во мне снова приснилось во рту
шпильки коса весенние поздние сумерки
над креслом радио
«Идиот! Йоду! Иди скорей! Вызывай скорую!»
Воскресло другое воскресенье.
***
Сегодня после долгого перерыва мне снова приснилось что
12.IV.2004
* * *
В дом зело красный, красно-зелёный –
кирпич почерневший, черный тополь,
клеёнчатые листья, калёные сережки –
кого затопляют слёзы и сопли,
в среднюю группу детского сада
ведут меня за ручку. Исполненье долга.
Так надо. Но уж ненадолго.
Скоро на дачу. Под китайским клёном
я и не вспомню ни един топоним.
Улица Восстания города Ленинграда
изгладится из памяти чайною фольгой.
А затопят печку, с дедушкой Семёном
в душевой кабинке мы с тобой потонем
в подмосковной мойке,город мой Потополь.
Я же нечаянно. Я больше не буду.
Дедушка-голубчик, сделай чудо,
достань мне, дедушка, конфетку из ушка,
юбилейный наколдуй рублик под подушкой,
а на нём рельефный, будто бы под лупой,
он мне тоже дедушка, что бы не сказали,
каждый год встречает он нас на вокзале.
В дом зело красный, красно-зелёный
я пойду оттуда в старшую группу.
26-27.8.03
***
Видишь? Видишь? Ты ничего не видишь!
Это брандмауэр, т.е. слепая стенка,
там ещё три медведя, маша и мишки,
полустёршаяся такая картинка
вроде слепой кишки червя дождевого
память ты тут была но где не помнишь
чтоб не придти слишком рано в гости когда на Садовой
с мамой скамейки песочница камни
гипсовый слепок гриба в рост мухомора
кто-то покрыл серобуромалиновой краской
в крапинку были ещё химеры
сивый мерин - горушка и ржавый савраска – качалка
кто это взял мои совок и ведёрко?
кто это съел пирожок из песка и лужи?
нет не садись на скамью береги подарки
нет не смотри наизусть под пеньком лёжа
PEREGRINA SIMILITUDО
там мы искали себя и там
себя не находили
что же было искать? –
как нам себя потерять
ранец потёртый в руке –
не исправлять же осанку –
се голубица во храм
знаний грядет под Осанну
с химией плохо у нас
мёртвые души в романах
тятя и дети и мать
алгебра что-то хромает
сколько вопросов в строфе
там? мы? искали? себя?
что же было искать?
где мы? и кто там? зачем7
там – где? и мы – кто? зачёт
ждёт нас, кому и зачтётся
чуждым подобиям зря
верит под партою чтица
что ж над задачкой корпеть
где неизвестных не сыщешь
если ж в учебник залезть
тыщи ответов обрящешь
1994? – 26.8.2003.
***
частная тварная вещность
тварная вещная частность
вещная частная тварность
Это похоже на щастье
делится без остатка
каждый год составляю список
«что я возьму с собой летом,
когда поеду на дачу»
странныя нужныя штучки
странные ненужные предметы
лёгкая, в общем-то, задачка
коробка акварельных красок
ручка и два стержня для ручки
три карандаша и резинка
парочка общих тетрадей
пять необщих тетрадей
с лицами классиков спереди
разными таблицами сзади
т.е. в линейку и в клетку
учебники оставлю дома
чего ради радовать училку
для гербария и для рисованья
два пятикопеечных альбома
синяя прозрачная таблетка
чей-то зуб, мной найденный в песочке,
песенник и новая точилка,
с отлетающим пластмассовым замочком
кащеев латунный ларчик
где хранятся брошка-полумесец
варварской красы несказанной
из-под косы царевны-лебядь
известняк с окаменевшим трилобитом
и осколок с перламутровым обливом
частные частые части
вешние вечные вещи
честные вещие твари
4.Х.2003
СЪЕДОБНОЕ-НЕСЪЕДОБНОЕ
Как со двора зовут обедать
и просишь ещё полчасика
ещё четверть ещё минуточку
а из окна кричат: иди домой
строго отвечают: и без разговоров
котлета из стекла
или стейк из подошвы
ХАЛИ-ХАЛО
борщ с поварихой
компот с сухоручкой
ХАЛИ-ХАЛО
обед из трёх блюд
золотых и уполовник
ХАЛИ-ХАЛО
конфета «серибериешь-ка»
и от конфеты серебряшка
ХАЛИ-ХАЛО
тут уж не до разговоров
время ещё что-то значит
по-просту вечность
полминутки и победа
25-26.8.03
ЗВАТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ
Кого мы обманем,
обмолвившись: хочется жить?
Все знают,что мы возжелали смертей растяжимых
гармошкой шпаргалки в кармане,
где даты всех съездов.
Кому мы поверим
гармонией алгебру и
просодией военрука подполковника Лукшу?
Ведь жмурятся нам из-за двери
солдатские звезды.
О ком нам объявят:
скончались историк и Бог,
назначат свободным уроком движенье и пенье?
По буквам читается: ЯХВЕ,
с трудом: Саваофе.
За кем мы по росту
построим в затылок и в лоб,
что по лбу себя пионерской линейкой, на первый-
второй рассчитаться непросто
на фас и на профиль.
Кого не найдём мы
в таблицах глаголов и мер
ни крайних, ни высших, ни твёрдых тел, ни переходных?
Пускай говорят: идиомы,
мы – жидкие кости.
И кто нас оставит
на послеуроков на память?
В дневник замечанье, родителей в школу и маму
к директору в полном составе
и каменной гостьей.
? – 26.8.03
НЕ СОНЕТ
где сумрак прошуршал как настоящий
шуршавчиком из школьной сумки:
письменный стол, нижний ящик,
альбом для рисования, цветные карандашные рисунки:
всё сообразно своему предназначенью –
предначертательной геометрии штампы –
мама за плечом. мать ученья.
синий вечер в окне повторяет: «зелёный бристоль. настольная лампа».
мама проверяет уроки, служит
наглядным примером исполнения долга.
всё отброшено в дождь – за тюль и далее – в лужи.
не могу смотреть на это подолгу:
на комнату с дождём и книжной полкой,
не заслоняющие взлетающую НЕТ.
7.V.2005
***
Так и пропали билеты на французскую пантомиму...
Марсель Марсо не приехал, не прилетел в Пьерополь
Прошли, томимы предчувствием, ноябрь с зимою мимо,
A propos поминая лето, под зонтиком валерьяны, а может быть, и укропа.
Вот ничего и не вышло. Только шишел какой-то хлопнул – захолонуло и ёкнуло –
тугою дверью с фанеркой вместо стекла.
Но весна неизбежна, как всякий антропоморфизм,
с вечной тугой под веками и тушью, что потекла
от малосольной слёзки – всё нервы, гормоны, желёзки,
нарушают гармонию, да разве им запретишь?
Барышня малохольная, голубушка Коломбина,
глянет волком на клумбы и на собачьи какашки,
ё-ка-лэ-мэ-нэ кашлянет и ёлкины лапы снимет
с пурпура розовых прутьев и прошлогодних братьев клевера с кашкой.
- А вы куда прёте? – скажет матери с мачехой, с ними
у ней разговор короткий – не семейное это дело
ставить балеты «Четыре времени года», «Сезон в аду», «Награда постоянству»
в пролетарских районах города Ленинграда.
начало августа 2003 года
С БОЛЬШИМ ТРУДОМ ЧИТАЯ ДУНСА СКОТТА
Также мы не слишком любим отрицания.
Дунс Скотт [Естественное знание о Боге]
1. нет никогда ничья
не станет пораженьем
нет ни за что нигде никоим образом
ни от чего ни для чего никак
не скажем какать не произнесем
ни жженье языка нас не подвигнет
на этот бранный труд ни ражий разум
ничейный нас на ночной посадят на горшок
дела большие делать
2. вот детства моего а вот в подъезде
деревянный ящик
вот-вот почто меня оставил боже почт
небесных и неангельских
несущий несущественную вящей
неважности отцову бандероль на ней же
сургучный штемпель мне на пробу
на потребу
на языке не тает шоколадка
не русском не английском но живом
не сладостью но гладкостью пытает
т.е. испытывает и питает
незрелый ум не мелок не глубок
3. от классиков крошится твой мелoк
крик ширится: "сама такое слово!" -
"ты наступила на черту!" - "тьфу, к чёрту!"
шныряет сизый голубок связистом
с бензиновым отливом крил лиловых
там в меловом корявом полукружье
кириллицей начертанное Н Е Б О
4. Не в том ли весть благая райской речи
небо - ни бога и ни беса - небеса
в пустые рассуждения пускаясь
налогом облагая известь сводов
и облака безбожно оболгав
в томлении беспочвенном где кречет
зависнет дабы после опуститься
когтить законную добычу
землю в молении о чашах
на весах господних
двух полушарий зависть сопоставит
небес и поднебесной преисподни
кричит и корчится кора земная
но левое и правое достичь
смиреннейше стремятся равновесья
а кречет по живому порет дичь:
нет весь я не умру
хоть на миру и смерть красна
как нёбо
5. вот книга чешская немая по-немецки
пойди прочти о птицах
книгу - почтой
вот - вата йод и бинт и лоб разбитый об пол
заставить дурочку молиться
застать её за нехорошим делом
за чтеньем в темноте под одеялом
пустыня гоби тоже внемлет богу
и каракум невкусная конфета
смерть в кумовьях у тёти наши сети
в авоське - курица и десять нет восемь бедных пальцев
не голова - кочанная капуста
cogito: ногти бледные в котлете
6. что значит - господи
что значит - знает бог
а что - бог знает что
в чем чтойность единичная явленья
не так ли у родителей спросила
ответствовали оба:
идиомы
нет бога нет за гробом жизни нет
а это - выражения
значенье коих не определить
отдельными значеньями частей
всё врут родители
к тому же часто им ошибаться свойственно
к тому же если нет то нет - чего
и выражения - чего
нечисто значение частей небытия
как нежить тучная
как пажить грозовая
7. два имени дано недужной пасти
и челюсть нижняя беззубою дугой:
земля или котел
не все ль равно одна или другой
плоть тленную проглотит
тел теплица
на поглощенных уличной игрой чуть теплится
на алчных лицах надежда дружная
на героиню на мученицу на святую
драчливые взмывают клики: "нa кон! нa кон!" -
"мальчишек не берем!" - "черта!" - "да ни черта!" -
"ты наступила на черту!" - "здесь стерто!"
улики. стерто... лики. стерто... и.
"сверкает!" - задранное платье
8. здесь классиков рабочая застава
почти китайская граница
выборгская сторона от слова выбрать
братья гримм и за двух небитых битка
гром и уже каплет
выбирай между битком набитым трамваем
и капустной котлетой
прежде пушкинский сквер от скверного слова
теперь калининский район от слова рай
гражданский проспект от слова жид
мы живем на гражданке
и выходим только по большой нужде
для уроков ритмики нужны чешки
требуются квазиатрибуты
9. после дождя выйти обутой в боты
пахнет электричеством
из-за несчастной любви
повесился наш электрик
в последнем подъезде
старший брат таньки из многодетной семьи
выстрелил в себя из двустволки
из-за того же
он был ассенизатор
в нашем подъезде мелом:
хочу ебать тебя в три хуя мне одного мало
стерли
нельзя наступать на люки
нельзя наступать на трещины в асфальте
нельзя наступать на черту
НАДГРОБИЕ
прах своей младшей дочери
дедушка хранил в духовке полтора года, кажется,
пока не подхоронили
к бабушке Кейле-Енте.
слова: «духовой шкаф», «противень», «яблоки в тесте»,
«электрозажигалка»
не стали от этого противней
отрыжки увечного мусоропровода,
рассуждений об элементе иронии в тексте
или сонатины Клементи, разучивавшейся о ту пору
соседом «на инструменте».
потом уже не пекли,
пользовались парой конфорок.
небесные венчики невечного огня
фыркали, кипятили чайники, варили картошку.
слова: «саркофаг», «сарказм», «кенотаф»
оставались в словаре иностранных слов –
dolce far niente.
Не знаю, где дедушка хранил
прах своей старшей дочки.
плита стояла на том же месте.
дедушка по-прежнему включал газ,
но забывал чиркнуть спичкой.
жаловался, что слепнет.
ЕЩЁ ОДНА БАСНЯ (ПОСВЯЩАЕТСЯ ДЕДУ)
Как у всех, у меня было две бабушки
и четыре дедушки.
Бабушка Кейля-Ента умерла, когда мне не было ешё и года.
Она звала меня аптекарским пузырьком.
Я хорошо их помню: толстые, белого и коричневого стекла
с гофрированными чепчиками и слюнявчиками из вощёной бумаги.
Ещё помню её кислородную подушку.
Как это получилось, не знаю.
Бабушка Маня умерла в последний год тысячелетия в шведском городе Линчёпинг.
Бабушка Маня всегда говорила, что дедушка Гиллель был очень хороший.
Он погиб в первый год войны на Волховском фронте.
Дедушка Сеня умер год назад, перед тем
завещав мне перечитывать «Вешние воды» раз в три года.
Я всё пытаюсь понять, что он хотел передать мне в наследство:
taedium vitae или страх смерти?
Третьего дедушки лишил меня папа. Гордая собой,
я перечисляла всех своих предков в третьем колене: «Дедушка Сеня,
дедушка Ленин», - радовалась я по возвращеньи из детского сада.
«Какой он тебе дедушка», - буркнул отец.
Так у меня оказалось одним дедушкой меньше.
Теперь у меня остался только дедушка Иван Андреич,
Ему и посвящается эта басня:
ДЯТЕЛ
Петушка и Кукух затеяли дуэт:
«Как славно ты поёшь, Петушечка-поэт!»
«Ах, милый Кукушок, как славно ты поёшь,
Тебе внимая, будто воду пьёшь...
Мне дажу кажется, в твоём «кукареку»
Я внятно различил «ку-ку»!
Так отчего ж, прекрасный мой Петушка,
Нам не запеть вдвоём, как бы пастух с пастушкой?»
Запели бы уже утонченный пастиш,
Токо тогда Глухарь на токовище
Сказал себе: «Что, брат-Глухарь, постишь?
Пора, брат, и тебе вкусить духовной пищи!»
И зачал: «Тик да так».Часы и дни бегут,
Года молчат Петушка и Кукух.
Уже и свет-то в их глазах потух,
А наш глухарь всё тут,
И токования его поток
Используют и добывают ток.
Таков читатель,
Что повсюду смысл провидит,
И ни за что себя он не обидит –
Восстанет гневно: не Глухарь, но Дятел,
Не даст ни гусенице спуску, ни жуку.
Всенепременно в каждом толкованье
Из муки долбит он древесную муку
На глухоту небес во упованье.
ЧУР УГОВОР
Так же мы не любим отрицания великой любовью.
Дунс Скотт. Естественное знание о Боге.
Давай условимся, - говорит мне дед, -
не больше трёх «нет» в день.
Нет-нет-нет-нет, - говорю я торопливо,
не глядя на лацкан чесучёвого пиджака –
в птлицу ещё не продет
никакой страстоцвет.
Что ж, тогда вдень мне сегодня
цветок дикой гвоздики и пойдём погуляем.
Я знаю точно, где она цветёт каждое лето из года в год
в одном и том же месте –
там. где кончается рексов забор
и начинаются редкие некрашенные доски заброшенной дачки,
но я не знаю, хочу ли гулять с ним вдвоём.
Только, деда, чур, уговор –
к чужим детям не приставать.
Хорошо, - соглашается дед,
и я бегу за гвоздикой.
И поди-ка! редкая удача –
Рекса не слышно, он не бежит вдоль глухого тына,
не гремит призрачной цепью,
не заходится лаем.
Я вбиваю свою бутоньерку
по самую пунцовую шляпку.
Девочка, - окликает дед, -
я знаю, как тебя зовут!
Как? – спрашивает девочка, раскрыв рот от любопытства.
Тебя зовут Катя.
Нет, - говорит девочка.
Нет-нет-нет-нет, - говорю я торопливо
и тяну деда за рукав.
Тогда, Таня.
Я знаю её, её зовут Вера.
Теперь мы никогда не сдвинемся с места.
3-4.Х.2003
ЧУР УГОВОР (II)
Нет, ты не можешь сказать
и то, и это.
То и это ты можешь
только думать.
Между шёпотом, ропотом, дуэтом
и
соло, соловьём, белым шумом,
между опытом, потопом, наветом
и
суховеем, невинностью, самумом
надобно поэтому выбрать,
следуя доброму совету.
Что ты на это ответишь?
Дайте мне, пожалуйста, подумать.
18,20 ноября 2003 года
***
Слышала, взрослые сказали:
в начале было слово.
Первое слово съела корова.
Первое слово дороже второго.
Слово Бога живаго
сжевала, упёршись рогом
в землю, вздев её, как бумагу
обёрточную с печатью,
в яркое маленькое небко.
В городе такого не бывало.
Здесь – не город, не Питер.
Здесь – подмосковная дача.
42-й километр по Казанской железной дороге.
Здесь ползают божьи коровки,
позабыв про горящих деток
чёрно-белого хлеба
свежей типографской краски
толстых неподъёмных подшивок
старого «Огонька».
4.Х.2003
* * *
мокрая курица не птица кура ни рыба ни мясо
россия чужое отечество изморось морс и мересьев
солдат морячок и налетчик
отчество слюнявым окурком
висит на губе но дуре
ох прикорнул служивый
стой стрелять и курок на взводе
руки хох! и самоубивец
кончай стрелять сигареты
не кури курить вредно а куришь
скажи: батя дай тридцать копеек
я курю кончишь чуркой в стройбате
готовься к уроку отличник
кроха-дочь подошла с вопросом
и обратилась с укоризной:
лиха ли беда начало?
ладом ли выйдет морока?
не курам ли это насморк -
кормиться от древа познанья
яблочком содомским матросским
голодом облаком оболом
солодом хладом селедкой?
что окромя лживой бездны
откроется нам у края?
что замаячит за нею?
тоже мне маяковский.
карашо - хорошо и красиво
крашено красной краской
отчего же папа ты зарделся
рассердился когда я огрызок
обглодать тебе сунула при людях?
что же в этом было плохого?
ЛЕТА
Некоду
Вот увидишь, я еще напишу тебе по-русски.
В смысле, я тебе по-русски говорю.
Все для того, чтобы ты не
понял, непременно, чтобы не понял,
не то чтобы недопонял, но не понял вполне.
Совершенство непонимания -
единственное доступное нам совершенство вне
процентов усушки и утруски,
совершенство вдвойне.
Это тебе не
грешный язык текущий млеком и медом,
который десятки тысяч учат в полгода
с неполной нагрузкой.
Русский выучить нельзя,
по-польски - неможно.
Русский нужно впитать из плаценты,
не с молоком тульской крестьянки,
не с молоком Мадонны Литта,
не с молоком ленинградской подруги
и не с молоками ленинградской салаки,
не с мышиным пометом Тарусских страниц,
не с Машиным мылом,
не с машинным маслом на листе Ленинградской правды,
где КПЗ с КПСС и другие полезные коэффициенты,
не с мослом пролетарского слова мамаша в устах салаги.
Тут важно верно сместить акценты,
а после крошки смести с клеенки:
когда-то мама мыла раму
и в тапочках на босу ногу
на подоконнике стояла
на ленинграде на вечернем
под босса-нову от соседей.
уже не холодно, халатик
на ней в горошек развевался -
она такой кладет в салатик
оливье.
а дочь относится халатно
к хозяйству и семейным датам
и помнит только летку-енку
и платье в клетку.
и как донашивала боты,
и как донашивала платье,
и как ждала ее с работы и разминулась,
и как хотела быть хорошей,
и как под платьем было тело,
и помнит только фразы вроде:
"пора, присядем на дорогу" и "это - детям",
"мне жаль твоего будущего мужа"
и "как ты похожа на своего отца".
Когда-то, помнится, моложе,
но лучше были мы едва ли.
Отчего это кажется ложью?
Может быть, это - ложь?
А еще была пудреница с Международного фестиваля молодежи в Москве.
Акварель «Ленинград»
I
губы, лбы и заплакать:
жалобы и плакаты
«сберёг минуту, потерял жизнь»
пагуба
на гнутых ножках венского стула
у одного, служившего буфетом
то ли пристанционным, то ли красного дерева
с дореволюционными двуцветными конфектами
ландринъ
а жалоба – домашняя, двудомная, в тапочках
сутулая
и жертвоприношения покатым желобом
кровью с молоком
цинковыми белилами с краплаком
можно взять и желтого
хрома
неужели вы и желтого
не хотите?
кукурузный початок никогда не достигал
восковой спелости в Подмосковье,
но оранжевый кадмий был цветом моркови,
кобольда Даукусa Карота, а кобальт
cиний был сине-серой
скверно замешанной крошкой
северное понарошку-лето
как я провела и в школе
в храме то есть науки
сдать альбом после каникул
- чё будет-та, Оль? – осень бля на Остоженке
мимо пройдёт
не заденет,
чужая, московская
речь шла по найму
из денег
домой
«сберёг монету, потерял жизнь»
только сквозное воспоминание цепко держится за казённый счёт
дай, думаю, посмотрит сквозь меня
и скажет
13-14.IV.2005
II
ровное однозвучное отсутствующее
постой!
возможно: время я и отчего-то вовсе
в полчеловека высотой, не постоишь
ни за ценой, ни за конторкой
где я уже нет времени хватает
за руки валяется в ногах
но правых нет
и выше
крыши
и в звонкой тишине
обсценной
самобранкой-скатёркой
раскинется в снегах и снегостишьях само-себя-не-слышит
и видит плоховато
как будто детство
вата
и на лыжах в Сосновку гонят
две остановки на трамвае
как если ты есть лошадь ломовая
как если ты есть снег?
иди, иди.
и жёсткое крепленье
скуёт твои движения
поставит на колени
в отсутствие ровного и однозвучного
14.IV.2005
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney