РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Василий Бородин

2015,2014, 2013

16-03-2015





тучки слога немногие —
они все тебе
потому что их раз и две
и подписано всё в печать:
"логос"*,
"агапически"**,
"миксолидийский лад***"
*лодка, течь
**ковш, вплавь
***бЕрег ночи
и Большой медведицы меж-
звёздные углы
замерли, как стрЕлки













Зинон

1

когда архимандрит Зинон
осмыслил заново канон,
он осиян был и овеян
в холодно-серой глубине
квадратной комнаты: мы верим
ему вполне

он как бы ангелом с минуту
был — против света — обведен
и этот ангел в нём чему-то
сказал: идём

— Тарковский, да, вот этот холод
души снимал:
когда ты выдуман и молод,
а мир поймал —
— тЫ его
или он — тебЯ, но
вдруг — сбой, просвет
и ты садишся на диван, и
свет — это свет

2

снег — это дворик монастырский,
забора тень
волнистая — так Монастырский
по пустоте
подсвеченной — а, это Пригов —
чертил чертят,
и солнечный там зайчик прыгал,
и все хотя
и радовались — но сквозь скуку,
и лени жар
тянул из года в год, как руку
огня — пожар

а тут — мороз хватает щёки
средь тишины,
и ад и все его уроки —
отменены

3

— послушай,— говорит пологий
кусток кустку,--
когда б ты мог, как эти ноги,
бежать к мостку —
ты б был счастливее?
— не знаю,
но сквозь меня
быстрей мелькала тишина бы
любого дня

— послушай,— говорит лисичка
концу хвоста —
когда б ты мог, как электричка,
лететь с моста:
гореть, дымиться и ложиться —
ты б был сильней?
— нет, я не смог бы с этим сжиться,
и я умней

...идя бессобытийным лесом
(хотя там-сям
скрипят деревья мертвым весом,
и по осям
их механического плача
идёт ку-ку),
Зинон задумался, что значит
"познать тоску"

— вся — гефсиманское усилье
"понять, зачем",
у каждого из нас Россия
спит на плече

4

. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .

5

стамеска — и пока доска и
щепки, встающие крылом:
вся золотая, мастерская:
тесно, тепло
молитва, веник ли для стружки,
счёт лет и дней —
а надо всЕм как голубь крУжит —
родней, сильней

6

. . . . . . .
. . . . . . .

7

так, радуясь и размышляя,
живёт Зинон
и обновляет, обновляет
канон, канон


***

скучных, любящих вам друзей!
сырых дней!
говорит нью-йоркское радио
а потом говорит: стемней
и не бывшему светлым дню
а потом — вообще херню:

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .

так всегда: поэтов подвала
вытесняют поэты домашних библиотек
там среди абстрактных овалов —
окно, крупный снег
а в подвалах он чёрной водой при входе плывёт,
негр дудит, и дурак поёт:

. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . .

в общем рукопожатье ночи,
нежной гордостью встречи снега с рекой времён:
микрофон, писсуар, сабвей
и тебе, нью-йоркское радио,
серых любящих дней! друзей!
почитаем — и споём вместе

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . .
. . . . . . . .
. . . . . . .
. . . . . .
. . . . .
. . . .
. . .
. .
.


***
за любую даже большую даже войну
люди тихо умели штопать — и что: в слепой
лампе дёргался огонёк, падал ком земли
что-то булькало спиртом даже если в грудине
а в какой-то непознаваемой середине
поворачивалась, как стая, тоска в плену —
к переходному, ещё внутреннему, побегу,
как любовь, насовсем окрепнув,— к простому сну
враг на танке сидел как птица и что ли птица
шевелясь замирала в умных ночных кустах
врач бежал и чего дорОга — опять проститься?
а потом чёрный дождь на скользких кривых мостах
и чего-то курить, а мы народимся будем
очень тихо смеяться, сниться, ходить, глядеть:
это счастье — ходить глядеть, и навстречу люди,
а мы — мимо: ходить и видеть — и вдруг глядеть
потому что тЕ — могли штопать и бросить штопать
и ослышавшись: нет шагов, есть свои следы,
посмотреть как скопилась копоть, коснуться: копоть,
замотаться платком, пойти, принести воды


***

1
дОма-дОма!

2
и лента друзей;
след в след
прибегают друзья к
кириллице —
и к лицу
иногда её близко подносят,
к сердцу берут

3
БУКВЫ ГОВОРЯТ:
нас придумывали монахи;
жухла листва,
монастырские стены листве всегда — как забор
кошке серой: тереться спиной, пройтись

4
вот и разговор
выходил у монахов:
— букву эту вестИ —
слишком долго:
петлЮ похерим, овал сомкнём

5
— звУки — будут меняться;
Господи,
дай веков,
дай хороших веток:
из берёзовой сажи — чернила:
рЕки рисовать
и надписывать им названия,
островки
обводить: там на каждом ива,
ива, ива,
рогоз, рогоз:
утки — в этот рогоз, жмутся спят

6
— наши буквы так будут спать
в книгах, и вино
истины-то — в уксус узора, еле
внятной, светленькой пустоты и перегорит!

7
и большие ели
вокруг стен монастырских густо
дыбили шерсть,
и лиса бежала,
рыба рыбу бОльшую обогнав
прыгала, жила,
а река ветер отражала

8
...лента-лента друзей,
латиница,
Гринич-виллич

9
"10 лет без Хвоста"

10
мы — здесь.



***
во что верить?
в черты?
очи видеть и быть в плену
думать что в раю?

остальное мы всё читали —
цифры квадратны
фотографии вянут в муть —
вот читаем Аверинцева в узорных
пыльных свитерах
голову не моем
Бибихина прочитали
и очки не моем
Антония Сурожского читаем
и, счастливые, гоним Моррисона:
виски бар

переклинило, это, Фёдора Чистякова
и Георгий вот Чистяков сам в себе сгорел
надо как-то помыть очки
верить, верить, верить


***

что нас греет
то ли то
что нас видит
то ли то
что и не умея видеть
водит по земле пустой

долгим холодом дарИт
и карает и царит
как бы знанием и зреньем —
но смягчается любя
и меж солнечных кореньев
спит как воздух в миг себя


***

кы-кё-кя-ке, как сказала галка —
только в том ли порядке, и так всегда
речи любого мгновенья жалко;
точками беглой мути стынет вода,
и отраженье ворон, и стволов, и веток
золотом невесомым обведено —
как не глядишь, а знаешь, кто против света
гордо сидит и снегу глядит в окно


***

как дела,
вода?
иногда видно дальше
иногда что
иногда серебрясь мелькает
стайка под другой
отражённой
как дела,
вода?
иногда слышно
себя же
иногда даже
стайка чуть крупней в глубине
под другой, окрепшей
повторюсь, как дела,
вода?
повторюсь, отражённая
стая над другой,
выросшей, последний
раз летит куда-то туда
— как дела,
вода?


***

листок сухой ребрист борзой
и падает стуча
и вот глядеть на него час
и следующий час

а вся земля — из карих слёз
на зябнущем свету
и след витой от двух колёс
весь мимо на лету

а там для новых — дуговых —
черт ветра спят поля
сквозными нитями травы
дыша и шевеля


***

посмотри на
северных цвет
оленя и стАда

и стадА — пЯтна бЕга

посмотри на любое:
там,
там ли твой олень


***

ночью гОлоса и соловушкой корабля
поёт дальняя кораблю земля
и луна и мачта
а на сетчатых лестниц ловушку
смотрит ёж
линий между светил в созвездьях,
и постепенно
так настраиваются глаза у нас и у них
что секстанту, хронометру
стыдно своих насечек,
бочкам ополовиненным — лёгкого плеска
волнам — мирного блеска, и бури вес
чуть шевелится с всех семи
сторон океана
— так края платка, из которого вяжешь куль,
складкой падают, если вдруг решишься остаться,
и предутренний этот холод перед дорОгой
вдруг прогрет до корней волОс и корней травы


***

"не нарадуюсь" —
да, в словах,
что ни произнесу, какой-то поёт
дурак, и зачем его слушать,
без него скажу — а слова он
украл, как мешок,
и подбрасывает: они за
облакА, в овраги летят
птицей и ручьём,
каждое — ничьё


***
видишь, они невидимы, они там
и не страшны, и ходят не приближаясь —
мусорных тЕни птиц по пустым кустам;
"жизнь,
где твоя жалость"

видишь, к разрыву туч повело крыло
серого зимовавшего целлофана
в ветках, и все дорОги лежат светло,
и
идти — рано


***

а эта книга называется
трамвайна улица коран
и всё что в ней в неё скрывается
похоже на взлетанье ран
с нас нынешних на нас теперешних
но в этом взлёте на ветру
всё как бы первозданно бережно —
стеклянной библией из рук


***

ау ау
есть улица Ау
там ветром буквой тау
зонт подвёрнут
и к человеку человек повёрнут
и всё-таки
ау ау ау

ура ура
есть улица Ура
там альфой и омегой повороты
следов коляски на снегу,
полёт — и
полёта голубь — голубю:
ура

угу угу
здесь — улица Угу
вся буквой-осликом
не помнящим названья
сопит как ёж на вянущем бегу
и всё-таки глядит глядит сияньем
неявным, робких отблесков рекой
угу угу — как ветер и покой


КОВЧЕГ

когдА сстрижём ресниц
ножницами — общих
общую ночь границ,
и — слезами вплавь? —
спрашивает на весь ковчег
лёгший шеей жираф
— нет, давай спать стрижом
будущего; когдА
будут новые суша
и города? —
отвечает жирафа:
шея на весь ковчег
...если рОжками боднуться,
улыбнётся человек
Ной — высокий и рыжий,
как Норштейн: не шутя
ждёт голубку, и в крышу
небо дует летя


***

подожди немного
чай похож на круг
полдень — на берлогу
день — на всё вокруг

в этих сходствах ясных
столько глубины
что и мы прекрасны
что и мы умны

чай похож на донце
полночь — на коня
и друзья как солнце
смотрят на меня


***

кто сочинил беседу лодок?
в одной из них — беседа птиц
а под другой собака-лодырь
не хочет никуда идти

и щебет слушает не видя
потягивается длиной
за горизонт — и сам Овидий
счастливей с каждою волной


***

сабля диких слёз
через лес
лес порой синеет
порой дымит
точками костров
под облётом:
вертолёт с бадьёй
в сторону пожара
жалко реками лицу земли зверей диких

и вот жалко перед зимой
глядеть утру в воздух
не выходит у него быть
безразличьем, покоем
струйкой из печной трубы;
жалко зверей диких
поезд через лес сабля диких слёз


***

теория времени как объема
в котором
идущий человек оставляет
гусеницу из бесконечных
фаз себя
а все события одновременны, и
в каждом ты



***

так вздрагивает снег на темя
и в темноте слоями теми —
теней, полутеней, теней —
ночь, и о ней
такое же ничьё молчанье
и жалоба и светлый куст,
как будто август, и ночами
бледны раскопки кирпичами
и вдруг — черна, черна, случайна —
эмаль искусств


***

посеяв гусениц в синицу
свернулся первородный грех
сытою кошкой, но ресницы
поднимешь — и на миг на всех
шарах листвы и пирамидах
тот острый свет довременнОй
где ни опоры, ни обиды
и всё — как чайный пар в окно


***

уныть уныть унытьуныть
унытьунытьуныть теряя
смысл — как бы вытянуться в нить
круги пустые повторяя
каракулями на столе
не оживая, оживая
а утром первый снег к земле
прибит дождём — и счастлив, слеп
на ветках, машущих трамваю


***
словА, умнейших вам соседств!
от отчих гнёзд пора к звездАм
в пустой застольный огнь беседств,
к счастливым зимним поездам
о! вся — в пробОи сЕрдца речь
дорожная: ту-тук-ту-ту:
как нить-стрела растить-беречь
летит — и спит на всём летУ



***

1

в таких стихотворениях
которых нет на свете
в четвертый день творения
у рыб родИлись дети
и вот они весёлою
сверкают чехардой
но если приглядеться
бывает и печаль
как дети новосёлами
в пустые стены: деться
куда куда куда
— а тут это вода
но дождик вдруг прокатывает
как велосипедом,
и Чистые пруды —
тут все — кто с самокатом
а кто с велосипедом —
сверкают и грустят
от капель молодых
чей шаг — веселие зеркалок
и, фиолетов, объектив
весь солнечный объём внезапный
внезапно ловит отпустив
— и щебет, шорох, шорох
пора и воробью
простого разговора
сказать: я перебью

2

ветка
заставшая войну
не обгорела и цела
и все семьдесят лет
росла и доросла
до полприкосновенья
в небесный лёгкий звон:
он веткам вместо зрения
а нам не слышен он
но во все стороны с неё —
как струны, и войска
крылатых чёрных муравьёв
взлетают кое-как


***

весело невесом
вертится колесом
перевёрнутого велосипеда
ум до обеда
бьёт по спицам травинка
и руль в траве
скатерть на траве

а потом через мостки
августа
мимо грибов сентября
чуть взглянув на строительные
лесА октября —
там руками машут —
пролетая тоннель-ноябрь:
в тоску — в тоске — из тоски —
к жизни зимней домашней:
до
самых теней капели и
пара от ап-
рельских луж
спит как рожь и уж


***

над черепками чёрных
чашек и ночь о белых
сколах думает: "так и я"
и светлеет к краям

...Индонезия — это
жёлтый шёлк и Youtube:
на полу — чаши
"о" и "у",
тихо ударенные,
поют

"о":
о бронированное стекло
бьются слова стихов у
"у" —
у любых явлений
радующих, воспетых
всеми ужЕ (почти)
так что вот рёбра монет в горсти:
у двухрублёвых — чередованье
мелких засечек
и широких;
на некрасивой луже — листок, ещё
не наглотавшийся тяжкой воды, подставил
спину просвету в небе;
просвет — простой,
без ликованья, но воздух — именно пьётся
и воробьи рядком:
как
клочок с нотами, как
широков
воздуха слушает, наклонив
голову, отзвук лёгких пустых звоночков:
равно_весье сохра_нил
а мо_неты уро_нил

...ночью,
как бы рассЫпав свинцовый набор закона,
спит благодать,
и тем, кто спит,
снится бег городской,
отраженье в "не прислоняться",
паузы: динь! и мгновенной листвой опадают обертонА,
катится тишина, и
ночные шины
гнут строку света:
стена
потолок
стена


***

когда далёкий экскаватор
с пустым ковшом как император
заснул, и локоть — для ворон
взгляни на это с трёх сторон

с одной — идут солдаты краем
аллеи липовой — и раем
глядит на них осенний свод

с другой — озёра стынут ровно

а с третьей — встал когда завод
из снега навсегда пропала
та примесь дробной черноты
но и о ней грустят кусты
и спят / не спят в унынье лёгком
выздоровления, в шарах
литого снега — как бы в лёгких
весь кислород, весь взлёт, весь страх


***

так или тихая дорога
и рада холоду немного
и ветка падает в траву
а та ей: мы река и лодка
и ночь на дождевом плаву

или простор предснА — как лоб; кАк
щурится комната на том
краю беспроводном, поводит
луною сна, и солнце в дом
идёт ужЕ и переходит

с материка на материк
с такой чертёжною свободой
как книга падает: "живи" —
как предбытийный черновик
исчез, как снегом сел на воду


***

"было время великое
стало плоское"
— потанцуем на досках
они без заноз
они просто крест-накрест наискось
поверх луж на вдруг перепившей
земле — и там,
за заборами далеко
киснет молоко
виснет сыро, долго
табачный ком
в комнате; над домом
тычутся в закат
запятые печные

— было время, лягушка-река
кидала язык
солнце исчезало
и вдруг возы
все цыганские двигались —
а сейчас?
чуть за час
гаснет радио на начале
новостей
и дрожит, шагнув, стрелка
— но при мытье тарелки вдруг —
планетарной
дуговою орбитой капля бежит
и отражает лампу —
как свет нетварный
взял и обвёл дыханием
шаг и жизнь


***

как кони в яблоках живут?
овёс овёс навес
и в яблоках ещё белы
и слЕпы семена
веди веди рукой траву
весь шар холма в траве
и крыш далёкие углы
бледны как имена
забытых еле-встречных, вдруг
как бы глядящих сквозь
вагонный грохот, а когда
всё видно — их и нет
но воздух тут — как "всё вокруг",
"всё вместе", "всё сбылось"
и ободом горит вода
сребрясь на глубине


***

среди книг
или собственных книг —
держать вместо книг
небольшие пустые корОбки
в каждой — надпись-событие, как
цвет глаз
и вес слов — или просто дрожь,
утренняя суть дерева
в ничем не повортный день


***

кто ниже плинтуса тот ниже и травы
тише, чем капающий кран,
где спит на кухне
на стуле старый человек,
и время пусто, как ночной подъёмный кран —
блестит дождём,
и время-дождь
чуть подмерзает, делается — снег,
и, в круг расчерченный застыв,
пищит экран

do not go gently — говоришь вообще
себе, всему и вся, оленю в той
коробке уличной с подсветкой золотой,
имперской дохлости
...и — счастью, в каждом, злясь
живущему, как крылья — на волне
воздушной; они птИце — как бы "я"
или ужЕ как бы дарованность, друзья,
ежесекундный пир бытийный? и она
садится, птица, и молчит, любви полна

так поднимается, как лИца от стола,
и пониманьем оживает тяжело
родная, общая, как вещь, ужЕ не мгла —
а утро, утро, посветлевшее стекло


***

в нашей (новой) поэзии промелькнул как возможность
некий аристократизм смысловых ежей
но нас ужалила самодостаточность их, прозрачность
и мы открыли столовую для слов-бомжей:
пир на ветру! пар на ветру! и поэт говорит "умру"
пляшет в двадцатиградусный мороз
бьёт по колену стянутой чёрной шапкой —
просто чтобы отвлечь стихии от где-то — где?
затаившихся, вновь-первозданных слов,
чтобы эти словА как зёрна цветов
мирно и вовремя летом взошли — цветами
ирисами прекрасными и кустами
чуткого к лёгкому ветру шиповника, а, дай бог,
новых поэтов мужественное молчание
издали берегло и дыханье их, и звучание

...эти сложнЫ интуиции, и понятно,
что, бросившись — каждый в свой час — всею речевой
не железной органикой на амбразуру
преображаемого языка,
ктО из нас сейчас не головешка вместо фигуры
собственной, шлак, посмешище дурака?
а в довершенье — встречай ослепительного сиротства
эпигонов: они в восторге от благородства
смысловых ежей —
и не могут их удержать,
умываются — и к словам-бомжам, а те — ржать
но вот к рукам-то юным, к робости их печальной
тянутся вдруг словА-цветы —
всей своей краткостью красоты,
и дорогой дальной,
брат мой, ко всем чертям идём я и ты



***

есть человек -- нет стен
есть пустые карманы
и пустые глаза
но тем,
в ком вдруг --
обида птицы
на вид с полёта --
тем приземлиться хочется, положить
голову на свои руки
на столе
в этом нет мУки,
но по земле
ходят такие люди
как ртуть на блюде:
быстро меняя контур,
разговор сероват,
скруглён: вечер;
белых туч и их ваты нет:
нечем
солнце укутать;
оно ушло, поджигает
линии и перо
на полнеба: рост
у людей чуть-чуть разный,
они похожи
не на сумму, на разность:
именно ртуть
внутренней тяжести мечется вечерами
лёгким пьяным огнём:
"живи одним днём"
-- он -- и огромный,
и столько раз повторится,
что корневища величия пустит вглубь
сохнущей-мокнущей почвы,
и каждый кустик
чувства и зрения будет чуть жив и глуп
радость -- от мытых окон
к открытым окнам
с воздухом плавким двинется в сон дневной:
перистый шар вокруг
как сплошное око --
солнце ли, Бог ли, ум,
сердце, нерв глазной



***
...старики
смотрят ящериц и собак
сидят у реки
и табачной трухой летят годы
их молчания и свободы

-- кто бы бывших поэтов
собрал в одну
золотую деревню
и протянул
между ёлок верёвку:
когда мокрЫ,
пахнут счастьем прищепки;
трещат костры
и поленницы звонче звонниц

раз в неделю --
хлебный фургон
взгляд в туман
как сквозь самогон

дятел сЕрдца живёт внутри
в кору тЕла стучит душой --
куда рвёшься-то? посмотри
подосиновик есть большой
и корзина полным-полна
и такая вдруг тишина
что запрет на рифмовку, лист,
запертый, как стеклянный шприц,
просто сами совсем ушли
а костёр с котелком -- горит


***

на чае синий день темней,
и гуще пьёшь его: горяч,
он состоит из прежних дней
и ими же тяжёл и зряч,
как внутренний любой огонь,
качнувшийся не опалить,
а греть ночным костром ладонь
и о лице молчать и длить



***

так тихо надо всем
как кутают стекло
в дорогу по шоссе
и только рассвело

а серых — как надкол
фарфора на косых
столбах — небес легко
качаются весы

озёрною водой
напротив дождевой
сквозь лес уже худой —
и больше ничего



***

у льда внутри
глаз-воздух вблизь и вдаль —
как бы им и посмотри:
круглые кроны качнулись — стук в стук,
точь-в-точь



***

чтО растопка печная — трещины бересты
...в дождевых доспехах вернуться — а спички где?
керосиновой лампы колпак орёт
и ни слов ни глаз
а печного огня нос бычий тАк дует дому:
"я твой сквозь-время-паровоз
я твой час"


***

забор — сетка ржавая, и у про-
боин сжалась тесно, и где прямой
проволокой её латали,
там путь мой

в сетке лист застрял
над слежавшимися под снег;
уши так горят
в тишине:

ты кому таким дураком
с головой и рук
собственных шлепком
пО лбу вдруг

и чуть дальше зрячего кипятка —
шум: трубу кладут;
фонарь вертится в облака,
псы идут



***

что поделаешь
в небе ещё не тишь
ещё не летишь
ещё не вываливаются из карманов
и не катятся далеко
хлопья жёлтых туманов
споры дождевиков
а сидишь себе и главенствуют
над тобою забор и лес
синий как деревенская
безучастность, любовь небес



***

тропы на спинах
ветра в холмах
хворост на спинах;
спины в домах
в комнаты смотрят;
лИца — в окно
смотрят и смотрят
очень давно

ночью седеют
дым и трава
речь оскудеет
станет права:
— я тебя дольше
— ростом с "домой"
— мимо, как дождик
— свет мой немой



***

бесстрашному безоблачному ряду
древесных снов дневных под рождество
ни клочьев речевых о нём не надо
ни солнца в них, и вертит головой
средина дня, как бы последней скукой
вдруг впрыгивая в просто-тишины
и взвесившую всё большую руку
и мы её и видим и видны



***

Галя Рымбу
спрашивает вконтакте:
под какую музыку хочется умереть
но ведь это хочется молча
"некуда смотреть"
"не в себя же опять смотреть"

Витя Иванив
слушал так вконтакте
Цоя по ночам
мы молчали с ним, я молчал
но вот музыку открываешь в пять часов ночи
а там Витя, вообще один
цел, молчим

а вот с Бобыревым сидим
говорю: десять лет назад презирал
Моргунова и Пимочкина, их дебюты машин, женитьб
но и знал — тогда же, не погодя:
они все святые
а я зритель точек дождя

...у Айги в деревенском доме —
полка, гордая, его собственных книг
на всех языках
и одно зябкое одеяло
а потом он выходит: ватник
валенки снег забор
и закуривает на ходу

вот и друг мой Андрей решил:
в поэты пойду
вот и друг мой Гриша решил:
в поэты пойду
вот и — ктО раньше всех пошёл?

мальки зимних московских звёзд
почему дрожат
половина их — самолёты
кулак разжат
из него катятся и звенят
по просоленной тротуарной
плитке — дни
катится и звенит
солнце
завтрашнего дня


____________ПЕСНИ______________


***

где нам там крыльев
где нам там тут
крылья укрыли
где нам туда

пали опали
листья солдат
встанут восстанут
сколько ещё

трУбы не будут
где нам там там?
мы не солдаты
те у болОт

— улицы-ульи
пели нам тут
рая земного
сонмы толИк

рая зелёна
рая желтА
пели опали
крылья солдат

мокнут ли стынут
где нам туда
скоро ли если
рады ли там

где нам там?
крылья, стулья


***

в тёмную ты мне дорогу
собери окнА —
просто лампу и немного
ветхого вина
долга перед, просто долга,
дыма за домА,
просто воздуха и волка
в воздухе ума
он пойдёт и будет будто
тающий овраг
и совсем уйдёт под утро
как спасённый враг
через некую границу
там вниз головой
ходят ангелы и птицы
и поют: живой


***
врЕменный дом
временнОму дому
говорит:
не спеши
не горит

время время
ехало оно мимо
тёплых, с длинной травой, лугов
видело оно
город

врЕменному дыму
в тамбуре
временнОй туман говорит
таянием:
ясность ясность
непродолжительна
и проста,
собранной со всей жизни любовью любима

врЕменный дом
временнАя рука
пуста



***

плывём переплывём
не видно ничего
всё очень хорошо
не видно ничего
мелькает только снег
он лёг на берега
вот только их и нет
всё очень хорошо
с любого на любой
плывём переплывём
всё очень хорошо
не видно ничего
любая льдина дом
прибиться и обжить
а утром пополам
плывём переплывём
на старом берегу
собака и вино
любимые дома
любимая гроза
на новом берегу
собака и дома
любимые дожди
деревья и вино
плывём переплывём

_________________________________






Тетрадь

***
в родном крыле — перо к перу
моя орлица над Перу
и наши лица как гроза
когда мы падаем: коза

а вообще я воробей
и на снегу пшено
и ты меняешься в себе
когда глядишь в окно


***
странный каменный том
стихов на потом


***
а пузырю, который по луже плывёт,
все говорят: "вперёд"



***
ЛаУра видишь
день висит
на хОлмы прячущиеся
летит косящий дождь — косИт
как бы глазами луг кося
дом — это туча на домА
как войско двинувшаяся
сводя — как счёты, как с ума,
суму с водой ведя неся
Лаура пламени не дым
мои слова а сливы в дождь
попавшие рядком седым —
тук-тук в траву, и не найдёшь


***
Саути был поэт
на полу стоя
он говорил слоИ
слов
и в каком-то слое
ангел случайный проснулся
...и к чашке чайной
друг мой далёкий прикоснись
обо мне улыбнись


***
человек уловил:
годы медленно брали дом
и осколок сухой земли падал с вил
а дождь шёл с трудом
не заглядываясь на вес
синих слив
— хорошо пойти под навес —
и в дом:
ливень


***
"думали, нищие..."
о чём думали нищие
нищие улыбались
в магазин хотели зайти
там, в магазине, тихо, когда никто не играет
можно купить любую
одну струну


***
жилА
и шмелА
и пчель
всёл
— вёл село в печаль шмель а пчела
жила огибая
пчаль как шаль и далёкие
огоньки: "бе", "рег", "ЛА"


***
глобус лицА
Африку отрицал —
Африку ясной радости —
но прокручивал
и Якутию холодности прекрасной
— чем же он к нам повёрнут?
Океанией дробных чувств!


***
морось и ветка
ветка вино в пакете
в пакете булка
булка упала в лужу
в лужу и —
морось


***
в старике, итак, сосуществуют —
кора, горенье,
волокнистые вОлны вокруг сучков —

это ужЕ взгляд


***
надо ли целиться
ночью изобрели
новую ноту — цЕлую
пошли мне (пришли)
список способных
взять её птиц — но снег
лёг ужЕ: как удобно:
все улетели, ни одной нет


***
из горошин есть старшая
в каждом стручке
она смотрит на ту,
что дрррр дольше всех прыгает
когда все упали
и осмысленно так молчит
а та долго катится
и останавливается там
где только небо в колодце крон



***
тык
ток

ты
кто

я
вор
а
мы с тобой — разговор
можно я украду едУ и уйду?
или тут посидим поедим?
вот сидим едим хорошо
дождь пошёл
можно я пережду?
ждём
курим


***
1
хоботы
тобой тебя
прославляют
рыжая вода

— как тебя себе
представляет взгляд?
вот учебник с главой
там кувшин несут головой
— и обводят
белой гуашью
красную точку на лбу

и вот хобот:
бу!

2
макака
пьёт молоко
запустив в него большой
палец (чашка —
без ручки)


***

дорогами черепах
шли шутки о черепах
и Хлебников не с тобой
беседует а в любой
его круглой букве есть —
угадай
чьей пробуждение ду-
ши,
каким бы ты ни был


***
я замечаю облако
оно проходит как ни в ком
не находя отрады
и отзыва
мы рады:
оно — наше сверх-я
и мы совсем друзья


***
а я ясные дни
а я яблоки ела


***
ты я знаю
ты я


***
бег после 30 лет
бег по воде


***
сам собака, сам гроза
сам ресницы и глаза —
день ото дня отбивался
пока тот не убежал,
а который день остался,
в том и я — и это "жаль"


***
на журнал асемического письмА
"оса и овца"
падают — тень цветка,
тень повёрнутых в профиль друг к другу лиц:
справа — царь
загрустивший Саул, слева — царь-
псалмопевец Давид:
молчат
и кудрявы, как облакА

ночь легка
и листва легка


***
в ночной ватин
кривя дымком
вплывает август босиком
на нём
на яблоках в пыли
в сетях рыболовецких —
невидимые корабли,
пятнадцати советских
республик флаги словом "я"
и жизнь ничья, ничья


***
читатель недоумевая
касается себя-трамвая
и смотрит на пакет с вином
который он везёт вверх дном

и светлый параллелепипед
пакета говорит: "я — дом,
и дом твой — дом: всё это — ты!" — и
читатель вышел, встав с трудом

и относительная влажность
и медленный полёт одной
вороны обретают важность
граничащую с тишиной



***
нам бы как нА ухо
кто шепнул:
"на войне оно, небо-то
а ты его шёл и пнул"

чтО, какОй
кустик теперь обнять?
и махнуть рукой
честно не понять


***
или от щебета рябит
в голове
или в Москве
ежегодно проходит жизнь

— ты ещё скажи, так устал,
что в трамвае мЕста не уступил,
дОма долго разглядывал слово "Кристалл"
на случайной и одинокой
винтовой крышке


***
мы бутылками сдаём
время:
время — водоём
простирающийся от
и до самых
мы как будто перевод
сделанный небесам, а
те читают, не понимая:
оригинАл — они

а мы бутылки сдаём
берём дни


***
— на твоих
вечерах все
спят

— на твоих
вечерах всем
стыдно


***
советский скульптор
осознаёт
что он койот
мочится на скульптуры
грызёт себя
надо к нему зайти
надо к нему зайти
советский врач
осознаёт
что он грач
ходит по газону
быстрым скворцом
бьётся в припадке
вниз лицом
надо к нему зайти
надо к нему зайти
советский школьник
осознаёт
что он дольник
и берёт тетрадь
воспитывать в себе ямб
господи это я


***
не о на ветре спящей мысли —
она плывёт
потягиваясь и теряясь —
а о другой, что, не держась
на воздухе, упала, сбилась
и просит отвести домой,
но кто её когда-то думал —
тот стал другой
...и эта встреча, возвращенье
потерянности голове,
отчаяние и прощенье,
снег на траве


***
в Солнце есть неопалимый
список Троицы порой —
с золотой горой скруглённой
с деревом как на ветру —
в эти дни я не умру
а в любые и другие
и подавно надо жить
на поэзию смотреть
у неё растут домА
у людей на головах —
там не то чтобы сходят с ума
просто лифт застревает
на пятнадцатом этаже
когда надо на пятидесятый
и лирический герой
смотрит на себя в зеркало —
бритый, глупый


***
о равнении на пилу
говорили деревьям мглу
и согнали с неё сову
а та на летУ
поворачивает как гОлову
ночь, в траву
падает: там мышь
хищнику виден тот, чья кровь
теплей, чем у трав
и гудит прОволокой тревоги
любовь-телеграф:
спишь, не спишь?
тоска не великая?
тогда ладно
ночью прохладно
лужи светятся по краям;
как счастливый вдох, велосипед
плывёт длинной тенью
одного колеса, второго
— полвторого
сова в лесу
август на носу


***
я бы и был о вас стихами,
кормильцы локонов, лучи,
но коконами слов в ночи
поводит воздух, затихая
и вместе с ветром замер век —
как бы в древесные волокна
вплывают утренние окна
сказать: теперь ты человек


***
поезд окнами ночными
думает как дом:
— звёзд не видно. как тебя зовут?
— моё имя —
лЕса полоса

...разными точками разговора
так задаются:
нежность,
глупость (её обессмысливающая)
(мы читатели мыслящие)


СОБАЧЬЯ ПЕСНЯ

ва в ва
в ва в ва
вы в вы
в вы Ы в вы в
ваАв в ав в а
вы Ы в вы... в рррррррр

я слаб
я с лап
морду не поднимаю
хотя не сплю
и идут к сараю воры
а я хозяина не люблю
но он прибьёт
если не укушу
и вот поднимаюсь
ноги трясутся
воры глядят
то на меня, то на дверь
— бедный ты,— говорят,—
бедный зверь


***
бросовый воздух
бросовая роса
бросовые полчаса
часовые любви
босой
хор


***
блошиный рынок
балалайка
солнце рассохшейся спиной
зимнее ловит
между мной
и следующим пешеходом


***
до-
щуриться до
счастья
вместо пейзажа
до
лошади вместо луж
крыльев вместо крыш


***
кошка подвала
кошке окнА
говорит:
— мир — овал,—
а та ей:
— тишина

и вдохнув-выдохнув
серую сетку
глядит на соседку


***
у красивого колА
и красивого двора
ходит белая коза
с жёсткой гривой и сняла
лист последний со куста
вот: казна куста пуста
но ещё она кору
будет прикусив тянуть
отпускать как грех жару
и ресницами шагнув
повстречает иван-чай
вот и ты меня встречай


***
ты чаем тычась в ум мне, вечер,
похож на Рай, похож на вечность
похож на край деревни, дня
горящим облаком звеня
а чай качая лампу лет
тАк и всей жизни будет вслед
глядеть остыв —
как свет на стыд


***
я был на стороне наук
я к ним сводился как паук
потом на стороне искусств
я стал как пять ничтожных чувств
но вера вдруг пришла ко мне —
и я как флаги на Луне!


***
речь, ты мама: мимо встреч
с губящими осторожно
книгами ты шла стеречь —
чуть стираясь, и, возможно,
этот слепок твой — на гуле
на бумажном на снегу ли —
вовсе слеп, сводИм — к чему?
неужели? почему?


***
брат Снег снял фильм, доминиканец
брат Дождь — пошёл, он францисканец
пошёл
со съёмочной площадки
увидел рыжую лошадку
и говорит:
а крыша где?
и оба ходят по воде


***
за что мне тёплая кора
старого дерева? пора
спросить об этом — почему
прижался я щекой к нему
а снег пойдёт через полгода
и с каждым шагом рост его
будет как сердце пешехода
о спящем дереве живом



2013-2014
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney