РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Люба Лебедева

постфактум

07-09-2010 : редактор - Женя Риц

                       постфактум
триколор
   И сойдут на грешную землю потоки всепоглощающей лавы, и разверзнутся
           небеса и из небесного огня яве три всадника: конь блед, конь черн и конь рыж...
мы гордимся нашими самолетами:
упасть в одеяло, в небо закинуть голову,
и они полетят, скрипя заклепками -
титан, серебро и олово.
божья коровка пасется на правой руке:
страшно лететь к облакам белосинекрасным.
милый, забей мне любовь в самый взрывной штакет,
небесную эту радость.
потому что нет смерти и лжи.
не ворочайся. смирно лежи.
на моем плече. во веки веков. аминь.
самолет проплывет, как безмолвный кормчий.
белила. кобальт. кармин.

про воду
это вода, которую кто-то обязан выпить
по распорядку вдох-глотание-выдох,
чтобы потом сполоснуть стакан, замочив футболку,
сесть и начать трещать про любовь без толку.
только пока он пьет, я живу не этим,
не предвкушением сказки, не ожиданием чуда,
просто слежу за стаканом, он чист и светел,
как и любая другая моя посуда.
в сказке иван-царевичу не до жиру:
он умирает в крови и росе медвяной.
мертвой воде теперь лечить его раны,
чтобы живая потом его оживила.
что там налито в стакане - пока не налито,
гость еще только едет, будет нескоро,
и безымянный волк серым болидом
замер перед мерцающим светофором.

пироги
сесть на крыльцо, там, где царь, королевич, портной,
есть вишневый пирог, восхищаясь женой, мастерицей по выпечке.
третья ступенька скрипит, словно в детстве твой голос родной:
этот галчонок сломал крыло, кровью выпачкал.
странно тебя узнавать. по приметам процеженных дней ты все тот же,
но как будто о камень точильный твой взгляд заострен.
я отрежу кусок пирога, я порежусь о ножик,
он уже не галчонок, он вырос, не думай о нем.
как о детях, я так же про вишни: ты помнишь, я помню,
в небе ветер, как гончая, травит во всю облака,
как летал твой галчонок, крыло тренируя, по комнате
и ему не досталось вишневого пирога.

лёд-девять
женись не на мне, а меня забывай, потому что
соседская девочка, брошенка и разведёнка,
совсем не нуждается в том, что считается мужем,
а хочет быть чьим-то любимым до боли ребёнком.
стоваттная лампочка пышет египетским жаром,
компьютер гудит, словно море.
-простынешь. укройся.
я так заболею, чтоб было мучительно жалко,
чтоб в память шурупом ввинтилась холодная осень.
и ты не забудешь ни шёпот, ни тени, ни трели,
как шулер, бездонная ночь эти слайды тасует:
ёлки в холщовых мешках осень расстреливает,
пар отлетает в подъезде при поцелуе.

балкон
я стою на балконе, как на льдине, в пятом часу от рождества нулей.
передо мною небо, как девочка-первоклашка, все в белом,
и та, что когда-то бродила во мне, бурлила и пела,
ходит, шаркает и камлает пожалей-пожалей.
и не вызовешь ты ей врача, потому что они говорят:
мы не ездим к настолько старым, приготовьтесь к утрате.
и на небо, как банка с краской, опрокидывается заря,
и слеза на щеке беззащитной узоры травит.
спят игрушки усталые, которые мыли посуду, полы, стирали,
спит одежда, которой нет сносу, которая переживет,
и на льдинном балконе, на длинном моем перевале,
где течет моя жизнь, золотясь, словно баночный мед,
вся такая же пряная: луговые, гречишные, липа, -
вся такая же тянкая, вязкая, словно беда.
и когда она вытечет вся, ты не скажешь спасибо,
и на длинном балконе не будешь стоять никогда.

урок математики
так бывает, пришел, сел, говорит: устал, чес-слово,
а через пять минут он уже стучится в райские ворота.
каждому дай по вере, и хотя он ходил без креста,
веровал в бога, и сына, и духа святого.
незнакомое племя, улыбчиво-загорелое, вот скажи:
плачется здесь? сердце раскалывается, идет в утиль?
и как там со страхом смерти, во имя чего здесь жить?
марьиванна, простите за опоздание, можно войти?
ночью проснешься от боли, пересчитаешь молитву, теплая рыба:
тридцать шесть. сорок девять. шестьдесят четыре. восемьдесят один.
вот ведь математичка! насмерть учила, спасибо,
как всегда, иванов, как всегда.
ну, не стой у дверей, проходи.

больки
           маше
я же не галкин тебе, чтоб подделывать голос,
ладо, ну, что ты рыдаешь? давай-ка поглажу.
в комнате больше не курят, не жгутся глаголы,
август, как робкий влюбленный в чужую этажку
входит, садится спиной к батарее, встречает
первыми желтыми листьями, зыбкой улыбкой.
лифт просверкнет, словно мелкая рыбка речная,
выйдет твоя незабудка, кровиночка, любка,
словно свеча оплывая в вечернем прайм-тайме,
пухлые щеки и губы, как в детстве - с укусом,
дай насмотреться на это, пожалуйста, дай мне
эти качели, недели, поездки, турусы,
чтобы шагать за твоим, отставая на строчку,
голосом вешним, рожденным родными устами,
где у собаки и кошки болело не в мочь, а
у меня перестало болеть, перестало.

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah

πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney