РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Тимофей Усиков

Длинный солнечный мост

02-09-2006 : редактор - Женя Риц





ТРАВКА

нет никого расслабленнее рядом поэтому
послушай как в саду стучит груша
воспевая вакханалии старые по-новому
где особняк и «откуда столько мусора?»

действительно откуда столько мусора?
в саду упавшего буша с велосипеда как
нам приятно на травку на зелёный газон
моя героиня сидя на камне на фоне

в стойле хранит полуразрушенную лошадь
так вот смеяться и я её обнимаю за талию
за шею за грудь и за поэзию и нет никого
расслабленнее... рядом, поэтому – послушай



RITAI

девочка-портал
провода-наружу
(открой свою душу!
открой свою душу!)
дохлый коммуникатор
кофе и сигареты
или гашиш нужного сорта…
что-то висит

я критикую
(у меня чистый разум)
социо-логия
социо-фобия:
расцелуй детей
прогуляй собачку,
убийца жены
или кто ты там без названия?
местоимение
икс
абстракция
придумай, что камень – это мотыга,
а не просто камень
придумай, что камень есть тело,
что хлеб – это тело,
и камень – хлеб
придумай
лобные доли головного мозга
лобные доли головного мозга
лобные доли головного мозга
(слепо ищу reset)



ПОСЛЕДНЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

больше не надо писать стихов
только любовь
только любовь
только – любовь
ведь каждый раз, когда есть, что сказать, должен быть – последним
как это было в средневековье
как это было при вере в Христа
как это было, когда не считали до 100
потому что… / рифма
оно и не нужно –
эта разорванность бытия – на крупицы, на атомы, вдрызг – вакуум-
ное поле моего сознания жаждет новых приходов!
отходов / какое многозначное слово!
спиральных возвратов, где завтра – вчера
а вчера – завтра
сегодня – тоже вчера…
(вот эта вот игра смыслами
ведущая к бесконечному копированию
тоже мне шепчет: молчать!)
(… ( – молчание))
наука подобна мифу, а не религии
наверное, поэтому в почёте дизайн –
всё тот же дурацкий орнамент, служение, художники-менеджеры
намного лучше парней с засорёнными мозгами в кожаных куртках –
мы все давно должны были умереть
будто нас вынесла центробежная сила и гравитация больше не актуальна
(многие так и думают, словно она осталась в прошлом
веке)
но «мир слишком хорошее место,
чтобы родиться в нём и умереть»
(или хотя бы сделать вид
мол, не было: ни того, ни другого)
а мы продолжаем
верить в свободу – «удобство» наоборот
(+ «т»)
(…)
[склеенная] статуэтка разбитого будды
движется
словно кукла из фильма "trainspotting" –
и в этом слове меня влекут поезда
как всякого человека-номада
спящего полузабытыми снами
в которых вся комната усеяна фотографиями
половина из которых (или даже меньше) – знакомые лица
другая – нет
(но там не только лица: красные пейзажи, белые дорожки, зелёные человечки и лошади, расчёсывающие себе гриву ветром...)
и вот оно – яблоко
не две половинки яблока
не яблочное пюре
яблоко
и больше не надо писать стихов
(…)
и каждый раз, когда есть, что сказать, должен быть – последним
как говорят перед смертью
как Богом клянутся
как признаются…
а стихи – это [тоже] любовь
к немолчанию (через его преодоление)
как у космонавтов, которые хотят разбить свой скафандр
орущие об этом во всемирное радио – в интернет, в стол, в подушку…
но лучше не надо
вы думаете, я вру? –
подумаешь?.. я жду
точнее, уже дождался
точнее, это не имеет никакого значения
вакуумные поля
один день
два дня
мгновение



ПОЛУСТЁРТОЕ

длинный солнечный мост,
который обрушился под одним из моих героев
(если быть точным: Лейтенанта Шмидта),
когда он шёл, проговаривая строки Лермонтова,
а потом как мцыри был похоронен водой;
обычно он ездил в метро,
где люди казались коконами,
а он блевал, блевал, блевал
и думал: как они могут так жить?
действительно, как они могу так жить?
блевота стиралась и утекала жидкостью текста…
а он плакал –
хотел быть то ли строителем, то ли монахом,
а, в общем, как все:
пил, как и все,
учился как все,
потом – работал
(то есть он думал, что "как все",
а при малейшем желании быть монахом
или строителем
он блевал, блевал, блевал –
блевота стиралась и утекала жидкостью текста…)
с первой строки я обещал его убить;
и убил.
вот эпитафия:
«прощай, герой мой, навсегда!
те думы – им уж нет следа;
но я желал их рассказать,
чтоб жить, хоть мысленно, опять».



РАМА

терракотовые слоны в поляне в поляне полина сидит на хуе
занимается самоедством россия беззвучный шар в моей руке
как апофеоз молчания как психоделический крик
мой невротический крик превращается в раму (её моет мама)
и правда у каждого - своя, у каждого своя - правда:
мамочка в ванной моет долбана, девочка анна хочет банана
а я разминаю пальцы я разминаю череп нерест идёт вхолостую
письмами отправленными впустую и правкой текста к которому
можно всегда вернуться в своей голове к чему бы то ни было
будущего не извернуться слабеньким телом моим мылом мыли
долбаны раму мыли долбаны раму мыли долбаны раму мыли



СОН

мне приснились бобы
что у папы голубые глаза
(потому что он пил синьку)
что я сплю с 15летней актрисой-блондинкой
(я не скажу её имени)
- ты можешь придумать
что-нибудь новое? -
сказал она, когда я трогал её грудь
и переключился на попу
ещё мне приснилась - то обнажённая,
то в бабушкином платье -
Варвара;
и что-то ещё

впрочем, всё это не имеет ни значения,
ни содержания,
за которыми я вечно гоняюсь:
вместо стихов тут подошла бы музыка
(а диск с Штокхаузеном упорно не хочет читаться)
ну, а что, собственно, важно? -
опыт? жизненный рост?
поэт должен прожить две жизни, которые в сумме – судьба –
длинный солнечный мост
(и никакого предательства)




blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney