РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Юрий Соломко

Виктор Шепелев: "Это как, я не знаю, испанцу проснуться в стране без Барселоны".

26-07-2014 : редактор - Дмитрий Зернов





1. В 2011-м читал совсем свежее твое «Сочинение «Город будущего», которое написал бы человек с бейсбольной битой» и думал: ну да, хорошо, чертовски хорошо. Но как-то через край – думал тоже. Горячится Шепелев со свои этим апокалипсисом! А в 2014-м перечитываю те же тексты уже с ужасом и восторгом. C ужасом аналогичным тому, с каким наблюдаю за сегодняшней социально-политической тряской в нашей стране. Насколько ты, вообще, всерьез писал этот цикл стихов? И не стремно ли тебе от того, что написанное в той или иной степени происходит (пока, слава богу, большей своей частью не в нашем городе, но в нашей стране) вот прямо сейчас?

Ты знаешь, конечно, это всё писалось всерьёз (ну, насколько «всерьёз» можно в принципе писать цикл стихов, в котором действуют зомби, гоблины и хаттифнатты, вьетнамский охотник общается с казаком Харько, а Фриденсрайх Хундертвассер по ночам танцует на улице Архитекторов) — и при этом, надо добавить, это писалось не про какое-то там будущее после апокалипсиса, а вполне себе про настоящее этого города, по крайней мере такое, каким оно было/есть в моём восприятии. Те несколько раз, когда я имел возможность публично почитать цикл или какую-то его часть, я обычно начинаю с предуведомления «основано на реальных событиях».

Ну т. е. если пытаться умничать, меня на тот момент интересовала не столько фантастика, сколько мифология [если бы у меня было приличное образование, здесь должен был бы следовать пассаж про мифологическое сознание современного горожанина, с цитатами, терминами и ссылками на литературу].

И мне кажется, что всё, что произошло за зиму/начало весны с нашей политикой, обществом там, историей и географией даже — происходило в большой степени именно в мифологическом пространстве. В том смысле, что самый важный результат — это не какие-то там лица в кабинетах или новые/старые законы, а создание мифа о личном героизме и самоотверженности миллионов людей, который, вот, сложился во что-то новое. (Я говорю «миф» в смысле «что-то, во что можно верить и чем можно руководствоваться в личной морали и общественных отношениях», а не в смысле «неправда и обман».)

А про то, что происходит сейчас, я не чувствую себя вправе говорить что-нибудь или теоретизировать, прости. Но мне не кажется, что это апокалипсис, хотя бы даже в символическом смысле. Впрочем, вероятно, если бы я жил например в городе Снежное, где пять лет назад умерла моя бабушка, а год назад — дядя — я бы думал что-то другое по этому поводу.

2. Временами мне кажется, что море в твоих произведениях нередко чуть ли не полноправный персонаж текста. Что ты носишь его в себе, как Хемингуэй желал бы носить в себе счастье. Вопрос для меня наболевший, а для тебя, вероятно, крайне болезненный. Прости, что спрашиваю: удалось ли тебе примириться с фактом присоединения Крыма Россией? И возможно ли вообще с этим примириться, учитывая, что Крым для тебя, если верно понимаю, крайне личная, по сути, приватная территория, с которой очень многое связано?

Да, ты всё правильно понимаешь про мои отношения с морем вообще и с Крымом в частности. И нет, конечно, примириться с этим невозможно.

Не хочется при этом говорить ни очевидного (про то, как этот процесс был организован), ни сомнительного (я не знаю, как было бы «на самом деле» лучше для жителей Крыма — вон, Андрей Поляков на Кольте давал большое интервью, как он рад вернуться в лоно и т. п.).

Я частный человек, и восприятие всего происшедшего у меня тоже очень частное. Просто я вырос в стране, где был Крым — как часть символического пространства этой страны; где была Ялта — которая, конечно, не город, а магическое пространство; где была Лисья Бухта та же, с которой связано опять же несколько очень частных, очень приватных историй. Ну, а теперь в географическом пространстве Ялта никуда не делась, и даже наверное можно попытаться туда поехать... Но в пространстве этой страны её больше нету. Это как, я не знаю, испанцу проснуться в стране без Барселоны. Т.е. город на месте, Саграда Фамилия стоит как стояла и т. п. — но ты там уже будешь чужаком.


3. Тело до сих пор для многих остается крайне табуированной штукой. Это я к тому, что очень приветствую твои «Бытовые неудобства и удивительные приключения», которые при желании можно отнести к жанру порно-романа; те же эмоции у меня и по отношению к созданному тобой журналу «Человеческого порно». Расскажи для начала про журнал. Адекватно ли большинство посетителей сайта реагировали на вполне достойные с моей точки зрения порно-тексты? Успел ли возникнуть какой-то круг авторов, читателей? Почему история с журналом закончилась, толком не успев начаться?

История с humaneporn — в общем, грустная, но характерная для многих моих проектов. Когда я его придумал — был уверен, что это очевидно важный и потенциально крайне популярный проект. Задумка была, в общем, простейшая: что на русском языке, по сути, не создаётся качественных порно-текстов, а те немногие, что создаются, тонут в дебрях стульчик.нет, среди трэша, написанного 13-летними школьниками, где сюжет состоит из «я вышел из подезда и увидел двух девчёнок, одна и говорит “пошли с нами“» плюс пять страниц пересказа среднестатистического ролика студии Private.

Если посмотреть, скажем, на англоязычный literotica.com, то там огромный корпус текстов, написанных если и не выдающимся, но вполне читабельным, грамотным и связным языком, и представляющих широчайшее разнообразие фантазий — в смысле «как могла бы сложиться новая эротическая ситуация», а не в смысле «чо куда засунуть и в каком количестве». И мне кажется, что это, вообще говоря, важный фактор англоязычной текстовой культуры.

Ну вот, думалось, что достаточно просто заявить такой русскоязычный проект — где писать может кто угодно, но сидит модератор, потом редактор, корректор — и корпус такого же качества русскоязычных текстов возникнет сам собой. (Смешно признаться, но когда я запускал это всё, то переживал в первую очередь о том, буду ли я успевать модерировать сотни рассказов в неделю и не рухнет ли сервер под нагрузкой).

В общем, как сейчас можно видеть, я ошибался :) Из нескольких соц.сеточек, где анонсировал проект, встретил некоторое понимание и сопереживание только в одной — FriendFeed, это такая полузаброшенная соцсеть, круто придуманная и с маленьким, но очень хорошим сообществом — но навербовать авторов не получилось и там. (Сейчас надо признаться, что все рассказы на сайте, кроме двух, написаны мной самим «от имени» разных авторов.) На первых порах некоторая посещаемость у проекта была, несколько рассказок даже украл тот же стульчик.нет и прочие подобные сайты, но когда я устал писать сам, всё увяло.

Частично, конечно, причина в моей полной наивности и неопытности в области раскрутки вёб-проектов (будучи программистом, половину своего запала я потратил зачем-то на написание с нуля движка сайта) — но, видимо, и не только в этом; мне кажется, в русской текстовой среде нет, по самому крупному счёту ни языка, ни культуры для «бытового», лёгкого описания эротических ситуаций. Собственно, именно это я самонадеянно и собирался изменить. И до сих пор, кстати, не бросил задумки — однажды я возьму себя в руки и сделаю humaneporn заново, совсем по-другому.

4. А теперь немного о романе. Мне представляется достаточно обычным явлением, когда писатель владеет, в том числе и оптикой противоположного своему пола. Но в твоих «Бытовых неудобствах и удивительных приключениях» для меня из текста проглядывает что-то более глубинное, чем просто понимание автором, что его героини чувствуют, думают и т.д. Ощущение, что ты пишешь из тела женщины. Из ее нутра, физиологии. Что ты в момент письма, собственно, женщина и есть. Прокомментируй, пожалуйста.

Ну, так это и было задумано — здорово, если так читается.

Коротко говоря, мне действительно интересна игра с гендерными идентичностями. В старшей школе, когда мы увлекались поп-психологией и «определяли» в себе субличности — одна из моих трёх главных субличностей собственно была девочка. Потом я как-то написал рассказ от её имени (все говорили — очень крутой, но проверить невозможно: потерялась тетрадка на институтской пьянке), ну и в некоторой степени внутренняя игра в осознание себя женщиной происходит всё время, то в большей, то в меньшей степени (одно время я вообще считал необходимым всё важное про отношение с близкими обдумывать, подставляя женские окончания глаголов в мысль о себе).

Собственно, и сейчас я (медленно) пишу цикл стишков именно от имени девочки.

Надо заметить, что все эти игры в идентичность с сексуальными практиками непосредственно никак не связаны. Хотя … «Дег говорит, что он — лесбиянка в мужском теле. Попробуйте-ка это понять». Что-то такое, да.


5. Правильно ли я понимаю, что твоя литературная активность исключительно сетевая и автономная (например, твои ЖЖ и сайт). А до издателей/редакторов литжурналов тебе дела нет. Вот, к примеру, если издательство не предложит тебе издать книгу, то ты сам инициативу проявлять не станешь? Или ничего подобного?

Нет, я не какой-нибудь там аскет и мудрец (к сожалению), обыкновенный литератор-любитель с амбициями. Так что и по журналам стишки рассылаю (иногда публикуют), и по редакциям — роман (безрезультатно), и на премию «Дебют» пару лет подряд чего-то слал (безрезультатно).

Другое дело, что пишу я довольно редко, и всё норовлю что-нибудь большое и в некотором смысле «завершённое» — если прозу, то роман или серию рассказов, если стихи — то опять же циклами; и пока не дописано всё задуманное в цикл — это полуфабрикат всё и subject to change. Получается, что у меня есть какое-то количество материала для разного рода сборников и журналов, а на книжку — нет (ну, кроме пресловутого романа, к которому я, откровенно говоря, сильно охладел).

Да и чтобы сознательно послать нечто в лит.журнал — нужен скажем законченный цикл (стихов) — собственно, все (оба) цикла я и посылал Дм.Кузьмину, в результате один из них опубликован на «Полутонах», другой — в «TextOnly».

А кусочки всякого публикует «©оюз Писателей», которому я бесконечно благодарен и за то, что Юрий Цаплин в своё время нашёл меня в ЖЖ и предложил опубликоваться, и за то, что Андрей Краснящих продолжает создавать у меня иллюзию, что эти полуфабрикаты кому-то нужны и интересны.

6. Я сейчас впервые читаю Курта Воннегута. И мне кажется, что его произведения из разряда тех, от которых может хорошенько тряхнуть. Но есть в них и очень отчетливый момент утешения для читателя. (Для меня, по крайней мере, есть.) В твоих текстах, на мой взгляд, тоже присутствуют обе эти составляющие. Это твой осознанный взгляд на литературу (искусство) или просто так выходит: с одной стороны быть предельно честным с читателем, а с другой – не оставлять его одного возле «разбитого корыта»?

Воннегут — это как раз то, как я хотел бы писать, если бы мог. Но я не могу, я даже от точки с запятой не могу отказаться! («Отмечу, что мы с Траутом никогда не использовали точку с запятой. Она ничего не делает, ничего не значит.»)

Если серьёзно, то одна из самых замечательных черт Воннегута — умение рассказывать историю «по-тральфамадорски» — так, что она происходит вся одновременно. И при этом как-то тебя (читателя) меняет. Это действительно то, что и как я хотел бы писать в идеале: про время как море, в котором всё не то чтобы одновременно, но всенаправленно. (Хотя на самом деле это и не так.)

А единственная «обязанность», которую я на себя налагаю, когда пишу тексты — найти несказанное ранее о том, что кажется мне важным. Я не собираюсь быть ни честным, ни утешительным со своим читателем (даже если предположить, что этот мифической зверь действительно существует).

7. Скоро должна появиться антология харьковской литературы в двух томах. Первый том — авторы, начиная с конца XVII – начала XVIII-го веков (от архимандрита Онуфрия, полкового писаря Климовского и вольного философа-богослова Сковороды) до писателей, родившихся в начале XX-го (включая послевоенных Слуцкого, Голимбу, Лимана). Во втором томе также присутствуют послевоенные писатели (например, Чичибабин). Имеются в нем и классики-современники (допустим, Лимонов). Есть в нем и современники, которые классиками, дай бог, еще будут (скажем, Шепелев). Как ни крути, ты один из самых молодых авторов антологии. Как тебе компания? И как ощущения? Нет ли внутреннего удивления (недоумения) типа: ребята, блин, как я тут среди вас оказался?


Конечно, это ситуация «Гомер, Мильтон и Паниковский», совершенно комическая; помимо всего очевидного, я никак не интегрирован в современную харьковскую литературную жизнь — так что нельзя сказать, что хоть в какой-то степени представляю хоть какое-то сообщество/страту/поколение, кроме себя лично.

Но я не отказываюсь от публикаций, когда их предлагают. Короче, незаслуженно совершенно, но приятно!

8. Сравнительно недавно в своем ЖЖ ты выкладывал дневниковую онлайн вещь «И не рассказать» о девяносто двух днях твоего воображаемого (вспоминаемого тобой лета), приурочив ее к воображаемо страшным дням, начиная с ноября 2013-го года. Прервал (или закончил) проект в январе 2014-го: «При том, что происходит вокруг, если писать о лете, детстве и т.п. – чувствуешь себя ложно, а если о политике – глупо». Выходит, что «страшные дни» вышли ни такими уж и «воображаемыми». Да и твои совсем свежие постапокалиптические рассказы, что не говори, щедры на масло в огонь. Спрошу о том, о чем и в мыслях не было: ты действительно считаешь, что мы в преддверии абсолютного конца этого мира, или, все-таки, на пути трансформации этого адского мирка во что-то иное, более благодатное?

Для начала надо сказать, что вот этот «цикл» я не считаю за литературную работу, это скорее дневниково-коммуникативный акт. А также надо сказать, что задумано это было ещё летом, из простых соображений «противостояния зиме» (потому что самые серые дни начинаются именно ноябрём) — такой себе набор воспоминаний/рассуждений про лето, как будто оно здесь. Так что с тем, что произошло в окружающей действительности, всё это совпало по времени совершенно случайно.

И — нет, я не считаю что всё будет плохо и мы все умрём. Я вообще, как это ни глупо звучит в июле 2014-го в этой географической локации, настроен крайне оптимистично относительно человечества и его намерений и перспектив. Несмотря на локальные экстремумы с духовными скрепами в центре, мне кажется, что в целом люди становятся лучше и гуманнее и движутся, в общем, куда надо — истребляют в себе зло и нетерпимость, побеждают смерть, технологий вот отличных насоздавали, прямо жить интересно.

Может, и до звёзд доберёмся.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney