РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВЕфим Ярошевский
Глаза закатывает лето
26-09-2015 : редактор - Женя Риц
Стихи из книги «НЕПРОШЕНАЯ РЕЧЬ»
Одесса, "Айс - Принт", 2015 год
***
Октябрь смотрит сквозь стекло.
Глаза закатывает лето.
Уж поздно – время истекло.
Туман ложится на предметы.
Заколотил свое дупло
сосед мой, дятел оголтелый.
И старый волк идет на дело.
А в комнате еще тепло!
Еще тепло, но стужа века
подстерегает человека.
Гуляет ветер на дворе.
Барсук уснул в своей норе.
Зима подходит к изголовью,
переполняясь свежей кровью.
И сыплет жемчугом в окно,
и дышит музыка - любовью!
Но ветер, но пурга, но стужа
пугают северного мужа.
Тоскует он в родном лесу,
двустволку держит на весу
- и ждет (а святки - на носу!)
Б.А.
Там задумчива бледна
смотрит Бэлла из окна,
там невидимой тропой
входят гости к ней гурьбой.
Там Фазиль, там Искандер,
Битов, Пушкин, Мессерер,
человек из высших сфер,
из предместья эсэсэр.
Там Кассандра у дверей,
там задумчивый Андрей,
там у Бэллы скорбный рот,
Окуджава у ворот.
Там татарские глаза,
там катарсис, там гроза.
Этот милый смуглый лик
и прекрасен, и велик.
Это девочка поэт
двадцати неполных лет.
И из всех – она одна
небожителю верна.
Где в тумане над водой
ходит Пушкин молодой.
***
Алеет помидор, синеет слива,
и пахнет рыбой море
в час отлива.
Там обрастает инеем амбар,
там партитура оперы, там бар —
и крики мусульман: «Аллах Акбар!»
Там брат сестру торопит в час заката
(а в комнате нет ни сестры, ни брата!)
Там преступленье, призрак, там обман…
Там площадь изуродовал туман…
Там трапеза,
где гордый лист лавровый
ложится в лебединый суп багровый.
Там Бэрримор, там баронесса Штраль.
Чудак Арбенин.
Лермонтов.
Мистраль.
Стансы времечка
Там, где в рощах танцует виагра,
где от крови намокли штаны, —
улетает правительство в Гагры,
разрывается сердце страны.
Где шумит подо мною Арагва,
там в далекой отчизне видны
у Тургенева злая подагра
и у Чехова комплекс вины.
Где убогая армия турка —
злые сабли криви не криви, —
обнажаются дети Панурга,
осыпается Спас-на-Крови.
Но поднимется ссученный урка,
где на свежих наколках видны
вислоухая армия турка
и рука долгорукой Москвы.
Значит, снова в объятьях придурка
мы окажемся в пятнах вины?
О, туманные сны Петербурга
на обломках берлинской стены…
***
Кто же смотрит мне в очи?
Держава с лицом истукана,
где морозом закованы губы и речи, и латы.
И не снится там лето, и нет земляничной поляны,
и не слышно там смеха, и нет ни ума, ни палаты.
Не сверкают там шпаги, не сброшены ментики на пол,
пунш не пенится в глотках гусар, забулдыг, дуэлянтов...
Там отвага уснула, там пот с переносиц не капал, —
лишь танталовы муки в землю зарытых талантов.
Там молитв не приемлет Господь одинокий и сирый.
Королевская стража уснула. Так сыро сегодня на свете!
Пусто в лавках вечерних, и нет на углу керосина...
Но зато есть свобода,
зато есть свобода и ветер!
Переход
Через четыре границы,
через кордоны морей
я пробираюсь к столице,
маленький тихий еврей.
Я оккупировал гетто,
проволоку приволок,
выстудил в сумерках лето
и побелил потолок.
Тихо в просторной каморке,
свечи спокойно горят.
Чехов, Скиталец и Горький
между собой говорят.
Осени легкое бремя,
вечер в закатной пыли.
Медленно движется время,
вечность мерцает вдали.
***
Был маленький мальчик,
Его погубили во сне,
Его пригубили,
Его подарили весне.
Холодная Лета
Уже огибает постель,
И горло поэта
Уже обнимает метель.
На прошлой неделе
На кухне замерзла вода.
Кто знал, что в апреле
Такие грядут холода…
***
Еще шевелятся во мраке
кровавые слизни дорог,
в закатную пыль закатились
глаза молодых солдат,
там око за око,
там кровь проливают за кровь,
беседуют в танке друг с другом
о мире Хусейн и Саддат ,
и взорванный мальчик
взлетает над ними, крылат.
***
Когда я уеду, когда я замру,
проснусь кифаредом на божьем пиру
иль буду, неведом, стоять на ветру, —
я встречусь с соседом,
за пивом, к утру.
Он спросит: « Ну что, обращался к Петру?
В раю холодина... Подсел бы к костру.
Успеешь прижаться к родному бедру.
Упасть и отжаться за склонность к добру.
Не надо бояться…»
Но это попозже,
когда я умру
***
Круговая порука вокзалов,
олигархи чужих площадей.
Чья бы родина там не мычала -
все равно - ты один, иудей!
Патриоты великих базаров,
костоломы тюремных затей.
Где вы, племя отважных гусаров,
соискатели грозных идей?
Депутаты последнего Рима,
дубликаты родных мостовых,
где встают пехотинцы незримо,
опрокнув сто грамм боевых.
Там мерцает в ночи лепрозорий,
артефакты безумных столиц.
Потребители злых инфузорий,
инфакрасные спины девиц.
Наливаясь свободой и ширью,
мы отчизне родимой верны.
И шумят по ночам над Сибирью
лесосплавы великой страны!
Партизаны в лесах Украины,
Вертухаи в снегах под Москвой.
Вурдалаки последней малины,
Задремавший усталый конвой.
***
В устах зимы – таинственная нега.
глухая ночь, без сна, без оберега.
С ночных небес летит лавина снега.
И далеко до юрты, до ночлега.
***
Ложится день в измученный гербарий,
Где дорожает нефти каждый баррель,
где пахнет лесом сонный сеновал,
где Золушка торопится на бал.
Там дремлет спирт,
там царствует невроз,
там кризис власти,
кардиосклероз.
(Простуда. Миазит.Туберкулез)
***
На губах томится Бах,
и слезой сочится вереск,
где треска идет на нерест,
там бессонница и страх.
Рыба тает на кострах,
(стирка маек и рубах),
где луна ползет на берег,
рыбки в маленьких гробах
засыпают без истерик.
Соль на девичьих губах.
***
Спят и не дышат дома,
Там заоконная тьма…
Там интернат и тюрьма
(мальчики сходят с ума)
Спустимся вниз, в закрома,
где молодые корма -
яблоки, дыня, хурма
Все можно брать задарма!
Впрочем, и это – тюрьма.
***
Запахло Сызранью и сыростью,
ночным грибам уже не вырасти,
простым гробам зимы не вынести...
Сплошные повести про горести,
где, что ни слово, то о совести.
И страшные ночные «Новости».
***
Пока дымит ночная карта
и в полночь движутся войска,
что одолеет Бонапарта –
усталость, ненависть, тоска?
Мы в супе отдохнем перловом,
пока наш примус не потух,
пока из пушек Ватерлоо
не расстреляли скорбный дух.
Где льется кровь в ночи погрома,
где в звездах движется река, –
так распростерта, так знакома
поэта вещая рука!
Там чудеса, там нежить бродит,
весталка на руинах спит,
чума по подворотням ходит,
и Пушкин с небом говорит.
Уже октябрь
В лесах,лишенных злобы и вражды,
идут грибные тихие дожди.
Предутренний туман над озером клубится.
Уже октябрь заносит, как убийца,
серп месяца над соснами в траве.
И так бледны в зеленой мураве
грибов испуганные лица.
Зима мерещится – и старый пчеловод
глядится в бездну вод
и скоро узнает,
какие новости в районе и столице.
Уже летят на юг встревоженные птицы,
уже оплакала свою красу
Алсу
в родном лесу.
Уже завершены
грибные и кровавые набеги,
и паутина тянется до Веги.
И дети женами заражены,
и в собственных правах поражены.
Выходит из дому задумчивый сосед
и смотрит листьям вслед...
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney