СООБЩЕСТВО
СПИСОК АВТОРОВРафаэль Левчин
РЯЖЕНЫЕ
12-10-2005
М.
I
Ноздреватые стены полусна, полулюбви.
Посредине – бассейн, и мальчик бронзовый с веткой.
И тритон желанием ёлочным нас тревожит нередко,
и, летучее будущее, не коснись головы!
На пределе этого сна дрожит строка.
Чем-то жертвуем, чтобы ничего не дарить.
Любит, не любит, плюнет издалека,
к сердцу прижмёт, выйдет перекурить.
Кровь туманит жажда; плохой актёр, упаду к воде,
с родственной влагой глаза смыкая всё чаще.
Ждёт своей череды кормовая ложь нелюдей,
рассекая надежды душ и души надежд настоящих.
Спрятать профиль; прежде чем прикоснись,
спрятать профиль с медали, сей горделивый росчерк!
Это ад идеи и всё, чем небрежна жизнь.
Спрятать профиль твой и так далее, и всё прочее.
Мой язык мечтает о знаках тебя назвать.
Моё тело не помнит сил, видящих твою душу.
Диалоги растут – их ещё предстоит оборвать;
и законы чеканятся неподдельней игрушек.
Избегавший игры не знал, что он сам – Игра.
Перемена знака даёт лишь перемену знака.
Кто-то пустит с лестницы панцирное «урррра!».
Все слова – лишь невнятный бежевый шум.
И однако...
II. Из разговора
– Вы, наверное, читаете?
– Да, читаю иногда.
– Что же вы предпочитаете?
– Что проходит без следа.
– Вы, мне кажется, волнуетесь?
– Да, волнуюсь всякий раз,
когда вы со мной целуетесь –
много лишнего от вас!..
III
Царь Ирод, Воин, Ведьма, Чёрный Пёс,
два Ангела и Чёрт,
который нёс
семь Душ в котле чугунном – вся компания
была весьма щедра на обещания.
Огромные и пёстрые тела...
А впрочем, веселилась, как могла...
А я украл для тебя со стола мандарин
маленький, сунул в нагрудный карман на глазах у всех,
повернулся да и ушёл один,
чопорней, чем
английский секс.
Уходил, дурак, как в стенку гвоздь.
А вдогонку мне неслось:
– Надо б разобраться в этой авантюре,
что – де-факто, а что – де-юре!..
– Как вы считаете, он это искренне?
– Лично мне любопытней, оправдан ли риск его!..
– Заверните его! Сгодится ещё!
– Ой, да ну вас! Сплюньте через левое плечо!!.
IV. Из письма Ирода
«... во времена римского владычества я был директором
бродячей труппы, одним из тех чудаков, что отправлялись в Сицилию и покупали там женщин, чтобы сделать их комедиантками...».
V
Гаснет день, и я пробуждаюсь.
Ночь горяча, мягка.
Что толку оплакивать мечтательную страну,
где мы не живём уже!
Впереди – двенадцать часов пути.
Лучше и не придумаешь:
расплеваться с семьёй и с родиной, плюнуть на обстоятельства,
глупые, сильные, жизнь.
Лихорадочны сборы при фонарях,
спичках, бумажных факелах,
красных зайчиках лазерных.
Свежеет к утру.
У меня внутри открылась отдушина голодно,
и воронкой в неё утянулись волнистые пряные запахи.
Ночь, всадник со скульптором на плечах,
всё же упорство чего-то да стоило,
может быть...
Разнообразные любовники Нежности, все
мы изгнанники.
Не выклянчить
знания,
ни религии,
ни надежд на бессмертие.
Сумасшедшие
к нам так и тянутся.
Почему-то собрание
убитых и неубитых катуллов
происходило в убежище.
Перед дверью открытой
мы упирались,
мы кричали:
«Секрет!»
Признайся, какой же ты каин?
А ведь авель?
А
от дождя и солнца
голубоватый мрамор
стал бледно-жёлтым,
плотью, живой от жажды.
Я сегодня был
мужчиной, женщиной, стаей,
я катался верхом в лесопарке глухом,
книгу красных жалоб читая.
Плод срывается спело, поделом вору и ласка.
Тело
моя самая жгущая маска.
Античные головы
себе на уме, улыбки.
Старые мастера
взглядом поверх голов:
так, циркульная пила,
отлично.
VI. Из материалов пресс-конференции
– Что Вы можете сказать, например, о Ведьме?
– Никогда не появляется без маски. Ходят даже слухи, что Ведьма – мужчина. Чепуха, конечно: в труппе вообще нет мужчин, все мужские роли исполняются женщинами.
– Как, простите? А Вы?
– Ну, я...
Я песня спасённой девы,
я стук четырёх колёс,
я пою, выжимая воду
из моих сожжённых волос.
Хор: слепые поют наощупь,
слепые поют наощупь...
О том, что дракон зарезан,
что яблока стук в траве,
что звёзды взошли над лесом
следы живые твои.
Хор: слепые поют наощупь,
слепые поют...
Слепые поют напамять,
зачумленные, в кострах.
Тяжёлый памятник – пламя,
чтоб не разлетелся страх.
Хор: слепые поют...
слепые...
я песня ужасной Девы...
VII
Как срывают маску-пластырь,
как удар
поленом
вдруг встречаем:
– Здравствуй!
...здравствуй...
...в маленькой вселенной...
– ...что ж портфель ты носишь слева?
Справа надобно носить!
– Я ношу попеременно,
чтоб осанку сохранить...
Приклонюсь щекой на глобус,
что уселся в позу «лотос».
(Где ты, друг мой?
Где ты?..
...друг?)
Это – север,
это
Юг.
Эта точка – Барселона,
эта – Генуя.
А вон там, повыше,
Зона.
Наша.
Эрогенная...
– Чем сложней конфигурация,
тем хужей цивилизация!
– Но зато уж экзистенция
не влияет на потенцию...
И опять ты проходишь мимо, и
взгляд мой голоден наяву.
Снова яблоко соблазна, любимая,
яблоком раздора
зову.
VIII
Переговорный пункт. Девушка с аккуратной круглой головкой,
в круглых очках, тоненький свитер, джинсы, напрягшись.
Под моим взглядом переменила позу. Ты
ни за какие коврижки не меняла бы позу под взглядом,
ты всегда, сколько знаю, безупречна в пространстве...
IX
– У тебя четыре маски,
у тебя четыре тела,
тело-мини,
тело-макси...
Ты сама того хотела!
– У меня четыре тела,
у меня четыре сердца.
Я сама того хотела,
а теперь – куда мне деться?
Но ведь мы и в масках – люди!
Ты не хуже – лучше всех!
Каждый день проси о чуде!
– Каждый день мой – жадный грех...
(Мы внидем в страны – нет у них границ –
и снимем маски – а под ними лиц
нет...)
Горит Восток зарёю старой,
сплошь маск-культурен небосвод,
а Ирод-царь берёт ситару
и сиплым голосом поёт:
– В далёкой, но прекрасной Атлантиде
атлант женился на кариатиде.
Он бормотал ей разные слова.
Плыла русалка к берегу морскому.
Теряли всадники дорогу к дому.
Гудела кровь.
Болела
голова.
Как страшно мы себя не замечаем!
Приходишь в гости – угощаю чаем
вместо того, чтоб руки целовать!
А волосы твои слепят всецело...
Порой продать согласен чёрту тело,
да покупатель явится едва ль!
Романтика – прельстительное дело!
Плывёт у горизонта каравелла,
плетётся по пустыне караван...
А завтра на работу в восемь тридцать.
Уже и не мечтаю застрелиться
тут хоть бы не болела голова!
Ах, боже мой, какое наслажденье,
когда с висков снимают напряженье
и стелется под ветром трын-трава!
А если ждёте вы чего другого,
то вспомните: вначале было Слово,
ну, а потом – слова, слова, слова...
Спокойствие
есть лучшее лекарство.
Никто уж не венчает нас
на царство.
Русалки тихо плещутся в воде.
У них такая чистая работа,
что их не видит, высадившись, рота
не только здесь, но и вообще нигде.
(Тут инструмент к другому персонажу переходит,
которого не стоит называть.
Он иногда вообще без верхней маски ходит.
А впрочем, всем на это наплевать.)
– Тёплым шарфом по шее
мягко стелется кровь.
Вот уже без ушей я,
а пою про любовь.
Море полусухое,
ветер полуслепой.
Я расстался с рукою,
но пою про разбой.
И осталась в капкане
что похуже нога...
А преследовать манит,
и пою про врага.
Жизнь приходит к нам силой
с Юга и покидает
нас, уходя на север –
Х
Я не хочу возвращаться в античность,
я не хочу возвращаться в провинцию,
я не хочу возвращаться,
я не хочу,
я не
я.
В наших сёлах,
зелёных и жёлтых,
раздольно живут вовкулаки.
Они в сумерках через голову кувырнутся
и волками становятся,
а на рассвете
они снова людьми обернутся.
Здесь в лунные ночи
молодые ведьмачки
превращают мужей своих сонных
в коней
и на них верхами гасают.
Здесь колдуньи
злые соль подсыпают в коровьи следы,
чтоб отнять молоко,
а добрые, только попросишь, зашепчут гадючий укус,
искупают дитя слабосильное
в отварах из пупыря, каржавки, любыстка,
чтобы выросло исполином.
Здесь живёт ещё бог стародавний лесной,
он с медведями возится в чаще,
на вершины деревьев плюёт,
подвывает пастушеским дудкам,
бог поганский
сияет ночными огнями,
знать не знает
другого,
вашего
романтика-бога,
разодетого в золото.
XI. Из разговора
– А ты знаешь, кому доставить мой скальп? –
спрашивает с угрозой.
– Знаю. Какая с тобой тоска!
Какая дрянная проза!!
До чего же мне опротивели ваши псы, ваши катапульты,
арбалеты, баллисты, списки, наспинные знаки,
бюсты из гипса, урны и «пусто-пусто»,
метакомпьютеры, метамакеты и метамаки,
идолы, идеалы, засекреченные игральные карты,
кофейни безрольных поэтов, бездарных актёров,
термосы, херувимы, атриумы, астралы, кармы,
эгрегоры, эпитеты, анафоры, полотёры!!.
До чего надоело править лодкой в Субуре,
консулу поставлять девчонок, террористам – запчасти
для пулемётов,
ландшафты – вагону изжёванному и анекдоты
вместе с ухмылкой, смущённой якобы, – публике!
Рукопись мою игрек в подарок ко дню рождения просит,
дочь моя выходит замуж за гермафродита,
и совсем нет лета – тринадцать месяцев осень,
и до чего ж,
до чего ж пережрался я вашим бытом!
До чего ж не моё всё вокруг меня,
и стена не моя вокруг меня,
и окно не моё вблизи меня,
и жена не моя вдали меня,
и совсем не мой зазеркальный взгляд,
и в кармане нож совсем тупой.
Дипкурьер? Но тогда почему слепой?
А Эдип – но карьеру бы сделать рад?
Если будете плохо вести себя, дети,
и не будете слушаться маму с папой,
вас назначат Иродом на этом свете
и до смерти будут сердце царапать!
Вас покинут друзья через миг короткий,
и останется вам повторять нелепо,
что верны в этом мире лишь стопка водки,
стопка бумаги,
краюха хлеба...
Ладно, кто-нибудь выполнит после меня задачу эту:
ритм стиха в тягомотину повседневную вденет,
всё заполнит бликами с поверхности моря, сосущими
грани предметов,
внутренней силой стиля обойдётся почти без всего...
может быть, даже без денег.
XII
Мы говорим о пустяках и горестях,
о том, что прочно дело на крови.
Плывёт, плывёт, не изменяя скорости,
заносчивая лодочка любви.
Который век вот так уже болтаем мы,
и нет для нас ни смерти, ни жены.
Плывёт сквозь упованья и отчаянья
старательная лодочка луны.
XIII. P.S.
На бумаге бывают жёлтые пятна –
это дерево проступает обратно.
В тёмном свете оранжевые они.
Так лоза из солнца пьёт сновиденья,
и ей нет до жажды и жадности дела.
Желаешь тонуть –
тони!
Солнце тоже ждёт, того и не эная.
Золотая, чёрная, золотая,
полосатая одежда судьбы.
Под одеждой – душа, она же и тело,
и ей нет до жажды и жадности дела.
Кто тебе мешает
любить?
XIV. P.P.S.
Ты проснёшься скоро. Кофе закипает.
Нас кофейной пеной время обступает.
Время всё точнее, пена всё пышнее,
всё горчит сильнее.
Я тебя люблю!
И стихи, и звёзды время уничтожит,
и цветы, и птиц, и нас с тобою тоже.
Но за то, что мы с тобой не разминулись,
будь благословенно, время во хмелю!
Если мы не вместе, времени – избыток.
Колесо его – для бега и для пыток.
Время всё быстрее, жажда всё острее,
всё горчит сильнее...
Я тебя люблю!
Были мы когда-то существом единым.
Как же я теперь смогу тебя покинуть?
Как же я теперь...
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney