ART-ZINE REFLECT


REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 25 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ


Ирина ЕДОШИНА. «КИММЕРИИ ПЕЧАЛЬНАЯ ОБЛАСТЬ»,



aвтор визуальной работы - Константин Богаевский; Максимилиан Волошин



или тайные коды культуры (М. Волошин и К. Богаевский)

      Поэта и художника Максимилиана Волошина (1877–1932) с художником Константином Богаевским (1872– 1943) связывали долгие дружеские и творческие отношения: впервые познакомившись в 1903 году, окончательно сблизившись в 1906 году, они до конца жизни сохранили родство душ. Это родство нескрываемо заявляло о себе в рисунках Богаевского к книгам стихов Волошина, в статьях Волошина, посвященных анализу творчества Богаевского, в обширном эпистолярии. В основе их родства душ столь же нескрываемо лежала любовь к югу России. Богаевский был родом из Феодосии, в которую, как Волошин в Коктебель, неизменно возвращался. Для обоих Крым (в интерпретации Волошина, Киммерия) никогда не был местом отдыха, временным пристанищем, но составлял особый топос их творческого бытия.
    Понять источник этой особости позволяют два текста, один из которых принадлежит Волошину, другой – Андрею Белому. И хотя между этими текстами располагается значительный временной промежуток, основные смысловые константы не только изменяются, но получают более рельефный облик.
В 1912 году в журнале «Аполлон» (№ 6, с. 5–21) Волошин публикует небольшую по объему, весьма содержательную статью «Константин Богаевский», которая позднее войдет во вторую книгу «Ликов творчества» (1914–1916). Волошин называет Богаевского «голосом земли»1, далее добавляя, что «Богаевский был рожден таким же исключительно живописцем земли, как Айвазовский – моря…
    Геологическое прошлое Киммерии уже поднималось в его душе»2 . Поэт обращает внимание, что пейзажи, созданные Богаевским, увидены художником «не внешней, а внутрь обращенной стороной глаза», придавая его творчеству ясновидческий характер3. Благодаря этой особенности он становится творцом «живописи сновидений»: «Молодое и радостное солнце звучит чистейшим светом в глубине серебряных сфер», потому «и скалы, и воды, и деревья… не материальны, они существуют как прозрачные кристаллизации лучей»4 . И, наконец, напрямую связывает творчество Богаевского 1907– 1908 годов с орфическими гимнами5.
    В июле 1933 года Андрей Белый пишет статью «Дом-музей М.А. Волошина» (впервые опубликована Гречишкиным и Лавровым в журнале «Звезда», 1977, № 5). В этой статье Белый указывает на тесную (сущностную) связь Волошина с Коктебелем, поскольку «поэт увидел как бы самую идею местности», являя «и древнюю Киммерию, и отложения Греции в ней»6. Подобное совмещение оказалось возможным по той причине, что «сам Волошин, как поэт, художник кисти, мудрец, вынувший стиль своей жизни из легких очерков коктебельских гор, плеска моря и цветных узоров коктебельских камушков»7. Наконец, Белый напрямую связывает Волошина с Орфеем: «… видится мне приветливая фигура Орфея – М.А. Волошина, способного одушевить и камни, его седеющая пышная шевелюра, стянутая цветной повязкой, с посохом в руке, в своеобразном одеянии, являющем смесь Греции со славянством»8.
Как видим, характеристики Белым Волошина практически совпадают с теми, которые Волошин в свое время давал Богаевскому. В результате оказывается, что в работах и Волошина, и Богаевского «дышит» самая Киммерийская земля. Сквозь сегодняшние очертания Киммерии явственно проступает ее древний облик, овеянный орфизмом. Последний, вне всяких сомнений, принадлежит именно к тайным кодам культуры. Хотя, конечно, речь идет об орфизме, переживаемом художественным сознанием конца XIX – начала ХХ веков (Р.М. Рильке, Вяч. Иванов). Отсюда особого рода мистицизм, которым, кажется, пронизана вся жизнь.
    Не последнюю роль в становлении и утверждении мистического мировосприятия играла антропософия Р. Штайнера, через которую прошли и Волошин, и Белый. Напомню, что, например, в 1914 году Волошин работает в Дорнахе на постройке антропософского храма, где в частности, делает рельефы. В это же время активно общается и со Штайнером, и с Белым9.
    Думается, мирочувствие Волошина формировалось через усвоение способности «духовного созерцания», что приближает ушедшее к настоящему в формах, доступных чувственному восприятию. В результате Киммерия, подобно Атлантиде в теософии (например, в работе Р. Штайнера «Очерк тайноведения», 1917), обретает очертания Древней Греции, чей орфизм созвучен миру Волошина. Так, посвященные в орфическое учение обязаны были соблюдать определенные ритуальные и аскетические обязанности: воздерживаться от мясной пищи (от убиения млекопитающих и птиц), постоянно очищать тело, носить льняную одежду. В результате сформировалась особая форма, названная Платоном «орфической жизнью»10.
    По воспоминаниям тех, кто бывал у Волошина в Коктебеле, он носил льняную одежду (хламиду) коричнево-лилового цвета, доходящую до щиколоток, был перепоясан толстым шнуром, напоминающим бечевку, длинные волнистые, спадавшие на плечи волосы были перехвачены жгутом из трав. Не ел мясной пищи. Марина Цветаева открыто связывает тему орфизма с Волошиным, который навсегда остался для нее человеком, введшим ее в Аид11.
    Как известно, орфизм наиболее активно усваивался племенами, заселявшими пограничные с греческими земли, к каковым принадлежало Северное Причерноморье, или Киммерия12. В связи с постижением тайных кодов культуры представляется важным, что одна из частей статьи Волошина о Богаевском именуется: «Киммерии печальная область». Затем на древнегреческом языке название дается в качестве эпиграфа к этой части. И название, и эпиграф отсылают к одиннадцатой песне «Одиссеи» Гомера, где повествуется о посещении Одиссеем страны мертвых, расположение которой напрямую связано с Киммерией:

        Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана;
        Там киммериян печальная область, покрытая вечно
        Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет
        Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль
        Он покидает, всходя на звездами обильное небо,
        С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;
        Ночь безотрадная там искони окружает живущих13.

    Здесь Одиссей принесет жертву и ему откроется Аид, и души умерших жен и героев пройдут перед ним чередой, здесь он услышит предсказание слепого провидца Тиресия. Здесь Одиссей обретает «крылатое слово».
    Так совмещаются современный Волошину и Богаевскому Крым с древней Киммерией. Солнечный, теплый, благодатный Крым укрывает свою генетическую связь с царством мертвых14.
    В 1907 году Волошин пишет цикл стихов, объединив их под общим названием «Киммерийские сумерки» и посвятив «Константину Федоровичу Богаевскому». Цикл открывается стихотворением «Полынь»:

        Костер мой догорал на берегу пустыни.
        Шуршали шелесты струистого стекла.
        И горькая душа тоскующей полыни
        В истомной мгле качалась и текла.

        В гранитах скал – надломленные крылья.
        Под бременем холмов – изогнутый хребет.
        Земли отверженной – застывшие усилья.
        Уста Праматери, которым слова нет!

        Дитя ночей призывных и пытливых,
        Я сам – твои глаза, раскрытые в ночи
        К сиянью древних звезд, таких же сиротливых,
        Простерших в темноту зовущие лучи.

        Я сам – уста твои, безгласная как камень!
        Я тоже изнемог в оковах темноты.
        Я свет потухших солнц, я слов застывший пламень
        Незрячий и немой, безрылый как и ты.15

        О, мать-невольница! На грудь твоей пустыни
        Склоняюсь я в полночной тишине…
        И горький дым костра, и горький дух полыни,
        И горечь волн – останутся во мне.16

    В образе догорающего костра угадывается иной – образ сумерек, струящийся воздух которого пропитан горечью полыни. Эта горечь небытия словно застыла в надломах гор и холмов отверженной и молчащей Праматери-земли. Так Волошин набрасывает абрис потаенной Киммерии, где когда-то «был священный лес. Божественный гонец / Ногой крылатою касался сих прогалин» (V стих цикла).
    Только посвященному открываются подлинные смыслы Киммерии. Посвященный – тот, кто обладает особым зрением, направленным не на внешнее, а на внутреннее, и в то же время остается вечным ребенком Праматери-земли. Через это особое (неразрывное) единство мать/дитя происходит возвращение героя к мистическим истинам бытия, которые для профанного большинства закрыты. Потому его глазам ночь дарит сиянье древних звезд, способность увидеть их «зовущие лучи» и в экстатическом состоянии пережить чувство родства с миром сверхчувственным. Потому признание в немоте звучит как внутренняя молитва, которой в силу органической слитности героя с Праматерью-землей и не требуется никакой вербализации.
    В финальной строфе герой возвращается в обычное состояние, сохраняя память о пережитом как жизнеобразующий мотив бытия.
    Стихотворение «Полынь», как уже отмечалось, открывает сборник, но напрямую не отсылает к Гомеру, хотя, как минимум, через эпиграф пребывает с ним в общем контексте, пусть и мыслимом.     Зато последнее стихотворение цикла уже прямо называется «Одиссей в Киммерии» и посвящается «Лидии Дм. Зиновьевой-Аннибал».     Название и посвящение неразрывно связаны друг с другом: в октябре 1907 года писательница, жена Вяч. Иванова и давняя знакомая Волошина, Л.Д. Зиновьева-Аннибал внезапно умирает, оставив «вселенское страдание и сострадание» (Вяч. Иванов). «Одиссей в Киммерии» – это Одиссей, которому дано краткое общение с умершими. Но за именем греческого героя угадывается и сам поэт. Отсюда – «я» обретает форму множественного числа – «мы».

        Уж много дней рекою Океаном
        Навстречу дню, расправив паруса,
        Мы бег стремим к неотвратимым странам.
        Усталых волн все глуше голоса,

        И слепнет день, мерцая оком рдяным.
        И вот вдали синеет полоса
        Ночной земли и, слитые с туманом,
        Излоги гор и скудные леса…

        Наш путь ведет к божницам Персефоны,
        К глухим ключам, под сени скорбных рощ
        Раин и ив, где папоротник, хвощ

        И черный тисс одели леса склоны…
        Туда идем, к закатам темных дней
        Во сретенье тоскующих теней.

    Тайное знание возможности общения («во сретенье тоскующих теней»), подобно Одиссею, с душами умерших придает стихотворению, как ни парадоксально звучит, бодрые интонации. Напомню, что именно в царстве Аида Одиссей узнал не только об ожидающих его событиях в земной жизни, но и советы, как избежать катастроф. Жизнь реальная и мистическая оказываются неразрывно слиты. Не случайно в письме к Волошину (август 1907 г.) А.К. Герцык восклицает: «Слава серебряной полыни!»17. Это восклицание имеет явно ритуальный характер, потому полынь обретает иные смыслы, этимологически восходящие к «гореть, пылать»18, что явно отсылает к обязательному в орфических гимнах воскурению, сопровождаемому ароматами19.
    Потому К. Богаевский, будучи духовно близок Волошину, в январе 1907 года ему признается: «А ведь Ваши стихи, особенно последние: … “Полынь”… произвели на меня… большое впечатление… это то, что мне всего роднее в природе, самое прекрасное и значительное, что я подметил в ней. “Земли отверженной застывшие усилья, уста праматери, которым слова нет” – в этих словах весь символ веры моего искусства…»20.
    В этом же году Богаевский пишет картину «Жертвенники»21, в которой средствами живописными создает галлюцинирующий, мистический мир природы. Подчеркнутая фигуративность облаков производит впечатление персонификации древних богов во всей их силе и мощи, чьи образы призваны воскурением жертвенников, расположенных на вершинах гор. Пирамидальные формы гор, расчлененные гигантскими ступенями, суть нескрываемо теософский образ соединения чувственного и сверхчувственного миров. Причем чувственное начало имеет античные орфические корни. У орфиков Деметра и Персефона совпадают в едином образе. Потому нисхождение в преисподнюю всегда оборачивается торжеством жизни над смертью.
Жемчужно-прозрачно-призрачный колорит картины пронизан особым светом, которым буквально залиты горы с дымящимися жертвенниками, что коррелирует орфическому учению. Бог-творец у орфиков – Фанет (Φάνης), «Сияющий». Он появился из мирового яйца, потому включает в себя все живущее. Чтобы Фанет освещал мир, ему необходимо принести жертву22. Художник пишет пейзаж в тот момент, когда жертва уже принесена и принята богом, о чем свидетельствуют освещенные горы. В контраст горам темнеют по бокам и внизу деревья, создавая впечатление, что они расступаются перед светом, исходящим от невидимого бога Фанета. Не случайно в уже цитированном письме к Волошину художник пишет, что стихи так глубоко коснулись его заветных исканий, что он должен ответить на поразившее его слово23. Как отклик на слово, полное скрытого знания, художник творит, по его признанию, «неведомый, сказочно-далекий и прекрасный мир»24.
    Тайные коды культуры, связанные с приобщением художественного сознания к орфическому культу, преодолевая временные границы, позволяют творить единое пространство человеческого бытия. Мир вокруг человека – не бездушная предметность, постижение его душевно-духовного начала раздвигает горизонты знания, основанного на сугубо опытном познании природы. Звук плещущейся воды, шелестящая трава, пряные запахи, свет звезд, движение облаков – суть знаки инобытия, пребывающего рядом с человеком. Но понимать эти знаки могут только посвященные, каковыми, вне всяких сомнений, были Волошин и Богаевский. Им было ведомо мистическое чувство, которое открывало тайны жизни и всеобщей одухотворенности Космоса.

.................................................
1. Волошин М.В. Лики творчества /Изд. подгот. В.А. Мануйлов, В.П. Купченко, А.В. Лавров. Л.: Наука, 1988. С. 314.
2. Там же. С. 317.
3. Там же. С. 318.
4. Там же. С. 321, 320.
5. Там же. С. 321.
6. Воспоминания о Максимилиане Волошине /Сост. и коммент. В.П. Купченко, З.Д. Давыдова. М.: Сов. писатель, 1990. С. 506.
7. Там же. С. 507.
8. Там же. С. 510.
9. Впервые Волошин знакомится с учением Штайнера и самим мыслителем в 1900 году. Кроме того, в Коктебеле в гостях у Волошина бывал Папюс (Жерар Анкос, 1865–1916), известный оккультист и хиромант.
10. Латышев В.В. Очерк греческих древностей. Богослужебные и сценические древности /Под науч. ред. Е.В. Никитюк; Общ. ред. Э.Д. Фролова. СПб.: Алетейя, 1997. С. 218.
11. Воспоминания о Максимилиане Волошине /Сост. и коммент. В.П. Купченко, З.Д. Давыдова. М.: Сов. писатель, 1990. С. 240–241.
12. Например, Страбон указывает на знание Гомером племени киммерийцев //Страбон. География в 17 книгах /Пер., статья и коммент. Г.А. Стратоновского; Под общ. ред. проф. С.Л. Утченко. Репринтное изд. 1964 г. М.: Ладомир, 1994. С. 12.
13. Гомер. Илиада. Одиссея. Пер. с древнегр. Н. Гнедича, В. Жуковского /Автор вступ. статьи С. Маркиш; Коммент. С. Ошерова. М.: Худож. литература, 1967. С. 541.
14. Эта связь наиболее явственно обозначится в годы большевистского переворота, когда первые многочисленные репрессивные меры будут проведены именно в земле Киммерийской, куда в надежде спасти и спастись бежала «бывшая» Россия, словно забыв, что отсюда начинается путь в страну, «откуда нет возврата».
15. В репринтном (следовательно, прижизненном) издании напечатано слово "безрылый", по версии М.И. Цветаевой, "над безрылым, чернилом, увесистое К , то есть бескрылый. Макс этой своей опечаткой всегда хвастался" (См. издание, по которому даны цитаты в тексте статьи, с. 468).
16. Волошин М.А. Стихотворения. Репринтное воспроизведение сборника 1910 года /Автор научного аппарата В.П. Купченко. М.: Книга, 1989. С. 84–85. Все цитаты даны по этому изданию.
17. Сестры Герцык. Письма /Сост. и коммент. Т.Н. Жуковской, вступ. статья М.В. Михайловой. СПб.: ИНАПРЕСС, 2002. С. 138.
18. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. Т. III /Пер. с нем. и дополн. члена-корресп. РАН О.Н. Трубачева. СПб.: АЗБУКА; Терра, 1996. С. 320.
19. Орфей. Языческие таинства. Мистерии восхождения /Предисл., экзотерическое изложение мифологических сюжетов и эзотерические коммент. А. Шапошникова; Поэт. переводы И. Евсы. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.
20. Цит. по кн.: Бащенко Р.Д. К.Ф. Богаевский: монография. М.: Изобраз. Искусство, 1984. С. 111.
21. Хранится в собрании Ярославского художественного музея.
22. Латышев В.В. Очерк греческих древностей. Богослужебные и сценические древности /Под науч. ред. Е.В. Никитюк; Общ. ред. Э.Д. Фролова. СПб.: Алетейя, 1997. С. 216–217.
23. Цит. по кн.: Бащенко Р.Д. К.Ф. Богаевский: монография. М.: Изобразительное искусство, 1984. С. 111.
24. Там же. С. 38.




следующая Максимилиан ВОЛОШИН. ПОЛДЕНЬ
оглавление
предыдущая Игорь СИД. КРЫМ: ПРЕДЧУВСТВИЕ НОВОЙ МИФОЛОГИИ.






blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney