РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВПавел Финогенов
А надписи остались...
28-10-2012 : редактор - Женя Риц
* * *
из полых голов вытек праздник
сквозь дыры в стальном циферблате
из щели в сознательной жизни
дионисы дуют теперь
подобием радости призрак
парит над кварталами пяткой
едва задевая гирлянды
и ёлочную мишуру
а тело его схоронили
как россыпь оранжевых корок
сугробы обнюхавшись соли
ах мама я жить не хочу
лишь делаю вид что простужен
черкнёт тарабарщину доктор
в анамнез смертельный диагноз
типичный такой орз
NАБОКОFF
...мотылёк образ так себе да и несложно
тусклым знанием гетероморфным стихом
очертить высыхание маленькой жизни
в череде бесконечной не знаю чего
здесь как водится кроется тонкость другая
и тут вспоминаются мне
годы
когда родители стояли большими
ночи
когда кузнечики ещё могли
говорить с детьми в саду
где сарай проглотил керосинку
зажжённую в то лето на чердаке
чтобы звёзды глазели
в сочную темноту
провожая пилигримов
я судьбы вершил мухобойкой
а они всё равно летели
возникая из хмари лесной
чертыхаясь в пыльцовой метели
я прибавил огня
а они всё равно летели...
Зачем.
КОРОТКОЕ
в твоё холодное но близкое лицо
плевал октябрь
вместо Шопена Дженис Джоплин
динамик ела сексуальной хрипотцой
для удовольствия лгала ты:
хорошо блин
закинуться
по самое
люблю
глядеть
на луч
что сквозь себя небесная пехота
к полудню
пропускает
в каждом слове смерть
…лирично и смешно
но так бесповоротно
* * *
моё окно выходит на
заросший переулок
там щебень с глиной островами
кое-где асфальт
а на зелёных баках помойки
выразил негодование и глубокую печаль
местный оппозиционер
"где – деньги – где – дороги?"
на каждый бак по слову
расторопные гастробайторы
через год положили новый асфальт
ещё через год он потрескался
но всё же можно
в апрельско-октябрьскую слякоть
ходить за пивом или так
не подворачивая джинсы
можно и ясным июньским вечером
сесть на скамейку думать
как страшный мир летит в пизду
а надписи остались
а надписи остались
ПОСТИНТЕЛЛИГЕНТ
С экрана швед надменный клянчит Кемской волости,
квартира Шпака снова в праздники пуста.
Тебя борьба с единством противоположностей
согнула в постинтеллигента. Иногда,
читая Рильке в переводе Микушевича,
сечёшь себя на мерзком пресловутом том
как шли тогда Маринке ум и шубка беличья
как хорошо она владела пухлым ртом.
А жить по-прежнему до спазмов в лёгких хочется!
В канал продрогший кинешь пятачок, и вот
выходит аверсом свободы одиночество.
Так стоило ли – всё с плеча – таких свобод,
где прямо здорово молчать, а криво – выкрикнуть,
иной успех определяет чистоган,
где лет так через надцать шаркать в поликлинику,
зато быть в курсе дел властей, каков генплан
озеленения тайги, журналом тоненьким
прикрывшись, задремать. Нет, это не в укор.
Уплачен долг – застенный кашель алкоголика
дискуссий кухонных наглядный хроникёр.
Пусть «я» – пирог слоённый в пасти беспристрастного,
заткнись, Делёз, пока выходит горлом стыд.
Сквозь фонику подъезда, где полвека насрано
Рождественская ночь теперь в меня глядит.
* * *
Весёлую науку преподам
как жить не стоит и пытаться даже,
довлатовский открою чемодан,
где каждая история из нашей
совместной маяты с тобой, урод,
нелепым спором до утра чревата,
что в равной степени к объятиям ведёт
и топит в горечи до чёрного разлада.
Да, ни принять, ни откреститься от
дурной наследственности. И не надо
вставать здесь в позу. Лучше сядем тут,
обнимем мысленно давалку Олю.
По залу для курящих поплывут
видений сонмы как тогда по полю.
Но не в пример фантазмам режет стыд,
лишь справки наведёшь, поднимешь завесь,
с чьей девушкой резвился, кто забыт
в лесу. Ау! живые кто остались?!
Колян скололся, Лёха Прыщ сидит,
а со Средного пацаны – поднялись.
Ты их уже не встретишь по-людски.
С филфака, кстати, Саню-идиота,
наверно, помнишь? Стал писать с тоски
статьи в "АиФ". Да бросил чё-то.
Я выйти за пределы слов боюсь
пекусь о чистом стульчаке для зада.
А знаешь чем прекрасен наш союз?
длинной периода полураспада.
Под параличный Mnemosynes blues
рыдать в рукав – вот этого не надо!
Ведь это ты любил глаза и рты
смешные их, подъезды, тротуары,
мелки цветные, милые цветы
и город, ошарашенный Шизгарой,
где жизнь ключом, но всё же – не фонтан
на Минина, в котором краску смыли
с тебя, урод. Теперь – когда я пьян –
учусь дождю – курю на кухне или –
читаю глупые стихи друзьям:
настольной лампе и вину в графине.
* * *
Я во ржи потерялся и вот улов –
волдыри от лютующей там крапивы.
Август. Бог мой. Как хочется быть счастливым,
что июльскую душу продать готов.
Где же скупщик? Небось, по чертогам бродит,
угощая отпетых пройдох вином.
Каждый выпьет и вроде как благороден.
Тридцать лет всё беседуют об одном,
мол, у ангелов ниш и лазеек в мире
больше нет. Верно! Славные небеса
не домолишься сделать ремонт в квартире.
Жизнь похлопала по... "Ты давай уж сам".
Дева в голом свою рецептуру счастья,
с воспалённым заигрывая умом,
предложила по-лёгкому. Отказать я
не сумел, но замешкался... И потом...
счастье вот чем грешно – может быть и свальным,
а терновник к лицу одному. Всегда.
Время речкой влечёт позабыться вдаль, но
быстро тонет бумажный кораблик, да.
Тем не менее, звёзды скользят с небес – и
в леса, проповедовать сон траве.
Реверанс глупым схемам судьбы отвесив,
постигая ежовость любви твоей,
я уже не прошу объяснить на пальцах –
на себя навлекаю сырую дрожь.
Ничего в спелых сумерках не поймёшь,
только спутаешь август с порой прощаться.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney