РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВМаксим Бородин
самоучитель по выживанию внутри самого себя
22-10-2013 : редактор - Василий Бородин
сознание изменяется
начинается химия
реакция
сатисфакция
и все остальные чувства
человека сделало человеком
первое яблоко
вступившее в химическую реакцию с ядом
сознание у каждого человека
имеет свои особенности
свои черты
линии
символы
кто-то любит
кто-то ненавидит
кто-то совсем безразличен
не зная
что это все химия
первый поэт стал поэтом
не потому что стало невмоготу
а потому что
отбросив всё лишнее
например
яблоко
стал пить без закуски
спирт
шампанское
вино
воздух
воду
наше сознание не знание
а простая химическая реакция
хотя стоит согласиться
если ничего нет
то и вступать в реакцию нечему
потому что химия
наука точная
до определенных пределов
которые мы сами определяем
папа Франциск
мама районная библиотека
всё что нужно
умещается в голове
и раскрытых ладонях
ослепительных
если смотреть на солнце
бесполезно взывать к темноте и мраку
если ангелы суть твоя и тайна
ничего не бойся
ты человечек нарисованный на стене
и не важно
что рядом приписаны неприличные слова
кто только не пишет на стенах
но никто еще не написал в твоем сердце
кроме тебя самого
храни его в себе
сын своего отца
верхушки деревьев уже достают до подоконника
выросшие
половинки того
что есть
или того
что нет
не так уж и много прошло времени
порой я склонен считать
что это знак
кто-то всегда стучит в окно
даже если никого не ждешь
даже если никого нет за окном
и слушаешь и ничего не понимаешь
ведь дом всегда необъясним
словно книга стихов
комментарии сна укладываются в четыре страницы
и верхушки деревьев
подобны государственной границе
между теми и этими каплями
занесенными летней грозой на подоконник
вот вытираешь ладонью влагу
и смотришь
как высыхает окно
как будто
там кто-то есть
тоже
ночь приходит по почте
распечатанной
мокрой
с блеклым штампом на сером конверте сумерек
констатирующим факт повреждения при транспортировке
и не понятно
небрежность
умысел
или судьба
содержание неизвестно
в наличии
прочитано
удалено цензурой
вариантов много
как много листьев в темноте
даже в пустыне
шумит
не прочесть его
ночь
начинается задолго до моего рождения
потому что все письма
уже написаны и отправлены
только выдаются по мере
моего взросления
я так и не позвонил ему
спрятался за сомнениями
как прячутся дети за прозрачными гардинами
как прячутся гардины
за окнами домов
я так и не позвонил ему
хотя вот он
номер телефона был
поэта
который был больше чем поэт
был меньше чем поэт
значит был
значит есть
это ли не суть его жизни
быть не тем
чем тебя видят другие
быть неуловимым
словно движение воздуха в углах комнаты
ты то
что я представляю себе
когда сомневаюсь в том
что ты существуешь
и смерти нет
и жизни нет
есть только невидимая грань
разделяющая их в нашем воображении
даже не стекло
полиэтилен
между тем и этим миром
словно тебя несут из супермаркета неизвестно куда
и ты смотришь сквозь дымку этой зыбкой границы
и думаешь обо всем сразу
о людях в очереди
о холоде в мясном отделе
о запахе в хлебном
о декольте молоденькой кассирши
о слепящем солнце на выходе
а тебя всё несут и несут
и ты уже начинаешь привыкать к этому пространству
к своим соседям
и к этому зыбкому чувству
что всё когда-нибудь закончится
даже если
никогда не начиналось
отпевание будет в среду
сразу всех
и грех твой
не твой грех
если он не записан в книге его
читаешь
словно пьешь воду
глотками
похожими на утро
троецарствие
троелюбие
троестрашие
ангелы словно школьники
любят шумные перемены
когда можно покурить на заднем дворе
и обсудить возможность невозможного
и даже любовь бесстрашна
потому что любовь
а не то
что хотят от тебя
твои учителя
женщины
и боги
отпевание будет в августе
тёплом
талом
троецарствии его стихов
зачитанных до дыр
черных
словно вода в Неве
веришь или нет
уже не так важно
как важно то
что верят в тебя
и во лжи
живешь
можешь и жить во лжи
лишние рты ртутные столбики слабости
дождь не обманешь
бывает возьмешь голос и сыплешь с тоски на тоску
воздух ешь
собираешь
теряешь
но прёшься вперед
ибо суть такова
что без лжи не бывает ни Бога ни сна
только ересь одна
да любовь
без которой тебя забываю
и во лжи разбредаюсь в себе
потому что ни то и не сё
потому что не всё
что горит
меня согревает
пишешь всякую ересь в своих дневниках
путаешь правое с правым
и левое с левым
спишь ногами вперед
и любишь только её
несмотря ни на что
и на то
что тебе говорят
и на то
что ты пьёшь из неё
серых глаз суета
даже если не та
я ведь знаю
что ты засыпаешь с моими стихами
потому что
ничто
не калечит тебя
лучше этих стихов
ночь
резервация ушедших народов
все выходят на площадь
и воздевая руки к небу
восклицают «а Боги кто»
никто не отрицает реальности
но все верят в кощунство
свергают
плачут
поют
ночь листьев наследство
и голод волос
все устремляют взоры к небу
и слёз золото
дороже садов Вавилона
проданных северным племенам
ночь предательство
ладони
плечи
уста
а Боги кто
шепнёт на ухо
и улыбнется
все мы умираем
даже враги
даже поэты врагов
цветок лотоса самый тяжелый цветок в мире
и воздух выдыхаемый
словно тетива
разве не слова молитвы летят дальше
ты можешь всё
если поймешь
что ты принадлежишь чему-то большему
чем эта жизнь
течению реки
камню
стоящему на пути
химической реакции в твоей подкорке
дрожанию листьев сакуры
в саду за домом
судьба
словно мятная конфета
есть у каждого
только один хранит её в кармане
а другой
сразу разворачивает
вот и я
смотрю на россыпь мятных конфет на столе
и сомневаюсь
в своём выборе
и думаю
ведь это тоже моя судьба
даже если
пример с конфетами
просто выдумка
непонимаемое
внимание
подобно легкому свечению
распространяемому горящей книгой Эмили Дикинсон
опять баловство со спичками
освещаю
подсвечиваю
плачущий
словно спутник в небе над Алабамой
путь
религиозные отступления
математические вычисления
и мат
под патронатом ангела Сэра Бенджамина
будь то во сне
или в любви
вот так вот
и начинается магия поэзии
словно весна
снизу одни звезды
и только сверху
что-то ещё
есть лица
непроходящие
закружится
затянется
смотришь во все глаза
и не отвести
меня в сторону
ты необъяснимая
словно строка на санскрите
губы
нос
брови
глаза
закину время
Рима
мира
три тысячи лет строгой диеты
только твоё лицо
и не одного выдоха
дистанция с жизнью
должна составлять один взгляд
чтобы можно было
обойти стороной
забыться
заснуть
чтобы можно было умереть
если что
если кто-то переступит черту
улыбнется тебе
облака
вершины деревьев
сны
дистанция с самим собой должна быть такой
чтобы можно было любить
себя
её
их
нас
и тишину
глаза закрыты
как колодцы в степи
спишь
словно ребенок в седле
перебираешь события бытия
истончаясь подобно хлебному кружеву
ночь заносит в комнату веру в Него
и в то
что всё происходящее с тобой
не случайность
а закономерность
и даже сон измеряется тишиной
а не так всё остальное
желанием быть услышанным
эпичен поэт
который был замечен
в противоправных действиях
чувствах и снах
перемещающий стада и судьбы
словно звезды в открытом окне
эпичен
словно Гомер
выпивающий море со всеми рыбами и рыбаками
как-будто можно выпить море без них
как будто можно даже не думать без них
я собираюсь с мыслями и открываю книгу своего страха
эпос толщиной в твой волос
любимая
на каждой странице
я собираюсь жить вечно
ибо поэзия
это только сны
как будто можно выпить море без них
ты есть и тебя не существует
ты весь
и меня ты не завоюешь
ты единственная в своем роде
легкая
ломкая
липкая
душа порноактрисы
я вхожу в тебя
словно
входит нож
в сочное нутро спелой арбузной мякоти
я ищу в тебе то
что не могу найти в себе
ты дополняешь меня
как дополняет выключенная настольная лампа кромешную тьму
как дополняет тишина тишину
жизнь на грани
между Рембо и Верленом
даже если все наврано и покрыто блеском
я вхожу в тебя
словно в ворота Бреста
входит 45 я дивизия вермахта
сплошь состоящая из поэтов и серых шинелей
кто виноват в том
что происходит
и происходит ли то
что кажется нам
любовь никогда не бывает лишней
даже если лишней бываешь ты
и твоё прошлое
тишина
шина наложенная на сломанную руку рассвета
мальчик бегущий по улицам города
навстречу чему-то необъяснимому
сладостному
светлому
бежит
падает
летит
широко раскрыв глаза
удивленный
даже не успев вскрикнуть
потом его поднимают
и он удивленно смотрит на свою ослабевшую руку
его куда то ведут
и люди в белом
накладывают гипс
что-то говорят
а он все бежит и бежит
удивлено раскрыв глаза
а ему все говорят
о покое
о будущем
три недели в гипсу
покой
покой
один только покой
и ничего больше
ангелы снятся к дождю
дождь снится к покою
вот так и проводишь ночи
шатаясь по дождливому городу
разговаривая сам с собой
ты видишь
как загораются в фарах случайных машин Его глаза
как отзывается эхом
чей-то удивленный возглас
ангелы чаще всего тусуются в тёмных подворотнях
они защищают нас
от случайных страхов
оберегая страхи постоянные
потому что без них
не будет наших шатаний под дождем
и счастья преодоления себя
пусть даже во сне
всё возвращается на круги своя
цивилизация умирает
луна выцветает
и сердце твоё сереет
словно утро за пеленою окна
ты читаешь книги
включая по вечерам настольную лампу
переворачиваешь страницы словно волосы любимой девушки
и закрываешь глаза
чтобы еще раз представить то
что прочитал мгновенье тому назад
всё возвращается на круги своя
и тлен станет пеплом
и свет станет тьмой
и кровь станет рекою
гугл умер
да здравствует гугл
отпусти меня под честное слово
олово или медь
не имеет значения
если ты отпускаешь
то можно и золото
хотя что я буду с ним делать
отпусти меня словно
письмо в конверт
словно сумашествие в сад Изиды
отпустила де Сада
отпусти и меня
я обещаю вернуться
олово или медь
ты любишь меня
значит я вернусь
смерть
моя
Костя Кавафис
мой сослуживец по персидскому походу
сколько мы с тобой пережили
шила в мешке не утаишь
солнце блестящее от пота и вдали полоска
стоишь вот на краю фаланги
и даже волосы дрожат от страха
ты помнишь
всегда говорил
войну начинают поэты
а завершают боги и вожди
Саша любил твои стихи
помнишь
его улыбку
танец осы
вино распятое на песке
словно тень
о империя сна
воспеваю тебя
кровь свою отдаю
помнишь Костя песни возвращения
по капле
заведомо сны
ни к чему не обязывают
это просто традиция
что-то типа дождя
лошади
локти
летающие тарелки
просто закрываешь глаза
себе и своему ангелу
и читаешь по слогам что-то из средневековой бухгалтерии
список замков
платьев
облаков
даже губы устают
спать
в тебе
память
словно песчаная буря
выкапываешь верблюдов
засыпаешь книги
иероглифы на твоих плечах
апокрифы
псалмы
ангелы
складывая руки лодочкой
мы переплываем с тобой Нил
будь что будет
говорит твоя улыбка
и сорок тысяч воинов в нашей крови
и твой выдох
у моего сердца
оправдание есть у каждого
не у каждого есть кровь
эти белые тельца
эти красные зрачки
пустите меня внутрь
и я вам расскажу
что такое душа
смерть даже не рассматривается в нашем случае
никакой логики
космоса
звука
предназначения
влечения
одни умирают
потому что их забывают
другие никогда не умирают
потому что их никогда не знали
что во всем этом от солнца
что от земли
корни рук моих в твоей судьбе
волосы твои
держащие
я выбираю путь кокаина
самый кратчайший к твоему страху
есть только рассыпанные
развязанные
колумбийские
связные
между тем и этим светом
между мной и тобой
мы никого не имеем право осуждать
даже себя
ты опять пришел пьяным
пошатываясь
поскрипывая
подтаивая
мой маленький Гаутама
осень
словно вирусная инфекция
когда предыдущая ночь почти касается следующей
и остается только
принять всё это
ты опять пришел веселым
мой Будда
принес бутылку греческой настойки
улыбку
и шум
ты знаешь
я почти поверил в то
что счастье существует
мой маленький принц
убийца
Иуда
на большее ты не способен
кофейные зерна
гетеры и сны
царь Дарий и завоевание Америки
меня опять укачивает в седле
говоришь ты мне
наклонившись к моему плечу
улыбаешься
и безумство уже проскальзывает
словно караван в игольное ушко
мне нечем крыть твои карты
Экклезиаст
кофейные зерна
строчка Сафо
я последний раз целую тебя в губы
Александрия
и всё
что только можно придумать
начинались бури
пыльные и пустые
Иисус сказал
«мне кажется бессмысленно отталкивать солнце от земли
вот как вы все видите
взяли и оттолкнули
бессмысленно
дико
глупо»
он прав
как бы несвязно все это не звучало
все в этом мире
всего лишь от этого мира
начинали пыльные бури
Иисус сказал
«бедные губы твои
любимая»
как он прав
был
жаль только что никто кроме меня
не видит Костю Кавафиса
много слов
много мыслей
много воздуха
мы с ним представляем мир шаром
из которого выпущен смысл
его надо надуть
его надо наполнить смыслом
хотя
что такое смысл
с точки зрения воздуха
и что такое воздух с точки зрения смысла
и при чём здесь Костя Кавафис
спросите вы
я попытаюсь ответить
даже не пытаясь понять
что говорю
наверное потому что никто кроме него не поймет меня
потому что его не существует
как не существует и нас с вами
хотя мы и пытаемся найти во всём этом
хоть какой то смысл
Великий пятый
твой сон
серые будни
проистекающие из самого факта бытия
ибо цвет категория божественная
в отличии от света
расставь руки как можно шире
словно ты ловишь солнечный луч
закинь голову назад
как-будто нет ничего важнее
этого неба
глотни его
вдохни его
Великий пятый
так и делал
пока не превратился в человека
со всеми его
слабостями и поражениями
потому что весь смысл в отсутствии смысла
даже если ты уже нашел его
и вот-вот поймешь
если бы я был Ренуаром
я бы никогда не рисовал сны
я бы брал их в руки
целовал в губы
волосы
глаза
плечи
и отпускал
отпускал на все четыре стороны
если бы я был Ренуаром
я бы никогда не рисовал женщин
я бы сидел в саду
и смотрел на вишневый цвет
весеннего дня
и улыбался
пустому холсту
на котором
всё еще можно изменить
мы вышли из воды
и когда намокшие и смеющиеся
вот кажется вспомнить надо
слово
которое знал сто лет
мы входим в воздух
каждое мгновение
передается
словно что-то есть выше нас
и когда намокшие и счастливые
слово
которое знали тысячу лет
и никому
ничего
еще ничего не сказано
деревню на границе с Лаосом
он называл раем
и воду сходящую с небес
её губы
снова вышёптывают в скайпе что-то из поэзий Элиота
странный английский
с привкусом иероглифов
Будда
айфон
белые слоны социальных сетей
он смотрит в небо
пьяными глазами
запах Бангкока
ангелы
Боги
полицейские
и я
всю ночь
пьющий с ним водку «Финляндия»
на границе темного города
и темных окраин
спящих
в её ладонях
тишина проживания
Иван и я
кто такой Иван не помню
комната это не восемнадцать метров
а куски бытия
я никого не люблю
пресквю
это слова
которые вот вот
сорвутся с губ
но не срываются
потому что не всё так должно быть
как бывает
на самом деле
Иисус договорился с осенью
если листья сужаются к низу
и волосы волосы тоже
ты говорившая
что мир надо воспринимать сквозь призму желаний
что есть на самом деле
тело твоё
псалом сто сорок третий
словно губы в меду
и не важно
остра ли бритва
которой ты вскрываешь окно
заклеенное на зиму
просыпаешься утром от холода
смотришь в себя
иней Ноева ковчега
черные ресницы
птицы
левые акции
неровно дышит ангел на плече
и сорок тысяч
сорок снов
и ты смотришь на белые стены
стараясь узнать себя во всем этом
потом улыбаешься
как заведенная
и
/стоит ли говорить о том
что мир
совсем не то
что творится внутри нас/
день
я не знаю почему
Иисус забыл у меня свои чётки
заходил вчера
пил чай на кухне
и смотрел чётко
гладил по шерстке тишину
играл на гитаре
и забыл у меня чётки
может это что-то обозначает
тайное мистическое начало
а может и ничего
рядовое событие
Иисус сказал на прощание
любовь словно презумпция невиновности
и улыбнулся в дверях
прикрывая двери
вера или не вера
что значит его приход
а может важнее его уход
он сказал
он что-то должен был сказать
и при этом забыл чётки
щелкает мысль
чётко
словно дверной замок
и не понятно
то ли открывается он
то ли опять
он забыл чётки
упрекать ли Будду
в том
что он не дотянул до точки
или точка
это что-то противное его натуре
скорее облако текста
без знаков препинания
опять же
зачем упрекать Будду
если Будда сам по себе даже не слово
окончание слова
которое еще не расшифровано
перенос строки
и всех сроков сразу
на неопределенное время
за горизонт сознания
зачем упрекать Будду
если текст пишет не он
а мы с вами
Будда символ
вбиваемый в случайном порядке
даже не точка
край белой пустыни
зачем упрекать Будду
если не видно смысла за поиском смысла
точка в начале слова
все расставляет по своим местам
даже если места уже заняты
чем-то иным
когда перестаёшь хотеть
лететь бы
битым стеклом наполнив
я знаю
в моих руках течет кровь
кривая
словно газовая труба
выпутываясь из желания
смешивая губы
словно отпетые ангелы
думаешь
что всё сбудется
а на самом деле
всё хочется
что в лоб
что по венам
Иллинойса облако
начинаю понимать о чем пелось в песне
которую мне ставила мама
на моё столетие
они перебегают дорогу
перед самыми колесами авто
листья середины осени
уже уставшие ждать своего автобуса
нетерпеливые
легкие
словно задачи первого класса
им бы спуститься в метро
им бы улететь на юг
первым рейсом
а они всё ждут и ждут своего автобуса
перебегая дорогу то справа на лево
то слева на право
листья вырванные из контекста
словно цитаты
разбросанные по социальным сетям
оторванные
тонкие
кленовые и уже стертые
осень
время собирать листья
и учиться у них
быть собой
по крайней мере
у себя внутри
я слушаю музыку по ночам
до одурения
до потери
самого понятия
снятия с креста
воскресения
музыка словно доза обезболивающего
данная Христу
перед его распятием
я каждую ночь
заслушиваю свои сомнения
музыкой из сети
вселенная
милосердна
и как-то проходит легче
боль от уколов
от дождевых капель
и от укоров
ангелов и демонов
сидящих на моих плечах
музыка по ночам
необходимый атрибут существования
без самого
существования
меня учат жить
жестоко так
не дают красок
раскрасок и цветовых фильтров
говорят
выкинь всё из головы
и я выкидываю
пытаюсь приспособиться
примоститься на краю своего самосознания
знание ложь
если душа зажата
между прошлым и будущим
меня учат ждать
говорят
дожди это временно
слякоть и плоскости вымытые до блеска
холод только до понедельника
запрись
закройся
закутайся
твое место в цепочке эволюции
пищевой цепочке
ты обязан быть съеденным
ими
ею
им
не учите меня быть жертвой
я не приемлю
точки
поставленные в конце предложения
отвергаю и зачеркиваю
запятые
знаки препинания
знаки пресмыкания
мое предложение
никогда не завершается
не учите меня умирать
пока я не научился
еще
жить
что ты представляешь из себя
когда разворачиваешься
на 360 градусов
и смотришь ему в глаза
молчишь
серьезная
словно фотография на паспорт
представляешь
берешь
смотришь
а его там нет
и никогда не было
но ты опять и опять
разворачиваешься
на 360 градусов
как будто затягиваешь петлю
на шее
у его взгляда
трактуя сны по Тарковскому
с ним или без него
так и стоишь на краю пустыни
не решаясь закричать
чтобы не спугнуть ангелов
и внутренние дороги
всего лишь внутренние дороги
в каждую веришь
каждую любишь
и все по Тарковскому
утро
день
ночь
стены
потолки
и твоя рука
держащая мою
у Тарковского угадываешь себя
просыпаешься
счастливый
ведь ничего не остается
как верить
последнему сну
из всего вороха снов
утром оставшемуся на постели
ведь не известно
что там было
до тебя
объясняя ангелам
как пройти
или проехать
или забыть
ты нарываешься на укоризненные взгляды
так с ангелами не разговаривают
не ведут
укоризной
из-под ресниц
похоже на арии Баха
помнишь
про воздух
про нить
а ты все пытаешься объяснить
им
как проехать
забыть
плыть
или можно просто молчать
объясняйся
жестами
взглядами
словно Эдвард Мунк
объясняет
почему он кричит
но потише
что бы никто не увидел
и не услышал
тебя
грехи по Иисусу
не наше право
не наша юрисдикция судить кого-либо
даже эту осень
сны
опавшие листья
у которых не хватило спичек
сжечь себя
и все вокруг
мне нравится смотреть в это небо
что-то рассматривая в нём
чаще всего ничего не видя
его не интересуют наши слабости или достижения
он любит всех
даже тех
кого не любим мы
умные
сильные
сложные
он любит Брейвика
он любит Мунка
что ему
их грехи
что ему
их величие
осень в Осло не потому что
а вопреки всему
что предписано и не выполняется
нами
насыпая в коньяк
кокаин
или просто представляя себе
что делаешь это
или не делаешь
или не представляешь
главное совершенно в другом
говоришь ли ты «Ом»
замыкая речь
тростниковым фасадом молчания
то
что остается внутри важнее всего
что окружает тебя
мишуры из учений
разнообразных сект
и удобных богов
главное совершенно в другом
что ты представляешь
когда говоришь «Ом»
тому человеку
без которого всё мишура
и жара
и коньяк
и отсутствие такового
тишина – часть атмосферы
наверное
её большая часть
счастье – часть веры
и мне кажется
не самая маленькая
в темноте
высматривая с балкона
суть перерождений
и пытаясь рассмотреть край облака
съеденный деревьями
чувствуешь
что кто-то оберегает меня
в моем личном атмосферном столбе
на котором
все кому не лень
пытаются навесить
какой ни будь ярлык
объявление о продаже
или еще того хуже
смысл
не присущий
мне самому
Сахара
серьезная девушка
он называл её так
словно она имела для него какое то географическое значение
Рабат
Маракеш
и тысячи маленьких поселков
сладкие словно пальцы торговцев горным медом
изгибающаяся линия
переходящая в странствие
тень
которую можно гладить словно кошку
муэдзины
облака
ангелы
Сахара
Сахара
Сахара
и еще тысячу раз
Сахара
изъеденные временем звуки
голоса вдали
слепящее солнце
белые ладони
губы и глаза
она читала ему стихи на непонятном языке
словно проповедовала апокалипсис
как некое подобие существования
время подобно человеку
попавшему в другоё мир
Маракеш
Рабат
хочется взять всё от этих красок
и звуков
а только что такое всё
как не данное нам свыше спокойствие
помноженное на таинство
я ничего не хочу сказать
никого не хочу переубеждать
Сахара
он называл её так
словно что-то значило
для него
это сухое до одурения пространство
от неба до неба
от земли
и до земли
как много воздуха
даже больше чем полагается по законам тяготения
остальные законы фикция
модели поведения
эволюция
нас притягивает не закон
а воздух
который ничто
которого нет
как может показаться на первый взгляд
хотя
вот видите
в нем есть
как минимум
первый взгляд
наши взгляды
наши слова
а это уже много
для того
чтобы что-то начать
или продолжить
несмотря на законы взаимоисключающие
но притягивающие
друг друга
у Василия Филиппова чай липовый
такой знаете едва уловимый
когда пьешь его
кажется
что ничего не понимаешь
или понимаешь
но делаешь вид
что не понимаешь
и всё происходящее
ходит по кругу
вокруг да около
человек улыбается
излучается
или кажется
что улыбается
но так
что светится все вокруг
замечательно
у Василия Филиппова
стихи наивные
когда читаешь
кажется
что чай пьешь липовый
или не стихи
но ведь пьешь
и берет тебя и несет по кругу
словно листья
такие желтые осенние легкие
или не листья
но такие
что засыпают тебя с головой
или сами по себе засыпают
словно пух
такой знаете
как бывает внутри облака
когда оно спит
или еще не спит
но уже улетело
и только едва уловимое чувство в тебе
ведь что-то произошло
или не произошло
но чувство то есть
вот оно
есть
и что-то было
без сомнения
в этом всём
или только с нами
происходит
хорошее
осень
огромная рыба
лежащая на асфальте
тело её
освещенное фонарями
блестящее
словно карьера Аполлинера
осень покрыта листьями и лужами
на поверхности которых
плавают те же листья
и вот
когда я иду по ночному городу
то чувствую
как эта скользкая огромная рыба
под моими ногами начинает шевелиться
и тогда я говорю ей
тихо
осень
я твой друг
и она затихает
послушная
и нежная
открытые двери
для веры
осень сидит на балконе
и курит траву
привезенную из Монголии
всё что ни делается
делается на балконе
и жизнь наша
и наши мысли
и наши слова
вера подобна винограду
взбирающемуся вверх по балконным решеткам
высматривая вдали
линии серого неба
ты дышишь осенью
как дышит осень тобой
и воздух
смешиваясь с дымом
падает вниз
заплетаясь в косы
и осень
лучшая вера на все времена
даже если
Монголия
только сон
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney