РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВУлья Нова
Приметы
13-11-2010 : редактор - Женя Риц
* * *
Пяденица,
вентиляторы сизых крыл,
в форточку, в марлю,
вьется перед окном.
Гладиаторы-мысли
ищут ту самую точку,
где за гаражами фонарь
трещит в одиночку
или вместе с бабочкой,
желающей проникнуть в дом.
Манерно пустить колечко дыма
в лицо сидящего напротив.
Вдруг стать вульгарной. Много грима,
наверно, это раздражает
приличных дам, что в прошлом
не против с каждым,
а теперь считают пошлым
колечки дыма.
Луна не просится в дом,
а молча, флегматично маячит,
набитый ракушками мячик
неслышно над нами смеется.
Для каждого из трех читающих
подобрать разные интонации.
Для девушки мягкую, влюбленную,
напоминающую нацию пядениц.
Для одинокого молодого мужчины,
потерявшегося в городе без денег
мечтательную или вроде
тех кожаных фенек на старом Арбате.
Для меня, читающей свой марш пустоты –
прохладную, со вкусом дыни.
И с высоты пригорка,
с запахом полыни на крыльях
взлетать из пыли…
В боги беги!
Шепчут друзья,
Шипят враги:
«В боги беги,
В боги,
В боги беги!
Не береги себя,
а упряги.
Не губи годы,
по головам-огородам
голый, негодный
В боги голодно
беги!»
«В боги беги
да в боги беги
Вам хорошо,
А я – без ноги.
В боги урода хромать
Не отпускает мать:
Схватится за рукав,
вцепится и кричать.
Где тут безногому
в боги удрать?»
Шепчут друзья,
Шипят враги:
«В боги на лодке
из пробки греби.
В легкой пироге,
В белом гробу
Синей слезой
увлажняя мольбу,
Вверив судьбу
воле реки,
Следуй, безногий,
В боги-божки».
«В боги греби,
Следуй в божки.
Вам хорошо,
а я – без руки.
Если я в боги
двинусь, глупец,
Вмиг беглеца
Воротит отец».
Шепчут друзья,
Шипят враги:
«Раз без ноги ты
и без руки,
значит о боге,
О боге-божке
в узком кругу,
в тесном кружке,
чтоб не погибнуть
и чтоб не гневить,
чтоб без огня
в небо дымить
ну-ка, убогий,
справься, смоги
громко о боге,
о боге налги»...
Песня о Северке
Тонет девушка
в Северке, в притоке Оки.
Раньше водились здесь
дикие утки и щуки,
теперь – плавунцы и мальки.
Из-за прибрежных ключей
нет реки холодней,
из-за ям да запруд
нет коварней реки.
Тонет девушка,
никто не бежит спасать.
С поля доносятся
мутные голоса,
детские голоски.
В деревеньке на левом берегу
у дороги гнусавят гудки.
На пригорке правого берега
жарили шашлыки
потные мужики,
но уже разошлись.
Сводит девушке ноги
в зеленой воде.
Был тут когда-то мост навесной.
Ой, глубоко под мостом!
Ветер качает пустую «тарзанку».
Кто на плакучую иву канат привязал?
Вон, замечтавшись в полете,
висит стрекоза.
Детские голоса…
Мутные голоски…
Тонет девушка в притоке Оки…
Приметы
вечером
ветрено и сыро
словно белый парус
в темноте скользит
дворовых собак
и бездомных людей
не жалея
новенькая вывеска
бакалея
в воздухе кружат
карамель с ванилью
кто-то хрипло кашляет
на балконе
пережеван жизнью
худой в мятой майке
как из водоворота
выплывший из запоя
в переулках темных
леденеют лужи
тихо завывает
шавка в подворотне
но назло приметам
у меня беруши
и розовые очки
по последней моде
Городские сумасшедшие
городские сумасшедшие выбирают ботинки на свалках
синие кубы помоек будто торговые центры их влекут
городские сумасшедшие в целлофановых шапочках в пестрых нарядах
громко сами с собой рассуждая вдоль проспекта бредут
городские сумасшедшие в полуночном вагоне
подбирают газетки носовые платки и обертки конфет
из туннеля выплывают пустынные станции в позолоте, с колоннами
изливая с больной головы на здоровую электрический свет
в сумасшедшей москве слишком много домов тупиков и улиц
там и тут пропадают люди рождаются люди и теряют себя
зимний ветер танцует над крышами злой порывистый танец
мельтешат огоньками витрины и машины тревожно гудят
видишь городские сумасшедшие в темноте окликают прохожих
напевают гнусавые песни и в замерзшие лужи плюют
их котомки набиты таинственной мертвой поклажей
городские сумасшедшие ни в глаза ни в карманы заглянуть не дадут
подойди к батарее отогрей онемевшие руки
попытайся припомнить свое имя, не спеша, чередом
среди темной метели услышь тихий сбивчивый голос
в сумасшедшей Москве отыщи в тупике свой потерянный дом
Миру пир
Мир не мил,
а жесток.
Знай сверчок
свой шесток.
Мир горилл.
Мир – вокзал.
Ты, сверчок –
нелегал.
Не перечь!
прочь за печь!
Мир тебе
не увлечь.
А сверчок-то,
сверчок
зарядил
карабин
и в ночи
из печи
по гориллам
палил:
Закатил
миру
пир.
* * *
Как много мертвых птиц!
Как много птиц живых!
Я волосы зажгла,
и ничего, бывает.
На зов семи ветров
из комнаты лечу
и стекла мутные
с разлету пробиваю.
Как много мертвых птиц!
Как много птиц живых!
Теряю перышко
и ничего, не больно.
Личины облаков
таинственно довольны,
безветрие, среда
лечу и хохочу.
Как много мертвых птиц!
Как много птиц живых!
Я камнем вниз несусь
и ничего, не страшно.
Губастая земля,
прожорливая пашня
теплом своей щеки
меня не обожжет.
Как много мертвых птиц!
Как много птиц живых!
Над городом кружу
и ничего, спокойна.
Оскал отвесных крыш,
беструбый и безвольный
сияньем серебра
меня не ослепишь!
Как много мертвых птиц!
Как много птиц живых!
Сквозь ночь парю
и ничего, приятно.
Зрачки потухших звезд,
предательские пятна
тоской небытия
меня не усыпят.
* * *
Люди возраста наших родителей,
в тертых дубленках…
У них лица
стареющих клоунов,
отплясавших артистов балета.
В их бездонных сумейках
таблетки, бечевки, конверты,
беспризорные шарфики,
чеки, платки, сигареты,
горстка старых копеек,
какое-то блеклое фото,
а еще бестолковый до боли
журнал с Пугачевой.
Им так хочется жадно вдыхать
распродажный,
разряженный воздух.
Их рассеянный взгляд
ищет лавку
дешевых пирожных,
им не терпится скидок
и льгот, лотереи,
и чтоб без добавок.
Их трясет
от смурных продавщиц,
от цыганок, бомжей
и от справок.
Люди возраста наших родителей
постоянно глотают осадок…
Их печальные взгляды дворняг,
их тревожный, седеющий запах,
аккуратно заштопанный локоть,
китайские джинсы с базара,
их любимое слово "прорвемся"
в отношенье безбожного завтра.
Люди возраста наших родителей
наотрез разучились стесняться,
их обиженный визг,
их натужливый смех,
их жестокий отказ удивляться.
Их навязчивый страх,
что отнимут мобильный
и заставят платить за билет.
Их скупой, суетливый уют
и ворчливый нерадостный свет…
Вечер буднего дня
лужа золотится,
напоминая черное море
в самолете над нами
пьют кофе
а здесь – около нуля
и озябшие люди
чем-то недовольны
взведены
мы наткнулись на риф
на красную букву М
наш трюм пробит
чую не доплывем
в самолете над нами
у людей нет проблем
зато есть чемоданы
кредитные карты
и сны
мокрый снег
забивается в наши следы
вон той волны хватит
чтобы насолить
всерьез
почему из трубы
так испуганно
стелется дым
это черное море
вздрогнуло
и завелось
у тебя капля катится
из сомкнутых век
у той, из общей
каюты
жемчуг поблек
сорвало чей-то шарф
дети подняли крик
а самолет улетел
беззаботный и
маленький
как мотылек
* * *
представь
старенького Леннона
с худыми трясущимися руками
на один глаз давно ослеп
бродит с клюкой
по аллеям центрального парка
ищет повода побрюзжать
представляешь
угрюмый старик-Лермонтов
решает кроссворд
в очереди к кардиологу
а вечером узловатыми пальцами
играет в шашки с соседом
только представь
семидесятилетний Пушкин
плетется по коридору санатория
в клетчатых тапках
шепча сухими синеватыми губами
рецепт
вообрази
дедушка Моцарт на даче
под зонтиком от солнца
дразнит собаку
и как огромный
обрюзгший ребенок
улыбается голыми деснами
представил
теперь поясница прошла
тебе беззаботно
поедем кататься на параплане
в эту субботу
Зеленая басня
От бобра добра не ищут,
Об бобра добра не ждут,
Браконьеры Бармалеи
На бобра войной идут.
Бобр добр, не зная брода.
Бобр добр до бобрят,
До бобрихи из Барвихи…
А боярин добр навряд.
Рано утром бобр бодро
Бродит в буковом бору.
В этом час сразиться с бобром
Бармалею по нутру.
Пил боярин на поляне,
До заката длился пир,
Лег под буком потому как
Пил, увы, не рыбий жир.
А поляна-то помята
Как неряхина постель,
Вон валяются стаканы,
Вот подрубленная ель.
К вечеру… А где же бобр?
Бобр добрый не грустит!
Бобр, набросившись на Орбит,
Браво в Боинге летит.
А боярин после пира
Вздумал шубу сшить жене.
Из бобра да из бобрихи –
Бурки высоки в цене.
Зарядил ружье боярин,
В буков бор пошел гулять,
Все, что движется в округе
Торопился расстрелять.
Падали сычи и утки
С голых буковых ветвей.
На возу возил добычу
На продажу Бармалей.
Бобр добрый без охраны
Рано ль, поздно – пропадет.
Где же партия зеленых?
Где защитники природ?
Бобр с бобрихой по Бродвею
Бродят, дроби не боясь.
На Бродвее Бармалеи
Не кладут на шкуру глаз.
Какова мораль сей басни?
Кто-то брякнет: «Бобр жив!
Выходные на Бродвее
Он с бобрихой заслужил!»
Завершенье недалече.
Баба без бобра бодра ль?
Баба с воза – вот и легче,
Баба – лишняя деталь.
И без новой и без шубы
Воз у бабы той добра…
Помогите! Защитите!
Оградите жизнь бобра!
Змеи
змеи здорово страдают
если их не замечают
если их не заклинают
змеи плачут и скучают
змеи в Африке живут
змеи камешки жуют
чтобы правильно шипеть
не картавить не хрипеть
змеи что живут в Москве
не валяются в песке
им ли пребывать в тоске
если жизнь на волоске
змеи даже в выходной
все в работе с головой
едет кобра по Тверской
стала кобра городской
в мерсе старая гюрза
жмет хвостом на тормоза
а в кафе сидит гадюка
и шипит в мобильный:
с-с-с-с-кука-а-а-а-а-а
змеи скользкие снаружи
змеи скользкие внутри
змеи скользкие повсюду
их за жопу не хватай
если с мамбой повстречался
лучше мамбе не груби
если с аспидом столкнулся
улыбнись и убеги
змеи ходят босиком
и под мышками не бреют
они задумчиво, ползком
проскользнуть везде умеют
разомкнешь с утра глаза
а под боком-то
гюрза…
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney