РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Антон Полунин

Немногим хуже любви

12-11-2013 : редактор - Женя Риц





Или даже

..или даже приносишь домой килограмм саламандр
И становишься в свете неоновой их полоскать
В рукомойнике с противопочечной ржавой водой,
Красноватой сосновой водой, это меньше, чем ты.
Это – первое марта, по сути – все та же зима.
Будто делят пирог, и тебе не хватает куска,
Будто спишь подо льдом, а тебе повторяют: остынь.

..говорили-балакали… Чашка воды перед сном.
Полыхает экран, саламандры ползут к батарее.
Где-то здесь. Никогда и нигде. Опоздал, проглядел.
Скоро - детство, а после – (не знаю) опять понедельник,
Недослушанный реквием, спирт, сетевое говно.

Балаклава. Кровавое в клюве морского птенца,
Водяной котлован, колебания каменной колбы.
Плюс – игла: навостри и танцуй по ее «раз-два-три»,
Раствори аспирин, впрочем, это, пожалуй, что утром.
Вот твои собеседники хочут тебя проницать.
Порционно в двенадцать бокалов – коньяк с кока-колой,
И курить, и курить, и к ответу пока не зовут.

..или даже – забудь, засыпай с саламандрой во рту,
С сарабандой в аорте. Картофель со вкусом картона
Остывает в желудке. Желе, суперклей, канифоль.
И – раздавлен, раздревлен на кольца (почти двадцать девять).
Нихреновый замес: полусон, котлован, колотун.
Рикошетят фотоны от пошлоиюльского фото,
И кривые оконных лучей застряют в бороде.


Are you walking yet

Комендантский час. Город подобен кофру.
Звуки шагов разносятся, как холера,
Когда идешь в изожранной молью кофте
Мимо фонарных дыб и вмерзших в асфальт галер.

Наступаешь на клапаны люков, но трубный звук
Вымещен шумом ветра - пепельного и горького.
И хочется рухнуть в изрезанную траву
Враждебного, вырожденного города.

..Отец приносил шелку и крепдешину
Для матери, конфет и яблоков для меня.
Бабке нездоровилось, она постоянно шила,
Молилась, носила халат, воняла

Смертью. Мать надевала рябую юбку,
Вела на заклание в детский сад…
..Комендантский час. Город сродни каюте
Затонувшего судна. Мотоциклет касаткой

Выныривает из арки – блестящий, самоубийственный.
Асфальт вскипает, бьется стекло аквариума,
Из канализации тянет цинготной глухой Сибирью,
Каторжной баландой. С меня хватит.

Ни детей, ни пса, ни полок с инвентарем,
Ни женщины, знающей, где носки,
Не нужно, и ты не врешь себе, что умрешь,
Глядя в фонарное щачло из-под руки.


Немногим хуже любви

Сызнаночная разменность, неоновость, псевдоненависть.
В коробке с карандашарнхорст скрывается под волной.
Становишься настоящим, нестоящим или хрен его,
Каким еще, спотыкаешься, срываешься в одиночество,

Выпрыгиваешь в несущееся ничто. Кувырком по насыпи.
Не выкроишь ли секунды на «до свиданья, всего хорошего»?
Не вспомнишь ли, как в трамваи проламывалась весна
Горячечная, голодная, обезвоженная и проч.?

Что проще? Оставь себя черт знает где (голова в кустах)
На излесополосованой, едва ли равнинной местности,
И медленно зарастай, и не притворяйся, что можешь встать,
Себя отделив от холода, а дело, меж тем, к зиме.

Проваливаешься в снег, январь язвит, понимаешь: влип,
И пахнет нафталином, и, в общем, мало кому нужны
Черные дредноуты, с которыми мы пришли:
Монмут, Нассау, Мартин, но вот уже, видишь, близится -

Час колокочета, звон кастрюль, кровавый тетрахармАттан…
Плачьте, туземки, прячьте чад, слушайте, как со свистом
Мимо летит развинченный воздух цвета губной помады.
Смейтесь, мальчишки: смерть – игрушка немногим хуже любви.


Почти ничего

Прелые листья, мокрые рельсы, лезвия луж…
Быть ли хорошим, чистить ли зубы перед концом
Мира? На шпалы брошен остывший сломанный луч.
Клемные пальцы, тамбурный панцирь. Сходим, кацо,
В черное взлесье. Я не зациклен, но окольцован,

Откалиброван, обезбилечен, тронут пером,
Конспиративен, будто гастроль советского цирка…
..Запах люцерны, ржавой цистерны, хлорки и цинка,
Дымный перрон.

Взять за основу ставку с надбавкой, вычесть процент.
Выше не прыгнешь. Стать ли понятным? Брать ли взаймы?
Это уже не жертва для жеста. Это – концепция
Неумирания: самодержавие, вера, мыло.

Бубен чумы, кацо, рокочет в пёсьем депо.
Скрежет рессор, птичье камланье, изморозь, бром.
Самовнушение, ржака, ебля, работа, спорт…
И что-то еще, и это – не я, бро.

Нескоро, уже почти никогда… Почти
Не помню, о чем только что толковал, зачем
Слонялся по сонным плацкартам, куда вообще
Тебя, меня, кого-то еще тащил

Поезд (правда ли поезд? Поди разбери,
Не чашка ли, не линейка ли, не оттенок
Аквамарина)… Меж ребер леса торчит степь,
И я торчу – растерянное, растерзанное
Растение. Скоро. Почти ничего. Внутри.


The Raven

В гуттаперчевой мгле на последней ступени обрывается звук,
Открывается зыбь, где железная рыба говорит мне пропасть.
Я скольжу, как фантом, уронив отраженье в ледяную Неву.
Я – штаны и пальто, не кричи, я не помню, для чего тебя спас.

Вот недобрый подъезд и этаж номер восемь, и тяжелая дверь.
Я боюсь позвонить и стою перед мутным оловянным глазком,
Сквозь который – густой, как машинное масло – проливается свет.
Открываешь. Привет. Извини, незнакомка, я с тобой не знаком.

Насекомое жизнь обрекает Сократа на прекрасный глоток.
Разноцветный платок, твой бессмысленный выпад, мой безвременный пат.
Посмотри на меня: я – бетон и железо, я – железобетон.
Помолчи – и услышь, как стучит в мои стены торфяная крупа.

Я тебе не знаком, но закован и заперт на одной из твоих
Многоводных планет. Ты задумала злое. Я не помню, зачем
Безнадежной рукой поднимал тебе веки и не видел вериг
Тяжелей, чем зрачки, обращенные к небу, будто гнезда грачей,

Будто сами грачи, обреченные верить в антарктический смог,
В бесконечный поток антрацитовых литер над полярным листом.
Посмотри на него: это то, чем являюсь, это все, что я смог.
Очевидный итог: поднимаю закрылки, замираю крестом.


Шашель

Мне кажется, я – дерево, и это – обычный шашель.
Мне кажется, я - грунт, я – что угодно,
Говно, все, что угодно, но не мясо,
И многие нездешние во мне
Стремятся не вовне, они стремятся
В кино и после – долго не домой.
Мне хочется, что я кого-то глажу
По голове, вспухающего в мне.

Так, глядя в горизонт, ожесточаешься,
Так я и эти пять, четыре, три
Товарища на сгорбленном причале
(У каждого – по рыбьему ребру
В предсердии) стараемся смеяться.

И человечек маленькой (да-да)
Столовой нержавеечной лопатой
Выкапывает яму в животе.
Бестактный шашель, не дает поспать,
Попасть туда, откуда пропадают,
Поесть маслин с обвисельневших древ.

Мне нужно я идти под теплый ливень,
И губочно пропитываться мясом,
Но не вместить. Друзья, подайте спичек.
Я - покурить, но прежде – баккурот.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney