ART-ZINE REFLECT


REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 12 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ


Ника СКАНДИАКА (Эдинбург). СТИХИ


* * *

e trasparire vidi i nostri volti
gia risupini lividi sepolti...

Guido Gozzano



а помнишь как мы на утином пруду в сокольниках
под лед сковырнулись там было наверно по шейку
из таких лунок детства что-то зовет до сих пор
и чем я выше температурю тем знаешь отчетливей

– я не то что способен на многое
но если и правда услышу тебя в этом голосе
то не обещаю конечно что прямо в пальто в полынью сигану
но как бы сказать что крепко над этим подумаю



* * *
из чертовщины и мусора на полу
поднимается невозможная, благовонная феникс
и разводит крылами

над отражением в костяных:
камере хранения; стенах
хранения, понимания, смеха;

над ей снаружи не видным;

в скачущих от бессилья.

надо бы ее быстро и чудовищно изучить,

а то, боюсь, раньше
завтрего, раньше
пяти тысяч лет, усхнет.

даже фенигма, фигмент костяной и хробыщущей комнаты воображения, камеры
смеха! усхнет:

уже

рассасывается на части. из них
и роет себе могилу.



* * *
доброе слово и кошке приятно.
и рыба на отчаяние способна.

если посмотреть под микроскопом
на амебу в электрическом поле –
ясно, что и та умеет ужас.

хорошо бы умереть от марафона,
родильной горячки, решенной задачки:
пока силы снова не появились.

а то как-то уж совсем бесславно тонет
свобода действий, высокое белесое судно,
в море красных кровяных спасательных, с полностью заращенной
плевой, кругов.

и ничьего-то не украсит торса
облупленный рострум ее.



* * *
...и вот по радио пропели:
"никто не одинок в апреле"...

– так совершим же акт
спокойствия, – всего один, ma
grande como il mare.



* * *
от жара колеблется между
деревом и человеком
пятно воздуха бог

кастор колеблется между
поллуксом и полидевком

преследуем поллуксом, кастор
обращен в полубегство
обращен в касторовое дерево

поллукс полудик и одинок



* * *
на балу как саломее
подносят полное ухо яда
не стесняйся мол пей до
дна. в сутчатых складках перламутра
гладкая жемчужина. не куколка монарха на шелковом пятачке
в стеклянном пиджачке с золотыми бляшками: бабочки не будет; но
на соринку смерти вместо накра надет
такой как в гавани бывает свет



* * *
я задремал и
увидел любимую посреди себя,
как в центре мощеной площади с голубями
сквозь полдневный венецианский

свет



* * *
жизнь
эта опера макиавелли
в перерывах заходящаяся кашлем:
стихи!стихи!ЯРХУХ!



* * *
к голой стене
осторожно
прицеловывается
плющ

та
сжала зубы, но вот-вот затычет: тут! и тут! и тут!



* * *
поцелуй с развинчиванием лат



* * *
мои слова должны
с твоими рифмоваться



* * *
да что там! любая
возданна любовь,
и не целиком меня не любишь:
но любят меня
стопы твои
ладони твои
окраины уст твоих
– втайне от тебя:
ибо
выше зениц,
бровей превыше
обитель твоя



* * *
Десять лет просмеркавшись по закоулкам дома, Одиссей
выходит Пенелопа глаза ломятся от све-
та сверяет-
ся кивает но
не без сомнения в голосе
как слепая
матовая Аннелиза семейство Annelida
и отправляется в странствие и отправляется
мыть посуду, затем полы.



* * *
в музей приходят за ван гогом
с любимыми, как со своей посудой



* * *
а у нас до сих пор выдают замуж только
в семьи с таким же
жизневоротом
то есть родители если
у тебя ходили в прапрадедах
а потом будут среди внуков
то мужа тоже ищут такого
так хоть знаешь когда появишься

ведь если скажем 3 и 4 поженятся
то однажды помрешь – и двенадцать раз ждать
и неизвестно что за семейство еще
по мне лучше как с'час
пусть дедовы-бабкины крылья хоть в масло сколотят
заплечный воздух
хотя молодым тяжело конечно

– у вас-то? у вас вообще говорить не о чем
кольцо распугано все ядро распрыскано
раз случишься – страшно подумать куда унесет



* * *
не буди во мне зверя
свернувшегося калачиком



* * *
в умирающем городке накоротко загорается богородица



* * *
дождь грибной
идет в выходной

чтобы прокормить наскоро сбившуюся семью
из малолеток и влюбленных



(credo)

в горах – в тебя, в тебя, а стоит щелкнуть дверью –
и свойства дыхания уже не те,
и в феникса, и в фауста я верю.
за что меня Стращаешь в темноте?
чем жертвы неизбежного ожога
(а те и без тебя обожжены –
то нежностью к стене, то жизнью без жены),
тащу не меньше, безутешно много.
Оставь меня! и мне сизиф заменит друга,
а глянуть в угол –
там в аид
ходы, орфей – не хуже гид,
чем ты, еще морским меня дарит
бесстрашием нерей,
и стайка данаид
бессилье
несет и оханье дверей,
пока сушить Развешиваешь крылья –
и свищут во дворе –
и сохнут на горе



(клен)

последний потомок одной из больших дорог древности
раздираемый мощнейшими распятиями
чревоточащий

светящийся



* * *
каждый ангел ужасен
говорит рильке

да что там ангел
что до меня так
любая дриада

как схватит за шиворот да тряхнет

и все
мешок костей



* * *
разоружение получеловеческого существа
перед одиночеством?
– воображаемой купальщицы

которая все равно будет отбита
живописцем
у своры самых настоящих листьев

реветь разбужена разорена



(коленный сгиб)

о красота, от беса сохрани.
младенческой гаргольей с оборота
прикрыла, будто он твоя порода:
из яблоковой якобы родни;
и круглые глаза, и детский рот; а
на деле – глаз с другой-то стороны
страшнее мудреца и сатаны –
пупка; сощурен в прорезь от полета,
и хочется пририсовать значок
египетский, языческий зрачок.

не чаянный ни евой, ни еленой,
черт носится над чашечкой коленной,
бес равнодушия, ходьбой истерзан
девы тленной.
и нимфы ног чем чище и стройней,
тем кажется странней:
его целуют, носят
под сердцем,
молоком и
нектаром тычут в носик насекомый.



* * *
тем-то каждый марш – болезный,
чтоб там каждого спасти.
тот же путь по площади пройти,
но уже над бездной.

нет, скорей у истукана,
что с обратной стороны колена,
зрачок проклюнется – и так он
избегнет тлена:
как у картошки и боба, зрачок.
как лодкой было пожранный пророк.

– уж если уши, дар гермеса, и у кузнечика отысканы в ногах,
и нюхом обладают, обрастают пах и всякий прах,
и ночью шепчется плечо с плечом по-человечьи, ни о чем...

– разум, как жук, нет, шива, шестирук; и шестикрыл; и пал,
но разве ни в одной, одном из этих чувств, и рук, и оперенья
себя на обретенье не обрек,
и это лишняя все радуга, недуг,
родня русалочкиных ног?



(берберка с ребенком в аэропорту)

вот богоматерь и весталка
встала в очередь на посадку.
к ней – деревом, а в нем обвал.
тогда – подкоренным к ней зевом.
но бессмысленно к арум-девам
(початки из-под покрывал),

лучше, что в небо гнал, собой, – как
цветы, из этих, кособоких, –
спрячь: в кронах – крах тебе и стон,
а молодая сабинянка,
что год, встает без обиняков,
ребенок под ее листом.

но жив и так, и три жжешь сразу
жизни, синхронно помня фразу
"адмиралтейская игла",
и фразу "время ускользает",
и то, как зарево пронзают
аэроплановы крыла.



* * *
я и собаку вылижу, и землю.
и девочка, и доча ей скажу.
ковру вцепившись в шерсть сейчас лежу.
и близко к нёбу внутреннему, зеву –
на моем горбу, скомканном юру.

есть те –
на собственном прямом скрипят хребте,
но не совсем, не сами, сверху сила
их присвист в шум себе впустила.
их дивный девственный, древесный ряд.
шубой дарит на их меху: ветру.

древнему дому не бывать мне, древу;
под кровообранительницу деву,
ни под атланта, прогрызену – чреву.

а в ногах кровати видать – по предку
в куцем тотеме свило клетку.
и темнота ворчит отсюда ввечеру.

в студень из кровачьей ляжки ко мне ныряй,
кто хочешь, властным ножиком пыряй
с ручкой из перламутра с зиггурата.
любому прикосновению рада.



* * *
как ты не глядя минула меня
мария
к мужчине женская любовь



* * *
до чего же солнце – простой организм!
копит листва в сердцах свет, – в выемках, выменцах, и –
вынянчила, вынынчала, выкормила в твари, выходила из кори, всякой хвори, вывенчала
из звеньев – зверя, громкого червя,

а тот возьми
и повели:

– ноздри зависти
остуди,
копытом мести
оступись,
конем ненависти унесись,

– хоть удавись – а

стань передо мной, мокрый лист перед жаркой травой,
ты, швеина рука,
копье вон из расколотого языка –
в хоровод выходи, на бой!

(языком врожденным: штопором голосом в глотку заставлял раздеваться дрожа)



("о любви и смерти")

о смущенной лилии с искалеченной пунцовой,
со сломленной свинцовой головой (лепестки сломаны внутрь).
о лилии на слом и слаломе яблоневых лепестков

мрак и утром давит мелкими когтями).



* * *
реку русалка
держит в двух ладьях
вроде как поводья – только то что важно
то есть оборону
но в ладонях
плоскодонках

от усталости рассасываются черты
в пол-лица чешуя
некуда девать эмбриона



* * *
вооруженная до зубов
розой комплексов, брось!

проблем, стоящих перед тобой
на коленях,

слаще для голых ладоней
белые попы.



* * *
антоновку-вечер в кислящий закат как хочу надкусить!
но кожицу надобно медленно снять поцелуем.



* * *
долгий полог был-пролог.

но теперь не одинок
больше он не единица

– милым сердце и зеница
он им будет зреть и биться.

веским груженных горбом
будет будет вереница
и пески пески кругом

и уже видать его
как он шлет хвостатый дар
под парную под вуаль –
в (сам спиной ее ваял)
снова девственную даль
снаряжает сватовство:

писем скальпики: белее –
самолетики белей
кожи свежей галатеи
сохнут в кронах кораблей...

сам-то в городе – зарос он
– город – ярким и забросан
наш бродячий иудей
яблоком – прелюбодей –
красок: башня их-стрела
(под вопросом под стрелой
удалой скиталец мой.
рядом ходят тяжелы
каждый от своей стрелы) –
для полета тяжела –
с росту прыгает в глаза
(тигр и яблоко) слеза


* * *
вкусная полоса
вчерашнего асфальта:
чем вдруг на шаг отозвался
так? еще свободой
дышит, еще совестью, погодой
не досушен, не пригвожден
к запаху и времени – дождем,
вроде, с первой любовью не связан,
цепкой случая слюнкой не смазан,
вышел один на подвиг...
но чем вдруг так наполнен,
на слух ли что напомнил?..

в крапчатой ночи
его, сродни кухонным,
так же – хоть молчи –
беспокойно шторами шуршит
мысли блудная гамадриада,
чуждыми личинками чревата
в грудном дупле, –
слышно, спит в почти сухом тепле.
для ходьбы, тоже голод ведь, хороши
сочная колбаса и
пухлый хлеб его. лег
любовно так, ломтями.
нюх, башмака щелчок,
ножа, чуть только глуше.
как будто даже суше,
так даже лучше,
немного за плечом
и локтями,
весь звук под волосами,
спрятанными в пучок.






следующая Ian SATUNOVSKII (1913 - 1982). VERSES
оглавление
предыдущая Юрий ПРОСКУРЯКОВ (Москва). СВАДЕБНЫЙ ЗАЧИН etc.






blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney