ART-ZINE REFLECT
REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 32 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ
АНАТОЛИЙ КРИЧЕВЕЦ. Счастье другого цвета
aвтор визуальной работы - Vladimir Gertzik
АВТОПОРТРЕТ
По черному полю,
По ржавой колючей щетине.
Какая-то птица,
Двуногая птица без перьев.
Тяжелые хлопья
Ложатся на жухлые листья,
Протяжные крики
И тени неведомых тварей.
То осень эпохи,
Закат золотого эона.
Моя же дорога
Лежит через поле и дальше.
* * *
Небесный блюз роняет невзначай
Небрежные, упругие аккорды,
Как будто вышивает по канве
Прозрачных синкопированных ритмов,
А глянцевая глотка фортепиано
Подчеркивает комильфо пространства
И времени изысканный пробег.
Я верю, Гершвин, верю, смерти нет.
А если есть, то только послезавтра.
Не скоро и не больно - так приятно
Об этом погрустить июньской ночью,
Когда луна в озерных зеркалах,
И мошкара кружит над отраженьем,
Как над утопленником-фонарем.
Почти печально напевает блюз
О шелестеньи шелка на коленях,
О женственных движениях дождя,
Не различая было, есть и будет,
(А это ведь и впрямь одно и то же)
И обрывается в аплодисментах,
Которые звучат почти тревожно.
* * *
Когда прогремит полустанок
По гулким колесам вагона
Свое барабанное presto,
И длинно-змеиные рельсы
Застонут, завоют, застонут
Под тяжестью бешенной стали,
И черные дыры деревьев
И низколетящие звезды
Помчатся друг другу навстречу,
Под визг передавленных стрелок,
Под грозный гудок паровозный,
Как рев перезрелого зверя.
Летит огневая победа
Хромого красавца Гефеста
Над вечно распластанной Геей.
В железо отлитые мысли
Несут когитальное эго
Железной дорогой победы.
Мои же бездомные мысли,
Не лезьте, не лезьте в железо,
Вас даже бумага не терпит.
Я вас отнесу на рассвете
В гнездо саксауловой сойки,
Быть может, получатся птички.
Быть может, получатся птички,
Веселые птички пустыни,
Певицы кривых саксаулов.
* * *
По поверхности лета
Скользят мои легкие дни,
Вполнакала жара
Вполтумана веселый угар,
Перелетное лето
Воркует, стрекочет, звенит,
Горьковатая сладость,
Как ветреной женщины дар.
А над синей рекой
Серебристая чайка орет,
По реке пароход
Довоенной еще белизны,
Там судьба-повариха
Полпорции счастья нальет,
Чтоб летела душа
По просторам безумной страны.
Знаю, время не то
Только тех не бывает времен,
Хорошо еще, что
Я из прошлого вышел, как есть,
Ты плыви, пароход
С пионерским флажком за кормой,
Ты неси над рекой
Тонкой мачты пожизненный крест.
* * *
Проточной водой добела отмывало песок,
Прозрачная рыбка клевала личинок на дне,
Где белые блики и темные линии трав,
Которые ветер воды извивает волной.
Веселые тучки летели летели туда,
Где теплое солнце ныряло в зазубренный лес,
Какие-то мысли расселись и пели в ветвях
Кудрявых деревьев, черники и мягкого мха.
Надеюсь, что истина выглядит именно так,
И думаю, стану когда-нибудь этим ручьем,
Крестами стрекоз и приапами белых грибов,
И рыбкой, что ищет личинок в холодном песке.
* * *
Погляди, погляди, красотою спасается мир:
Элегантны орудья убийства и яды вкусны,
И красивые девки в одежде из огненных дыр
Украшают обложки, лаская горячие сны.
Ты конечно же прав, мой последний ценитель Харон -
Ни хрена никогда никого красота не спасет.
Обещаю тебе золотой в день моих похорон.
Но пойду и докрашу идущий ко дну пароход.
* * *
Ночь. Туман.
В молоке потонули звезды.
По углам
Раскатились немые тени.
Вдалеке
Проревел гудок паровозный,
Чьи-то кони
Подковами прозвенели.
Я промчался, за мной захлопнулись двери.
Цезарь дал себя заколоть кинжалом.
Громко чавкали мезозойские звери.
Водолазы на погост провожали
Прапрабабку - кистеперую рыбу.
Прямо в Прадо открыли бордель богемный.
Галилею вчера показали дыбу,
Он отрекся, но я-то знаю наверно,
Кто-то вертит эту нервную землю.
Вертит, вертит и морочит до смерти.
* * *
Судьба то шепчет, то ревет в уши,
Пинком под дых подает знаки,
Я намекаю, говорит, - слушай.
Предупреждаю, говорит, - на-ка.
А норд-норд-ост обрывает кроны,
Безумьем давимся мы с Гамлетом -
Не гоже мыслящим макаронам
Бояться праздничного обеда.
* * *
Не кричи лунатику - сорвется.
Я иду по краю табуретки,
Спотыкаюсь о кривые гвозди,
Подо мной усатая Харибда
С обоюдоострыми зубами.
Не кричи лунатику - разбудишь.
Если загляну матерой правде
В злые зенки - враз окаменею,
Потому что звать ее - Харибда,
Потому что клацает зубами.
Не кричи лунатику, безумный.
Потому что есть иная правда,
И глядящий лунными глазами,
Видит то, что глупая Харибда
Никогда не видит и не знает.
Хороша спокойная улыбка
На краю последней табуретки.
* * *
А пятница уже не за горами.
И каждый раз надменный невермор,
Седой солист осеннего пейзажа,
Скрипуче каркает и мечется над нами,
Хотя бы повод был совсем пустяшный -
Ну, например, последнее свиданье.
Ах, замолчи, провинциальный трагик!
Во-первых, ты не вычеркнешь из жизни
Того, что в ней записано дыханьем.
А во-вторых, за пятницей суббота,
А за субботой - верно, воскресенье,
Где по утру тебе не кукарекать.
Просторный день совсем иного теста,
Где время разбухает и ветвится,
А там для каждого найдется место –
Для всех людей и для любых событий.
ВОЗДУШНЫЕ МЫТАРСТВА
В Вашем голосе слышно что-то рыбье,
Что-то родственное стихии водной,
Где зеркальной подернутые зыбью
По подводному небу ходят волны.
Ходят волны по ласковому небу,
А над ними воздух темен и горек,
И глоток его не то чтобы вреден,
Но смертелен обитателям моря.
Потому что с каплей воздуха в легких
Вы для моря уже больше не рыба,
И судьба своим крюком на веревке
Изъявляет окончательный выбор.
И тогда, летя к последнему пункту,
Где дороги обрываются рыбьи,
Вы имеете всего три секунды,
Чтобы перистые вырастить крылья.
Чтобы вырастить крылья золотые,
Прочирикать ликующую песню,
И умчаться в океаны иные,
А что дальше, никому неизвестно.
.* * *
Странный вальсок.
Тянется, вьется мелодия, будто кружится
Птица не очень счастливая с тонкою шеей,
Держит в руках, обнимает рябую судьбу.
Странный вальсок.
Будто бы нашей дорогой идет невесомо
Ангел горбатый и щуплый с улыбкой невинной,
Кустик серебряных перьев растет на горбу.
Ангел мой, ангел, ну как же тебе удается -
Смотришь, не видя и, зная, умеешь забыть.
Крылья сверкают на солнце, мелодия вьется,
Птица смеется,
тонкая шея дрожит,
Странный вальсок.
* * *
Это не похоже на счастье:
Счастье другого цвета,
У него длинные уши
И хвост, завитый колечком.
И удача совсем иная:
Удача такая птичка,
Свистит воркует на ветке,
Светлые песни Грига.
Это больше похоже
На ясный покой и волю:
У них такие же кудри
И черные бакенбарды.
А может быть, это просто
Вздох усталого бога:
Творенье мое, творенье,
Попробуйте сделать лучше.
Вот так же и я доволен
Своим пупырчатым солнцем
На голубой подкладке -
И что ты можешь прибавить?
Плыви, государыня Рыбка,
Семь футов тебе под килем -
Дворцы твои и корыта
Равно непохожи на счастье.
* * *
Выбегая из метро
ставит ногу молодая
узкобедрая пантера
на изящный каблучок
И я тоже из метро
выхожу за нею следом
в мягко стоптанных ботинках
покупаю эскимо
Я спускаюсь по Тверской
как сто тысяч раз спускался
мимо дома цвета свеклы
сутенеров и братвы
Выплываю на Манеж
где майдан пятиэтажный
и нахрапистые кони
крутят медные хвосты
Крутят медные хвосты
Среди тысячной толпы
Я утрачен, я потерян
Не могу себя найти
То ли я юнец с гитарой
птичка синяя в руке
То ли странный этот старец
на ореховой клюке
Даже может быть китаец
и плыву по Хуанхе
на точеной легкой джонке
с тонким парусом из шелка
на котором иероглиф
говорит, что жизнь прекрасна
разве только коротка
Лепестки отцветшей сливы
Чайку белую на синем
Не спеша уносит мимо
Равнодушная река
Но гляди — сходя на берег
Александровского сада
ставит ногу молодая
узкоглазая пантера
на упругий каблучок
* * *
Под дощатым настилом о чем-то хлопочут волны,
Шевеля отраженьем, как плавниками рыба,
Проплывает кораблик по гладкой спине залива,
Оставляя морщины на безупречной коже
В полосе прибоя бутылки от кока-колы
Кувыркаются вместе с обломками пенопласта,
Под водой хорошо различимы морские твари,
Так что можно не отрываясь смотреть часами
Севастополь, море, Артиллерийская бухта.
Воробьи собирают крошки прямо с тарелок.
Подплывает официантка в ничтожной юбке –
Пятьдесят «Борисфена» гостю из Гипербореи
Человек в униформе не торопясь уносит
Обстановку летних кафе, оголяя пристань.
Севастополь, Артиллерийская бухта, осень.
И опять наступает время артиллеристов.
* * *
Так медленно, как может только снег.
Как может только снег в конце зимы.
Пока летит снежинка мимо окон,
Успеешь набросать стихотворенье –
Такой непритязательный этюд,
Где акварельно мертвая натура
Почти неотличима от живой –
Настолько медленно паденье снега.
Настолько медленно его паденье
И так бесхитростен слепой полет
По головокружению пространства,
Что время застревает комом в горле,
Впивается иголкой в подреберье,
Остановись! – неслышными губами
Кричит слепой, но поумневший Фауст.
Но полно, герр профессор, слишком поздно.
Темнеет. Снег мешается с дождем.
С размаху мокро хлопает по шляпе,
И оставляя след на крепких ветках
Готовых распуститься тополей,
Оканчивает жизнь самоубийством
В глубоких лужах черного асфальта.
* * *
Разлюли-малина конец июля.
По мосту через пересохшую реку
Из последних сил ползет электричка,
Человечьим голосом шепчет – жарко.
Пассажирки с выпученными глазами
В легких платьях minimum minimorum
Еле терпят даже такую малость,
Потому что в окна – ветер Сахары,
Потому что время летит, как ветер,
И терпеть осталось, увы, недолго.
Иван-чай доцвел до самых макушек.
Разлюли-малина конец июля.
* * *
Это лето, едва началось, свернуло на осень,
Напустило туманы, мелкий дождик и морось,
Слишком теплые, чтоб огорчить тебя и расстроить,
Но такие долгие – как не понять намёка?
На садовых качелях как раз в середине лета
Мы сидели обнявшись не жарко, но с тонкой привычкой,
Как обычно, легко болтали о том и об этом,
О простом и серьезном – легко, - как обычно.
В белом платье твоём a la Greece позапрошлого века
Среди парковых статуй, где арфы, Пегас и Пушкин,
Ты смотрелась музой, парящей рядом с поэтом,
Вдохновляя поэта полуоткрытой грудью.
Я кричал спасибо тебе и мудрому Богу,
Не снимая рук с намагниченного колена,
А над нами птицы сговаривались к перелёту,
Не дождавшись конца этого странного лета.
* * *
Если под утро не спится – это надолго.
Мерной пробежкой минуты - серые мыши,
Где-то над ухом трещит ночная сорока,
Жалко, что нет рогатки или ружьишка.
Если не спится, то это хороший повод,
Чтобы копаться в груде ненужного хлама.
Кто это тот, о котором я столько помню?
Чьи это блекнущие воспоминанья?
Что-то случилось с нитью или же связью,
Прошлое отплывает, будто чужое.
Вот и теперь вспомнилось детство, Ялта,
Счастье без меры, которого не было вовсе.
* * *
Буду предельно краток, поскольку время
Не выпускает из рук своё подгоняло
Ты открываешь рот, а песенка спета
Только махнешь рукой, а лето пропало
Лето пропало, потом промелькнула осень
После зима захлебнулась в весенней луже
И на твоем горле годичные кольца
С каждым витком затягиваются туже
И потому я краток – слушайте, люди
Ибо не я говорю, а сама мудрость
Жизнь коротка и ничему не учит
Если ты сам ее не научишь чему-то.
Пусть же она остановится и оглядится
И перестанет трещать своим подгонялом
Здесь моя речь переходит границу смысла
Все же я был краток – это немало.
* * *
Осенний день, прозрачная вода
Ознобливая рябь колеблет небо
И отраженья редких облаков
А для плывущих листьев это буря
И тысячи погибших кораблей -
Кленовых лодок падают на дно
Они смешно глядят из-под воды
На братьев, что еще висят на ветках,
На нас с тобой и перелетных птиц
Давай и мы нырнем под слой воды
Уляжемся, спокойно глядя в небо,
И будем как обычно всем довольны
Ведь эта осень чересчур красива
Для тонкого и развитого вкуса
Вот эти позолоченные листья
Разбросанные будто бы небрежно
По бархатно остриженной траве –
Что до меня, так это слишком сладко
А мы нырнем под зеркало воды
Откуда будет видно только небо
А небо безупречно, как всегда
* * *
Вот паутина растянута между деревьев
Я б не заметил, когда бы не мелкие капли
Что облепили ее и сверкают на солнце
Как драгоценная ткань под рукой ювелира
Скажешь, банально? - согласен, но речь не об этом
Вот он хозяин – невзрачный такой паучишка
Крохотный сгусток желаний, невинный убийца
Вниз головою висит на своей паутине
На волоске – над голодным безжалостным миром
Вот она птичка небесная тянется клювом
А за деревьями город столица имперьи
Плотно накрыт паутиной асфальтовых улиц
И миллионы желаний в железном хитине
Яркими крыльями на поворотах сверкая
Тихо ползут по своим паутинным дорогам
На волоске над холодной бессмысленной бездной
Черной дырой под асфальтом растущей пустыни
Следом слуга ваш покорный участник событий
Разом похож на Вольтера и на Хлестакова
Где-то плетет паутину для жертвы невинной
Где-то ползет в коробчонке по улицам злобным
На волоске над своим непременным финалом
Вот она птица небесная тянется клювом
следующая ДМИТРИЙ ЛЕПЕР. Hижегородские мосты
оглавление
предыдущая ВЛАДИМИР ИВЕЛЕВ. Перевернутое зеркало
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney