ART-ZINE REFLECT


REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 15 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ


Павел НАСТИН. Из цикла "ЯЗЫК ЖЕСТОВ" etc



aвтор визуальной работы - P.NASTIN



Из цикла "ЯЗЫК ЖЕСТОВ"

*
[язык жестов]

старушки
содержат кошек
и прикармливают
дворовых собак
дети спились
разъехались
и ждут когда
освободится
жилая площадь
а собаки
хорошо понимают
язык жестов


*
[с небольшой высоты]

читатель я знаю
что мои тексты
похожи на допотопный аэроплан
на самолет ещё не приспособленный
для туризма и трансатлантических войн
эти лишние третьи крылья
шланги тяги тросы и элероны
винт деревянный
перкаль и мотор наружу
могут показаться тебе смешными
я не обещаю тебе
эргономичного кресла
возле иллюминатора
кофе
завтрака
гладкого чтива
не гарантирую вида сверху
на облака
на океан или
на светящиеся
гнилушки столиц
но если ты решишь
занять своё место рядом
на самом сквозняке
провинциального ветра
и мы полетим
то с моей небольшой высоты
ты разглядишь за предместьем
где рабочие выпивают
за гаражами у старой кирхи
за тем ольшаником
на лугу
мышкующего лисёнка
и белую собаку
тех кто так дорог
моему сердцу
может быть и твоему тоже


*
[клетчатое твоё]

ты кормила
с ладони
конвертом
почтовый ящик
его рот голубой
и голодное брюхо
имперской птицы
чтобы клетчатое твоё
милый здравствуй
мы все здоровы и сын
уже большой вырос
и так похож на тебя
через тайные ходы
в холодных адах
до меня добралось
но наверное
уже поздно
я стал совсем
стеклянным
оловянным
серым
и деревянным
слишком долго
по евразии
ходят письма


*
[чтобы утолить]

наверное можно
сказать об этом
и я пил воду церкви
но я не пил её вина
но это не будет правдой
когда в конце августа
примерно
в половине второго
мы вошли
в церковь близнецов
на улице стояла жара
хотелось пить
нужно было заказать
сорокоуст за здоровье сына
лежавшего тогда
в ожоговом центре
и ещё я должен поставить
пятирублёвую свечку
за упокой души
моей матери
она умерла от алкоголизма
и все дела
уже много лет
я не принимал причастия
и прежде чем выйти
я пил святую воду
из пластикового стакана
просто
чтобы утолить жажду.


Из цикла [schenke sand]
памяти Александра Касымова

***

[речные стекляшки]
*
в разжатой ладони
осколки интенций
речные стекляшки с кровью
поверхность и глубина
поменялись местами
на причале остался котенок

и хромая собака


[к счастью]
*
раковина аргонавта
разбилась
о бетонную ступеньку
к счастью
человек смертен


[у елок есть лапы]
*
у воробушка есть крылья
он летает ими
и прыгает лапками
а у человека есть только ноги и руки
ноги повсюду ходят
руки что-то работают

прошлой зимой я нашёл на улице
пустую бутылку
выполненную из
синего стекла


[это возраст]
*
о.ш.

к'мон...
йеее...
к'мон...

ох как это всё устарело
эти ох как верлибры
и полиметрия
и вообще вся эта
попытка высказать
ся
не больно надо
а нужно больше экспрессии
нет так уже не говорят
а нужно без оглядки
да и так уже больше не носят
голову
на плечах
на своих плечах теперь
голову носить слишком
слишком роскошь
но как-то нужно же вот так
раз!
и с плеча
нужно молодо
зелено и чтобы
слово целка
и другие стратификаторы
тоже нужны
а я все никак не решусь
решить
то ли там я отстал от поезда
то ли прилетел сюда самолётом

это возраст


[привычно метко]
*
привычно
метко попадает
голова
в брошенный
без греха камень


[как правильно покупать сигареты]
*
ты – память как после работы
правильно возвращаться домой
как правильно покупать сигареты
муратти амбассадор
консервированный зелёный
горошек молочных и мозговых
кожаную осеннюю обувь
сгибать уголки салатовых салфеток
и трещины на фотографиях
города и деревни в пределах данной
длинные коридоры в которые
просится коричневый
но достается зелёный
короткие сообщения о погоде
утром
запах чёрного кожаного чехла
устаревшей фотокамеры киев 4А
ослепшей в неумелых руках
траектории телец плодовых мушек
эти счастливые цифры на автобусных
билетах – ты лущишь их как солёный миндаль
пока переползаешь соборный мост
на спине понедельничной черепахи


[целую ночь смотрел]
*
целую ночь на стену
смотрел и думал:
то ли криво висит икона
то ли дом стоит
неприлично ровно


[город висок]
*
дождь
сыр город
отверстия утр
воронки цифр
скользкие туннели
ведут ведут
не пей воду
станешь
соляным
каменным
вдыргород
прогорк
жир город
человеческий
ноготь
на горизонте
огрызок
ногтя на горизонте
бой город
пятнами на осколке
на бутылочном
непроспекте
вынь город
прилунным
пёсьим воем
показывают
стрелки
переломы
нах остен
драга чешет дно
нах остен
повернуть
вспять повернуть
все стрелки
на часах
back город
тише мыши
ходят люди
носят голову
на блюде
голова
не пускает
на двор
поиграть
в нечлено
раздельность
нем город
просачивается
в песок
тонкая жилка
город висок


[театр]
*
пресёкся
пересёк
запретный стал
обрывкам
переношенного
солнца
машу
огарками
рук


[из воздуха]
*
твои опять приносят
на ресницах
сказать ли
что они приносят?
волны козлиной шерсти
на боках
на горном склоне
на склоне
ну дай же мне
сосредоточиться

полетим в среду
во вторник

глупенькие
мои вторичные
вирши
тише тише
не вопите

о несостоявшемся
прошлом

а ты

походкой
из воздуха
вынашиваешь
детей


[победа]
*
прошел дождь
намок одуванчик
каждое новое
ржавое пятно
на железе
наша маленькая
победа


[сплошным прозрачным]
*
днём
звуки улицы
лай собаки
и плач ребенка
вечером
звуки дома
из крана каплет вода
и мурлычет кот

а люди любят
оправдываться
многослойностью

но человек
рождается сплошным
а потом
делается прозрачным


[онемевшим]
*
я онемевшим
синим языком
тянусь из чёрной
проруби по-русски
бысть лепетом
и недоледоколом
в остывшем горле
мёртвого кота
раздавленного
спешкой
тысяч ног
по сонному
трещатому
тротуару

возьми возьми
это моя рука
холодная
холодная
рука

я оборзевшим
псовым языком
облизываю
пригоршни
просторов
сосу щетину
яровых озимых
невосходящих
как не всходит
солнце
над нераспаханнымиснежными полями
уставших женщин

тронь
тронь
этот огонь
я кукольный
тряпичный
холодный
колокольный
огонь

я отрезанным
языком
раздвоенно
ползу по долу
по подолу
вцепясь
пропащей птички
кратким коготком
несовершенного
распятого
глагола так
невозможно
поездатых
расстояний

меж теменем
и
семенем тмина

именем сына


[ловчая сетка]
*
вынимаешь свою стрелу
из моего сердца
и смеёшься
какая ловчая
ловкая сетка
фруктовая слизь
отдельные
цветовые пятна
вынимаешь свою
фотокарточку
из керамической рамки
и она пуста пуста
учащийся дышать я
разучился от книжной
пыли насморк
капли в глаза
ловчая ветка
тени бредут по ресницам
и по пальцам
хватают пальцы
хватают хватают
старинный запущенный сад
живёт из стволов
вынуты стрелы
и сочится смола
по сливам
сочится сочится
вынули стрелы
от белых цветов
омелы жду
заживления ран


[чудаюдаюга]
*
вещи и вирусы
в заглавиях снов

налипло за ночь
напотело на окнах
портреты будущих
властителей
дыры от мыра

глянь
повсюду повсюду
их
чудаюдаюга

раздвоенный
язык зимы
слизывает с тротуара
жёлтые лепестки
гвоздик

я чувствую теплую розу
в хриплой сырости между
плеврой и лёгкими

я дышу глухо
как лёд
затаясь

переулком грядет
их
чудаюдаюга

иссякло горючее в облаках
они не дотянут до
verbного воскресенья

солнценаух смеётся
он получил
правительственную
телеграмму
на красном бланке

завтра он от
бывает в
благословенный
западный к
рай шагнет с брусчатки
закатного вокзала

где прежде
рыжие собаки
и
рыжие девушки
учили меня любви

с грядки раннего февраля
спелые вино
градины
мертвые гадины
ямы и впадины
рядовые слепые пятна

а у него есть
складной
ножик

и всё легче
легче
между плеврой и
лёгкими

не век же ваша
чудаюдаюга


[там, где упала ласточка]
*
Соединив руки,
запоминаем
древние загадочные
приметы растений,
но раскрыть книгу
можно лишь там,
где упала ласточка
возле телеграфного столба.


[мельничные псалмы]
*
перед богом
как ты предстанешь
в своих двуxсотдолларовых
ботинках?

*
соль
в стеклянной банке
от лососевой икры
кто сделает её
солёной?

*
объектив
наводишь на резкость
а сам близорукий

*
листьям тополя
нужна одна ночь
чтобы родиться
а тебе?

*
улицы длятся
как дурной сон
заведи будильник

*
развалина безхозного тела
кое-как служит приютом
пока глупая душа
носится туда-сюда
как пыль в луче
как скрип половиц

*
придет котенок помурлыкать
калачиком свернётся
по часовой стрелке или
против часовой стрелки

*
мир самотождественен
хоть это и глупо

*
нумерология
автобусных
билетов

*
в твоем дыхании
есть привкус молока
берёшь меня за брешь
и брешешь о любви

*
ничто
ничему
не
противоречит

*
людство

*
иней на опушке тростника
в поле у кольцевой дороги
из автобуса выпал старик
у него на руке кровь

*
распущенная роза отцветёт
рассыпав возвращённые упреки
лепестки

*
от запаха
древней кожи
останавливается
новое время

*
офелия лежит
на мягком ложе ила
на дне метановой реки
и пузырьки всплывая
колышат её волосы
как водоросли

*
что же
осталось
важным
живым
и влажным?

*
янтарная луна
роняет капли света
на язвы городов
и вызывает
нестерпимый зуд

*
строительный материал
песок

*
при внимательном
рассмотрении
ты непригляден
и гол
и твоему скелету
за тебя стыдно

*
окно крестится
а ты протри стекла

*
лужи
это дыры
не провались
в отражение
вверх

март-октябрь 2003


Из цикла "[Письма к королеве Луизе]"

* * *
о семи мостах
логическая задача
разрешается бомбардировкой
древних церквей
английским воздушным флотом
сорок четвёртого августа
двадцать четвёртого душной ночью

любовь моя видишь причалы пришли в запустение
в церкви твоей разорившийся балаган
и дырява крыша и кладка жёлтого кирпича щербата
и беспризорна и о тебе всё молится молчаливый
куст шиповника над оливковыми речными волнами
а мы с тобой беседуем по ночам посмеиваясь
над вечным ты мёртвая и я смертный

каждый день каждый день
каждый раз каждый день
динь дон динь дили день
жестяным хвостом поводит
джазовая русалка телефон
чёрный с длинным шнуром
внезапен как башенные
часы со спутниковой наводкой
точность вежливость вдовых
кайзеров Луиза причалы
пришли в запустение
кладка желтого кирпича
щербата деревца тополей
и берёз пробиваются и цветёт
розовый куст над оливковым маслом
ленивой реки что давно не ласкает лодки
и парусники с амбициями и с грузом
корпуса медных компасов вышли
но игра продолжается Ханза всего превыше
была есть будет пока есть товар в Европе
пока в воображении вертятся деньги

королева наше дело хлопок и шёлк
не бумагой мы властвуем не приказом
мы сошли в темноту с экрана
чтобы больше не возвращаться
мы больше
и с т о р и и
ф и л о с о ф и и
л и т е р а т у р ы
но мы не медиумическая истерия
а в домах королева
всё так же не спят ночами
на французский манер
наслушавшись соловьёв комаров лягушек
в нашем городе носят зонты и шляпы
и за солнцем ездят на побережье

они счастливы королева
поперёк ничего не скажешь

причала жёлтый кирпич щербат
жизнь прошла начинай сначала
шиповник роза
речная вода в реке
вечность невдалеке


* * *
если ты смотришь в стену значит должны быть тени
тени мыслимого на побелке сущего как рисунок
хрустким углем юго-восточный ветер приносит холод
в кармане карма летняя терпение пыли и нелюбовь к полётам
голые коленки трогательны как освещенные янтарём окна
чужая жизнь в тёплых артериолах соблазнительна но
недоступна можешь коснуться её и почувствовать отчуждение
можешь коснуться асфальта и помолиться Изиде можешь
нежить набухшие веки ложным холодом терпкого лимонного льда
согревая чуткие пальцы заблудившиеся в каштанах её волос


* * *
время проращивает деревья
из свинца и осколков стали
пулевые дыры вода залижет
и что было пойдёт как прежде
наша память благодарнее и короче
вздоха тощенького еврея
подхваченного зюйд-вестом
на остзейском песке весною
расстрелянного ненароком
и в песок ушедшего телом
как отдельная атлантида
на съедение геродотам

королева это наших с тобой рук дело

королева пока ты была в отъезде
я здесь присматривал за порядком
падения дождевых капель


* * *
я знаю как приходит фашизм
просто как ночь приходит
утишать тощую боль утешать
существующих несуществованием
чтобы пресною стала соль
чтобы поить жаждущих жаждой
чтобы жадно глотать живых
адовой карфагенской пастью
чтобы строить на руинах
чтобы рожать мычащее мясо
чтобы немое мясо заговорило
для этого должен прийти фашизм
чтобы мертвые убивали живых
должен прийти фашизм
я вижу как он подбирается к моим ногам
мутный как ломаная мартовского прибоя
липкая тварь ложный свет чёрный свет
гибельное спасение пар над ретортой
круглый и мягкий как карцинома
иррациональная речь безъязыкого
юродивый одетый в лохмотья денди
королева на своём плече этим утром
я чувствую холод его дыхания


* * *
в аквинарии пусто
в пустоте крещение принимают
призраки призраков
и бродят в пространстве
замкнутом медной крышей

Альбрехт
хей разве звёздное небо вместо жести
не лучше не лучше того что мы строим

строим на руинах
строим на костях

разве английские летчики
не лучшие богословы

звёздное небо
звёздное небо
вместо крыш

хей Альбрехт
нестерпима приличий ложь
и по ликам
пусть хлещет дождь


* * *
я стоял на перроне глядя на поезд
навсегда на восток ушедший
навсегда ведь если он и вернётся
то другим и не будет прежним
я снежинки считал и взвешивал
на ладони и глаза от усталости заболели
я потер глаза и заплакал
я открыл глаза и увидел
от человечества всего и осталось
что на память фотофортификация
пустых фотомыслей кому только?
и стыдно собой гордиться
наблюдателю полураспада мира
я пожалуй поставлю свечку
за помин души генерала Ляша
за последний осенний транспорт
из настоящего данной смерти
в будущее прошлой жизни
в бытование новых царственных трупов
гальванизируемых разинутой толпой
Боже Йезус Мария как медленно
от Пилау пасмурного бетона
отваливает последний транспорт
помяну каштаны и сосны Шарлоттенбурга
помяну предметы остзейского обихода
песочный шорох в глазницах черепа
расстрелянного еврея белые хризантемы
счастья новорожденные кружева
ирисы марципаны табак коляски
коричневые ботинки трамваи вермут
зонты реки шпили бронзовые торшеры
цветы и листья кувшинок
скульптуры морских леопардов
фарфор венозный кирпич соборов
журавлиный рассветный танец
и любовные песни серых неясытей
приглушенные иначе невыносимой
для человеческого сердца
нежностью мхов Целау

Королева, храни журавлей –это всё,
что у нас осталось.


* * *
Офелия настойчиво шуршит
конфетным фантиком сухой воды
под прегельским мостом юг-север
сенная лихорадка наше будущее
сулящее расходы скулящее подставив
брюхо ночи не приходи не приходи
не делай больно забытому привычному
касанью губ прозрачной кожи глазам
лишённым глаз твоих не делай больно
они ослепли без твоих ослепших глаз
на тополиный пух мы ставим против ста
под прегельским мостом зима-дожди-зима


* * *
королева носят жесть
твои жестянщики кроют
твои кровли кровельщики
твои как во сне наощупь
королева носят беременные
в животах будущие смерти
носят вороны проволоку
в клювах укрепляют гнезда
и в парках вороны говорят
что думают только им
королева мы с тобой
оставили это право
мы опаздываем королева
холодный ливень
мы с тобой королева
едва знакомы
мы бежим от чужих ошибок
и не плачем над мнимыми
числами рождения или смерти
над любовью несовершенных
грибов мы с тобой королева
уже не значим не значимся
королева


* * *
шквал холоден и внезапен
собирается дождь и липкие чуткие уши
вертящихся на оси тополиных листьев
приветствуют проплывающие беременные облака
королева становится невыносимо пыльно
твой город превращается во взвешенное
движимое зюйд-вестом каменное ничто
которым больно дышать
ложащееся по старой памяти
на объедки архитектуры

королева мои письма сгорели
в Валленродской библиотеке
в августе сорок четвёртого
королева меня убивали тысячи раз
и снова я пишу к тебе так словно мы живые
словно мы научились
разрешать земные дела улыбкой

2001-2003.


"[трамвай]"

Река смолистая под сонными лучами, просачивающимися сквозь дымку, медленно сползла в залив. Через мост, дребезжа, перебрался жёлтый трамвай и покатил на запад, распугивая автомобили. В половине седьмого ливнем закончился май.

Пьяная женщина на тротуаре навзничь. Неловко подвёрнута под спину рука, а другая – отброшена в сторону, ноги раскинуты, выбилась мятая юбка. Чёрный клеёнчатый плащ, буро-мышиные хлопчатобумажные чулки и сбитые серые туфли. На вид – под шестьдесят. Голова запрокинулась у самого края лужи, и седые волосы по-русалочьи распустились в прозрачной воде. Люди в роли прохожих с осторожностью, но как бы не видя, обходят её. Влага в воздухе не давала дышать свободно. Всякий спешил домой: проверить, на месте ли внутреннее убранство комнат и стены вокруг него, и застекленные дыры с видом на стены. Еще утром всё это им принадлежало по праву. Но к вечеру страх одолел – всё могло измениться за день.

На сиденье рядом со мной карлик подтянулся к окну и проводил её взглядом, посмотрел на меня и, нахмурившись, снова замкнулся, втянул голову в плечи, поправил очки на коротеньком носике. Заёрзал, забрался в себя ещё глубже – отшельниковая судьба. Крохотный, молодой, напряжённый, но всё же бессильный, и стрелки морщин, пролегая по его обширному лбу, выдают его мысли.

Я обращаю к тебе лицо, я – животное глубин, и я знаю о свете, но когда меня выволокут добрые ангелы на свет, там я лопну по швам, я привык жить под давлением темноты. Свет – я знаю о нём, как знают о нём глубинные существа: плавниковые осьминоги, лофиды, креветки, как знают о нем твари Твои, не смеющие говорить от себя, кому не дано обозначить свои контуры в мире, кто не может, не в силах, не знает, не плачет, не ждёт, не надеется, почти не страдает, кто никто, кто ничто, кто не ведает жизни, не умирает. Я обращаю к тебе лицо, и это – молитва, похожая на дождь, такая же бессмысленная на вид, бессловесная, может быть, бесплодная женщина – пустыня ожидания, весна, в которой никогда не наступает осень плодов, детей, крика, боли и смерти; это молитва, потому что во сне нет лжи, потому что в словах нет надежды, потому что я обращаю к тебе лицо. Я – животное глубин тоски, глубин вечной грусти, вечного сожаления о несбывшемся и вечного сожаления о произошедшем. Я обращаю лицо к тебе и читаю (не по книге) молитву. Да, от других мне известно о свете, что он есть, что ни тьма, ни зима его не растворят в себе – в круговерти, мне известно о свете и об огне. Животное глубин – я обращаю к тебе лицо, я полагаю тебя находящимся надо мной – так, словно над толщей воды есть ещё небо, небеса – над небом, и ты – выше небес, – так я читал о тебе и разглядывал иллюстрации, и удивлялся. Тварь из темноты – я обращаю слепое лицо и молюсь тебе, как если бы знал тебя. Существо пещерных озёр – я зову тебя. Но что мне просить у тебя? Что?

На площади у супермаркета вагон остановился, и в проёме дверей показалось лицо, только лицо, человек едва доставал до первой ступеньки, он попросил помочь ему и поднять его коляску. Я спустился, подал ему руку, он молча сам забрался в трамвай, переваливаясь, как тюлень, всем телом, высоко поднимая бёдра – все, что осталось от ног. Я втащил его кресло в вагон. Человек оглянулся, снизу вверх издалека взглянул на меня и втиснулся в каталку. Надел тёмные очки, надвинул на лоб длинный козырек полевой фуражки и стал недоступен и незаметен. Его не увидел даже кондуктор и не потребовал оплаты проезда. Ему едва сорок. Как называлась война, на которой пехотной миной ему оторвало ноги и три пальца на правой руке, как она назовётся и кто победит в ней в учебниках школьных через сорок лет, когда он уже переедет на кладбище? И важно ли ему знать, как звали его войну и кто победил, – это теперь для него имеет значение? Возможно, он оплатил свой проезд надолго вперёд, возможно, он оплатил проезд всех пассажиров во всех поездах и самолётах, он уже оплатил проезд людей, предпочитающих лимузины. Мы едем бесплатно. А я бесстыдно смотрю на него, но голова его втянута в плечи, и он не скажет ни слова, я знаю. Позавчера я видел его на площади у ресторана, он не просил, он сидел, как сейчас в трамвае, – сам в себе, и в пятнистой его фуражке лежали монетки, они блестели на солнце, они похожи на капли слез, если жива еще мама. Охрана не отгоняла его от дверей, словно не замечая. Красивый. Он красивый, длинное худое лицо, правильное лицо, прямой нос, но губы сжаты в накалённую нить, бескровную от напряженья. Седая щетина на подбородке и на щеках.

Чудище смертельного давления – что мне нужно от тебя, что я найду, если найду тебя, что я ищу, когда осмеливаюсь говорить к тебе? Разве я не слеп, зачем мне свет? Если вытащить меня на свет – я растекусь по дощатой палубе ковчега 911 чёрной слизью, как суть глубоководья. Огня или света – мне? Память о северном лете живет не дольше, чем до первого сентябрьского заката. Чем ты поможешь мне? – тот, кому я молюсь. Карлик вышел из трамвая на остановке "Зоопарк", а я пересел ближе к окну. Через две остановки я помог безногому выйти, я вытащил кресло на тротуар. Он обернулся ко мне спиной, пятнистая куртка залоснилась. Он вскарабкался и рывками откатил прочь. Я купил сигарет, закурил, достал из рюкзака и откупорил первую бутылку пива и побрёл домой, ключа от которого у меня никогда не было.

1998


"[мой отец рассказывал]"

Мой отец рассказывал: "Посмотришь из окна аудитории на стены тюрьмы, что напротив, и думаешь: не так уж и плохо ты устроился в этой жизни, – и дальше читаешь свою лекцию, а это конец семидесятых, и юбки на студентках короче некуда, и в зал лишний раз стараешься не смотреть, чтобы не сбиться". И шёл за окном дождь, безнадёжный, октябрьский. Как жаль было последних листьев той поистине золотой осени, утром они будут беспомощно распластаны на тротуарах, утратив сухую прелесть яркого жёлтого цвета. И в камине трещали дрова, и тонкая струйка дыма проникала в комнату, смешиваясь с ароматным дымом моей трубки. И я слушал его.

Мой отец рассказывал: "Представь себе, что к 2020 году объём знаний будет удваиваться каждые 72 дня". А я следил за тем, как блестят стекла его очков, и выбивал трубку, и пил чай с лимоном, медленно думая о непогоде, о том, что пора бы идти домой, а не хочется, о том, что короткие юбки – это не так уж плохо, если не нужно читать им лекцию, о том, что мой отец и вправду столько лет смотрел на эти тюремные стены, ведь институт и тюрьма располагались в одном здании бывшего Полицайпрезидиума Восточной Пруссии, о том, что если объём знаний будет удваиваться каждые 72 дня, значит, каждые 72 дня люди будут становиться вдвое несчастней, ведь кто умножает познания, умножает скорбь.

Мой отец рассказывал: "Машина мыслилась как большой сверхскоростной решатель математических задач, главным образом – задач планирования. Остальные задачи-функции управления представлялись второстепенными. Основная проблема – сформулировать математическую модель, преимущественно оптимизационную, и разработать алгоритм решения. Казалось, вот-вот экономика страны будет работать синхронно и оптимально. Однако на практике ничего похожего не происходило, реально работающих на предприятиях систем не было". И я вспоминал, как маленьким мальчиком я бродил по залам центров АСУ, где скрипучий линолеум на металлическом полу, с их странным запахом, с гулом машин ЕС, где приветливые люди в синих и белых халатах, и мне стало вдруг так грустно от того, что отнялась у них эта чистая, наивная, детская вера. Deus ex machina.

Пора мне домой, папа. Видишь, какой дождь хлещет. Одолжишь мне свой зонт?

06.09.2002














 следующая Юлия ТИШКОВСКАЯ. Из цикла «Девять из десяти» etc.
оглавление
предыдущая Ирина МАКСИМОВА. она считала etc





blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney