РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВПавел Финогенов
"ДРУГИЕ" и другие стихи
30-09-2012 : редактор - Женя Риц
ДРУГИЕ
Виталик не ходил курить за трансформаторную будку
не учился молчанию сквозь ломоту солнечного сплетения
всюду таскал под мышкой энциклопедию на английском
об исчезающих животных
помню Серёга Кочугов ангажировал нас
мол Виталик держит всех пацанов за долгоносых
выхухолей шныряющих по зелёной опухоли детского
оздоровительного лагеря в поисках выпивки.
Мы же – были Другими
ну правда ведь!
На самом деле мы были заняты поиском
пубертатного мистического трепета
невесомого касания подушечек пальцев
Ленкиных сосков.
Накалял твердолобую злобу и тот факт
что Леночка мечтала о поцелуе.
Дотянув как у нудного классика до предпоследнего дня
смены лета юности жизни
Леночка пошла на признание в подсобке столовой.
Виталик одобрительно кивнул но взамен
попросил её встать на белые коленки.
Тем же вечером о странностях тихони узнала
ходившая с нами за трансформаторную будку курить
завистливая толстушка подружка Алла
и под угар последней дискотеки когда Виталик
потащил Леночку за периметр
на вымощенную лунным светом тропу вышли
я, Колян, Серёга и тот
чьё имя назвать невозможно:
– Либо, Виталик, встаёшь на колени
либо дерёшься как честный пацан!
Кошкой во мне скреблась нежданная надежда
дескать сейчас он стряхнет замешательство
вот уже сжались мясистые такие кулаки.
Однако будто окумаренный сосновым бором
аккуратист Виталик снял рубашку.
И веки я смыкал что было сил
но стал глазное яблоко сплошное
сквозь шкурность штор неотвратимо видел как
язык прощального костра о нёбо-небо цокал
как пузырилось нечто за щекой Виталика.
Каратель вытерся испачканной травой рубашкой
так высшей мерой коллективного плевка
мы в светлый мир людей нормальных
Другому перекрыли путь.
Конечно больше тех ребят я не встречал
по счастью лишь под водочку (что редкость)
листаю блёклые но всё ещё цветные фото
хотя постой я помню тот вокзал
по ходу в Вологде
нет-нет в Твери
Леночка голосовала на обочине
в мини-юбке из клеёнки
в мороз под минус двадцать.
Случись приветствие –
ну что бы предъявил?
что стал писать стихи о непреложном том
как в светлом мире нам не стоит жить?
и не окрикнул –
слишком шевелились в ней подробности как я
тогда пересекая поле закурил
и тот чьё имя назвать невозможно
толкнул в плечо.
– Ты чего?
А я не знал
кто прав
ну правда ведь
не знал
что исповедовала
нечеловеческая растерянная безумная
улыбка Виталика адресованная
вероятно не мне уходящему обратно на дискотеку
а бес всякого на то спроса парящим над осокой
бессмысленным звёздам.
* * *
Нет-нет, не бойся темноты
я рядом
я ближе, чем твоя рука
под байковым колючим одеялом
чем на ночь мамой приоткрытое окно
в котором так неотвратимо
фонарное сияние с листвой
слагаются в скуластый профиль.
Пусть жажда знаний досаждает, мол, опять
забыт стакан живой воды на кухне
придётся двигаться на ощупь вдоль стены
искать проклятый выключатель
пока не шевельнётся тень
дверная ручка
но это просто кот по кличке Кинг
на грудь стоическую метит.
Решишься.
Коридоры минотавра миновав
пробьёшься к масляному кухонному свету
хотя предельной тишины войска
по-прежнему стоять прозрачно будут.
Они заочно согласились
у тебя
должно сложиться всё как можно лучше
вот только фото никогда
не убирай с комода
и не вини в исчезновении моём людей
возможно
ездящих с тобой в одном трамвае.
Я сон твой под подушку положу
и отойду
и отойду
и буду
с нездешней нежностью глядеть
и любопытством.
* * *
Вася сложил из грязной клеёнки
самолётик
не будет лета
всё вы врёте
спите и ждите чуда
а я улечу далеко отсюда!
Утром
у железной сетчатой кровати
пустовали сандалики
на тумбочке нацарапано гвоздём
улетел покорять прекрасные дали.
Такое чудо глупо отрицать даже
спустя двадцать лет
ерунда арматура решёток на окнах
важно
как он мечтал о выписке
как носилась по отделению
звонила главврачу тётя Лена
а я врал ей разглядывая жёлтые стены
что сдал мочу
что Васе уже лучше
он отлично устроился
либо кондуктором радуги
либо
поводырём облаков – это же
очевидно.
* * *
Нам было надцать
нас настигало на лавке и в подъезде
в любом замечательном месте
лилось настежь
делалось из горла
понедельник хлебал воскресенье
есть мнение
такое отношение
к общественному порядку
заложило основы деструктивного творчества
а мне и сейчас хочется
целовать тебя в пятку
нам тогда помешали
демонстранты и неформалы
по сей день они поют Леннона
помнят Ленина
бьются за права в летаргическом сне
самые умные носят бороды
и пристают со стихами ко мне.
В нас вошла абсолютная лёгкость
спустя каких-то пару строк биографии
в месте дымном и блядском
жаль морали уже не будет
откуда ей собственно быть.
* * *
Мы с тобою встречались часто
говорили о любви к людям
пока из реальности Босха
не довольные выбранной гаммой
без имён существа не сбежали
человеку во всём подражая
искривляли поверхность мысли
как плескаются дети в речке.
Мы отныне подводные лодки –
на большой глубине нас не тронут
ты по-прежнему веришь в счастье
я же – только в возможность встречи.
* * *
Зефирные шторки в купе.
Полутона полотен
открывались чуть позже
на почтенном расстоянии
от работ
от самовлюблённого мастера
действовавшего на нервы ценителям.
И все знали
полуденная полнота
вон того холста
восторги
мнения
пустота
отойдут людям.
Мастеру останется
говорить о чём не представляется
возможным.
И полночь гостит в купе
вытравливая полутона
из дорожного полотна.
* * *
Едем
не чуем
спим
уставшие путники
в поисках небес обетованных.
Дороги
путают петлями
замирают змеями
прямыми кривыми
отлучают нас от безусловной церкви
отрезают нас от единой ткани
как пуговицы
от прожжённого пиджака.
Каждый волен выбирать
между криком и стоном
проступающими с потом пробуждения
на коже стронциевого утра.
На столе остывший чай
в стакане подрагивает ложечка
обошёл весь состав
осмотрел перрон
никаких "мы" и впомине
только я проездом
в городе
нарочито безлюдном
в городе
девственно грязном
я бесконечно возвращаюсь сюда
Другой
наблюдает со стороны
вне скрежета всяких дверей
космос как предчувствие
или Припять как память
вынужденно молчат
разбитые судьбы и окна домов
лазареты и киоски "Союзпечать"
с ними уже поработали
их вырванные языки
валяются под ногами
солдатскими противогазами.
Снова сижу один
в тронувшемся поезде
без машиниста.
Кто он
вечно спешащий кондуктор?
* * *
Идёшь
по глухому проулку к подруге
Прохожий
сутулый невзрачный
с авоськой гнилой картошки
хватает внезапно
тебя за рукав
видимо дико устав
от роли простого прохожего.
Зрачки змеиные.
Оцепенение.
Пока силишься
осознать
а в чём, собственно?
он уже в твоей голове
ты никогда не забудешь его
так и будешь сутуло стоять
в глухоте проулка
с авоськой гнилой картошки.
Станешь вести наблюдение
чтобы однажды
схватить за рукав.
В метро
на самом краю платформы
подойдёшь вплотную
вдруг некто
спросит который час
обернёшься
его и след простыл
только звук
закрывающихся дверей
с холодной констатацией
диспетчера.
Наконец
проходимец уедет работать в Москву
по твоей престижной специальности.
Остановишься в парке
ощущая невыносимое
жжение в груди
зуд распухших дёсен
удушающую жажду.
Но вот
идёт кто-то
в белой кепочке
улыбаясь вечеру…
* * *
Мне не вспомнить тот фильм
только одна идиотская сцена
скупая вырезка из девяностых.
Гангстер Джимми возвращается домой
и застаёт жену с Уолли
лижущим ей подмышки
никакой стрельбы, поножовщины и т.д.
Джимми терзает сам факт
лизания подмышек.
Далее следует диалог друзей
видимо уже бывших:
- Ну, объясни оправдайся!
уж лучше грязный секс
в общественном туалете!
- Мы оба этого хотели -
отвечает спокойно Уолли
и уходит.
Потому что с Востока я, что ли
западные кадры вспоминаю
и никуда не исчезаю.
Так и чья-то другая память
этот много пьющий патологоанатом
препарируя юный апрель
что разбился упав с крылатых качелей
отделяет от солнечной слизи меня
лезущего с каким-то там светильником
в тёмные глазницы чужих жизней
совращать чужих жён.
Только дотошному скальпелю невдомёк –
я давно разменял
высоту житейского падения
на лизание подмышек девушке
(видит Бог,
не любовнице, а подруге)
СТУЛЬЯ
– Старый скрипучий стул
на тебя как сядешь
так и слезешь
тебя можно передвигать на мансарде
в поисках подходящего ракурса
на залитую солнцем улицу.
Не надоело ли
нюхать чужие задницы?
Не задумывался ли
что это за дом такой
хозяин которого
никогда не показывается гостям
а они всё приходят толпами?
Хозяин хочет научить гостей стоять
ничего что придётся сломать
ещё пару кроватей.
Я бы много лестного сказал
старому скрипучему стулу
но тут меня самого
переставили в гостиную.
РУКОТВОРНОСТЬ
После свидания
с отлюбленными словами
сознаюсь
есть в осенённых искусством
чувствах
некая рукотворность.
Только чьи это руки
вращающие гончарный круг
обвивающие змеиными парами
глиняные имена?
Ужи превращаются в стрелки
круг обращается в циферблат.
Куранты охраняет конница
арабская
римская.
В башне прячется часовщик
оглушённый тоской
будто
совет старейшин постановил
время никуда не течёт
не летит
не тянется
то есть
вообще никак.
А трава поёт
а земля гудит
и девичий куст
гляди как неботочит!
* * *
Хорошо, ты права
"настоящие" из нас вымерли
но вот чья-то мудрая рука
уже опускает рубильник
обесточены сёла и города
и ты сама
бежишь во двор общаться с дровами
до сумерек спешишь в супермаркет за свечками
(не сидеть же при лучине)
там больше нельзя расплатиться кредиткой
да и бессмысленно платить
когда колбасу и хлеб
оружие и наркотики
можно взять и так
отключены сигнализации в банках и тюрьмах
откуда выходят женщины-убийцы
и старухи
ещё помнящие волосатый кулак
старухи бредут вдоль автострад
к закопчённой хибаре на границе с тайгой
к Нему
Последнему
да не разорвать в порыве страсти
(они уже забыли...)
а только подсмотреть в загаженное оконце
как играя мышцами у печи
Он куёт трезубец чтобы
навсегда уйти в пучину.
* * *
с твоего девятого неба Сормово что ночной Нью-Йорк
тушу о гнилые перила балкона бычки
то ли от наготы по телу течёт холодок
то ли от предстоящей игры в поддавки
с философией майского коньяка
буду кричать мол аморально стоек и духовно пуст
а ты представила уже наверняка
искристую темноту позвоночный хруст
песни Курта в акустике на том конце
тающей комнаты. подпеваешь самодовольно: ла-ла
вечность не серьёзней нехватки витамина цэ
у девочки которая так и не поняла
допинги обманут усталости не снести
ведь мы ни хрена не умеем. только рок, только джаз...
но слушай если ты знаешь как без боли уйти
говори сейчас
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney