РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Павел Алешин

Стихотворения

04-09-2020 : редактор - Женя Риц





Падение Фаэтона

Воздуха. Воздуха. Воздуха.
Нечем дышать!
Звезды бросают белые копья лучей.
Не увернуться. Не выпустить вожжи.
Свето-носные,
смерто-носные,
пронзают, пронзают, пронзают!
Сердце истерзано ими.
Не увернуться, не выпустить вожжи.
А мысли и чувства – огненногривые кони –
несутся! Не выпустить вожжи,
не увернуться.
Холодно.
Холод кромешный кругом.
и сердце – шар раскаленный –
разогнать его может, лишь разорвавшись,
взорвавшись.
Павший,
в небе я или на дне?
Эридан, Эридан подо мною, внизу.
Эридан надо мною,
надо мною янтарные слезы сестер.

В высь! В вышину, в тишину, в за-небесье!
Там,
там с деревьев плодами срываются песни,
чтобы на землю упасть.

Отец! Я только хотел дотянуться до них!
Я только хотел, чтобы свет их, как твой, мог для всех просиять!
Вот в руках моих гроздья их!

Молния в сердце.

Падаю – падают вместе со мной.
Падаю – расцветают они облаками.
Падаю – я не вижу их больше, кто гроздья теперь подберет?
Падаю,
падаю,
падаю.

Здесь...
лишь янтарные слезы сестер.


Концерт для одного голоса и тишины

I
Allegro

Как дыхание обретает ясное осязанье,
снег становится светом, а свет – тишиной живой,
            Дыши, дыши – ощущай каждый вздох взволнованный,
            осязай тишину – синеокий свет.

Воздух морозный – как предвестие чуда –
сердцу пророчит, утомленному ноябрем,
            чистоту безбрежную, простоту белоснежную,
            розу – трепет вести благой, что родился свет.

Розу земную – розу небесную слушай
цветущую нежною, вещею белизной.
            Не таи, не таи в себе в этот миг цветение:
            сердцу открытому – открывается свет.

Открывается – раскрывается лепестками,
до глубины наполняет собой
            и на каждый порыв отзывается радостью,
            ибо радостью явственен свет.

И неизвестны ему между явью и сном границы:
свет, что стал тишиной, мы вдыхаем как снег.
            Дыши, дыши – ощущай каждый вздох взволнованный,
            осязай тишину – синеокий свет.

II
Adagio

Снег, любимая.
Снова снег.
Медленный, тихий, ясный.
Ты помнишь, любимая, тот снег и – страстный – статуй античных мрамор?
Мрамор в снегу. И яркие всполохи солнца в молочных покровах неба.
И ветер – легчайший – в утренней тишине:
в том снегу уже был – обещаньем – и этот.

Снег, любимая.
Сколько красок –
сколько ощущений – хрупких – неуловимой и ускользающей белизны!
Нежность моя тихая, именно в белизне увидел тебя я – помнишь?
А помнишь ли вéчера – опаляющий жаром мороз?
Теперь посмотри сквозь снежную дымку нового вечера:
с нами сегодня рядом – новое сердце.

И такая же сокровенная тишина.

III
Rondo

Снег и свет.
И мерцание их
со-прикосновений –
трепещущая синеокая белизна,
наполняющая легкие
и замирающая на кончиках
пальцев.
Предельная чистота дыхания,
пронзительный воздух –
это твои, скажи мне,
это твои касания,
тихая моя нежность,
нежная моя тишина?

Молчанье мое – любовь.

Свет и снег.
И кружение их
в беззаветном безмолвье твоем –
в обнимающем все,
все принимающем
сердце.
Как преисполниться
этой звездной дрожи –
земного пламени –
раскрытого взора –
этой живой беззащитности –
живой твоей наготы?

Молчанье мое – свобода.


***

Я пишу эти строки, ужасаясь хрупкости и необъятности мира,
от которых мы отгораживаемся многочисленными иллюзиями,

мы отгораживаемся от войн, от болезней, от страхов и смерти,
ибо сердце не может предстоять постоянно перед нагой необузданной силой судьбы,

и только одно сердце однажды – вовеки – вместило в себя все печали и горести мира
и взамен подарило любовь.

Но порою необходимо сердцем взирать на хрупкость и необъятность мира,
и если смотреть, не боясь, еще дальше и глубже – еще дальше в небо, за звезды, еще
глубже в реки, моря, океаны,

еще дальше и глубже – на обнаженный свет жизни, разлитый повсюду –

то можно увидеть не войны, болезни, страхи и смерть,
но бесконечную нежность, и чем более хрупкости в ней, тем более в ней красоты.

Я пишу эти строки, исполненный умиления и благодарности за хрупкость и необъятность  этого мира,
и – я тоже – я хочу одарять любовью,
и хочу, чтобы сквозь эту любовь жена моя и мой сын смотрели на хрупкость и необъятность мира,
и видели нежность,  и видели – красоту, и видели – свет.



***

Эрос и Эос, и шелест камней, ускользающий в пальцах,
женское тело в гекзаметрах волн.
Вся ты была поцелуем и с тем разлилась поцелуем
страсть имена раздавать –

называть эти камни, и волны, и солнце, и женское тело,
ветер, тот ветер, что спит в парусах –
белых, серебряных, нежных и снежных, в далеких вершинах
дремлющих облаком гор.

Эрос и Эос, и волосы вьются твои в этом солнце
лунным оттенком олив.
Боги здесь жили и будут здесь жить. Обнаженное тело
вечное, женское – в шелесте волн.


Элегия памяти

I

Время течет сквозь пальцы,
но в заводи нашей памяти
сохраняются
прикосновения, запахи, звуки,
ощущения, встречи, разлуки –
все память хранит в себе.


II

Когда тебя не стало, мне было тринадцать лет.
Мне сложно сказать, что я знал тебя.
Воспоминания о тебе осколками
– отсветами и отзвуками –
все реже вспыхивают в моем сознании.
Жаль: мне хотелось бы лучше
знать и помнить тебя.
Но помню твой голос сильный
и какую-то необыкновенную щедрость жизни.


III

Но не только в памяти прошлое,
потому что – подспудно – оно также суть настоящее,
и проявляется порою нежданно,
как пламя далекой звезды,
доходящее до нас сквозь столетья.
Я давно о тебе не думал, отец,
но вот предо мною мой сын,
и в нем, только родившемся, неуловимо
я угадываю твои черты.


IV

Это другая память,
та, что называется памятью крови.
Мой сын не узнает тебя,
но он – и твое продолженье.


V

Ни одна звезда не сияет напрасно,
И свет любой – могучий ли, слабый – вечен.



Август
Отрывок

I
Как слухом осязаем шелест августа
И нежное его сердцебиенье!
Печаль его небес глубоких сладостна
И хрупкое дарует упоенье.
А ветер дует – холодно, но радостно,
Нигде не находя успокоенья.
В движенье чувства все, и нет границ
Для памяти нечаянных зарниц.

II
Есть память прошлого и есть – грядущего,
И время августа всегда – в мерцанье,
И сквозь покров былого или сущего
Увидеть вдруг возможно – обещанье.
И на призыв таинственный зовущего
Отзывом ясным будет и молчанье.
Все зыбко, но едино в тишине:
С ней веришь равно солнцу и луне.

III
Ты – жатва лета, провозвестник осени,
Ты – переход, всегда ты – vita nova.
И как бы вздохи ветра не морозили,
Ты мягкостью земли согреешь снова.
Ничто не исчезает. То, что бросили,
Весной вернется веяньем живого.
Ничто не исчезает – просто сон
Все больше с явью в мире сопряжен.

IV
Так сон наш явью стал – и продолжением,
И с нежностью твоею наша нежность
Навеки связана своим рождением –
И синих глаз мальчишеских безбрежность
Полна алмазных звезд твоих движением,
И нежному видна в ней принадлежность.
Любимая, пусть сын наш этот свет
Сквозь жизнь несет как августа завет.

V
И снова ветер. Ветер, светом веющий,
Ах, если бы ему внимали в мире!
И верили, как музыке, лелеющей
Любовь на праздничном, веселом пире, –
Как музыке, во мраке лишь яснеющей,
Что ведома была и Сафо лире,
Неслышно что таят в себе сады,
Дарующие всем свои плоды.

VI
И снова шелест – как напоминание,
Возможность слиться сердцем с тишиною:
Земли расслышать тихое сознание,
С листвою вместе шелестеть душою –
Дыханьем ощутить ее касания,
Исполненным спокойной глубиною.
Тогда и чистым, чутким станет взор,
Чтоб созерцать судьбы своей простор.

VII
И синева. И снова – синева небесная,
И снежность облаков, и форм их ясность…



Поэт

Дмитрию Воденникову

Когда небесное от плоти отлетело,
и боль любимую он думал позабыть,
небесной стала плоть – его земное тело –
не прекращая смертною – земною – быть.

Но боль ушла. И с ним остались сердца хрупкость
и радость (две сестры), и счастья простота,
и к слову новому внимательная чуткость,
и бескорыстные и честные уста.

Когда нет музыки – полней звучит дыханье,
когда нет света – только огненнее взор.
Поэт – не застывание, а – колыханье.
И соглядатай он – всегда – глубин и гор.


 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney