ART-ZINE REFLECT


REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 22 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ


Asia ZVEREVA. ГЛАВНОЕ ЗДАНИЕ



aвтор визуальной работы - Elvina Zeltsman



Пьеса в четырёх действиях



Действующие лица


Студенты-старшекурсники одного из естественных факультетов МГУ:
Баев Александр
Макс
Кот (Кошкин Александр)
Денис
Ланка (Светлана)
Маша

Катя, студентка факультета психологии
Рижанка (Лена), студентка филологического факультета МГУ

Петренко Евгений (Петя), аспирант физфака МГУ
Кубик (Максим Максимов), аспирант одного из естественных факультетов МГУ
Димон, председатель объединенного студкома МГУ
Никита Соловей, физик

Курсанты военно-десантного училища:
Николай
Уткин

Михалыч, участковый инспектор из отделения милиции при ГЗ
Второй милиционер

Другие студенты-старшекурсники


Действие происходит в Главном здании МГУ на Воробьёвых горах в начале 90-х гг.


Действие 1
Студенческая комната в ГЗ. В углу стоит диван, остальное как обычно в ГЗ – дубовая мебель, которой сносу нет. На столе металлический электрический чайник старой конструкции и ещё масса каких-то вещей, книг. Окно открыто. По всей комнате валяется одежда. В комнате Петренко и Катя. У дивана стоит спортивная сумка.
Катя. До сих пор не могу поверить, что я буду жить в ГЗ.
Петренко. Рано радуешься, ещё неизвестно, что скажет хозяин комнаты, когда тебя увидит.
Катя. Ничего особенного не скажет. Поздоровается, наверное, сначала. Самое интересное, что я даже не знаю, как он выглядит.
Петренко. У тебя всегда так. Птичка Божия не знает.
Катя. А здесь симпатично.
Петренко. Потому что бардак.
Катя. А ты зануда.
Петренко. Гляди, какая штука, никогда не видел в общаге диванов.
Катя. А у Димона?
Петренко. Ну, Димон профсоюзный босс, у него всё есть.
Катя. Не знаю, на что ты, Петя, намекаешь, Димон честный. Хотя в его положении это, конечно, глупо.
Петренко. Опять Петя. Я тебе говорил, не называй меня так.
Катя. Извини, Женька, я не нарочно. Тебе идёт быть Петей.
Петренко. А тебе Кузей.
Катя. Согласна, но ты, Петренко, тогда будешь Петей.
Петренко. Как я тебя терплю, сам не знаю. А Баев где?
Катя. Должен быть у Димона. У них трудный разговор, раздел имущества и всё такое.
Петренко. И ты так спокойно об этом говоришь.
Катя. А почему я должна беспокоиться? Если Димон без памяти любит Баева, это его личное дело. Ты знаешь, я ему сочувствую и даже где-то понимаю, потому что у меня к Баеву сходные чувства.
Петренко. Злая ты.
Катя. Мне Димку правда жалко. Все, кроме него, понимают, что Санька ему отличнейшую динаму накручивает. Живет в его комнате, подъедается на его особом положении, веревки из него вьёт. Меня удивляет, что никто до сих пор не усомнился в баевской ориентации. Он такой мужской, наш Баев, пробы ставить негде.
Петренко. И это ты про своего возлюбленного.
Катя. Мой возлюбленный тот ещё фрукт.
Петренко. Ты мне расскажи, наконец, кто хозяин комнаты.
Катя. Его зовут Макс, он учится вместе с Баевым, и я его никогда не видела. Он недавно развёлся с женой и не хочет здесь больше жить. Нам с Санькой деваться некуда, сам знаешь, а тут очень кстати жена Макса ушла к другому. Не понимаю только, что делать с хозяйским барахлом, куда его...
Петренко. Макс, Макс… Я знаю одного Макса с нашего факультета, он капитан волейбольной сборной, здоровый такой детина.
Катя. Пора бы нам познакомиться, а то я каждый раз сюда захожу как уголовник-рецидивист. Отодвигаю стекло в двери и открываю изнутри задвижку. Правда, она вчера сломалась. Позавчера меня за этим занятием застукал сосед по блоку, пришлось ему объяснять, что хотя я и не знаю, кто такой Макс, он меня пустил к себе жить.
Петренко (глядя себе на подошву). Пол здесь такой же пакостный, как и во всем ГЗ, жителя которого можно без труда узнать по жёлтым пяткам, тапкам и носкам. Неужели здесь до сих пор натирают пол мастикой, как во времена культа личности?
Катя (садится на диван). А мне больше всего нравятся подоконники. Мы с Санькой на них часами сидели у Димона. Заводим музыку, потом по пиву, а если говорить неохота, читаем. Внизу машины сигналят, кругом люди, и все молодые, как ты да я, Моцарт… сирень возле Ломоносова, все лавочки заняты… у соседей вечеринка, пахнет жареной картошкой, телефонные звонки из окон… Знаешь, Женька, как я люблю эти летние звонки в пустых квартирах! Солнце, отпуск, белые занавески на сквозняке, яичница с помидорами… Чего ты смеешься?
Петренко (садится рядом с Катей). Да так, ничего.
Катя. А еще я на гэзэшном подоконнике учусь, места много, в одиночку можно и прилечь, положить тетрадки, книжки и заниматься.
Петренко. А то ты занимаешься.
Катя. Я, между прочим, на красный диплом иду.
Петренко. Свежо предание.
Катя. Зануда.
Петренко. Зануда ты, потому что ты это уже говорила.
Катя. И ещё мне нравится, что здесь всё есть. Выходишь из комнаты в тапках...
Петренко. В желтых тапках!
Катя. ...вызываешь лифт, и ты в другом измерении. Вокруг мрамор, колонны, лестницы сумасшедшие, как у Борхеса, библиотека вавилонская...
Петренко. которой ты не пользуешься,
Катя. ...и книжный магазин, и столовка...
Петренко. Простецкие у тебя вкусы – картошка, столовка...
Катя. ...и бассейн, и кино, и самое главное – крыша. О, мой юный друг, ты не знаешь Москвы, если не бродил по крыше ГЗ!..
Петренко. К кому это ты обращаешься?
Катя. …и не стоял под часами с десятиметровой стрелкой! Под барометром и гигрометром!
Петренко. Который уже год как сломался и показывает великую сушь.
Катя. В некотором роде это правильно. Тут у всех по утрам наступает великая сушь. (Пауза). Первый раз меня Санька на крышу повёл. Мы шли какими-то переходами с очень высокими потолками, и под самым потолком были видны круглые окна, похожие на иллюминаторы. Стены здесь такой толщины, что небольшое окошко кажется подзорной трубой, как будто ты внутри подводной лодки.
Петренко. Тогда уж перископом.
Катя. Что? А, да. Мы покатались на лифте, доехали до геологического музея, повертелись там, и Сашка мне сказал, что дальше нас не пустят, но он знает, как попасть на звёздочку, на самый верх.
Петренко. И что, попали?
Катя. Не-а.
Петренко. Там и смотреть-то нечего, разве что метеорологическое оборудование. Ну, парочка локаторов, сигнальные огни, а так ничего особенного.
Катя. А ты откуда знаешь?
Петренко. Я там был один раз, проводил высотный эксперимент.
Катя. А Сашка говорит, что на звёздочке сидит третий отдел.
Петренко. Твой Сашка болтун.
Катя. Вообще-то у него отец майор КГБ, сейчас, правда, на пенсии.
Петренко. Тогда я умолкаю.
Катя. Ещё он мне рассказывал о подземелье.
Петренко. Я так и знал.
Катя. Ты можешь сколько угодно иронизировать, но мы там были. В зоне А есть дверь, потом лестница вниз, и дальше иди себе, всё освещено, чисто. Я думала, что там пещеры, вода по колено и диггеры. А один раз мы нашли комнату, в которой хранились какие-то припасы, консервы, банки с вареньем, и каждая аккуратно завязана резиночкой, подписана – сорт варенья, год. Сашка стащил одну. Между прочим, пятилитровый баллончик с земляникой. Я знаю, что такое собирать землянику. Пять литров – это одному целый день пахать, с шести утра. Но впечатление всё равно гнетущее, кажется, что, если перестанешь считать повороты, сразу сгинешь.
Петренко. Не сгинешь, там толпы любопытных бродят.
Катя. Прошлым летом мы загорали на крыше. Ночью ходили смотреть на звёзды, я все созвездия знаю, меня отец в детстве научил.
Петренко. Только тогда и звёзды были побольше, и варенье погуще…
Катя. Именно. Я помню, как мы в три часа поднимались на крышу с термосом и печеньем…
Петренко. А, ты вставала покушать! И зачем же на крышу лезть?
Катя. И там было такое!.. У нас ночи тёмные, не то, что в Москве. Звёзд высыпало столько, что сами созвездия просто исчезали. А здесь Млечный путь большая редкость. Выходишь летом на горячую крышу, поднимаешь голову – и видишь зимнее небо. И выдыхаешь уже в морозный пар. Даже кажется, что снег под ногами хрустит. Я никогда не могла поверить в это до конца. Считается, что зимнее небо богаче летнего. А мне летнее небо ближе. Цикады пиликают, полынь пахнет, ложишься в траву... ну и так далее.
Петренко. Тебе надо в планетарии работать. Зачем ты подалась в психологи, скажи пожалуйста?
Катя. В астрономы меня не взяли бы, я плохо вижу. Я звёзды вижу больше по памяти, чем своими глазами. Наверное, те самые, которые были лет 15 назад.
Петренко. Детство у тебя задержалось, это точно. Авторитетно тебе заявляю, что в современной астрономии невооружённым глазом делать нечего.
В дверь стучат.
Катя. Это Макс. – Открыто!
Входит Маша, на ней «кенгуру», в котором спит младенец. Она близоруко улыбается и разглядывает комнату.
Маша. Привет, а где Максим?
Катя. Максим здесь больше не живёт.
Маша (рассеянно). Он что, женился?
Катя. Как раз наоборот, развёлся.
Маша. Эту новость я знаю. Я его бывшая жена.
Катя. Очень приятно. Я Катя, а он Петя.
Петренко (привстает, чтобы поздороваться). Не могу сказать, что мы друзья Макса, потому что мы с ним пока не знакомы.
Маша. Я Маша, а в кенгуру у нас болтается Кирилл Александрович.
Катя. Спит?
Маша. Спит.
Катя. Дело в том, что Макс предложил нам здесь пожить.
Маша. Как же так, ведь вы незнакомы.
Катя. Да, мексиканский сериал. Объясняю: Петя – москвич, он мой друг, а муж, который как раз и знаком с Максом, должен скоро прийти.
Маша (смеется). Петя-друг, вы не подумайте, мне всё равно, живите сколько угодно. Я только хотела забрать свои учебники, библиотека требует.
Катя. Как же Вы всё потащите, столько барахла…
Маша. Мне очень неудобно это говорить, но если Вам что-то подойдет, не стесняйтесь. Только не обижайтесь, тут почти всё новое. А не понравится, выбросите, и всё.
Катя. Здесь целый ящик бумаг, письма…
Маша (открывает ящик). И правда. (Перебирает записки. Читает.) «Максимка, давай дружить!». Очень скучная была лекция. Мы стали перебрасываться записками, нас выставили за дверь. Тут-то всё и началось. (Кладет записку в ящик, идёт по комнате, подходит к шкафу, проводит рукой по корешкам книг). Мне здесь было хорошо. И вам того же желаю. Максиму не говорите, что я приходила. Вот они. (Забирает несколько книг.)
Петренко (поднимается). Всё-таки я вам помогу.
Маша. Спасибо, Петя, но меня муж внизу ждет с машиной. Счастливо оставаться.
(Уходит).
Катя. Что мне с письмами делать?
Петренко. Тебе – ничего. У них хозяин есть.
Катя. Крепко маленькие дети спят. Ты мог бы уснуть, стоя или даже вися?
Петренко. Нет такого слова – вися. А я иногда так уматываюсь, что в метро начинаю дремать, стоя в толпе. Один мой товарищ утверждает, что в армии во время маршев он спал на ходу.
Катя. Нет такого слова – маршев.
Петренко. В армии всё есть. А она симпатичная.
Катя. Ничего особенного. Офелия, о нимфа!..
Петренко. Потому что у неё всё хорошо, это сразу видно.
Катя. Хорошо, что Макса не было.
В коридоре слышен топот. Вбегает довольный Баев.
Баев. Тсс, меня здесь нет. Дверь скорее закрывайте, сюда Димон разгневанный несётся.
Петренко (пытается закрыть дверь). Здесь замок сломан.
Баев бегает по комнате, ищет, где можно спрятаться. Открывает шкафы, заглядывает под диван.
Баев. Тьфу ты, чёрт, диван низкий, не залезешь!
В коридоре опять топот. Стук в дверь.
Димон. Макс, открой, я знаю, Баев у тебя.
Баев. Пока, ребята, не выдавайте меня. (Легко вспрыгивает на подоконник и в открытое окно выходит на карниз, и, держась руками за откос, скрывается из виду).
Катя. Открыто!
Входит Димон.
Димон. Где Баев?
Катя. Димка, что случилось?
Димон. Так, мне все ясно.
Выходит в дверь, стучит к соседу. Там слышен хохот.
Димон. Конечно он здесь. Баев, выходи!
Выходит Баев.
Димон. Пошли поговорим. (Тащит его за рукав в коридор.)
Из соседней комнаты выходит Кубик.

Кубик. Ребята, предупреждать надо, а то я уже решил, что у меня белая горячка началась.
Петренко. Мы сами не ожидали. Привет, я Женя, а это Катя.
Катя. Привет.
Кубик. Вас, милая барышня, я третьего дня здесь уже видел.
Катя. Я теперь Ваша соседка. Новая жена Макса.
Петренко. Катька, брось свои шуточки. (Кубику.) Максим, которого я пока не имею чести знать, пустил на свою жилплощадь эту барышню и её мужа, который только что влез к Вам в окно.
Кубик. Хорошенькое начало дня! (Садится.)
Катя. Ничего себе начало дня, уже три часа.
Кубик. Обычное дело. У нас тут нечто вроде клуба по интересам, общество юных физиков и математиков.
Петренко. С которыми вы, по всей видимости, до утра интегрировали?
Кубик. Могу и Вас порекомендовать в члены нашего кружка. На этом этаже и на следующем сплошные кружковцы.
Катя. Давайте будем на «ты». И скажи, наконец, как тебя зовут.
Кубик. А я не сказал? Как у Лермонтова, Максим Максимыч. Но мои учёные товарищи зовут меня Кубик.
Катя. Почему Кубик? Ты вроде бы такой… продолговатый.
Кубик. Потому что я ещё и Максимов, такая штука.
Катя. А, понятно.
Петренко. Что тебе может быть понятно, если ты математики не знаешь.
Катя. У меня по математике пять.
Петренко. Да хоть десять. Гуманитарий, что с неё возьмешь. Давайте я чайник поставлю, выпьем за знакомство. (Идёт в душевую с чайником.)
Катя. Вообще-то мы тихие.
Кубик. Я тоже.
Петренко (возвращается, включает чайник). Я, честно говоря, весь внутренне позеленел, когда Санька в окно полез.
Кубик. А представьте, каково мне было. Картина маслом. Сплю я сном праведника и во сне слышу стук в дверь. Продираю глаза и вижу, что не в дверь, а в окно – между прочим, на тринадцатом этаже – ногой стучит неизвестный мне гражданин без верхней одежды со словами: «Пусти, мужик, очень надо!».
Все смеются.
Кубик. А потом в дверь начинает колотить другой мужик, которому тоже очень надо. Что они там не поделили?
Катя. Это мы тебе потом расскажем.
Входит Баев.
Катя. Санька, ты цел?
Баев пожимает руку Петренко, потом Кубику.
Баев (Кубику). Баев, Александр.
Катя. Кубик, Максим Максимыч.
Баев. Будем знакомы.
Петренко. Ну, Баев, дал ты прикурить.
Баев. Димон достал.
Катя. Поговорили?
Баев. Поговорили.
Кубик. Ладно, ребята, не буду вам мешать.
Катя. До сих пор, по-моему, мы тебе мешали.
Кубик. Вы очень кстати меня разбудили, мне в лабу пора. Я вечером зайду, вы будете дома?
Петренко. Сколько я с ними знаком, а ещё ни разу не слышал ответа на этот простой вопрос.
Катя. Заходи когда хочешь.
Кубик. Я могу устроить вам экскурсию по ГЗ вообще и по этажу в частности, с соседями познакомлю. Ну, я пошел, до вечера. (Уходит.)
Баев. Макс заходил?
Петренко. Нет, зашла его жена.
Катя. И ребенок зашёл.
Петренко. Опять ты…
Катя. А как надо было сказать? Что его внесли и вынесли?
Баев. Что у нас есть поесть?
Катя. Вопрос риторический. Как всегда, ничего. Зато хозяйской заварки пруд пруди. Я ходила вокруг неё, ходила, но сегодня не выдержала и решила посягнуть.
Баев. Это правильно.
Петренко. Можем спуститься вниз, перекусить.
Катя. Петя, не хочу опять тебя объедать. У меня осталось только на метро.
Баев. На метро, говоришь? Отлично. (Встаёт.) Я всё понял. Есть нечего, это раз. Житья нам в ближайшее время здесь не будет. Это два. Димон, я думаю, не в последний раз приходил. Ему надо для начала прийти в себя, извините за каламбур. Вывод: мы едем в Питер, там и пообедаем. На Старом Невском я знаю одно местечко, где дают фантастическую пиццу с грибами. Это три.
Катя. Баев, я тебе говорю, у меня только на метро.
Баев. А стипа на что?
Катя. Дали?!
Баев. Ага, потом догнали и добавили. Я серьёзно. Я ещё за Толика получил, а он вернётся не раньше, чем через неделю.
Катя. Нет, так не пойдёт.
Баев. Ладно, обойдёмся без Толика.
Петренко. У меня есть кое-что.
Катя. Вообще-то сейчас не сезон на лавочках спать. (Петренко.) Летом, после сессии, мы ездили в Питер и спали на лавочках. Сначала в Летнем Саду, он тогда ещё открыт был, а сейчас не знаю. Потом на Марсовом поле, под сиренью. Очень романтично. А потом на Васильевском, на качелях. Вымокли страшно. Нам ещё повезло, что дождь всего один раз был, зонтик-то в Москве остался.
Баев. Спокойно, у меня миллион вписок по всему Питеру.
Катя. Зачем же мы с тобой по улицам бомжевали?
Баев. Приключений искали. Так интереснее. Ты разве не согласна?
Катя. Ну, знаешь…
Петренко. А мне идея нравится, честное слово. Но. Билетов может не быть.
Баев. Билеты нам ни к чему.
Катя. Петя, это святое. Баев не покупает билетов, он заяц-виртуоз. Это олимпийский вид спорта, посерьёзнее, чем автостоп.
Петренко. На крыше поедем, как Шапокляк?
Катя. Увидишь. Если его как следует на слабо развести, то и в СВ можешь оказаться.
Баев. СВ я вам не обещаю, всё остальное без проблем.
Петренко. Я заинтригован.
Баев. Катька, быстро собирайся, и вперёд.
Катя. Я твой рюкзачок возьму.
Баев. Валяй, только не набивай его под завязку, мы из Питера привезём кое-что.
Катя (прыгает, хлопает в ладоши, целует Баева). По такому поводу я могу вообще ничего туда не класть.
Петренко. Вы о чём?
Баев. О чём она может думать – конечно, о пирожных. Кондитерская «Норд», то бишь «Север», знаешь?
Петренко. Нет, не знаю.
Катя. Узнаешь.
Петренко. Я не любитель.
Баев. С ней вообще очень просто управляться. Ходжа Насреддин в таких случаях привязывал морковку на веревочке к длинной палке. Садился на осла…
Катя (гоняется за ним). За осла ответишь!
Баев (хватает её, скручивает руки). И вывешивал морковку чуть впереди. И осёл шёл куда надо.
Петренко. Гринписа на него не было. И на тебя тоже.
Катя. Дураки.
Баев. Ей нечего сказать, мы победили!
Катя. Я вам в поезде всё выскажу, когда деваться будет некуда. Вы мешаете мне собираться.
Баев. Давай помогу. (Лезет в спортивную сумку, достает какую-то одежду.) Так, это что у нас?
Катя. Иди отсюда! (Отнимает вещи.)
Петренко. Зонтик у меня есть. Я вас у лифта жду. (Берет свою куртку, уходит.)
Баев. Катька, ты что, обиделась?
Катя. На дураков не обижаюсь.
Баев (обнимает её). Я знаю волшебное слово. Пирожное «Шу». Ещё полдня, и оно твоё.
Катя. Убери свою морковку.
Баев. Ладно, я осёл. Признаю.
Катя. То-то. Жаль, что Петя ушёл, свидетелей нет.
Баев. Это мы сейчас исправим. (Выбегает в коридор, орет изо всех сил.) Эврика! Я осёл! Граждане, я осёл! Спешите видеть!
Катя. Осенило. (Достает пару свитеров из сумки.) Пожалуй, это я всё-таки возьму. (Кладет в рюкзак.) Ещё зубные щетки, расческу… И вот это. (Берёт что-то со стола, кладёт в рюкзак, идёт к двери. Возвращается, берёт свою и баевскую куртки.) Дверь у нас не закрывается. (Уходит.)
В комнате темнеет. Сумерки. Входят те же. Смеются.
Катя. Ну, Баев, ты прокололся.
Петренко. Скажи ещё, что бомба была частью твоего плана.
Баев. Ясное дело. Я ещё разберусь, наведу порядок. Никакой субординации. Как можно не знать в лицо руководителя операции. Кого они там в оцепление понаставили! Желторотики одни. Всем наряды вне очереди.
Катя. И ведь самое обидное: перетряхнут весь вокзал и ничего не обнаружат. Ложный шухер.
Петренко. Плакали твои пирожные, Катька.
Баев. Ошибаетесь, граждане пассажиры. Мы едем в Питер прямо сейчас. (Достаёт из рюкзака пакет с булочками.) А это вы видели?
Катя. Баев, когда ты успел?
Баев. Это ещё не всё. Главный номер нашего шоу. (Достаёт полиэтиленовый пакет с шоколадными конфетами.) Питерские, «Мишка на севере».
Петренко. Я, честно говоря, видел, как ты их покупал у вокзала.
Баев. Видел он… Мне мужик клялся, что он только вчера с поезда. Свежачок, сам попробуй.
Петренко (разворачивает конфету, ест). Божественно. (Смотрит на фантик.) Кондитерская фабрика им. П.А. Бабаева, Москва.
Баев. Дай сюда! (Берёт фантик.) Действительно.
Катя. Подумаешь. Дай мне конфету. (Берёт.)
Баев. Но это ещё не всё! (Достает из рюкзака пакет кефира, кусок сыра и что-то ещё).
Катя. Живём.
Баев. И, наконец... (Достает бутылку вина.) Аплодисменты!
Петренко. Это я как-то пропустил. Нет слов. Я с тобой в доле.
Баев. Брось. Я и так тебе должен.
Катя. Есть идея. Давайте разберём диван и устроим симпозиум. На столе убирать надо. Не хочу ничего трогать, пока Макс не появится.
Баев. Легко.
Баев и Петя разбирают диван. Плюхаются на него, кладут подушки под спину.
Катя. Возьмём сиденье от стула в качестве подноса. (Кладёт по центру дивана, ставит на него чашки, тарелку). Это для фантиков. Петя, порежь сыр. Нож в ящике. Я достану. (Открывает ящик.)
Баев. А штопора там случайно нет?
Петренко. Чтобы в студенческой комнате не было штопора…
Катя. Есть, держите. (Передаёт.)
Баев (открывая бутылку). Фирменный поезд.
Петренко (режет сыр). СВ отдыхает.
Катя. Я к вам, подвиньтесь! (Устраивается.)
Баев (разливает вино по чашкам). Предлагаю тост за наш клуб путешественников. Мы с вами ещё увидим небо в алмазах. Поехали. (Чокаются.)
Катя. Интересно, что там, на вокзале.
Все начинают есть.
Баев. Все равно ты никак об этом не узнаешь, телевизора нет.
Петренко. Ну его. Хорошо сидим.
Молча едят.
Петренко. А я хочу сказать тост за вас, ребята. С вами не соскучишься.
Баев. Это точно. (Наливает.)
Петренко. Давайте почаще ездить в Питер. (Чокаются.)
Катя. Смотрите, салют! (Идёт с чашкой к окну, садится на подоконник.)
За окном небо равномерно освещается и гаснет.
Петренко (Баеву). Ты устроил?
Баев (Петренко). Занимай место, пока свободно. (Они вдвоём растягиваются на диване.)
Катя. Кому чаю?
Петренко. Я что-то не хочу.
Баев. Я тоже.
Молчат.
Катя (глядя в окно). Красиво. У нас на 9 мая главное развлечение в городе – ходить на салют. При хорошей погоде его бывает видно, 40 километров всего-то от Москвы. А на 9 мая, как нарочно, она всегда хорошая.
Баев. И это правильно.
Катя. Все население валит на край города, с детишками, весёлые такие, только что из-за стола. Избранные никуда не ходят, потому что живут в многоэтажках на последних этажах.
Петренко. А меня родители всегда на Ленгоры возили. Здесь пушка под боком, и вид на всю Москву.
Катя. А у нас был ключ от крыши. Раньше наш дом стоял на краю города, и все было видно. Я помню, когда мы в него вселились, вокруг был один песок. Пустыри, карьеры. Всей улицей деревья сажали. Мне вручили маленькую елочку, и мы с отцом посадили её прямо под нашими окнами. Мне тогда три года было. Теперь она огромная.
Баев. Иди сюда.
Катя. Каждый Новый год её надо было сторожить, пока она росла. А теперь никто не трогает. Разве что ветки нижние обламывают.
Баев. Петя заснул.
Катя и Баев садятся на диване, опираясь на спинку, обнимаются. Разговаривают вполголоса.
Катя. Мне почему-то кажется, что нас всегда в этой комнате будет трое.
Баев. Петя свой.
Катя. Здесь бродит призрак твоего Макса, и его жены, и ещё каких-то людей, которых я совсем не знаю.
Баев. С Максом я тебя завтра познакомлю, он отличный парень, тебе понравится.
Катя. Санька, я так хочу, чтобы у нас была своя комната, совсем своя.
Баев. Будет. (Целует её в голову.)
Молчат.
Катя. Давай посидим еще немного.
Баев. А разве ещё что-то осталось?
Катя. Мешок конфет, до утра есть чем заняться.
Баев. Пожалуй, я созрел для чая.
Катя (встает). Сейчас.
Баев. Сиди, я сам. (Идет к столу, пытается включить чайник.) Чёрт, опять света нет.
Катя. Значит, будем пить вино.
Баев. Чай можно из-под крана заварить.
Катя. Шутишь.
Баев. В ГЗ вместо горячей воды почти что кипяток идет.
Катя. Она же противная.
Баев. Давай попробуем.
Катя. Давай.
Петренко (спросонок). Отравитесь.
Катя. Так ты не спишь!
Петренко. Сплю.
Катя (укрывает его). Спи, мы уже ложимся.
Петренко. А который час?
Катя. Половина первого.
Петренко. Опять домой опоздал.
Катя. Не беспокойся, мы позвоним.
Петренко. Откуда?
Катя. Из лифта, спи. Санька, покатаемся на лифте?
Баев. Почему бы и нет.
Уходят.

Действие 2
Общая кухня, вдоль стены стоят несколько обшарпанных электрических плит, в углу мойка, на первом плане стол. На столе большая кастрюля, миска, в которую Катя и Макс чистят картошку, разделочная доска, овощи.
Макс. Борщ без мяса дело тонкое. Он требует соблюдения технологии, и никаких кубиков!
Катя. Не учи учёного.
Макс. Надо было два параллельных борща забабахать, чтобы все могли увидеть разницу между женской и мужской версией. А так ты на мне прокатишься с ветерком, и все дела.
Катя. Жену поучи щи варить. (Пауза.) Ой, Макс, извини, я не хотела...
Макс. А я учил, да толку… Машка один раз взялась свеклу чистить, маникюр испортила. Давай, у кого длинней стружка получится.
Катя. Запросто. На десять щелбанов.
Макс. Как бы я тебе последнее не выбил.
Катя. Да, мне Кубик говорил, что ты не в кадетском корпусе воспитывался.
Макс. Потише ножом размахивай. Нашла чем картошку чистить, ты бы еще саблю принесла.
Катя. Твои ножи-то.
Они над одной миской, близко друг к другу, и видно, что этот процесс им обоим нравится.
Макс. Все, я сдаюсь. Моя картошка мельче была.
Катя. У меня руки грязные, я тебе отсрочку даю.
Макс. Бей, пока я добрый.
Катя осторожно отбивает пару щелчков.
Катя. Хватит с тебя.
Продолжают чистить.
Макс. Кто-то на плите курицу забыл.
Катя. Думаешь, забыл? Надо поглядеть. (Поднимает крышку.) Воды достаточно.
Макс. Очень опрометчиво. Целая курица и без присмотра.
Катя. Ты помнишь, у нас сегодня вегетарианский борщ.
Макс. Пойду посмотрю, достаточно ли воды. (Поднимает крышку.) Ну, черти, испытывают мое терпение. (Оглядывается.) Зачем ты у луковицы хвост отрезала? За него удобно держаться, когда режешь.
Катя. Опять советы.
Макс. А свеклу, значит, мне?
Входит Ланка с солонкой, блюдцем и шумовкой.
Макс. А вот и хозяйка курицы.
Ланка. Если бы я знала, что ты здесь, пошла бы на другой этаж.
Солит, снимает пену с бульона.
Макс. Ланка, я у тебя соль возьму.
Катя (подходит к раковине, открывает кран). Тьфу ты, опять воды нет. Макс, я пойду к нам воды наберу. Ланка, не боишься с ним наедине остаться? Он голоден, как не знаю кто.
Ланка. Не впервой. Правда, Макс?
Катя уходит.
Макс. Ланка, ты эти намеки брось.
Ланка. Я мешаю?
Макс. Глупости. Катька как-никак замужем, и Санька мой друг.
Ланка. Ты тоже как будто был женат.
Макс. Давай не будем снова начинать. Ты меня своим благородством скоро задушишь, ей-богу. Вытащила меня – спасибо. Ты ангел, я тебе не пара. Всё?
Ланка. Забудь. Если бы на твоем месте был Дениска или Кот, я бы делала все точно также, за исключением того вечера.
Макс. Понеслась.
Входит Катя с кастрюлей.
Катя. Готово.
Ланка. Вот тебе соль, не пересоли, Ромео.
Макс (кланяется). Премного благодарен.
Катя. Я забыла лаврушку и перец. Макс, справишься без меня? (Уходит.)

Комната Макса. Стол выдвинут на середину. Кубик накрывает на стол, входит Катя.
Катя. Сметаны нет.
Кубик. Я Женьку послал за хлебом и за сметаной.
Катя (садится с краю стола). Догада. А скажи мне, кудесник, что там у Ланки с Максом происходит. Я к ним на кухню зашла и трех минут не продержалась.
Кубик (достает из шкафа тарелки, расставляет). Знаешь, я не по этой части.
Катя. Меня не сплетни интересуют, я не знаю, как себя вести, я человек новый. Вот если бы ты мне про всех понемножку рассказал… Все равно мне пока на кухню вход заказан.
Кубик. Самое лучшее, что ты можешь сделать – будь собой. Вы с Сашкой уже наши. У нас, если ты заметила, есть нечто общее помимо временной прописки в ГЗ. Я этим очень дорожу, я их всех люблю – представляю, как скривился бы Макс, если бы услышал. Он максималист, и шутки у него дурацкие, но я с ним, как говорится, в разведку пошел бы, не глядя.
Катя. А Ланка?
Кубик (достает из ящика ложки, раскладывает на столе). Ланка настоящая жена декабриста, только ей не везет пока с этим делом. Девушка из Ташкента, папа военный. Где только ни жила, все умеет, все понимает. Она Макса на ноги поставила, когда ему медицина практически отказала.
Катя. Оба-на, первый раз слышу.
Кубик. Ясное дело, она об этом особо не распространяется. Макс выпал из окна, она его выходила.
Катя. Как это выпал?
Кубик (садится с другого края стола). Никто не знает. Макс как-то вечером пошел искать Машку, ему сказали, что она на третьем этаже, в малом практикуме. Она там действительно была, но не одна.
Катя. Там был ее нынешний муж.
Кубик. Точно. Видимо, они подрались, но мне, честно говоря, трудно представить, чтобы Макса кто-то мог выкинуть из окна без помощи специальной техники. Дело было зимой, поэтому все кончилось лучше, чем могло быть, он упал в сугроб. Полежал, поднялся и пошел назад. Ланка обнаружила его на лестнице, он был весь в кровище, но выражал, пусть и не слишком литературно, желание продолжить разговор. Слава Богу, здесь больница рядом. Она побежала за носилками, и кое-как его приволокли в приемный покой. Сделали рентген – перелом позвоночника. Никто не мог объяснить, как этот малахольный до второго этажа сам дошел. Вот она, волшебная сила любви.
Катя. Или ненависти.
Кубик. Не знаю. Машку он любил зверски.
Катя. А она?
Кубик. Она… Она девочка из хорошей семьи, из очень хорошей. Папа у нее партийный босс самого высокого ранга. У нее было все, о чем только можно мечтать. А слоненка веселого не было. Я в каком-то смысле понимаю наших девушек. Макс в любой момент может открыть свой фан-клуб.
Катя. За чем же дело стало.
Кубик. Когда наша волейбольная команда играет, на трибунах одни девчонки. Макс не бабник, нет. Но ты посмотри на него – это же Стенька Разин, красавец, спортсмен, монеты пальцами гнет, проверено. В номенклатурной Машкиной юности ничего подобного и близко не было. Папаша бы не допустил. А тут свободная жизнь.
Катя. Мы с Петей ее видели, она за книжками приходила.
Кубик. Потом они быстро поженились. Машкины родители в ярости были, но, поскольку они люди интеллигентные, виду не подавали. Они его как-то исподтишка хотели дискредитировать, что ли. Отправили их в свадебное путешествие с шиком – в Прагу на рождество, потом Париж, Берлин, от сессии отмазали какими-то справками. Макс приехал совершенно растерянный, уже понял, чем пахнет. Дальше больше. Купили им квартиру на Ленгорах, машина у Машки с 16 лет своя, и поехало. У Макса за душой одна стипендия, он человек гордый. Стал вагоны разгружать, уговорил Машку в общагу переехать. Надо ей отдать должное, она пошла и как-то по-умному себя вела, с родителями не рассорилась, Макса поддержала, даже от машины отказалась.
Катя. Насколько я понимаю, надолго ее не хватило.
Кубик. Не угадала. С Максом год это много. (Пауза). Один раз папаша приезжал, вычислил момент, когда их не было дома. Очень просил меня открыть комнату, хотел посмотреть, как дети живут. Я сначала не давался, но вижу, что он чуть не плачет, солидный такой дядька в длинном пальто, шарфик у него шелковый, а на улице минус пятнадцать. Я и открыл. Он походил-походил и даже как-то успокоился. Через неделю привез музыкальный центр вот этот. Говорит, Маша без музыки не может, она десять лет на скрипке училась, надежды подавала, а ваш Иван Безродный ее с толку сбил. И что он ей может дать, голодранец. Я ему говорю, что Маша в МГУ сама поступила, Макс тут ни при чем. А он – сама-сама, да она в жизни сама ничего не делала, на одних репетиторов сколько ушло, ну и так далее.
Катя. И что, Макс взял от него подачку?
Кубик. Конечно, нет. Но на него общественность надавила, мол, тебе не надо, а нам еще как надо, собака на сене и всякая такая штука. Макс смирился. А тут папа стал новые вбрасывания готовить, которым Машка уже не смогла противостоять.
Катя. Троянского коня ты привел, получается.
Кубик. Получается так. Короче, через какое-то время Машка уставать начала. Я ее тоже могу понять, характер у Макса крутой, и в семье он устроил форменный домострой. А тут подвернулся ее нынешний муж, тоже мальчик из хорошей семьи. Макс тем временем в больнице лежит парализованный, и ему говорят, что такого размера инвалидную коляску трудновато найти будет. Машкин папа, филантроп, предлагает свою помощь, Макс его посылает недвусмысленно, Машка принимает сторону отца, мол, человек с добрыми намерениями, а ты… А Ланка тем временем ему бульоны носит.
Катя. Куриные.
Кубик. Всякие. Не знаю, как ей это удалось, но он, как писал Веничка Ерофеев, встал и пошел. Можно сказать, она его на себе вынесла, как санитарка, а в нем за центнер, не меньше. Но Макс, похоже, кроме благодарности, никаких чувств к ней не питает. Так что эта сказка, вопреки жанру святочного рассказа, свадьбой не закончится, а жаль. Кроме Ланки, никто его не выдержит и года. Ланка ангел.
Катя. Имя у нее интересное.
Кубик. Ее зовут Света, Светлана. Макс как-то брякнул, что все Светланы обязательно блондинки и дуры, исключения редки.
Катя. И она перекрасилась.
Кубик. Нет, она исключение.
Входит Петренко.
Петренко. Вот ваш заказ. Сметану я купил в столовке, стакан надо вернуть. А хлеб у нас, оказывается, бесплатно раздают.
Катя. Сразу видно, что ты домашний мальчик средней пушистости, в столовке не обедаешь.
Петренко. Значит, коммунизм, о необходимости которого так долго говорили большевики, настал?
Катя. Женька, тут Кубик про всех рассказывает. Теперь давай про Кота, почему он Кот?
Кубик. У него положение еще хуже, чем у меня. Я хотя бы Максим Максимыч, а он Александр Сергеевич Кошкин. Вот вы смеетесь, а человеку с этим жить. Так что он просто Кот.
Петренко. А Рижанка? Ее тоже зовут Фекла или как?
Кубик. Ее зовут Лена, и она из Риги. Кот страшно гордится ее нордической наружностью, он и назвал.
Катя. Она как раз блондинка.
Кубик. Ох и вредная ты, Катька.
Петренко. Я что-то не понял.
Катя. Вчера мы сидели у Кота, и она разглагольствовала, а Кот делал страшные рожи, чтобы, не дай Бог, никто не засмеялся. Она на каком факультете учится, на филологическом?
Кубик. Попала пальцем в небо.
Катя. Вчера она говорила: Эйнштейн в 1927 году установил, что…
Петренко. …души нет, а есть одни рефлексы…
Катя. …и в результате красного смещения земли нас ждет конец света в 2010 году.
Петренко (смеется). Очень похоже, хотя все было не совсем так.
Катя. Когда мой старший товарищ Петя говорит, что все было не совсем так, он имеет в виду, что все было совсем не так.
Кубик. Признайся, что даже ты со своей вредностью не можешь отрицать, что она очень красивая.
Катя. Я слышала, как Дениска говорил – экспортный вариант.
Кубик. Дениска тоже воспитывался не в кадетском корпусе.
Катя. Признаю, признаю. Мы с ней уже нашли общие темы. Во-первых, она тоже без ума от шоколада, а во-вторых, я помогаю ей дразнить Кота. Если он не хочет жениться добровольно, я ему помогу принять это нелегкое решение. Прошелся с девушкой – женись.
Петренко. Ты бы свое искусство обратила на Баева. (Катя делает вид, что собирается его поколотить. Бегают вокруг стола). Ой-ой-ой, не бейте меня, тетенька, я больше не буду.
Кубик. Интересное дело, а борщ кто варит.
Катя. Елки-палки, я про него совсем забыла. Кубик, дай перцу, пойду всыплю Максу.
Кубик. Поосторожнее с перцем. Я, может быть, не просто так сказки рассказывал.
Катя. Сказка ложь, да в ней намек. Женька, зови народ на борщ. (Уходит).
Кубик. Опять без перца ушла.

Та же комната неделю спустя. На столе лежат металлические детали. Посреди комнаты огромная алюминиевая кастрюля. У окна на табуретке стоит Кот, на столе – швейная машинка. Катя наметывает подгибку брюк. Кот гримасничает, он то встает в позу Наполеона, скрестив руки на груди, то в позу Ленина на броневике, одна рука за воображаемую жилетку, другая вперед.
Кот. Товагищи! Доколе, я вас спгашиваю, ходить нам без штанов, в то время как пгоклятая гидга капитализма…
Катя. Кот, не вертись, уколю.
Входит Петренко.
Петренко. Что это у вас? Коту костюмчик справить решили? Кот, ты что – женишься? Или в цирке работу нашел?
Кот икает.
Катя. Выбирай выражения, не видишь, человек на иголках…
Кот. Вот именно. Моя жизнь в руках этой женщины.
Катя. Твоя жизнь, Кот, давно в руках совсем другой женщины.
Петренко. И вы ее знаете.
Катя. Слезай с броневика. Погуляй пока, скоро будет.
Кот снимает брюки и надевает свои джинсы.
Петренко (показывая на кастрюлю). А это для народа, Владимир Ильич, общий котел, так сказать?
Кот. Это баевский проект моментального обогащения всех трудящихся нашего этажа.
Петренко. Опять двадцать пять. И что на этот раз?
Кот. Мы с Дениской провели мониторинг окружающей среды, иначе говоря, ходили в народ.
Петренко. Так.
Кот. И выяснили, что народ нынче на распутье. С одной стороны, он жаждет: а) попкорна – это дань буржуазной моде – и б) народ ностальгирует по коммунистическому прошлому, и в нем остро ощущается недостаток сахарной ваты.
Петренко. И на чем вы остановились?
Кот. Чертежи и макеты экспериментальных установок мы сделали как для а), так и для б). Вот, погляди. (Достает маленькую кастрюльку, к ней прикручен моторчик, вентилятор и разная другая дребедень).
Петренко (хохочет): Гравицапу изобрели. Вот для чего вас родина пять лет учила.
Кот. Для попкорна, как мы выяснили, нужен специальный сорт кукурузы. У нас он не растет. Поэтому модель попкорновой установки как идеологически чуждое явление отправляется в музей поля чудес. А с ватой все пучком. Макс в данный момент ушел добывать недостающие детали.
Петренко. И каков основной принцип вашего устройства?
Кот. Слушай сюда. В этой железке делаются пропилы, через каждые полсантиметра. (Берет со стола металлический предмет, похожий на коробку от кинофильма, показывает.) Под ней помещается так называемый ТЭН, или теплонагревательный элемент, а проще говоря, спираль от электроплитки. (Приподнимает со стола, кладет назад.) На ней нагревается сахар. Под железкой расположен элекромоторчик, соединенный приводом с сахарораспылителем. Последний, вращаясь, разбрызгивает расплавленное сырье, которое оседает на внешней кастрюле в виде длинных, тонких и сладких нитей. Оператор при помощи стерильной ватной палочки собирает эти нити в одну большую мочалку. Экономический эффект достигает 400%, расходы только на сахар. Просто, как все гениальное.
Петренко. А это, я так понимаю, внешняя кастрюля, на которую и должно оседать сырье.
Кот. Точно так.
Петренко. А побольше не нашли?
Кот. Напрасно вы, батенька, иронизируете. Предварительные расчеты показали, что нить окажется тонкой только в том случае, если диаметр внешней кастрюли будет составлять 1м 10 см и более.
Петренко. Не хотите продать вашу идею в Дубну, там как раз ломают голову над такими штуками? И на сахар тратиться не надо.
Кот. Таких, как ты, нигилистов, мы будем исключать из числа пайщиков-концессионеров.
Петренко. Я бы на вашем месте не горячился, товарищ Кот. У меня в лабе есть то, чем можно попробовать перепилить такую железку. Но я сам бы не взялся, честное слово, не на один час работа.
Кот. Отлично, тащи.
В дверь пытается пройти Макс. Он катит огромный деревянный круг, диаметром метра полтора.
Петренко. Вторая серия.
Катя (отрывается от шитья). Это еще что такое? Макс, или ты, или она, вдвоем вы в дверь не пройдете.
Макс. Помогли бы лучше. (Вдвоем с Петренко они пытаются втащить и пристроить деревяшку у стены.) Поздравьте меня, я больше не дружу с Уголовным кодексом. Я ее стащил. Но зато какой образец. Это именно то, что мы искали.
Катя. И что это?
Макс. Дубовая столешница. Стояла в фойе зоны К. До сих пор не пойму, как меня пропустили на вахте. Сознательные граждане даже помогали в лифт загрузиться.
Катя. Макс, это нехорошо.
Макс. Я ее верну, когда мы разбогатеем. Вот только придется дырочки на время провертеть.
Петренко. Для чего она вообще нужна?
Кот. Вот эта большая кастрюля и мотор должны крепиться на прочное основание.
Петренко. Как же вы будете перевозить вашу установку к месту назначения.
Кот. Я как-то не подумал… Ничего, сообразим. Ты обещал пилу.
Петренко. Ладно, так и быть. (Уходит).
Катя. Кот, снимай штаны.
Кот. Вот так всегда. Задумаешься о судьбах народов, а женщина тебе – снимай штаны! (Снимает, Катя дает ему брюки, Кот надевает и влезает на табуретку.) Впервые на арене! Дрессированные котики…
Петренко кидает ему маленькую подушку с дивана. Кот кладет ее на голову.
Катя. Уколю.
Входит Баев.
Макс. А вот и автор проекта. (Пожимают друг другу руки.)
Баев (Коту). Привет, Сашка.
Кот. И тебе, Сашка, привет. Твоя жена мне буквально проходу не дает.
Баев. И правильно делает. Нам сегодня кастрюлю пилить, каждый человек на счету.
Кот. Ребята, отпустите меня, я вернусь. У вас тут на столе одни железки, а мне Ленка ужин приготовила. Я без топлива работать не могу.
Баев. Валяй.
Катя. Погоди, я еще булавки не вынула. (Достает булавки.) Все, иди.
Кот (опять снимает брюки и надевает джинсы). Ну так я пошел. (Уходит).

Та же комната поздно вечером. Вой ножовки по металлу. Посреди комнаты Макс пилит железку, Баев за столом паяет под лампой, Кот сверлит дырку в дубовой столешнице, прислоненной к стене. Катя сидит на диване с шитьем в руках. Петренко скучает за столом.
Макс перестает пилить.

Петренко (встает): Все, ребята, не могу больше. Я пошел к Кубику ночевать.
Катя: Кубик сам не спит. У него ненамного лучше.
Петренко: Пойду проверю. Домой я все равно не успею. В крайнем случае пойду в лабу. У нас там раскладушка есть, чайник. Опять же на работу с утра идти не надо, проснулся и работай. Успеха. (Уходит).
Баев: Пошел в Doom играть.
Макс (начинает пилить, через некоторое время останавливается). Фу, устал. Сидим целый вечер, а сделали всего три пропила.
Баев: Сменить тебя?
Макс: Скажи мне, ты действительно веришь в эту затею?
Баев: Так тебя сменить или как?
Макс (начинает пилить, останавливается). Перекусить бы. Кот, у тебя что-нибудь осталось?
Кот: Есть хлеб, яйца.
Баев: Отлично. Катька, соорудишь нам яичницу?
Катя: Не-а. Как представлю себе, что надо на кухню ночью идти, а там тараканы…
Баев: Никуда идти не надо. Есть идея.
Макс: Креативный ты наш.
Баев: Спокойно. Результат гарантирован. Где у нас утюг?
Катя достает из шкафа утюг.
Баев: Берем две табуретки. Макс, слезай. Главное, чтобы они были одной высоты. (Ставит их рядом). Зажимаем утюг, включаем в сеть, регулятор на «лен». Готово. Теперь берем нашу маленькую сковородку. Кот, чего сидишь, где яйца?
Кот убегает за продуктами.
Баев (вдогонку). Масло не забудь.
Макс (показывая на Баева). Вот за что люблю подлеца. Впишется в любой интерьер.
Катя. Я ставлю чайник. (Идет в душевую с чайником.)
Кот возвращается с продуктами.
Баев (плюет на утюг). Пора!
Катя (входит, включает чайник). Сейчас все будет. (Занимается ужином.)
Кот. Я пока сверлить не буду, а то пробки вылетят.
Макс. Я тоже сачкану.
Катя. Только под руку мне советов не давай.
Баев (сгребает железки на столе в один угол). Так, где у нас посуда? (Достает из шкафа две тарелки.) Не густо. По мне, со сковородки даже вкуснее.
Катя. Укропчику бы. Держите, я не буду.
Макс. Худеешь?
Катя. Тут на двоих от силы.
Макс. Жертвую.
Катя. Не надо, Макс, я не хочу. (Идет к дивану, берет шитье, остальные садятся за стол, едят.)
Баев. Еще бы молочка и муки, мы бы навертели такие вкусные треугольные блины на утюге. Макс, он тефлоновый?
Макс. А я знаю?
Баев. Тефлоновый для этой цели лучше.
Макс (подбирая хлебом остатки). Маловато будет.
Баев. Погоди, завтра начнется новая жизнь.
Кот. Это вряд ли.
Баев. Ну, послезавтра.
Макс. Ладно, за дело.
Пододвигает табуретку и снова начинает пилить. Баев сгребает посуду в угол, раскладывает железки. Кот берется за дрель. Страшный шум. Перестают пилить.
Макс. Ребята, посмотрите, Катька спит.
Кот. Катька, не спи!
Баев. Тише ты! (Подходит к дивану.) И правда спит.
Макс. Забери у нее иголку.
Баев осторожно вынимает шитье из рук Кати. Укладывает ее, под голову кладет подушку, накрывает пледом.
Макс. И что нам теперь делать?
Кот. Я думаю, надо поддерживать постоянный уровень шума. Так что давайте пилить.
Баев. Ну-ка, Макс, попили.
Макс пилит.
Баев. Спит. Устала.
Кот. Мне бы такую психику. Тут не только спать, тут жить невозможно.
Макс (бурчит). Я жил, и ничего. (Начинает пилить.)

Через несколько дней. Кубик выходит из душевой с тарелкой и чашкой. Входит Петренко в верхней одежде, они разговаривают в дверях.
Петренко. Привет.
Кубик. Привет, Женька.
Петренко. Соседи дома?
Кубик. Никого. Катя на работе.
Петренко. На какой работе?
Кубик. В смысле, на заработках, клиентку обшивает. Все остальные на испытаниях гравицапы. Я уже затрудняюсь определить, кто тут живет, но они все там.
Петренко. Новостей нет?
Кубик. Пока нет. Вчера был пробный пуск. Девиц набилось под завязку. По коридору летали клочки сладкой ваты, у них сначала получались слишком тонкие волокна, и она летала. Потом Макс подпилил еще немного, и она осела. К вечеру на вату никто смотреть не мог без отвращения, а извели только килограмм песку.
Вбегает Кот.
Кот. О! Вас-то мне и надо. Едем.
Петренко.: Куда едем?
Кот. На Кузнецкий мост. Там такое делается!.. У Макса бенефис. Коммерческий успех налицо!
Петренко. Рад за вас, но я вроде исключен из партии.
Кот. Считай, что ты снова в партии. Беру тебя на поруки. Макс взял машину, привез гравицапу прямо на Кузнецкий мост, договорился в палатке насчет электричества, и все дела. Через полчаса подошли братки, но, увидев все это дело, заржали, взяли ваты и ушли.
Петренко. Дуракам везет.
Кот. Народ валом валил. За час Макс на стольник наторговал. Баев за сахаром отправился. Мы стоим, замерзли, как цуцики. Макс говорит – неужели мы с тобой не заработали на стаканчик. Ну, я пошел. Я же не знал, что он так накачается с одного стаканчика. С голодухи все. Начал раздавать девушкам вату, потом деньги, потом песни петь, мы с Баевым пытались его как-то отвлечь… Короче, надо еще пару человек. И поскорее, там менты на каждом шагу.
Петренко. Надо же, первый проект Баева, который едва не закончился победой.
Кубик. Все, одеваюсь. (Уходит в комнату).
Кот. Пошли Дениску искать.
Уходят.

Действие 3
Длинный стол, составленный из двух, в комнате негде повернуться. На столе нет скатерти, часть закуски в банках, бутылки, хлеб, в углу на табуретках стоит коробка с тортом. Дверь в коридор открыта. В комнате Кубик, Кот, Макс, Катя, Баев, Рижанка, Ланка, Денис и еще три-четыре студента.
Кубик (стоит). Глубокоуважаемый Кот! Нет, не так. Дорогой наш Александр…
(Дирижирует.)
Все (подхватывают). Сергеевич Кошкин!
Кубик. Другое дело. В этот знаменательный день твоего варенья... Кот, а варенье-то где? Друзья, Кот, кажется, скрыл от общественности или, попросту говоря, зажал посылку от мамы.
Кот. Обижаешь, начальник.
Рижанка. Посылка к чаю. А ты бы не отвлекался, тамада.
Кубик. Попрошу не перебивать. Итак, в этот знаменательный день твои лучшие друзья, цвет Московского университета, собрались здесь, чтобы наконец-то решить твою судьбу. Ты человек молодой, холостой пока что, но дальше так продолжаться не может.
Рижанка. Кто кому делает предложение, я что-то не пойму
Кубик. Пора, любезный Александр Сергеевич, принять на себя заботу о слабом, милом и очень симпатичном существе, каковое мы тебе торжественном вручаем.
Денис вносит в комнату мешок. В мешке котенок.
Кот. Вот черти, что я с ним делать-то буду.
Рижанка (забирает котенка). Ой, какой миленький, как тебя зовут?
Кубик. Ути-пусеньки, да только это не он, а она, такие дела.
Рижанка. Надо же…
Кот. Ну, я вам припомню… у тебя, Кубик, кажется, день рождения скоро?
Кубик. Да-с, Александр Сергеевич, милости прошу с супругой, не откажите… А пока чтобы вам не скучать, примите.
Из под стола достают коробку с «музыкой».
Кот. Ребята, ну что вы в самом деле… Ну, вы даете… У меня и дисков-то своих нет…
Рижанка. Ничего, обзаведемся.
Баев. Диски не проблема. Сейчас сделаем. (Уходит.)
Макс. Поглядите на него, он так счастлив, что кошкой отделался, а уж было решил, что его сейчас женят прямо на месте.
Баев (входит с этажеркой, забитой дисками, только что снял со стены). Держи, Кот, они твои.
Кот. Саныч, да ты что, это ж святое, БГ родненький, Пинки, Эллочка-людоедочка… (Вынимает несколько дисков.)
Кубик. Дорогие гости, Кот совсем у нас раскис, надежды на него никакой, все самому делать приходится. Так, все собрались и поехали! За Кота!
Кто-то. И за кошку.
Рижанка. А где она?
Кот. Ну и шут с ней.
Все пьют. Шумно.Кот разглядывает диски, ставит один из них.
Катя и Баев выходят в коридор.

Катя. Баев, я тобой горжусь. Но скажи мне, Савва Морозов, ты и мои диски тоже туда же…
Баев. А я что – смотрел на них, где чьи?.
Катя. Послушай, мне, в общем-то, не жалко, но там были те, которые мне Петя подарил, ну, с автографами… Так же нельзя, Баев…
Баев.: Катькин, только не реветь. Сейчас все устроим. Чей ты говоришь, автограф-то был? БГ? А написано что – самой жадной девчонке Москвы и Московской области?
Катя. Санька, ты куда? Брось, пусть у Кота будет, свой человек…
Баев. Жди меня здесь. Или нет, пойди-ка заныкай мне парочку котовских пирожков, пока не расхватали.
Катя. Баев, я тобой горжусь.
Баев. Ты это уже говорила.
Катя. Правда?
Баев. Я тебя хоть раз обманул? Жди! (Уходит.)
Мимо Кати проходят два милиционера в форме. Входят в комнату Кота.
Михалыч. Так, здравствуйте, граждане студенты. Опять безобразие нарушаем.
Макс. Михалыч, ты вовремя, давай за стол.
Кот. Опять соседи стукнули…
Михалыч. Не опять, а снова. Я с соседями вашими каждый день встречаюсь, как с любимой женщиной, но радости мне от этого никакой.
Макс. Михалыч, так ты по адресу.
Михалыч. Да ты, Максюша, я смотрю, нагрузился уже.
Кот. Ребята, за ним присмотр нужен.
Рижанка (идет к двери). Сева, хватит тебе, рабочий день окончен... (Tянет Михалыча к столу.) ...садись со мной, я за тобой поухаживаю, я теперь девушка свободная, Кот себе другую завел.
Михалыч. Повезло… (Напарнику). Давай, садись, я тебе говорил, у Кота масленица. (Садятся за стол).
Макс (заглядывает под стол, чуть не падает). А кошка-то где… Где кошка…
Катя. Найдется.
Макс. И что, думаешь, Кот ее признает?
Катя. Не переживай, я ее возьму, мы с Санькой давно уже на Птичку собирались за кошкой.
Макс. Тогда я пойду ее искать. (Встает, шатаясь.)
Катя. Понеслось…
Ланка. Его надо уложить, я его к себе сейчас отведу.
Макс. Чего захотела. Я иду спасать кошку.
Катя. Мысль хорошая, Ланка, но я такую тушу вверх по лестнице тащить не буду. Придется к нам.
Макс пробирается к выходу, Катя и Ланка за ним. В коридоре слышно мяуканье.
Макс. Слышали? Это она!
Катя. Похоже. (Подходит к двери напротив, прислушивается). Она здесь, у Бочкарева спряталась, бедняга.
Ланка. Бочкарев только что уехал, мне Рижанка сказала. На выходные к маме.
Катя: А ключи?
Ланка. Ты что, Серегу не знаешь. Это не Макс, он ключей никому не даст.
Катя. Она там с голоду помрет.
Макс. Девочки, в чем ваша проблема?
Ланка. Сейчас он нам все объяснит про смысл жизни.
Катя. Ладно, давай его уложим, потом разберемся.
Макс. Девочки, этот план мне нравится, но сначала я хочу спасти жену Кота.
Катя: Максюша, пойдем баиньки.
Макс. Ты хочешь, чтобы я ее спас, или нет?
Катя. Потом.
Макс. Нет, сейчас.
Отходит назад, шатаясь, и бросается на дверь всем своим весом. Через несколько ударов дверь вылетает, Макс падает вместе с ней в комнату.
Из комнаты Кота выскакивает Рижанка. Из комнаты Бочкарева – кошка, но другая.

Ланка. Макс, ты цел?
Катя (хохочет). Ланка, погляди, кошка-то не та!
Рижанка. Вы что, рехнулись, менты здесь.
Макс (из-за двери). Менты ваши давно прикормленные, не боись.
Рижанка. Это кот Серегин, Серега Бочкарев себе кота завел. Даст он тебе, Максюша, когда приедет.
Макс (из-за двери). А мне тут нравится, поживу я пока у Сереги, ключи его мне уже вроде как не нужны…
Рижанка. А мне проблемы с ментами тоже не нужны.
Катя. Давайте его к нам.
Втроем они с трудом тащат Макса по полу, он в белой рубашке, на ней остаются желтые следы от мастики.
Макс. А ну-ка девушки, а ну, красавицы…
Девушки втаскивают Макса в его комнату, кладут на кровать и начинают раздевать.
Макс. Щекотно. Ну щекотно же. Две грации из советской делегации. Почему это две, надо, чтобы три было… Куда третью дели? (Орет). Рижанка! Светлая голова, иди сюда, етить! Тебя тут только не хватало. (Пытается обнять Ланку).
Ланка. Ну и дурак же ты, Макс. Интересно, что скажет Баев, когда тебя тут увидит на своем месте. Катька, пойдем ко мне ночевать.
Катя. Ничего, Саня скоро придет. Как-то мне не хочется его одного оставлять, свалится еще с кровати.
Ланка (стаскивая один ботинок с Макса). Посидеть с тобой?
Катя (тянет другой ботинок). Не надо, идите, я и сама уже спать хочу.
Рижанка (многозначительно). Так-так.
Девушки уходят.
Макс (нараспев). Хорошая девушка Ланка.
Катя (укрывая его): Кто бы говорил.
Макс. Заботливая.
Катя. Шел бы к ней.
Макс. Заботливая, такая заботливая.
Катя составляет в ряд стулья, кладет на них подушку, одеяло.
Макс. Это что за баррикады?
Катя. Спи, надоел ты мне, честное слово. (Выключает свет.)
Макс. Катька.
Катя. Что?
Макс. Ты думаешь, я пьян?
Катя. Ты глуп.
Макс. Может быть.
Катя. Завтра будешь Сереге дверь чинить.
Макс. Катька, я тебя люблю.
Катя. Спи, Ромео, потом обсудим.
Макс. Обещаешь?
Катя молчит.

Через несколько месяцев. Катя выходит из лифта со швейной машинкой и в пальто. Петренко ее ждет у лифта.

Катя. Женька, привет. У нас же открыто.
Петренко. С работы? (Берет у нее машинку.).
Катя. Спасибо. Устала, чаю хочу.
Петренко. Пойдем пока к Ланке.
Катя. А почему не к нам?
Петренко. Не получится.
Катя. Я машинку домой занесу и пойдем.
Петренко. К вам нельзя.
Катя. Женька, не темни.
Петренко (говорит медленно, с паузами). Там сейчас Михалыч с бригадой, но пока ничего не говорят, все опечатали. Чушь какая-то. Убийство. Кубика убили. Рижанка его нашла, ее теперь в отделении отпаивают.
Катя молчит.
Петренко. Вам с Баевым повезло, что Михалыча прислали. Попали бы по полной программе, и Макс-благодетель вместе с вами – у Саныча прописки нет, штампа в паспорте у вас тоже нет, на что живете, о-очень большой вопрос…
Катя. Петя, хватит.
Петренко. Когда ты злишься, я всегда Петя. Подумай лучше, где жить будешь.
Катя. А где Баев?
Петренко. А кто его знает. Ты не знаешь, я не знаю.
Катя. У Мирона искали?
Петренко. Искали… он что, ребенок, искать его.
Катя (берет Петренко под руку). Пойдем к Ланке. (Уходят)

Комната Ланки, две кровати по стенкам, у окна между ними стол, на нем горит лампа, верхний свет погашен. У стены книжный шкаф, возле него Макс. На кроватях и на полу сидят студенты. Дверь в коридор открыта.
Катя и Петренко входят, он помогает Кате снять пальто, кладет его в кучу верхней одежды на кровати. Садятся на пол.

Кот. …он же Кубик Рубика. Мать у него венгерка, я ей позвонил, она едет, из Ужгорода, завтра мы с Дениской ее встречаем. А потом куда? Наша комната прямо напротив…
Ланка. Я пойду к Димону, он найдет комнату. А Катьку здесь пока поселим.
Катя. Спасибо, Ланка.
Ланка. Брось. Но сама понимаешь, Баев…
Катя. Димона попрошу, он его пристроит.
Ланка. Я сама попрошу.
Макс. Не пропадет твой Тамерлан, а Димон только рад будет.
Катя. Макс, не надо.
Кот. А я ему уже крысу присмотрел на день рождения, породистую…
Все молчат.
Кот. Димон сказал, что отец его утром звонил. Плохой сон. Димон обещал пойти посмотреть. Полчаса собирался. Простить себе не может, говорит, если бы сразу пошел…
Денис. Странно, столько народу по коридорам шатается, двери нараспашку – и никто ничего.
Макс. Да, странно.
Кот. Бред. (Пауза.). Михалыч сказал, что его… Как будто что-то хотели узнать. Говорит, опознали не сразу. (Пауза.) Что я завтра говорить-то буду…
Катя. Версии есть?
Кот. Есть одна. В такой же комнате в зоне В живут китайцы. У вас Б-1331, а у них В. Если прочитать русское В как латинское Б, то получается вот такой результат. Они чем-то приторговывали, и у них в комнате нашли кучу зеленых. Китайцы тоже в отделении, насмерть перепуганные.
Денис (ходит по комнате). Там явно было несколько человек. У него же разряд по кун-фу, я сам видел, как он на Дне физика Михалыча на лопатки положил. Они, конечно, приняли оба, Михалыч форму скинул, давай, говорит, посмотрим, как эти штучки против русского кулака работают. Народу собралось, думали драка. Ну, они потоптались минуты три, потом Кубик его аккуратненько на травке расстелил, сам рядышком лег, полежали они, песню спели, и Михалыч как ни в чем ни бывало пошел безобразие охранять.
Макс. Да, было дело. (Пауза.) Прошлым летом я Кубика к себе возил. Плавает он, я вам скажу, как собака, брызг много, а техники никакой. У меня с этим полный порядок…
Ланка. Плавали, знаем. Твой фирменный стиль – бешеный кашалот.
Макс. Темнота! Я тебе говорил, что это называется баттерфляй. Короче, стал он меня подбивать, кто дальше уплывет. Я ему говорю – тащить тебя к берегу неохота. Он не унимается. Ну, поплыли. Берег давно пропал, а он все чух-чух, чух-чух по-собачьи, и никаких признаков усталости.
Ланка. И кто первый назад повернул?
Макс. Победила дружба.
Катя. Он тебя пожалел, ясное дело.
Макс. Очень может быть.
Ланка. Порода в нем всегда была видна. Мне Димон сказал, что он был единственный сын, на нем род пресекся.
Макс. Что значит был – сын, он и есть сын. И порода тут ни при чем.
Ланка. Да, я не то хотела сказать. Вот мы сидим здесь в тепле, а он…
Кот. Все там будем.
Ланка. Кот, расскажи ты, расскажи как вы с Кубиком рыбу ловили у Катьки в аквариуме. Или как он за тебя зачет сдавал по теормеху.
Кот. Да чего рассказывать. Все знают.
Ланка. Ну и что! Пока мы о нем говорим, он здесь, он слышит. (Пауза.) Утром, часов в 12, как раз после… всего этого, к нам синичка прилетала. Села на форточку и в комнату смотрит, как будто ищет кого-то. Я подошла, а она ничего – сидит. Я ей хотела хлеба покрошить, повернулась, а ее нет.
Макс. Нашла время для спиритических сеансов. Он здесь, он здесь… Завтра ты его матери смотри не ляпни. Все у тебя так, все как раз, даже утро в 12 часов наступает.
Ланка. Макс, я же хотела…
Макс. Ты хотела сказать пошлость, вот что.
Кот. Макс, ты не прав.
Макс. Нет, я прав. Нельзя сейчас на автомате… Напьемся, расплачемся. Нужно быть трезвыми, ребята, нужно понимать. Ничего нет хуже благородного трепа: ах, какой человек! Так и хочется спросить: где вы раньше были, ораторы? Например, когда он в прошлом году в больницу загремел, некому было стакан воды поднести.
Кот. А сам-то ты где был?
Макс. Там же, где и вы. Я не исключение.
Кот. Не пойму я тебя, Макс, чего ты хочешь. Зря ты на Ланку напустился.
Ланка. Я не в обиде. Всем тяжело.
Макс. Фальшивить можно и хорошими словами. Ланка, извини, я и сам не то говорю. Просто теперь такой момент, когда каждое слово должно быть на месте. Чуть-чуть вправо-влево, и уже пошлость.
Катя. А я, кажется, понимаю, о чем он. Макс у нас Робеспьер и Марат, он революционер. Он против традиционных речей, он не хочет посыпать голову пеплом. Он против автоматики. Кубик не такой, как все, Макс не такой, Петя... И то, что мы вместе, и то, что произошло… Мы все понимаем какую-то особенность этих минут. Жизнь шла себе, все ждали, когда Кот женится, когда сессия пройдет и так далее. А смерть всегда была тут, прости меня, Макс, за патетику. Как бы дико это ни звучало, нас коснулось что-то настоящее.
Петренко (спокойно). У Кортасара есть рассказ, обращение к умершему другу – и ни одного слова мимо, и никакой метафизики. Нам, ребята, можно не пыжиться, не искать каких-то настоящих слов. Они уже все там. Когда я его читал, не мог отделаться от ощущения, что этот друг где-то. Может быть, он ничего не слышит, но то пространство, в котором он существует, оно в каких-то своих провалах и дырах иногда сообщается с нашим. Хотя по законам того места оно должно быть абсолютно изолированным, слепым. Главное правило игры в том, чтобы мы никогда ничего не знали наверняка. Мы не знаем, а только угадываем, и угадываем не случайно, потому всегда надеемся, что правила есть. Случайности нет. А эти ходы, во сне или мысленно, мы их роем, как кроты, в мерзлой земле, и нам кажется, что с той стороны кто-то стучит, еле-еле, и что когда-нибудь мы увидим свет в конце тоннеля и так далее. Это форточки, подсказки, которые кто-то видит, а кому-то не дано. У Кортасара этого нет, конечно, но я иногда думаю, что освещенность или кривизна, или некая мера того пространства зависят от моей памяти и от моих усилий.
Денис. Давно мы Женькиных лекций не слышали.
Катя. А насчет синичек, Макс… Ланка много фантазирует, она любитель соплей, но если бы Кубик хотел проститься, он бы не к тебе пошел, он бы к Ланке пошел, вот так.
Ланка начинает тихо плакать.
Макс. Ланка, не надо. Я дурак. (Обнимает ее.)
Кот. Все, поплыли.
Макс. Катька, ну что ты стоишь, дай ей что-нибудь, воды там или чего.
Катя садится рядом с Ланкой, обнимает ее с другой стороны.
Кот. Ладно, расскажу. Пару лет назад ездили мы в Винницкую область в стройотряд. Кубик был у нас вроде начальства. Как-то раз мы с ним заходим на кухню. Одно слово, что кухня – так, крытая пристройка. А там первокур зеленый рыдает, и рядом с ним теленок. Сам коричневый, а лобик белый. Оказалось, что вместо мяса нам привели живого теленка и дежурному первокуру надо было его зарезать. Трясется весь – не могу, и все. Кубик посмотрел на это, подошел к теленку, погладил его по голове и говорит парню: «Иди умойся и дверь за собой закрой». Кубик, который в жизни даже мухи не обидел! Я тоже ушел. Он, видимо, понял, что выхода нет, все равно под нож. А парень молодой, короче, одно мучение и ему и бычку. У родителей Кубика в Ужгороде свое хозяйство, может, ему приходилось уже резать поросят или кур, не знаю. Но он был за старшего, он всегда был старше. Взял грех на себя. Рука у него была легкая...
Во время рассказа Макс знаками показывает Кате на дверь и выходит. Катя пробирается к выходу.
Макс. Только не пили меня, хотя бы ты.
Катя. Я и не собиралась.
Макс. Ты помнишь, что я тебе сказал в тот день, когда мы Сереге дверь вышибли?
Катя. Кто это мы? Ты и вышиб.
Макс. По твоей наводке. Так что мы с тобой одна преступная группировка.
Катя. Мы с тобой и с Ланкой.
Макс. Помнишь или нет?
Катя. Ты думаешь, сейчас самое время…
Макс. Да, именно сейчас. Если ты действительно поняла, о чем я говорил только что. Давай внесем ясность. Пока мы с тобой ходим вокруг да около, притворяемся, что ничего не происходит, время уходит. Вот этот день, завтра, послезавтра – мы могли бы давно уже быть вместе. А завтра нам весну обещают, уже на улицах лужи, пахнет мокрой землей. А ты сидишь в своей чертовой комнате 1331 и ничего не замечаешь.
Катя. Я сижу в твоей комнате и, между прочим, не одна.
Макс. Это детали.
Катя. Ничего себе детали.
Макс. Я хотел сказать, что это решаемый вопрос.
Катя. И как же ты собираешься его решать?
Макс. Если ты не можешь поговорить с Баевым, я это сделаю.
Катя. И о чем ты с ним будешь говорить?
Макс. А это не твоя забота. Скажи только «да» или «нет».
Катя. Нет.
Макс. Ты боишься.
Катя. Чего мне бояться.
Макс. Вот именно — у вас уже давно все кончено.
Катя. Да с чего ты взял?!
Макс. Я тебе соврал. Я уже поговорил с Баевым.
Катя. Ты с ума сошел! Макс, ты такой же ненормальный, как и Баев. О чем ты мог с ним говорить, ничего же не было и нет!
Макс. Будет.
Катя. Макс, ты что, оглох, я же сказала – нет.
Макс. У вас все кончено, или это вопрос времени. Он тебя не уважает, это его слова.
Катя (холодно). Это твои домыслы. Баев ничего такого сказать не мог, тем более тебе. Если у него и были какие-то сомнения, то с тобой он не стал бы делиться. И я сейчас пойду и развею их совсем.
Макс. Подожди! (Хватает ее за руку.) Я хочу только, чтобы ты понимала. Ты губишь себя. Ты катишься вместе с ним по наклонной.
Катя. А еще просил, чтобы я тебя не пилила. У меня для этой цели уже Петя есть, старый друг, лучше новых двух.
Макс. Ну вот, опять я не то говорю. Ладно. Ты еще не определилась, я подожду. Хочешь, я буду ждать?
Катя. Нет. (Отнимает руку.)
Макс. Я буду ждать. (Уходит в комнату. В дверях расходится с Денисом).
Денис (закуривает). Поговорили?
Катя. Поговорили. Лучше бы помолчали.
Денис. Вот именно. Нашли время любезничать.
Катя. И ты туда же.
Денис. Как сказал Макс, я не лучше других. Все давным-давно вас расшифровали, это не новость. Ты мне лучше скажи, как ты можешь, такая вся белая и пушистая, как ты можешь теперь, когда…
Катя. Выражайся яснее.
Денис. Не хочу употреблять нелитературные выражения.
Катя. Ты можешь думать все, что угодно.
Денис. А Санька что должен думать?
Катя. Это наше личное дело.
Денис. Я тебе вот что скажу, девочка, только ты не обижайся. Макс парень что надо. Мы все за него переживали, когда его жена бросила. Ты его вроде как лечить собралась, что ж – ветер тебе в спину. Ланке дорогу перебегаешь – это ваши женские дела. Но Баев мой друг, во всяком случае, был им.
Катя. Почему был?
Денис. Вот это самое сложное. Его странные заработки, шестерки, черные очки, ты погляди, на кого он похож.
Катя. И на кого?
Денис. На немецкую овчарку. Если надо будет с мясом рвать, оторвет. Куда ты смотрела все это время? Он парень рисковый, от скуки все, от азарта. А тут еще Макс.
Катя. Я что, должна тебе доказывать…
Денис (перебивает). Ты должна головой думать, головой, понимаешь! Короче, подумай сначала над тем, что ты и Саня были соседями Кубика. Если его по ошибке убили, вместо кого-то, то я даже не знаю... Я в ментуре, конечно, не делился своими соображениями. Теперь вот хожу и думаю, прав ли я был. Если он не виноват, то я окажусь подлецом, только и всего. А если нет?
Катя (в лоб). Ты обвиняешь Саньку в смерти Максима?
Денис (смутился). Нет, что ты. Он скорее всего ни при чем. И даже связи его бандитские ни при чем. Случайность есть, что бы там Женька не говорил. Но мне покоя не дает одна мысль, что он мог, понимаешь, в принципе, мог быть в этом замешан, хотя бы и косвенно, и что вообще такая мысль возникает именно про него, и не только у меня…
Катя. Общественным мнением прикрываешься. Это называется знаешь как – диффузия ответственности.
Денис. Выучили тебя, да не тому. Плохой ты психолог, Катька. Открой глаза, сними свои розовые очки, наконец.
Катя. Протрезвишься, поговорим.
Из комнаты выходит Петренко.
Петренко. Что у вас тут?
Катя. Женька, Денис намекает, что Санька может быть причастен к тому, что произошло.
Денис. Не надо передергивать. Я не это имел в виду.
Катя (взрывается). Тогда тебе надо было сначала подумать головой, что и как говорить, чтобы тебя понимали. Трезвой головой, мальчик…
Петренко (встает между ними). Тише, тише.
Катя: И какое твое дело, о чем я разговаривала с Максом!..
Петренко. Тише.
Катя. Мне надо найти Саньку.
Денис. Спохватилась.
Петренко. Пойдем к Димону, он, наверное, у него. (Незаметно для Кати машет рукой Денису. Денис уходит в комнату).
Катя.: Петя, как мне тяжело. Все меня обвиняют.
Петренко. На пустом месте, да?
Катя. Ой, я не знаю. Самое противное, что нечто подобное мне самой в голову приходило. И знаешь что…
Петренко. Что?
Катя. Даже если у них есть основания, то моя правда должна быть в том, что хотя бы я не обвиняю Саньку, что я поддерживаю его, по-любому.
Петренко. Этим ты хочешь помочь ему?
Катя. Ты не знаешь Саньку. Если я нажму, он сразу окажется на той стороне. Это неустойчивое равновесие, стоит только подтолкнуть… Он же все делает назло кондуктору.
Петренко. Я знаю Саньку. Он может зарваться. Но от прямых разговоров он никогда не уходил.
Катя. Я уверена, что он ни при чем. А ты, Петя? Ты сомневаешься?
Петренко. Успокойся, я тоже уверен, что он ни при чем. Пошли.
Уходят.

Действие 4
Комната Макса (Кати). Сумерки. В дверях появляются Баев и два его друга-десантника в штатском, у Николая ворот рубашки расстегнут, видна тельняшка.
Николай (включает свет, громко). Р-р-рота, подъем!
Баев. Сдурел, Колян!
Уткин. В самом деле.
Катя (просыпается). И вам доброе утро. Который час?
Баев. Рано-рано. Мы ненадолго, перекусить.
Николай. Хозяйка, все, что есть в печи, на стол мечи.
Катя садится на постели, подбирает одеяло.
Баев. Не пугай девушку.
Уткин (доставая из пакета еду, подмигивает). Но у нас собой было…
Баев. Познакомься, это мои школьные друзья. Десантники, из Рязанского ВДВ.
Николай (берет под козырек): Мыкола.
Уткин. К пустой голове руку не прикладывают. (Кате.) Вообще-то он Николай. Он хороший парень, не подумайте.
Баев. А это мой друг Квакин.
Николай. Ну чисто Тимур его команда.
Баев. Он же Крякин, он же Уткин,
Николай. Парашюткин,
Баев. А также Пушкин и многое-многое другое.
Николай. Гусев, а на самом деле ты кто?
Уткин. Да я уже забыл.
Николай. Давай, хозяйка, заводи самовар.
Баев (берет со спинки стула халат, подает Кате). Быстренько умывайся, одевайся, мы спецзаказ оторвали, закачаешься! Сыр, ветчина, балык, давай, просыпайся скорее.
Катя (опускает ноги на пол, ищет тапки). Так, гусары, ну-ка отвернулись.
Николай приседает и закрывает лицо руками в комическом ужасе. Уткин отворачивается. Катя идет в душевую.
Баев. Я сейчас.
Берет чайник, идет в душевую. Катя надела халат, завязывает поясок, молча смотрит в зеркало.
Баев. Дай-ка чайничек наберу.
Катя. Санька, нам надо поговорить.
Баев. Катькин, некогда, ты же видишь…
Катя. Это срочно.
Баев. Я вечером вернусь, у нас очень важное дело. Если выгорит, переедем отсюда, я квартиру подыскал.
Катя. Санька, я должна тебе сказать…
Баев. Ну что, давай по-быстрому.
Катя начинает плакать.
Баев. Ну вот. Что случилось-то?
Катя. Санька, я больше так не могу.
Баев. Что-то серьезное?
Катя (после некоторых колебаний, четко, уже не плачет; видно, что она говорит совсем не то, что хотела). Я потеряла колечко, то, что ты мне подарил, серебряное.
Баев. И только-то? Вот горе. (Обнимает ее, целует в лоб.) Завтра я куплю тебе тысячу серебряных колец, всего лишь по десять на каждый палец. Все, малыш, пойдем. (Уходит в комнату).
Катя. Kолечко… Черт возьми, оно у меня на пальце было. (Снимает кольцо, кладет в карман. Умывается, смотрит на себя в зеркало, идет в комнату).
На столе все разложено и накрыто салфеткой. Стоит бутылка водки.
Николай (сдергивая салфетку). Oп-ля! Прошу к столу.
Катя молча садится за стол.
Николай. Извините нас, хозяюшка, за внезапное вторжение, мы люди подневольные, у нас сутки по-другому устроены.
Уткин. Год за два.
Николай. Типун тебе на язык. На гражданке есть утро и вечер, а у нас как начальник прикажет. Закат солнца вручную. (Наливает водку в стопки). Баев, по маленькой.
Баев. Не, Колян, без меня.
Николай. Ну, как знаешь. Здоровье прекрасной хозяйки дома.
Чокаются с Уткиным, выпивают, закусывают.
Николай. Ты ешь, не стесняйся.
Баев. Она отвыкла.
Николай. Что же ты, гад, семью впроголодь держишь. Ничего, мы это поправим, правда, Гусев?
Баев. Пристал как банный лист. Катькин, мы сейчас уходим, ложись поспи, а потом встанешь и поешь. Мыкола, закругляйся, опоздаем.
Николай. Погоди, чайник еще не закипел.
Баев. Я его нарочно не включил.
Николай (жуя). Вот лишенец. Человеку погреться не дает.
Баев. Мы уходим. (Встает).
Уткин. Коля, мы уходим.
Одеваются, вынимают Николая из-за стола, суют ему куртку в руки, Баев нахлобучивает ему на голову ушанку.
Уткин. Все, Коля, скажи барышне до свиданья и пошли.
Николай (на ходу хватая со стола бутылку). До свиданья, не взыщите, если что не так.
Уткин (забирает бутылку, ставит на стол). Кр-р-ругом! До свиданья, извините нас.
Тащат Николая к двери.
Баев (в дверях). Буду к вечеру.
Уходят. Катя некоторое время сидит за столом.
Катя. Ворону как-то Бог послал за спецзаказом. Фу, глупость какая. (Пауза.) Что-то мне есть не хочется. Отвыкла в одиночку. Надо собрать и к Ланке в холодильник. Нет, у нее Макс все сожрет. Ну и пусть. (Пауза). Надо сделать заначку. Поделимся с друзьями. Это мне, это Остап Ибрагимычу. А Козлевичу? Козлевич вечером придет сытый. Козлевичу шиш с маслом. Положу-ка я пока за окно. (Открывает окно и кладет еду между рамами). И не заснешь теперь. Напиться, что ли? (Берет бутылку, ставит обратно). Я не я буду, если не поговорю с ним. Все, отбой. (Снимает халат, ложится в постель)
В комнате светлеет. В дверь стучат.
Катя (спросонок). Гусары за водкой вернулись.
Макс (из-за двери). Ты спишь?
Катя (ворчит). Как же. (Громко, Максу): Подожди, я сейчас оденусь. (Надевает халат). Заходи.
Макс. Я тебя разбудил?
Катя. Ты не первый. Тут Баев среди ночи привел своих боевых товарищей. Перекусить захотелось.
Макс. И где он?
Катя (тянется за расческой, начинает причесываться). Как мне надоел этот вопрос, если бы ты знал! Вечером обещал быть. По-моему, у него очередная золотая жила вскрылась.
Макс. Если хотя бы один из своих проектов он довел бы до ума!.. Взять сахарную вату.
Катя. Насчет ваты кто бы говорил. Кто на Кузнецком мосту…
Макс (перебивает). Ну ладно, ладно. А тебе очень идет Машкин халат.
Катя. Стрелки переводишь?
Макс. Ты завтракала?
Катя. Макс, у тебя фантастический нюх на еду. Гусары принесли целую авоську деликатесов.
Макс. Плохо же ты обо мне думаешь. Я тебе поесть принес, вот. (Достает еду из сумки.)
Катя. Спасибо.
Макс. Только давай никого звать не будем. Я хочу тебе кое-что сказать.
Катя. Я тоже.
Пауза.
Макс обрадован. Они начинают опять собирать на стол.

Макс. Соседей еще не подселили?
Катя. Пока нет.
Макс: Не страшно тебе?
Катя. Страшно было меловые линии в коридоре оттирать. Пятна остались. Каждый раз иду умываться и через них переступаю.
Макс. Не думал я, что вы останетесь.
Катя. Макс, а куда нам деваться? Мое место вообще в ДАСе. В комнате пять человек, четверо окопались и никого не пускают, дежурство устроили. Баева, как ты знаешь, отчислили, и ничего ему больше не полагается. К Димону я идти не хочу, Баев с ним по-свински обошелся. В следующем году до студкома дойдет, что ты больше не женат, и эту комнату отберут.
Макс. Почему у вас все не как у людей?
Катя (устало). А мы что, на людей похожи? Так, гуманоиды.
Макс (наливает водки). За братьев по разуму!
Катя. Никогда еще водкой не завтракала.
Макс. Надо же когда-то начинать.
Катя. Потерплю еще немного.
Макс. Будь здорова! (Выпивает). Это для храбрости. (Пауза). Я забрал документы.
Катя. Какие документы?
Макс. Обыкновенные: аттестат, похвальные грамоты, академсправка.
Катя. Ты в своем уме?! Пятый курс, осталось всего ничего.
Макс. Лучше поздно, чем никогда.
Катя. И что дальше?
Макс. Я еду домой. (Встает.) Не могу я здесь. И не нужно мне все это. Работу я всегда найду.
Катя. Вагоны грузить?
Макс. А хоть бы и так. Те ребята, с которыми я работал на погрузке, они делом занимались, а я здесь штаны просиживаю.
Катя. Наверняка они такие же студенты были, как и ты.
Макс. По-разному. (Пауза.) Утром после смены выходишь на пути, туман, огоньки синие мигают, на проводах дождь и рельсы на все четыре стороны. Этот запах железа и солярки, вдохнешь его, и все винтики внутри дребезжат. Хочется бросить все к чертовой матери и вперед.
Катя. Ты Платонова читал?
Макс. Опять ты со своими комментариями. Ну, не читал. Думаешь, это всем на свете нужно? Ты, небось, читала, а сидишь в ГЗ за своей машинкой… Я даже рад был, что моя комната кому-то пригодилась. Я и сам бы отсюда ушел. Здесь все на костях. Стены эти трехметровые пропитаны черт знает чем. Живешь как в гробу.
Катя. Макс, ты неоригинален.
Макс. А мне плевать. Я говорю, что вижу.
Катя. Лучше бы ты говорил, что думаешь. Или думал, что говоришь. (Пауза. Макс садится рядом с Катей.) А я в этом, наоборот, нахожу что-то мне очень нужное. Я вообще люблю сталинские высотки. У них свое лицо. Знаешь, бывают такие вещи, которые ничем особенно не замечательны, кроме того, что они на своем месте. В них тикают какие-то свои часы. Может, только эти часы и показывают точное время. ГЗ очень странное здание, и в нем много странных вещей. Лестницы, которые упираются в стену, башенки сумасшедшие, окна, в которые нельзя заглянуть, глухие двери. И при этом ничего лишнего. У нас в школе в каждом классе были окна, которые выходили в коридор. Ребенок оттуда в класс заглянуть не мог, только взрослый, и то не каждый. А здесь окна для кого, для каких наблюдателей? Для ангелов? (Пауза.) Строили люди, обреченные на смерть. Последние поступки в жизни человек совершает на совесть. Хотя, наверное, это были простые зэки, все-таки не 37-й год. Или студенты. Те, кто жил здесь до нас, тоже сидели на подоконниках, пили пиво, спорили, раньше ведь люди спорили, а теперь каждый высказывает свое мнение, и только. Они были молоды, а теперь им лет по пятьдесят.
Макс. Вот и ты проторчишь здесь до пенсии.
Катя. И они вспоминают эти годы как самые счастливые. Я как будто принимаю от них что-то. Это как ребенка с рук на руки передают, а он спит.
Макс. Проснись, дитя, жизнь уходит!
Катя. Пойдем на крышу, Макс, давно я там не была.
Макс. Что ты там увидеть хочешь? Звезды свои? Здесь и неба-то нет, а если и было бы – кто на него смотрит. Под ноги народ глядит, как бы не вляпаться. И кругом иллюминация. Электрифицированный курятник.
Катя. Макс, да ты тоже на цитаты перешел, поздравляю!
Макс. Я на твой язык перехожу, чтобы ты поняла, наконец.
Катя. Что я должна понять?
Макс. Хочешь звезды? Проще простого. Позавчера ко мне брат приехал, на машине. У него в Москве дела какие-то. И ты знаешь, у меня в голове что-то щелкнуло, я сразу понял, что надо делать. Ни минуты не колебался, пошел на факультет и забрал документы. Я думал, он меня ругать начнет, старший брат все-таки, привычка. А он обрадовался. Правильно, говорит, Максимка, мать заждалась. Мы новый дом строим, руки нужны. Сад пора обновлять, деревья еще дед сажал. Сами не справляемся.
(Пауза. Катя встает, подходит к окну.) Если бы ты знала, как у нас хорошо! До моря рукой подать, звезды на крышу сыплются. Ночью цикады поют, утром горлицы «ду-ду-ду», как будто у них горлышко глиняное. Рыба своя. Черешню никто не собирает, надоело. (Встает, подходит к Кате, останавливается у нее за спиной.) Вот что я предлагаю. Я отвезу тебя к нам, ты сама все увидишь. С мамой познакомишься. Поживешь у нас немного. Не бойся, я к тебе приставать не буду. Если передумаешь, я отвезу тебя в Москву.
Катя. Что значит – передумаешь?
Макс. Это значит, что мы думаем про одно и то же, только я, как человек прямой, все говорю вслух, а ты отмалчиваешься. Или отбиваешься цитатами. У тебя что, не найдется для меня ни одного своего слова? Антигону разыгрываешь. Выдумала себе благородную роль. Следовать за Баевым, куда бы он ни завел.
Катя. Макс, все не так просто.
Макс. Все очень просто. Я тебя люблю.
Катя молчит.
Макс. Все, что было когда-то в этой комнате, со мной и с тобой, не имеет значения. Ты, я, Баев, Машка – это люди, которые жили здесь до нас, настоящих. Я только теперь начинаю что-то понимать и не хочу променять это на какие-то корочки. Хотя корочки здесь ни при чем. Если бы не мои пять лет в университете, я остался бы таким же твердолобым, как и был. Знаешь, я ни разу не ревновал тебя к Баеву. Я просто смотрел, чтобы он не причинил тебе вреда. Ты спала в хрустальном гробу, и я видел твои сны. Пора вставать, красавица, герой уже здесь.
Катя (поворачивается к нему, кладет руку на плечо). Герой. И что там дальше было, в сказке?
Макс. Полный хэппи-энд.
Целуются.
Макс. Даю тебе два часа на сборы. Много барахла не бери, зачем оно тебе. Машинку я забираю.
Катя. Макс, я не могу так сразу. Мне надо поговорить с Баевым.
Макс. Знаю я эти разговоры, он тебе мозги запудрит, а мне все сначала начинай. И когда он придет, твой Баев… У меня брат с машиной ждет. Позвонишь ему с дороги.
Катя. Макс, я должна подумать.
Макс (отпускает ее, идет к двери). Не обманывай себя. Ты уже все решила. Через два часа у лифта. Если ты не придешь, я буду ждать еще час.
Катя. Постой…
В дверях появляются Ланка и Баев. Баев пьян, Ланка его поддерживает.
Баев (шатаясь). Катькин, я к тебе с победой, как обещал. Привет, Макс. Уходишь?
Макс. Ухожу.
Ланка. Ему бы чаю горячего и в постель.
Баев. Скажи мне, Макс, что у вас тут новенького? (Ланка ведет его к дивану.) Я сам, сам.
Ланка. Садись. (Усаживает его.)
Баев. Еще не хватало. Я сам разденусь. (Раздевается, ложится в постель.)
Ланка. Я тебе говорила, все хорошо, все в порядке, видишь?
Баев. Вижу.
Ланка. Так, граждане, дайте человеку отдохнуть.
Макс. Я пошел. (Уходит.)
Ланка (Кате). На два слова. (Отходят к двери; говорят тихо.) Это не мое дело, конечно, но так дальше нельзя. Первый раз вижу, чтобы Баев нажрался. По-моему, он боялся домой идти. Время тянул, дожидался пока Макс уйдет.
Катя. Откуда он знал, что Макс здесь?
Ланка. Видел.
Катя. Что видел?
Ланка. Беспокоишься? Правильно. Он у меня куртку оставил, заберешь. (Уходит.)
Катя (идет к дивану, садится рядом с Баевым). Санька (гладит его по щеке), что случилось?
Баев. Все, Катька, кончились наши мучения. Завтра вечером съезжаем отсюда.
Катя. Макс забрал документы, едет домой.
Баев. Отличная новость. На сегодня мне новостей достаточно.
Катя. Давай поговорим.
Баев (отворачивается к стене). Завтра. Я все равно ничего не соображаю. Трудный день. Что-то я действительно перебрал. А Коляну хоть бы хны.
Катя. Пожалуйста.
Баев. Я сплю. (Притворно храпит.)
Катя некоторое время сидит рядом, потом встает и идет к двери. Достает из шкафа куртку.
Катя. Я на крыше. Не заснешь, приходи. (Уходит.)
Баев садится на постели совершенно трезвый. Идет к столу, садится, подперев голову руками. Щелкает выключателем настольной лампы.

Крыша ГЗ. Сумерки. Балюстрада с колонками, некоторых не хватает, крыша крыта черным толем, она вся утыкана антеннами, видны ряды погашенных металлических прожекторов, провода перекрещиваются высоко над головой, на заднем плане видна часть фасада башенки. Вход на крышу из отдельной небольшой постройки. На первом плане стоит скамейка, на скамейке Никита Соловей. Открывается дверь, входит Катя. Останавливается у двери в нерешительности. Во время разговора Кати и Никиты постепенно темнеет.

Никита. Добрый вечер. Я заня/л Ваше место?
Катя. Здравствуйте. Почему Вы решили, что это мое место?
Никита. Мне так показалось. Вы очень по-хозяйски на него посмотрели.
Катя (садится рядом). Вы угадали. Эту скамейку год назад сюда притащил мой муж. В качестве подвига.
Никита. Отсюда отличный вид на Ленгоры.
Катя. Это если встать у края, вон у тех балкончиков. А со скамейки лучше всего видны звезды.
Никита. Тогда Вам надо было принести шезлонг, как на пляже.
Катя. Это мысль. Но сейчас не сезон. И света слишком много. И у меня очень плохое зрение. И настроение тоже.
Никита молчит.
Катя. Здесь на крыше столько проводов… Знаете, я часто вижу во сне созвездия, и звезды всегда соединены между собой пунктирами или тоненькими ниточками, как на картах. Почему так?
Никита. А здесь кажется, что звезды висят на проводах. Мое любимое созвездие – Лебедь.
Катя. Надо же, мое тоже. А Вы знаете, что вторая по яркости звезда Лебедя называется Альбирео? Я всегда думала, что это белый платок у него на шее.
Никита. Бэта Цигнус.
Катя. Альбирео, по-видимому, означает глаз лебедя.
Пауза.
Никита. Я так и не представился. Меня зовут Никита Соловей.
Катя. Очень приятно. Катя. А Соловей это прозвище? Вы умеете свистеть?
Никита. Нет, это фамилия.
Катя. А я умею. Я здорово умею свистеть в монетку. Хотите, покажу? У вас есть рубль?
Никита. Сейчас посмотрим. (Роется в карманах.) Пусто.
Катя. Ну и ладно.
Молчат.
Катя. Никита, а вы ангел?
Никита. Я физик. Ваш друг Женя Петренко говорит, что я единственный человек в Москве, с которым можно поговорить про монополь Хофта-Полякова.
Катя. Вы знаете Женьку?
Никита. Не то слово. Мы одноклассники.
Катя. Почему же я про Вас ничего не слышала?
Никита. Все дело в том, Катя, что я давно живу за границей и в Москве бываю очень редко. Вот зашел навестить кое-кого в ГЗ. Завтра собираюсь с Женькой пересечься.
Катя. Зачем же ждать до завтра. Пойдемте к нему в лабу, представляю, как он обрадуется!
Никита. Он сегодня занят, да и я тоже. Так что мы можем еще немного здесь посидеть.
Молчат.
Катя. Когда я первый раз оказалась на крыше, видела забавный натюрморт. Вот за этими балкончиками на карнизе стояла пара ботинок. Рядом лежала шляпа и книжка. Полный эффект присутствия. Я с тех пор здесь ожидаю увидеть кого-то… Кого-то вроде Вас.
Никита. А что за книжка?
Катя. Мне тоже стало интересно. И хотя это заграждение очень ветхое, я попыталась за него вылезти. Глупая была. Оказалось, это Гессе, «Степной волк».
Никита. Хороший выбор.
Катя. Я даже взяла ее на ночь почитать. Вы не подумайте, я в ботинок сунула записку, а книжку потом вернула на место. Но ботинок там уже не было.
Никита. Хозяин вернулся.
Катя. Или просто сперли.
Молчат.
Катя. Мне бы с Женькой сейчас поговорить.
Никита молчит.
Катя. И еще мне снятся эти башенки с часами. Я не знала, что там тоже люди живут, самые обыкновенные студенты, пока случайно не попала в гости к одному из них. У них на этаже всего несколько комнат, своя кухня и окна на все четыре стороны, как говорит один мой знакомый. И вся Москва. (Пауза.) Я очень хотела бы жить на высоте. Во сне я обычно поднимаюсь по узкой лестнице с коричневыми затертыми перилами, захожу в эту комнату, а там меня ждет кто-то очень-очень близкий. И мы смотрим на город, под нами облака, деревья, и вместо города уже горы, маленькое озеро на плато, белые камни, мох, я вижу каждую травинку, как, наверное, видят птицы. И мой друг говорит мне – помнишь, так было всегда и будет снова.
Никита. Обязательно будет.
Катя. Вы думаете?
Никита. Я знаю.
Катя. Почему у меня такое чувство, что если я повернусь к Вам спиной, вы исчезнете?
Никита. Я случайный собеседник. Наверное, поэтому. Вы думаете, что разговариваете со мной, но на моем месте для Вас сидит кто-то другой. Может быть, Женька.
Катя. Кстати, откуда вы знаете, что Женька мой друг.
Никита (смеется). Никакой мистики. Мы с ним разговаривали по телефону, он дал мне Ваши координаты, Б-1331, правильно? Остальное по приметам. Про лавочку я тоже историю слышал. Так что когда Вы вошли, я Вас сразу узнал.
Катя. Так и сразу.
Никита. Представьте себе.
Катя. Женьке надо в милиции сидеть, фотороботы составлять.
Никита. И про то, что Вы любите всех дразнить, он мне тоже рассказывал, так что я вооружен.
Катя. Раз вы все знаете, скажите мне, Никита Соловей, ехать мне или не ехать?
Никита. Я должен сказать наугад «да» или «нет»?
Катя. Я никак не могу принять решение. Что-то мешает.
Никита. Есть сомнения?
Катя: Вот именно.
Никита. Тогда оставайтесь.
Катя. Если я останусь, сомнений будет еще больше.
Молчат.
Катя. Скажите мне лучше, как человек может узнать свою судьбу, если она не подает ему никаких знаков, ни внешних, ни внутренних. Я ничего не чувствую. Сейчас решается моя жизнь, а у меня анестезия на всю голову.
Никита. Это означает, что все двери открыты.
Катя. Это означает, что мой выбор будет случайным.
Никита. Я это вижу иначе – ничего не предопределено.
Катя. Нет, все гораздо хуже. Где-то там на меня махнули рукой. Я перестала быть главным действующим лицом. Иначе он подал бы мне знак, я так думаю.
Никита. Вы сейчас говорите о реальном человеке или?..
Катя. Конечно, или.
Никита. Тогда почему бы Вам не предположить, что все как раз наоборот. Он не хочет вмешиваться. Может быть, Вы не нуждаетесь в каких-то особых знаках. Вы хотите, чтобы Вас непременно поучали, как в школе, что можно, а чего нельзя. Или вели за ручку, так?
Катя. Я хочу хоть на что-то опереться. Вокруг меня пустота, воздух.
Никита. Или простор. Это похоже на то, о чем Вы говорили. Жить на большой высоте.
Катя. И кто этот человек, в комнате?
Никита. Может быть, Вы его еще не знаете, или уже забыли.
Катя. Слова, слова – может быть, похоже, как будто…
Никита. Таковы правила игры – мы ничего не знаем наверняка.
Катя. Где-то я это уже слышала. (Смотрит на часы.) Пора. Мне еще собираться.
Никита. Вы решили ехать?
Катя. Даже если нет, все равно собираться. Мне почему-то кажется, что я попрощалась и с крышей, и с башенками.
Никита. Передавайте Пете привет.
Катя. Хорошо. Спасибо Вам, Никита Соловей. Вы мне очень помогли.
Никита. Не знаю, чем, но я рад.
Катя. До свиданья.
Никита. До свиданья.
Катя уходит.

Комната Макса. Она похоже на купе поезда, над диваном еще одна полка. В комнате темно. Катя просыпается, садится на кровати, стукается головой о верхнюю полку.

Катя. Это что еще… (Ощупывает полку. Встречает чью-то руку.) Кто здесь?
Макс. Это я. (Свешивается с полки вниз.)
Катя. Макс…
Макс. Иди сюда, залезай.
Катя. Где мы, в поезде?
Макс. Можно сказать и так. Давай руку.
Катя (забирается наверх, пригибает голову, хотя на самом деле над ней ничего нет). Как у тебя тесно.
Макс. Да, здесь можно только лежа разговаривать. (Приподнимается на локте, подпирает голову – видно его лицо.)
Катя (ложится рядом с Максом, спиной к нему, Макс одной рукой ее обнимает). Какой странный поезд. Я так рада, что ты вернулся.
Макс. Катька, поехали со мной.
Катя. Подожди, мне надо столько тебе сказать…
Макс. У меня совсем мало времени.
Катя. Мне здесь не нравится. Почему все деревянное? Это старый вагон?
Макс. Я не знаю.
Катя. Я не пришла вчера.
Макс. Я все понял, не надо.
Катя. Это не значит, что ты мне не нужен. Останься.
Макс. Не могу.
Катя. Мне без тебя будет совсем плохо.
Макс. У тебя есть Петя.
Катя. Это другое.
Молчат.
Макс. Мне пора.
Катя (поворачивается к нему, обнимает его). Макс, не уходи.
Макс. Время. Время вышло.
Катя. Мы приедем к тебе.
Макс. Иди ложись, поспи, еще рано.
Катя. Утром поговорим.
Макс. Обещаешь?
Катя (смеется). Обещаю. (Слезает вниз, ложится в постель.)
Полная темнота.

Комната Макса. Утро. На диване свалена одежда, стоит та же спортивная сумка, книги стопками лежат на столе. Входит Петренко в верхней одежде.

Катя. Женька, ты кстати. А где Никита? Я думала, вы вместе придете.
Петренко. Никита?
Катя. Мы весь вечер на крыше просидели. Мне показалось – не больше часа, пришла домой, а уже совсем ночь. Часы остановились, батарейку надо заменить. Ну что ты, Женька, на меня смотришь? Никита Соловей. Привет тебе передавал, не знаю зачем, если вы сегодня встречаетесь.
Петренко. Ты что-то путаешь.
Катя. Ничего я не путаю.
Петренко. Никита не мог с тобой разговаривать.
Катя. Женька, не будь идиотом. Ты же вчера с ним разговаривал по телефону.
Петренко. Я?!
Катя. Ну не я же. Он приехал, из-за границы. Где он, кстати, живет, в Германии?
Петренко. Из-за границы... Я тебе потом как-нибудь… Все одно к одному…
Катя. Давай помогай мне книжки упаковывать. Я уезжаю.
Петренко. А я хотел тебя позвать на каток. Последний лед, через неделю уже растает.
Катя. Какой к черту каток. Кстати, про коньки я и забыла. Спасибо, что напомнил. Я видела очень странный сон… (Начинает искать в шкафу, на самой нижней полке.) Как мне надоел этот хлам. Еще от Макса осталось. (Вытаскивает некое устройство.) Может, ты мне скажешь, что это такое?
Петренко (говорит, словно отдает приказ). Так, аккуратно клади на стол. Я сказал: аккуратно. И oтойди подальше.
Катя отходит.
Петренко (присвистывает). Ничего себе находочка.
Катя. Петя, что это?
Петренко. Я тебе даже код могу сказать. С этой штукой я сам дела не имел, но макет видел. На сборах. Рванет – мало не покажется.
Катя. Женька, не трогай.
Петренко. Не боись. (Берет в руки.) Если за эту пимпочку не дергать, ничего не случится.
Катя. Интересное кино. Подожди-ка… Позавчера ее тут точно не было, я искала свои ботинки, и ее не было, я бы заметила.
Петренко. Чудеса.
Катя. А потом пришли десантники с колбасой. И Баев намекал на какой-то очередной проект.
Петренко. И что с того?
Катя. Погоди. А вчера он сказал мне, что мы переезжаем на новую квартиру.
Петренко. Подзаработал.
Катя. Я даже догадываюсь, каким образом.
Петренко. Ты же не знаешь наверняка.
Катя (не слушая его). Нет, ты подумай. Они же против своих… Кому они это продают, ты подумай… А еще ВДВ.
Петренко. Ты же не знаешь…
Катя (продолжает). Хорош Баев. Спрятал в шкаф и ничего не сказал. Он бы еще в женское белье завернул для верности.
Петренко. Катя, где доказательства?
Катя: А может, он ни при чем, а? Может, это товарищи подложили, пока мы были в ванной?
Петренко. Ты сама знаешь, как это называется. Паранойя.
Катя. Петя, но эта штука на столе. А Баев разбогател. Плюс его школьные друзья из Рязанского ВДВ. Все сходится.
Петренко. Пока мы не поговорим с Баевым, я никаких выводов делать не буду.
Катя. А я буду. Но не про Баева, а про себя. Петя, я уезжаю. Давай помогай мне книжки вязать, живо. Не хочу с ним здесь встретиться. (Останавливается.) И куда я пойду… Макс уехал... Домой как-то странно…
Петренко. Я сразу понял, что ты не в курсе… Катя, Макс никуда не уехал. Москва его не выпустила.
Катя. Что это значит?
Петренко: Он не уехал даже за пределы кольцевой. (Пауза.) ДТП.
Катя садится и закрывает рот рукой.
Петренко. Брат и его жена не пострадали. Это был боковой удар. Макс прилег на заднем сиденьи и заснул. Ему снесло голову. Кроме правого заднего крыла, все цело. Я видел его брата. Они близнецы, разница 10 минут. Жуткое впечатление. Похожи, как черт знает что.
Молчат.
Катя. Петя, это было мое место. (Пауза.) Вчера я чуть было не уехала с Максом. Я должна была сидеть рядом с ним.
Петренко. Что за чушь.
Катя. А твой Никита меня заболтал. Я опоздала. И даже рада была, что осталась, что сгоряча не уехала.
Петренко. Не люблю я эти домыслы. Твое место. Не приписывай себе… Господи, что ты за человек! Макс погиб, а ты – мое, мое… Не о тебе речь! (Катя плачет.) Ну прости... (Обнимает ее.) ...прости.
Катя. Он со мной попрощался, Женька. Пришел и попрощался.
Петренко. А со мной нет. Тебе повезло.
Катя. Да.
Молчат. Катя начинает укладывать вещи в сумку.
Петренко. И куда ты пойдешь?
Катя. Не знаю, может быть, к родителям. Не знаю.
Петренко. Я тебя провожу.
Катя (застегивает сумку). Как все-таки странно. Прав Макс, у нас цитаты на все случаи жизни. Почему-то мне пришло на ум. (Грустно, с иронией.) Мы с тобой выходим отсюда в новую светлую жизнь. И зовут тебя Петя, как у Чехова.
Петренко. Меня зовут Женя.
Катя (плачет). Бунин ругал Чехова – что за название. Не бывает вишневых садов, где он их видел. А если бы и увидел. Что в них хорошего. Некрасивые деревья, кривенькие, лысые, листочки маленькие. А у нас под окнами вишневый сад, старый. (Потихоньку перестает плакать.) Ягод в нем почти не бывает. Один год помню, урожайный. У меня был одноклассник, Иван. Донской казак. Родители его сюда перевезли уже большого, лет в 10. Он каждое лето к бабке на родину ездил, меня звал. Рассказывал, как ночью носится по степи на лошади, как спит под открытым небом. Говорит, если найти плоский камень, то всю ночь тепло. (Пауза.) Он носил рубашки, распахнутые на груди. Казалось, что это не рубашка, а рубаха, как раньше носили. Мы с ним под вишнями сидели. А потом он женился.
Петренко. Обычное дело.
Катя. А я в Москву переехала. Мы виделись еще пару раз, у него родился сын. А я вспоминаю вишни, какие они были черные в тот год, сладкие, хоть и мелкие. Под этими деревьями я когда-то закапывала секретики, знаешь, что это такое? Детская игра. Надо найти кусочек стекла, вырыть небольшую ямку, и уложить под стекло всякую всячину, цветы, фантики. А потом присыпать землей и показывать только лучшим друзьям по большому секрету. Когда мы с Иваном там сидели, мне пришло в голову поискать их.
Петренко. Нашла?
Катя. Представляешь. Не знаю, чьи они были. Чей это был большой секрет.
Петренко. Что это ты ударилась в воспоминания?
Катя. Иван очень похож на Макса. Поменьше ростом разве что.
Петренко. Опять метафизика.
Катя. Книжки я оставлю. Как-нибудь потом. (Подходит к окну.) А на улице весна. Правда, холодная какая-то, и солнца совсем нет.
Петренко. Солнце есть, его не может не быть.
Катя (идет к музыкальному центру). Давай послушаем на дорожку.
Петренко. Давай. (Садится за стол.)
Катя ставит диск. Это Beatles, «Two of Us» (альбом «Let it Be».)
Стоит у окна, смотрит на улицу. Петренко берет со стола лист бумаги и пишет записку. Накрывает ею устройство на столе. (Надпись: «Осторожно, мины! Сапер Петренко»). Рвет бумагу, берет устройство и кладет его обратно в шкаф, садится обратно. Пока звучит песня, Катя одевается, поднимает с дивана сумку, надевает на плечо, Петренко встает, забирает у нее cумку, Катя берет швейную машинку, они уходят.

















следующая Vladislav POLIAKOVSKII. МИФЫ ОPАНЖ
оглавление
предыдущая Elisaveta SHEINZON. РЕЧЬ






blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney