РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВАндрей Емельянов
Научная секция поэтов
14-09-2007 : редактор - Евгений Прощин
ромео истекает кровью
Ромео истекает
кровью ступени
и все закоулки дома
в красном
а он трудно дышит
жадно ест снег с молоком.
Ромео улыбается
скоро рассвет
это на потолке мира
разрастается красная опухоль
величиной с его ладонь
и больно глазам
и снова снег.
Ромео хочет
обмануть старую маму
и по телефону говорит ей:
"эй, все в порядке, мама,
я просто немного простужен"
снег пригоршнями
достает из кармана
мокрыми ненужными пальцами.
Ромео давится
снегом и кашлем
ему кажется что
время остановилось
он шепчет слова которые
ему приснились недавно:
"заточки, ножи,
свиноколы, стилеты
– нас миллионы".
Ромео набивает
снегом свою брюшную полость
так будет легче
думает он.
И правда
в дом заходят
олени мягкими губами
прикасаются к его
горячему лбу
и Ромео через секунду спит
а олени несут его
в снежную волшебную страну.
Далеко, далеко отсюда...
иеронимус
На третий день к нему прилетели две птицы
И разговаривали хриплыми междометиями
У одной птицы были крылья из полиэтилена
А у второй клюв заканчивался где-то
За дверью, она не помещалась в комнате полностью
И над ней подшучивала ее товарка
Прыгала на стол, заваленный обертками конфетными
А потом обратно на пол из холодного пластика.
Первая птица сказала: «металлы
представляют собой лучшую форму жизни»
Вторая ответила: «а вот перед нами
Пятое агрегатное состояние материи».
И засмеялись, глупые птицы
А он съел двести восьмую конфету
И закрыл глаза
В голове что-то шумело
Язык зубам шептал нежно:
«Сладко здесь, сладко...»
За окном уже вечер.
Еще пара дней и за ним придут добрые феи
В строгой форме, перепоясанные тугими ремнями
А он попросит их: «Дайте мне немного хлеба»
Они улыбнутся: «Вставай, пойдем с нами.
Это, кстати, небо, оно сырое и пахнет сахаром
В нем иногда тонут нелепые птицы с прозрачными крыльями
Кончилось твое злосчастное заключение»
Он, конечно, не сразу поверит,
Ощупывая траву непослушными руками
И тошнить его будет еще неделю
А в остальном все в полном порядке.
«Сладко здесь, сладко...»
euphorbia
Когда мальчики уходили на войну,
каждый из них выбирал себе бога,
или богиню, неважно,
главное, чтобы чьи-то глаза
смотрели сверху, внимательно и строго.
Матери вышивали нитями нужные имена
на бледно-розовой мальчишеской коже,
и когда начинался первый и последний бой,
нити светились, и кулаки,
крепко сжатые, светились тоже.
А матери дома шептали жарко
младшим сестрам в висок,
прижимая к грудям ржаво-красные иглы:
«Пусть под сердцем закипает березовый сок
и бежит ручейком по разорванным жилам...»
...когда враги вырывали из мертвых и жадных рук
допотопные трехлинейки,
которые стрелять никогда не умели,
все мальчики превратились вдруг
в молочай, березы и сербские ели.
25 ноября
1
На базе Итигая сегодня слишком холодно,
во всяком случае, так кажется человеку,
из живота которого растет
невозможно красивый цветок.
И когда-то живот сводило судорогами голода,
а теперь красным выворачивает на восток.
2
Морита, из моего позвоночника
получится неплохая сякухати,
и она споет тебе песню о том,
что сегодня утром у моей кровати,
я увидел призрака с безобразным ртом.
Он был очень похож на тебя, между прочим,
только вот губы, которые силились что-то сказать,
извивались, как черви, что живут в моем позвоночнике,
и каждую ночь мешают мне спать.
3
Дирижировать симфоническим оркестром
проще простого:
ты стоишь по шею в океане крови
и ловишь ртом волны,
а когда последняя волна
заливает горло,
бьешься в конвульсиях,
рука выписывает в воздухе имя бога
и все музыканты идут за тобой.
4
Сужающиеся зрачки того, кто бог,
в приоткрытой двери, полной света —
вот что я увидел, когда ты, Морита,
и в третий раз не смог
оборвать бесконечную ленту,
названную в честь
какого-то европейца,
захлестнувшуюся вокруг моей
беспокойной шеи.
И я понял, что красота не исчезает,
только высыпается прошедшим временем
сквозь ладони на пол, в грязь,
и корчится в агонии,
но об этом я расскажу тебе потом.
5
Застрять посреди бесконечного лета,
звенящего, пьяного, пыльного лета,
поднимая ладони навстречу обмылку
солнца, вверх, еще выше,
дрожащим воздухом, полным цикад,
разворачивая легкие,
кричать, натыкаясь на кривые ухмылки,
того, кто смотрел из-за двери,
полной несуществующего света.
Помнишь, я тебе говорил,
что она никогда не умрет?
Я сам себе не верю.
Укройте меня,
закутайте плотнее.
В ноябре лето —
это бред сумасшедшего.
Согревая озябшие,
изящные, тонкие пальцы
вселенского дирижера,
своим хриплым выдохом,
мы все грезим о бесконечном лете.
гильза
В одиннадцатом комплексе,
когда я был еще маленьким,
взорвали дом уральские сепаратисты.
По телевизору выступил Брежнев,
неловкий и очень напуганный.
Это пиздец, сказал тогда папа,
не выходи, сынок, на улицу.
Потом серый ручеек беженцев,
автоматные очереди,
за ними очереди в булочную.
Я папу не послушался,
и обманывал маму,
спускался из квартиры
на втором этаже
по веревочной лестнице,
и с друзьями подслушивал
разговоры в очереди,
ничего не понимал,
но в животе шевелилось что-то
и ладони были всегда потными.
Теплая гильза — к удаче —
серьезно верили мы,
бледные дети,
зажимая в кулаке сертификат счастья,
учились простой арифметике:
недолет, перелет,
попал, убит.
Морской бой на городских клетках.
А потом осень, пахнет кострами,
папа сказал, надо уезжать к деду
в деревню, но никто никуда не уехал,
двадцать девятого декабря
восьмидесятого года
в нашу квартиру попала мина.
Я умер на старом диване,
в обнимку с любимым медведем Федей.
Это не больно и даже не страшно,
когда в руке
еще теплая гильза.
мы
Мы
такие красивые
с автоматами
по пояс в болоте
стоим
и курим
ждем
когда ракета
как цветок
в небе
вспыхнет.
Громко
треск
разрываемой ткани
уши заложит
и мы
вперед
ура
сука
мама
пидарасы
огонь
Петька, назад
гнида
опять «ура»
горошиной на языке.
Потом что-то ухнет
бахнет
бухнет
пухнет голова
затылок свинцом
залили
мне.
Ртом болото выпить
чтобы нашим
всем остальным
кто сзади
легче было
чем нам.
А пока курим.
Курим.
Мы с тобой
курим.
Где ты, ракета?
Ракета? Где ты?
Скорей бы, скорей.
руки
Бабушка
научи меня
так же руками трогать историю
шершавые годы войны
синих вен довоенные вальсы
пигментные пятна любви
мозоли голодного лета сорок пятого
потом зима сорок шестого
под кроватью мешок с яблоками
а этот шрам — землетрясение в Констанце
было не страшно даже
но стекла разбились
и свежий воздух с моря
в глаза и сразу слезы по щекам.
Потом снова Ейск
в сорок втором
угрюмая эвакуация
внутрь себя
застегнулись на все
пуговицы
голодными ямами ртов
воздух выпили
дышать нечем
самое страшное лето
разгребала вот этими
пальцами
ворошила листья осени
словно волосы на голове
любимого внука.
Ногтями цеплялась
за глину Малой земли
как ее назовут потом
потомки
и черная траурная каемка
на всю оставшуюся жизнь.
вот и вся история
от локтей, до кончиков пальцев
дрожащих
тонких
прозрачных.
бом-м-м
Неназывайменяникак
из племени Борора
уже седьмую неделю
не делает наконечников.
Я потерял звук –
объясняет он
соплеменникам
и своим каменным
молоточком
ударяет себя в темя.
«Бом-м-м» – так звучит
его настоящее имя.
будет весна
У девочки Вики
третьего мая
день рождения.
Она стоит у окна, смотрит
как рабочие на стройке
разбились на тройки
и ловят снежинки ртом.
– Это ничего, говорит ей папа,
– будет еще весна.
Помнишь, как в тридцать девятом,
в июле снег растаял?
Говорят, это президент заставил
все теплостанции страны
заработать на полную мощность.
Подарок для детей,
листья на ивах
распуститься должны.
Сводный хор армии
под куполом
главного храма столицы,
в толпе красные потные лица.
На улице плюс четыре,
представляешь?
Мы с твоей мамой идем
забирать тебя из садика,
я пальто расстегнул,
мама смеется,
собаки щурятся,
город дрожит
на тонких лапах,
славный теплый
тридцать девятый.
Девочка Вика улыбается,
хотя она ничего не помнит,
просто ей нравится
как папа прыгает по комнате,
размахивает руками,
глаза горят, губы смеются.
Ямочки на небритых щеках отца.
Будет весна,
обязательно
будет
весна.
научная секция поэтов
Женщин, как обычно,
выдают руки,
мужчин – дрожание подбородков,
в метро ехать не страшно
если... может быть... только...
Менты под напряжением
на станции,
собака душит
себя ошейником,
по рельсам
идёт демонстрация –
Есенин, Елин и Редников.
Редников плачет,
размазывая
по щекам
пресные слёзы,
Елин шепчет в усы себе:
«Поздно, блядь... Поздно, поздно!»
Один Есенин улыбается,
у него в груди темная ночь
персидская.
Судя по приборам,
концентрация согласных
в туннеле
поднимается очень быстро.
По экспоненте
растёт количество
акцентных стихов
на квадратный сантиметр.
Это значит, что скоро
наступит тёплое
до неприличия
лето.
И только
прозрачный
Есенин
знает
сегодня
об этом.
тигр
Чтобы компенсировать
невыносимость
эпилептических
припадков,
в дни, когда
не болела голова,
он строил дома из песка
и пироги из глины пёк.
Мягко принимала трава,
шуршал между пальцев
тот самый горячий песок.
Он был почти счастлив.
Да.
«Тигр, тигр,
где твоя горячая пасть»
– так он пел,
а напевшись всласть,
падал спать
и тяжелый висок
диктовал ему сны,
которые он знал
уже назубок.
Сейчас выйдет
из дома
старый отец
и протянет ружьё:
«Вот, сынок,
не смотри
на треснувшее цевьё,
пристреляно оно».
Когда убью тигра,
думает он,
продираясь сквозь кусты,
всё пройдет,
голова перестанет
болеть сразу,
и счастливая гримаса
перерезает его лицо
напополам.
Вон! Вон там!
Видишь!
Тигр! Тигр!
Из-за дерева
выходит он.
Сладко зевнув
тигр смотрит
сквозь человека
с ружьем.
Красивый, мягко-твердый,
прыгает, надвигается его морда,
а ружье отказывается стрелять
и тихо становится сразу.
Просыпаясь на влажном
от пота песке,
думает: «вот зараза,
опять...»
Поднимается, идёт к реке,
зачерпывает коричневой
воды в ладонь,
а в голове загорается то,
что никому не объяснить,
никому не понять.
Ломит затылок,
вторит ему лоб.
Тигр, тигр,
бог, тигр, бог.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney