РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Екатерина Писарева

Склад мертвых шлюх

24-10-2018 : редактор - Женя Риц

Мне так холодно, что я не могу больше спать ночами. Осталось всего три дня, сказал А., ровно три дня до того, как он отнесет меня на склад мертвых шлюх.
Конечно, ему не хотелось бы таких мер, ему страшно жаль, ему очень невесело от этого решения, но выбор сделан – таких, как я, нельзя оставлять в городе М. Когда я пытаюсь возражать ему, что мне там не место, А. говорит, что он лучше знает, где место глянцевых девочек в этом мире – правильные девочки не открывают рта и молча слушаются всех мужчин города М. Таково негласное правило и его нельзя нарушать. А я всегда всё делаю по-своему: пытаюсь навязать свою волю, нарушить границы мужского спокойствия, проявлять инициативу, не скрывать своих мыслей. И мое демонстративное нежелание считаться с другими мужчинами это только доказывает, как доказывают это мои книги, и наша с ним общая страсть ко всему, что имеет буквы. Он мужчина, а потому он имеет право на страсть – я же должна молчать, улыбаться и быть сдержанной. В городе М. нет места любви, само слово «любовь» находится в зоне умолчания, никто не произносит его вслух и даже у алтаря клянутся не в ней, а в вечном служении мужчине до конца женских лет. Если мужчину что-либо не устраивало, он мог обратиться к префекту города после свадьбы и бракованную девочку заменяли: на следующее утро у него уже была новая жена, улыбчивая и молчаливая, а что случалось с той, что вышла из строя, никто не знал. Самое главное было не допускать никаких настоящих чувств – в браке было можно притворяться, это было даже положено по этикету. А вот каждая девочка, действительно инфицированная любовью, неизбежно становилась обреченной. Так повелось издавна – девочки рождались для того, чтобы стать женами, а тех, кто не спасся в узах брака, ждал склад мертвых шлюх.

А. стал старшим, которому поручили избавлять город от этих гнилых девочек, которые разлагаются любовью. Его не считали убийцей или палачом – семьи девочек, отданных на склад, верили, что он чистит карму их рода, забирая грешных девочек туда, где им самое место. Влюбленные все равно никогда не жили долго, в попытках раздаривать свою любовь они попадались, истекали слезами, не хотели идти под венец, бунтовали, писали длинные письма с признаниями, пытаясь разрушить тихий семейный быт их избранников. Они не могли работать 12 часов, как было положено, а когда работали – делали всё из рук вон плохо и попадались. Все было так очевидно, что А. даже не приходилось охотиться.

А. знал меня с детства, он приходил в наш дом, чтобы читать мне вслух, учить меня играть на фортепьяно, целовать мои пальцы и гладить по голове. Мне всегда было тихо и спокойно рядом с А., я не ждала от него подвоха, потому что знала, что где-то внутри себя он тоже был робким и лиричным, забившим нежность словами, которые обеззараживали его память. Он приходил ко мне по понедельникам и пятницам, как на работу, чтобы вновь и вновь гладить мои волосы и смотреть на то, как я неумело распластываю пальцы по клавишам, пытаясь выбить из них нужный звук. Это ничего, что у него была жена, это было само собой разумеющимся – она была далекой и эфемерной, не человек – функция: старшая по вычислению шлюх, которым придется отправиться на склад. Мне было немного жаль ее, ведь совместное у них было время убийства, а наше, запретное и неясное, время лирики.

(Два дня до. Проснулась в бреду. Приснился он: будто бы с женой обсуждают, что меня надо перенести поскорее на склад мертвых шлюх. И как будто бы он возражает, что он не спал со мной или спал не до конца, а значит я как бы не совсем шлюха, а его жена говорит: «Нет, надо отдать ее складу, иначе она вернется». Я режу стебли каким-то жутким цветам и знаю, что выбор не в мою пользу).

Никто из девочек точно не догадывался, где находится роковой склад и что происходит с девочками, попавшими туда, ни одна из отданных складу не вернулась домой, ни одна из них не спаслась. Кажется, они даже не плакали, когда А. приезжал за ними – к тому времени любовь так изъедала их изнутри, что они воспринимали его приезд как спасение от вечных мук, от постоянной невозможно травмирующей страсти, от желания вырвать сердце из груди и отдать его теплым на память своему избраннику, чтобы у него было что помнить и на что смотреть, когда ее утилизуют на складе и она наконец успокоится, а он будет жить с этим ее сердцем и иногда вспоминать ее глупые слова. И хотя инфицированные девочки догадывались, что возлюбленные не замечают их пропажи, потому что какая разница – эта ли или другая девочка старательно обслуживает их эгоизм – они все равно продолжали дарить себя, пока у них не оставалось ни сил, ни слез, ни энергии, чтобы тянуть на себе односторонние любовные истории.

А. всегда говорил мне, что я должна быть аккуратной и вдумчивой, не показывать свой характер, не возникать по мелочам. Он по-своему переживал за меня и твердил, чтобы я училась от матери смирению, но какое смирение могла продемонстрировать мне женщина, жизнь которой была возложена на алтарь одного мужчины? Не интересовавшаяся ничем, кроме него, она ходила вокруг нас бледной тенью, пытаясь не шуметь, чтобы случайно не сбить его с мысли или не помешать ему писать его великие статьи – мое же существование она старательно не замечала, я просто была – не более. А. целовал мои пальцы и твердил мне, что я уникальная, что когда я вырасту, он найдет мне успешного мужа, у которого будет дом и спасение, большая собака и стерильная кухня. Он будет приходить ко мне в гости, чтобы смотреть, как я пеку яблочный пирог, его любимый десерт – ведь А. никогда, никогда меня не оставит. Он часто смотрит за тем, как я готовлю, и страшно сокрушается тому, что ничего не выходит. Мои ногти слишком длинные, а пальцы беспомощные – их приятно целовать, но они никак не приспосабливаются к быту, вязнут в тесте и тормозят мужскую жизнь. Сначала А. думал, что ногти можно будет состричь, но потом ему стало жаль, потому что ему всегда было жаль красоту и девочек, и эта его жалость раз за разом обрекала их на склад. А теперь я выросла и настала моя очередь. Не будет ни мужа, ни собаки, ни кухни, ни спасения – все решено и ничего невозможно исправить.

Три дня назад А. пришел ко мне очень грустным и принес тревожные желтые цветы. Я знала, что это был знак, я хорошо изучила литературу и как-то рассказала А., пока резала яблоки для пирога, что всегда мечтала стать персонажем. А. тогда посмотрел на меня, как мне показалось, внимательнее прежнего и по-детски улыбнулся, приговорив мое сердце этой своей обрекающей улыбкой. «Обними меня», – попросила я его, испугавшись сама своей просьбы, но он был так великодушен, что по-отечески обнял меня, укрыв в объятиях от страшных мыслей. Он не был моим любовником, он просто приходил ко мне домой, потому что мои двери всегда были для него открыты, и мы долго разговаривали об искусстве, кино и литературе, которую А. любил, хотя и не признавался в этом. Любил, несомненно, больше, чем свою жену, работу, девочек, на самом деле мне всегда казалось, что единственной настоящей страстью А. были книги, поэтому я проводила за чтением много больше, чем позволялось девочкам моего возраста и положения. Самостоятельно я одолела весь литературный канон и преодолела рубеж средневековой французской и немецкой литературы, А. хвалил меня и гордился, в нем вообще было много теплого, в моем А., он даже убивал приговоренных девочек с особой деликатностью, чтобы им было не так страшна и невыносима их участь. Когда я как-то спросила А., каково это знать, что ты – последнее, что они видят перед тем, как оказаться на складе, А. лишь ласково улыбнулся и сказал, что он – не самое худшее, что можно увидеть перед смертью, да и вообще – смерти нет, склад мертвых шлюх не так страшен, как все выдумывают, но ему бы, конечно, очень не хотелось бы, чтобы я оказалась в нем, но каждый мой проговоренный вопрос приближал меня к этому складу, и мне пора бы прекратить задавать вопросы, пока не случилось ничего плохого.

Великодушный А. всегда держал меня в курсе своей жизни и был в моей. Однажды я рассказала ему, что начала читать античную литературу, А. восхищенно поцеловал меня не как обычно, а в уголок губ, как бы случайно, но я знала, что это символизировало, что наши отношения становятся другими, и если я прочту то, что хранится в моей домашней библиотеке, меня ждет уникальное счастье и радость, которые открываются избранным, но это неточно. Конечно, А. не был злым человеком и не желал мне склада, а получилось именно так.

«Мне хотелось бы тебя спасти, но это был твой выбор. Не смотри больше новости и не читай книги, – сказал он уходя. – И тогда через три дня, когда я приду за тобой, ты будешь чистой, и может быть, все образуется...»

Но он знал, что уже вряд ли.

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah

πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney