РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВБорис Фэрр
Странные финалы
15-10-2016 : редактор - Женя Риц
Прими...
Прими меня, как принимают -
Не гостя,
Не судьбу,
Не порошок,
Не радиосигнал,
Не роды в доме,
Где роженицы крик угрюм и страшен.
Прими не как решенье вечно старшей.
Прими не за другого, сжав ладони,
Прими не в услужение пажом,
Прими меня как позу, замирая…
Катя Купчино
В этих зданиях серо-бетонных,
Проживая бессонную жизнь,
Не весомей закона Ньютона, -
За балконную дверь не держись.
Не взирай на ночные просторы,
Сокровенную мысль затая.
Лучше гор может быть только город.
Долго голос сажает заря…
Проберет нервной верой посконной
Маневровый
вдали
тепловоз.
В барабанах твоих перепонок,
В переполненном сердце - “авось”..
Все что было постольку-поскольку,
Не изведано больше никем.
Зимних недр забивая прослойку,
Молод снег, тяготея к муке.
В тишине также недослоняться.
Ей одной, как всегда, по нутру -
Наблюдать, как на стенах слоятся
Тени, склонные взмыть поутру.
По утру все пройдет, все исчезнет.
Не уснешь, так устанешь страдать.
Этот город привычен к болезням,
Безразличен, как все города.
Посмотри, где-то там, монотонно
Я верчу для тебя падежи.
В тех же зданиях серо-бетонных,
Прожигая бессонную жизнь…
Бонни и Клайд
Ты не целуешься. Так лижется щенок:
доверчиво, безропотно и кротко.
Ты думаешь, что все предрешено,
И ты со мной по счастью идиотки.
А ветер медленно, толчками простыней,
размешанных дорожными столбами,
раскачивает мир за нить теней
под облаками… облаками…
Угонщики в бездонном шевроле,
затерянном в пшеничной зыби поля...
От пепла, исцеляющего боли,
до сигареты на измотанном руле -
весь длинный день предчувствием намолен.
В нем дым и тлен вступают в параллель
двух наших душ, что просятся на волю
по простоте, согласию ролей…
Плывут в зрачках моих на запад,
к дальним штольням, обрывки неба.
Вечность. И под ней –
губной гармошке, что брюзжит так недовольно,
я поверяю таинство корней, cвое родство
с рассыпанным зерном, со вкусом соли
в основе губ твоих. Родимое пятно,
едва заметное, с твоей лодыжки, сонный,
я забираю в память заодно…
За столом
Качается лампа
Кончается ампул
Ночная сгущенная муть
И дверку сознанья
Возможно со зла мне
Сезам не дает отомкнуть
Но мало-помалу
Зрачок изумляла
Маститая скоропись сна
Что словно дословно
Цитировать склонна
В письме из другого письма
Игрок
Как смертна странная мечта.
Зима приходит на почтамт.
Зима расходует бумагу,
Подобна суетному магу.
Но забывает адреса.
И, право, глупо отрицать,
Что все рассеянно-безбожно.
Что мы растеряны без должных
Определений наших душ.
Зима нам разбавляет тушь,
И очертания невнятны.
Трава, читаемая мятой,
Изображает в кружке чай.
Ты возражаешь, что печаль -
Всего лишь волеизъявленье,
И гладишь кошку на коленях,
А вечер гладит тишину.
И так по кругу, выше мук
И выше частностей, но скупо
Соприкасая наши губы,
Мы воскресаем по родам -
Уже как Ева и Адам...
Сумбурия
окно горящее во тьме
мне этот свет отдельный важен
проистекающий от не -
произносимости пейзажа
от замирания души
предрасположенной к прощанью
свет вопрошающе дрожит
но ничего не воплощает
спираль вольфрамова звучит
и в каждой лампочке поется
что мне на свете остается
лишь состоять с тобой в ночи
Откупоренный уксус ночи (Бескраины)
Убежище от снов,
От таинства и тлена
Сумбурных миражей
В чахоточном дыму -
Мой домик на краю,
Над пропастью-вселенной,
Где древний жар комет
Ниспровергает тьму.
И, в лету окунув cвои
Босые ноги,
Болтаю ими до
Пришествия зари.
Мой домик на краю,
Мой домик у дороги,
У скрытого от всех
Маршрута в “не зови”.
Вот осторожно дверь
В ночи приоткрываю,
Обрушивая вниз видений
Талый снег,
Реальнее всего –
не бездны блеск бескраин,
Реальнее всего –
Мурашки по спине…
Заклинание
Туз трефей. Распятье ножниц.
Ф.Г.Лорка "Заклинание"
Тени накрыты
На стол.
Сумрак впитал
Тишину.
В черный шершавый подол
Ночь завернула
Луну.
Комната, стул и
Окно.
Тело по центру
Луны.
Рамой крещеное дно
В небо глядит
С глубины.
Хлеб и стакан
Молока -
Непропечатанный
Штамп.
Сеяна тьма с потолка,
Но прорастает
Лишь там,
Где обретает
Покой,
Где избегает
Руки,
Где обитает Другой -
Мир омертвевшей
Строки.
Отель-Венеция
Утро казалось
сирым.
Свет набирался
силы.
В трещине сна
гасилась
Первая рябь
шумов.
Мир проступал
слоями
где-то на
расстояньи
века и
предстоянья,
влаги размытых
швов.
В сырости
штукатурки,
словно с кофейной
турки,
пенилась гуща
юрких
путти. Предрешено:
Город - озноб
видений.
Бренная сладость
лени.
Площадь Сан-Марко.
Тленье -
Замкнутое в окно.
Просроченная тоска
Я смотрю на мужчин на больших мотоциклах,
Огибающих купол вселенского цирка.
И в приставленном к ним завихренном сознанье
Я пытаюсь собрать все детали изгнанья.
Все фрагменты тоски в их пристегнутых сумках,
Исчезающих в даль достиженьем форсунки.
Мой поверхностный взгляд, омертвев в помещеньях,
Осмысляет звено в череде воплощений.
Продолжает пунктир меж назначенных точек,
Узнавая не мир, но божественный почерк.
И возможно, Творец, сочиняя мне участь,
Выбрав задранный руль и стоп-кадра текучесть,
Испытующий плоть, словно закись азота, -
Написал меня прочь за строку горизонта…
Счастье. Пятница. Москва
Это было в Москве, в третий день с конца
Той недели, где каждый час
Сохранялся на записи черт лица,
Сквозь листву в переслеп лучась.
Той недели, где каждый росток расцвел,
Задыхаясь собой в цвету.
И, на птичьем крича,
сдували рассол
теплых луж - скворцы на лету.
Это было - и, всю мимолетность взяв,
Запускал в лазурь пузыри
Толстый мальчик с балкона. Вилась стезя
Мыльнесомо. Почти незрим -
Начинялся асфальтом, коптил сандаль
Разомлевший закат с двора...
Только время вдавило тебя в педаль -
Где-то между еще вчера.
Это было, и в прошлом осталось быть,
Оформляя заметки для -
Утомленного почерка. Сюрный быт
Растянулся в дрянной медляк.
Но однажды в такой же погожий день
Время словно качнет качель.
Снова мальчик, закат и скворцов галдень:
Склонность к таинству мелочей.
Этюд
Когда на изломе лета
Придет грозовой пересмешник
И будет дразнить наивно
Покорность твоей души, -
Есть в шахматном утре клетка,
Где воздух с водою не смешан.
Ты сделаешь ход, и ливня
Черкнет а/капельный шифр
В пронзительной сводке неба...
...Скользнешь, не задев, не затронув,
В простенок воды кромешной,
В толченую эту зыбь, -
Туда, где щемяще немо,
Нечеткою тенью укромной,
Открытая где-то между -
Таится, в просвет сквозит
Простывшего сна калитка.
И тянет обратно в сон.
И время ползет улиткой
По клеткам наискосок.
О себе. Тезке
Я всех любил. Без дураков.
Б.Рыжий
В комнате этой: неба флажок, мебель в шажок,
верба в газете.
Тихо сидит, странно сложен, взгляд отрешен,
мальчик-глазетель.
Где-то под ним мчится в метро, ветру в нутро,
поезд в тоннеле.
Где-то над ним звезды миров, лайнера рев,
спутники-теле.
В комнате этой: слева окно, справа темно,
страшно вглядеться.
Мальчику дни крутят кино - перекидной
численник детства.
Где-то вдали, там, за стеной, той стороной
эха случаясь,
Тихо сидишь к титрам спиной, словно самой
жизнью сличаясь.
На даче
Мы жили по соседству. Иногда
Глеб выходил и, доблестно сутулясь,
брал 2 стакана. Муторно агдам
их заполнял. Я помнил, что в саду есть
антоновки незрелые плоды.
Я рвал их с упоением младых,
слегка самоуверенных подонков.
Не знаю, кто сказал, что там, где тонко -
там рвется. Время, в сущности, тесьма:
не вышьешь слов, не вышло ли письма,
но вымышлено, брезжится и только...
Луна соприкасалась с потолком,
как на лубке. И даже при таком
раскладе - окуналась в теплый,
налившийся от градуса, зрачок.
Глеб уверял: - Ты, сука, дурачок...
(И вечер шаркал ветками по стеклам).
Он рассуждал с беспечностью мужчин,
включенных в жизнь, как в мимику морщин,
по просьбе зла, по прозе Кортасара.
Мысль постепенно пьяно угасала
и представлялась в образах чужих
гулящих женщин, подлинных, вложив
в нечеткий взгляд размытое желанье.
Я забывался в этом ожиданьи
и вспоминался много лет спустя,
табачный сумрак выучив, свистя
и опираясь на судьбу нетвердо.
Споткнувшись вдруг о первую любовь,
я принял, друг, казалось бы любой
бессонный страх. Едва живой и мертвый.
Вдовецк
Двенадцать стихов назад
Косилась звезда на сад -
Из вечности на листву.
Садилась жена на стул
И в руки брала шитье.
И вроде бы смерть - житье,
И смех тишины поверх.
Не то чтобы свет померк,
А так, словно нелюдь, пьем.
Как будто на все есть бронь -
На комнату с тем добром,
На стойкую связь времен.
Настолько, что лезь с ремнем,
Но крюк к потолку приник,
А с горлом не сцепишь крик.
И сляжешь молчать на моль,
А сядешь мычать - немой.
Не молишься - так кури...
И надо бы пол помыть.
Помыть. По стеклу поныть.
И взглядом скоблить окно.
Темнее всего темно,
Когда из окна и нет -
Глядят на тебя в ответ.
Глядят, но незрячий - кто?
Левкас - непрозрачный тон.
На то есть прозрачный свет.
Но легок, как на помин,
Жена примеряет нимб,
И рядится в два крыла.
Такая любовь была -
По пятницам и в шабат:
Звезды не объять в шагах...
Сказал бы идти - идем.
Да, вроде, и смерть - житье,
И как-то сошлась на швах.
Внешняя сторона расcвета, тыльная сторона заката
1
По эту сторону рассвета
Как будто потолок совсем не потолок, -
Мерцающий поток, созвездий малый атлас.
Следишь свою звезду, заносишь в каталог,
А женщина твоя во сне к тебе прижалась.
Лежи, не шевелись, как будто вас и нет.
Есть очертанье форм, есть контуров сближенье.
Куда-то высоко от вас исходит свет
Небесных ваших тел в земном расположеньи.
2
По ту сторону рассвета
В квартале Чкаловском рассвет -
Густой до пелены.
Здесь чашка чайная в родстве
С тарелочкой луны.
Здесь перестоянную хмарь
Разводят молоком.
Дымится чадовский фонарь.
Двоится. Глубоко -
Смотри, как плавает чабрец,
Глаза не отводя.
Всё полуправда-полубред
Нездешнего тебя.
…………
3
По эту сторону заката
Закат – движение кулис.
Финальный акт расцвечен рампой.
- О тонкий луч не уколись,
Щеки звездой не оцарапай…
Твой детский голос шепчет мне
Слова не девочки, но девы.
Очки овальные надену,
Пока становится темней...
Сперва все кажется темней,
Затем сжимается все уже.
При постижении теней -
Вдруг возникает первый ужас.
Луч, проникающий в конце.
Восторг, испытанный однажды.
Балкон вечерний, бельэтажный
На красном здании, в торце.
4
По ту сторону заката (На Пушкарском)
Ты вошла - и сразу все вокруг
Стало неживым и объяснимым.
Бармена бесхитростный испуг.
Аромат мороза и бензина.
Скрип напольной буковой доски:
Звук-не звук, а так себе несчастье.
Крупный шрифт разбился на куски,
Развалилась музыка на части.
Никому не встать из-за столов -
Гости недвижимы и безмолвны.
Все как будто замерло. С того -
света шепчет радио безволно.
Ты уселась на высокий стул
По-хозяйски. Строгая, прямая.
Бармен, павший ангел на посту,
Наливал, слегка переливая.
И, мгновенно осушив бокал,
Ты ушла, в двойных дверях растаяв.
По стеклу закат перебегал.
Я спросил: а кто она такая?
На меня смотрели, не мигая...
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney