РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Александра Володина

Письма из Нового Света

22-12-2006 : редактор - Екатерина Завершнева





берег

шепчи, клянись, стой смирно, я не знаю, откуда ты здесь, стой, тень моя золотая, стой, веточка-семечко-ласточка
я сегодня ушёл домой, я сегодня заворачивал в жёлтую плотную бумагу блоки сигарет, теперь дома будут затаившиеся огоньки
я - патлатый демиург, буду вызывать их к жизни
улица очень узкая, как на соседних страницах, а я шаркаю башмаками, я никогда не носил башмаки, я даже не знаю, что это такое, веришь
трещины на стенах, шёпот, трещины, облупленная краска, мои - цвета, моя - пустота трещин, мои - носики камушков мостовой
я зашептался
ключи в дальнем кармане обтрёпанных джинсов
пока это незамысловатая история


вчера наверно что-то случилось, на улице зажигали огни и струились, переговариваясь и звеня бокалами
я открыл ставни и повернулся спиной, потому что если это праздник ночи, то он всегда обнимает сзади, а если это не он, то у меня есть открытая бутылка и свеча в глубине комнаты
я всегда знал, что складки покрывал текут, сворачиваются, огибая уступы и журча в выбоинах твёрдой бурой земли, и пока ты спишь, танцуют хоровод вокруг тебя, а со стен на них смотрят тени
они не дрожат, они меня не боятся, потому что у меня кончились ногти, я больше не скребусь в стенах и не втираюсь к смерти в доверие голыми глазницами
теперь я прикуриваю от чего придётся, а они играют с дымом, как маленькие дети
вокруг меня маленькие дети в пустой комнате с картами мира за окном


я киваю проходящим мимо вещам
я так люблю, когда кто-то осторожно будит спящего на конечной станции метро
хотя я даже не знаю, есть ли в Байресе метро, че
у меня серые глаза и лёгкая, летящая куда-то чёлка, у меня длинные пальцы и красивый изгиб носа, я не привык отличать людей с первого взгляда, хотя мне наверно давно пора было поменяться
если мне нужно что-то записать, я ищу чистый уголок на стене или бумажном абажуре, и со ставен окон тихо сходит краска, слетает вниз, на улицу, откуда меня иногда зовут на Ла-Пласа искать в фонтане огоньки или слушать старого гитариста, и где я встречаю рассветы с полупустыми стаканами и тысячами прикосновений
со мной иногда что-то происходит, но я не знаю, бывает ли это на самом деле


жаркие пепельницы и золотистый воздух
перевернувшись на спину внутри волны, я обращаюсь в другую сторону - но то ли всё сводится к чувственности, то ли это и есть та мужская невыносимость, то ли я украл несколько дней у моря и теперь потягиваю их тайком из пустой кофейной банки, как будто ничего не случилось
если не обнаружить себя, никто и не заметит, если обнаружить, то придётся переписывать игру на поля своей тетрадки
всё зависит от клеточек на истёртых листках
смотри сам, говорю я себе каждое утро, поднимаясь с кровати в зеркало
ты всегда можешь ошибаться, но мимо пройти у тебя просто не выйдет
только будь внимательнее, будь внимательнее


и всё-таки даже я, проводя пальцем по обрезу любой из книг -
потёртые корешки на беспорядочно повешенных полках, на полу, на широком подоконнике -
хочу, чтобы они желтели, желтели и опадали, чтобы их кружил ветер, а я успевал ловить губами соскальзывающие со старой бумаги и рассыпающиеся в воздухе слова
хочу вспоминать пусть ими, пусть хоть ими пузырьки прошлого, взлетающие как эти вывороченные своей сущностью наизнанку воздушные шары в Dia de Los Muertos
опускаю руку в клубы дыма, где-то там была ты, и ты, и ты, сейчас - я уже не вспомню границ твоего тела, не пересекусь с ним, не вскинусь от пугающей искренности
да, я пугаюсь как ребёнок
я пугаюсь, когда мимо балкона пролетает птица, выхожу в патио и закуриваю побыстрее, чтобы за дрожью огонька потерять эту тень
диос мио, сколько отражений, сколько отражений без зеркал


ну чего ты всё плачешь, а ну и плачь, я даже не буду к тебе прикасаться, отпущу тебя, как бумажный кораблик, и скажу себе, что не знаю, что с тобой случится потом
у тебя ведь всё равно ничего не было, ты как соль, рвущая моё плечо
текст на географической карте бессмысленен, алкоголь светел, рёбра обманчивы
они молча выходят наискосок
я отслаиваюсь, как в той старой книжке, размножаюсь, как будто и впрямь не знаю, что делать
возможно, я слишком рано сломал пальцы своему страху



волны

y levantaras una gran ciudad
и пришёл в порт, чуть спотыкаясь
когда я сижу в порту, принимаю тени за живые предметы и смотрю на воду, становится ветренее.
у меня всё ещё спутаны волосы, и я всё ещё не задаю вопросов и ничего не рассказываю
кажется, это всё же не проходит, можно играть в тысячи сказок про меня, только я уже плохо помню, которые из них уже случались
эти странные вкусы из прошлого, мои губы устали
иногда я немножко упрямлюсь, а ниоткуда, из-за угла, появляется кот и проходит мимо, прикасаясь прохладным носом к рукаву штормовки
здесь бы впору вытереть слёзы и пепел, чужие, как и городские огни,
но ведь раз я не успел, значит, это не повод судить о том, что было и будет
тени вокруг меня, обрывки памяти, целовал чьи-то волосы, он ведь это писал о себе, хотя и разрешил уходить,
я возвращаюсь по дорогам волос, смотрю, как шевелится вода, Пикассо писал его с Аполлинера, а калейдоскопа я уже не увижу, впрочем, у меня теперь много не привязанного к ноге времени
дует ветер, катает хороводы окурков, а лоб и правда холодный, пора идти
я поднялся и воздвиг великий город


а ещё иногда мне кажется, что вдруг - в этих вечных затерянных праздниках нельзя зарекаться - я похож на тебя, похож какими-нибудь случайными искорками в глазах, впрочем, конечно же, совсем не искорками - просто у меня бесчисленное множество этих звуков в шелесте воды и непрошенных бликах
вдруг я похож на тебя, случайная девочка в одном из странствий по несуществующим тропам с книгами в портфеле, portfolio with port and folios, о, сплошные эпитеты, вдруг? - словом, вдогонку, воспоминания - это ведь нечеловеческое, это нетронутое и неприкасаемое,
в своей комнате с низким потолком и прокуреннным цветом я - маркиз де Аймар, граф Сен-Жермен, и может Калиостро, если уже бесцельно вскипела вода, хочешь, я плесну тебе кипяток в калабас, хоть так и не должно, бессмысленная тень моя, в которой я всё равно буду искать смысл, потому что так должно

кот, пружиня от нежности, впускает когти в мою руку, и я резко поднимаю её, - останутся маленькие царапины и я скоро усну, без историй


это всегда казалось мне чем-то другим - сбитые в клочья, как масло, мостовые, проходящие мимо обручальные кольца и почти одинаковые изгибы теней в одну и ту же минуту
когда-то, путешествуя по материку, я замечал, что эти минуты растягиваются и сплетаются в узор на пончо, которое ты не оденешь - слишком яркий свет
растягиваются от рассвета до заката, в разные стороны и чётко по курсу - а я потерял ключи, я не умею считать, выбиваю двери, а за ними - без ключей - ничего не видно
я знал вас в лицо, некоторых - в лица, отсчитывал тени ресниц на щеке, и никогда не помнил цвет глаз
а сейчас вас не хватило для последнего прыжка, закрепившего бы вас на какой-то из оставшихся граней циферблата с выщербленными зубами
поэтому я перебираю пальцами с затекшими суставами
и не вставляю стекло в окно


а иногда я стряхиваю капли с пальцев
я не отличу чужие от своих, я один из этих проходящих мимо черепков
иду на берег обнимать ступнями песок, перемешанный с острыми камнями и мазутом, дохожу до кромки воды - и дальше незаметно, прорываю воздушный плен, опускаюсь под воду, там, внизу, кто-то не видит света иначе, кроме как через телескопы водяных струй
время изгибается внутрь, и когда холодное дно подбрасывает меня наверх, я заглатываю ртом эти жидкие невидимые минуты, продолжая им не верить, совсем не верить
оно стало моим, прогоняя свои капельки по гортани, и теперь я не отличу человеческое от временного
по-моему, когда-то я плыл на кораблях, как будто они держали меня на подушке воздуха - только чтобы не рушить иллюзии, потому что без них отнимаются отмёрзшие в судорогах ноги, и в попытках бить руками по поверхности моря соль сбивается, как плед на сотнях моих кроватей
а ты знаешь, почему всего этого так много - потому что ты слишком быстро привыкаешь, привыкаешь к частям тела, частям речи, к трём частям воздуха, двум частям воды и одной части отчаяния

выхожу на ветер, ступаю по ветру, он сдувает с меня капли и мурашки
отбросив со лба мокрые пряди, поднимаю с песка полотенце
каждый раз - новая весна и новая осень, я теперь даже не устал, веришь
ищу отражения в маленькой прозрачной воде
моё возвращение в город - просто ещё одна фраза, догоняющая следы каждого отдельного дыхания
отдельного, любовь моя

клянусь тебе, я вышел на берег живым



с начала мутных дождливых дней наблюдаю за собой, как за зеркалом, занавешенным чёрной жатой бумагой
похоже на смятую упаковку рождественских подарков, которые остались от моего страшного выцветшего детства
когда я был маленьким мальчиком, похоже, таким оно и было - всё в сорванной вялой траве, мшистых высоких стульях, пыли, летящей по следам, и я, как будто заново отлитый из бронзы памятник самому себе лет через тридцать - царапающийся и исцарапанный, с двусторонним обменом по старым картам, значения которых я не знал.
все игры замкнуты на самих себе, мне приходилось одёргивать себя, застёгивать болтающуюся на обрывке нити пуговицу, чтобы каждый раз выбирать разные двери, ведущие обратно
знаешь, у детей становятся пустые глаза, когда они умолкают, чтобы послушать гул внутри себя, заслоняющий несколько чувств сразу - заслоняющий своё дыхание, заслоняющий свет сквозь решётки балконов, заслоняющий разницу между несколькими путями
на многих ступенях и порогах я сидел и подрагивал, как настороженная осенняя кошка - пытался понять, на рубашке которой из карт записан давнишний отрывок дурацкой пугающей сказки, которую уже вроде бы и не помнишь, но пытаешься вспомнить, назло, чтобы опять стало страшно и тоскливо от того, что опять нагнал концовку
концовки не меняются от воспоминаний, начала не меняются от желаний, чтобы через тридцать лет я - ооо, я найду в шкафу отцовский костюм и не буду смеяться над собой в зеркале, и вообще себя там не узнаю, и научусь завязывать галстук, хотя до сих пор не верится, что это возможно
подошвы отбивают ритм, а я стучу по мятой бумаге с той стороны зеркала - это так страшно, кричу, что ты проковырял пальцем дырку в мыске ботинка, кричу, ты что, не знаешь, что ты проводник электрических токов, что этот гул, начинаю хрипеть, должен сейчас тебя успокоить, дать ещё одни ботинки, потому что старые уже совсем никуда, ну что ж с тобой делать. поворачивайся обратно, в переулок, и зайди по дороге, купи что-то к ужину.
когда я был маленьким мальчиком, я твёрдо знал, что бываю прав, когда хочу стать взрослым и поменять эту треклятую колоду карт с этими сказками, что отслаиваются, как краска с порогов дверей
но когда краска сошла, я сел в пыльные круги зеркальным памятником и стал ждать, пока меня не станет так много, что можно будет уйти, оставляя каждого у своей двери.
если, конечно, раньше не заложит от гула уши - в детстве я слишком громко свистел, наверно, кого-то звал.


плету из волос фенечки
на старых географических картах разматываю реки, дороги, складки бумаги, расправляю руками вчера, сегодня, завтра,
чётко отмеренная территория, шаги по периметру, ветошь на плечах
всё так странно замыкается, я стучусь к тебе изнутри, настраиваю своё побитое за долгие месяцы радио, оно шипит, как будто успокаивает меня
на моих картах из угольков лежат мёртвые мушки, я смотрю на их тонкие мягкие лапы
всё начинается с пути по городу, им же и заканчивается, я кому-то ещё расскажу о пустых, минутных фразах, которые мне почему-то дороги - как шерстяные шали по ту сторону ветра
я повторяюсь, повторяюсь на площадях
какая разница, были ли эти площади вчера или я придумал их
встретимся ровно в следующей вечности



берег

в конце концов, я хочу написать про тебя целую поэму, чтобы её учили маленькие хрипатые дети в синих шортиках с каким-то перекошенным расписанием уроков
я хочу вспомнить - раз уж память оттягивает, как продольный шрам на запястье, как эхо в наушниках, текущих из твоих ушей
хочу вспомнить один из одинаковых дней в Гаване
один из дней, когда я чуть не перебросил пакетик мате в соседнее окно через грязный переулок
вскрытый переулок твоих протянутых рук, один из тысячи моих любимых городов

утро, когда только и можно молчать, когда только и пытаешься угадать двойную сплошную, пересечение которой отпустит тебе красную и белую пыльцу
прощение не стихает, печатает внутри на старой машинке, набирает тысячи страниц текста, звенит кареткой
ты знаешь, когда внутри меня становится тихо, я понимаю, что сейчас не напишу ничего, набираю в лёгкие воздуха, отчёркиваю очередную ленту патронов, хлопаю дверью из полутёмной комнаты
выхожу на улицу
теперь я могу чуть-чуть набросать тебе, почему нас двое - я, с ложбинкой на спине и волосами, которые начинают виться, если намокнут под дождём, и я прошлый
и тот, и другой, не делают ничего - они просто курят и передают друг другу пепельницу
я захожу в кафе на мостовой, молчу, забрасываю тебя мысленными вопросами - наверно, тебе сейчас кажется, что на тебя подул одуванчиковый ветер

часы шумно дышат, не волнуйся, дорогая, я прохожу мимо трамваем, не прощаясь и не замечая ничего, кроме твоей красоты
этим я снимаю с тебя необходимость платить по счетам, приканчивать свою сигарету, говорить мне о завтрашнем дне
я не спешу, нет, но скоро вечер, а у меня и так сменяется калейдоскоп, слышишь.
слышишь тонкий стук - это в порт приходят корабли.
когда никто не пишет писем с новостями, корабли отмеряют удары сердца, маленькие островки тёплых обрывков ткани, ветра, моря, воспоминаний, я бы не сказал, что это абсурд или тошнота, но понимаешь, ты уже не услышишь меня, даже если захочешь
никто не водит машину, это просто так кажется, я стираю пыль с дверцы и захлопываю её посильнее, махнув тебе рукой сквозь чуть рыжеватый воздух

или у меня что-то выйдет, или нет, здесь куда ни глянь - всюду истории, никогда не знаешь, на какую выйдешь, какая замурлычет под ласковыми пальцами с уснувшей на них краской
детка, я очень легко поворачиваю руль, километры на счётчике тоже рассказывают истории - ни за что не поверю, что они не сговорились с пробегающими мимо клочьями деревьев, у километров коричневый привкус высыхающей коры, наверно, скоро все разучатся отделять запахи от цветов и цвета от звуков
наверно, я не один такой, наверно, мой вельвет на горячих плечах тоже окрашивает лоскуты времени, а потом кто-то поймает ленту с причудливым, неясным орнаментом, и отчеркнёт ею ещё один текст на обочине, где растёт никогда на засыпающая трава
я доезжаю до главного шоссе, я перебираю в голове твои и множество других игрушек, я раздал всё, что мог, песчаные часы - это одна из самых дорогих для истории вещей, я готов поспорить, что песчинками бывает в своё время всё, что угодно
эти песчинки сменяют друг друга, я бы не взялся из сосчитать - у меня быстро кончается терпение и убегает в пепел сигарет, песчинки танцуют и танцуют в одном и том же балете, но каждый раз по-новому, каждый раз с другим счастьем в конце, каждый раз на новом холме моих городов, каждый раз проходит что-то совершенно чудесное, что-то вроде времени
машина тихонько вздыхает, останавливается, и я первый раз вижу, как далеко буду меняться своим песком с этими просторами
кажется, у меня получилось, я - твоя любовь,
я - смотритель маяка
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney