ART-ZINE REFLECT

REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 21 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ

Тарас ПРОХАСЬКО [Письма к и от Беды]

aвтор визуальной работы - Elvina Zeltsman

Перевод с украинского Э.Зельцман и Р.Левчина

1. Единственным человеком, который знал их всех на протяжении нескольких десятилетий, был старый Беда. Поговаривали, что он из Непростых. Во всяком случае, Беда знался и с ними. Когда Франц научил Анну читать и писать – долгое время он не хотел, чтобы она умела, так как понимал, что Анна будет не писать, а записывать, и не читать, а перечитывать, а это казалось Францу ненужным – она захотела узнать побольше про начало Яливца, про маму. Такое мог знать только старый Беда, и она писала ему письма с вопросами. Ответы приходили либо очень скоро, либо шли так долго, что казалось, будто в этот раз был указан до того неправильный адрес, что там не было вообще никого, кто мог бы ответить, что Беды там не могло быть ни при каких обстоятельствах.
Как раз тогда Беда начал жить в броневике, перезжая с места на место, однако не пересекая границу определённого круга, центром которого был Яливец. Когда-то Беда рассказал одну историю.

2. Когда он первый год прожил в своем броневике, то думал, что не сможет забыть ни одной его мельчайшей детали до конца жизни. Потом броневик наехал на мину, забытую итальянцами, которые строили туннель на Яблиницком перевале. Беда едва не умер. Его подобрали какие-то гуцулы. Все его тело было изранено, и не так, как ножом, саблей или топором, а так, словно пооткрывались щели в земле. Его запихнули в бочку с медом и поили козьим молоком, сброженным в перегретом вине. А броневик взялись ремонтировать цыгане-скрипачи. Через девять месяцев Беда вылез из меда. Броневик стоял в саду, и дети, забравшись на него, стряхивали с дерева осенние яблоки. Кажется, снежный кальвин.
Так вот, Беда думал, что запомнил свой воз навсегда. Он вскарабкался, быстро слабея, по лесенке к люку и понял, что не помнит, как лазил по этой лесенке девять месяцев тому. Зажмурил глаза и не мог себе представить, где что там, где все было таким знакомым. Успокаивал себя тем, что стала другой кожа. Или тем, что во время ремонта скрипачи выбросили какие-то детали. И не смог себя успокоить. Так писал старый Беда.
Анна слала ему письма с вопросами про свою семью. Он писал ей, отвечая на вопросы, и всегда дописывал что-нибудь о себе. Хотя она этого не просила – но читала с интересом.

3. Некоторые письма Анны выглядели примерно так:
...я не прошу, чтобы ты рассказывал все...
...я тебе тоже хочу много всего рассказать про Яливец, Франциска, маму, Непростых. Ты же единственный на весь мир, кто знал их всех...
...я сама не знаю, за что мне это, но чувствую их без голосов. Я ощущаю свое тело, я начинаю думать, как оно. Вдруг понимаю, что я не сама по себе, я завишу от них всех, потому что ими тоже думает мое тело...
...мне не плохо от такой зависимости, но хочу знать, что во мне чье: что Францево, что мамино, что Непростых, что от Яливца, а что мое...
...сомнение – это что-то большее, чем ошибка...
...скажи еще что-нибудь...
...рассказаывай дальше...
...как раньше выглядел Яливец...
...я так говорю: я так тебя люблю, есть и есть...
...я знаю, что мама появилась уже тогда, когда Яливец стал модным. Таких курортов больше в мире не было...
...про всех наших предыдущих отец всегда говорил через слова «может быть»...

4. Старый Беда писал в ответ
(если бы я помнил все, что они говорили, что мы говорили. Даже без того, что рассказывал я. И если бы они рассказаывали тогда мне, что они говорили без меня. Но ведь они тоже мало что помнили, кроме нескольких фраз. Если же ты не помнишь, как говорил, как тебе говорили, то никого и нет. Ты не услышишь голосов. Надо слышать голос. Голос живой, и голос оживляет. Голос сильнее, чем образ. Франц говорил мне, что есть вещи, значительно более важные, чем судьба. Скажем, инотнации, синтаксис. Если хочешь остаться самим собой – никогда не отбрасывай собственных интонаций.Он всю войну говорил тем самым голосом, что и всегда. Я не могу говорить с тобой второй раз только про это. Я не могу рассказать тебе все то, что ты хочешь услышать. Я могу говорить. И тогда ты можешь услышать то, что хочешь. А наоборот – нет. Но и ты всего не запомнишь. Сказанное уходит. Нам хорошо сейчас потому, что нам хорошо говорится. Мне нарвится слышать себя к тебе. У вас в роду никто не признавал общепризнанного синтаксиса. Знаешь, эти ваши семейные фразы – есть и есть, надо и надо, безответственная последовательность цельная, я так тебя очень люблю... Сомнение – это больше, чем ошибка, или меньше. Но дольше. Говорят, что у твоего деда – маминого отца, он не здешний, откуда-то из Шариша – был маленький сад. Он мечтал там пожить на старости лет. Лежать на своих лежанках из ракушек улиток, курить опиум и толкать босой ногою стеклянные шары. Он огородил небольшой клочок земли, засеял его отборной мелкой однородной травой. Посредине вкопал страшенно высокий столб и пустил по нему плющ, фасоль и дикий виноград. Рядом выкопал яму и засыпал ее всю ракушками. Говорили, что что-то такое он когда-то увидел за высоким забором на Градчанах, когда заблудился там и залез на черешню посмотреть, куда дальше идти. На таком лежаке он лежал, когда курил. Голову клал на большой плоский камень, обросший лишайниками. Он ходил в Белые Татры, собирал какие-то споры и заражал – или лучше сказать, оплодотворял ими камень. Еще он сам повыдувал стеклянные шары, внутри которых были живые цикламены. Шары можно было толкать, они катились, цикламены переворачивались и через какое-то время начинали выкручиваться, стремясь низом к земле, а верхом – к солнцу. Сад уничтожили, когда твоя мама была маленькой, и дед бежал с нею и всеми детьми в горы. Франц тоже не местный. Никто не скажет тебе, откуда он пришел, откуда вы родом. Он захотел жить в Яливце, потому что надеялся, что там не будет никаких тяжких впечатлений, не случится никаких историй. Он хотел, чтобы вокруг не происходило ничего, за чем не поспеваешь. Ничего, что нужно было бы запоминать. Был еще очень молодой. Не знал, что так не бывает – это первое, жизнь бурлит везде, пусть по-мелкому, однообразно, но неудержимо, неповторимо и бесконечно. А второе – ничего и так не надо запоминать, лапать насильно. То, что может остаться, приходит навстречу и прорастает. Такая себе ботаническаа география – исчерпанность радости прорастания. Я знаю, что первая Анна появилась уже тогда, когда Яливец стал модным. Отовсюду съезжались пациенты, чтобы пить джин. Городок выглядел уже так, как сейчас, только не было твоих придумок. Были построены маленькие отели, пансионаты с барами. Там можно было пить одному в номере, на пару, в группе, три раза в день, натощак и на ночь, или всю ночь, а то могли разбудить в какое-то время ночью и подать порцию в постель. Можно было остаться спать, где пил, или выпивать с врачом либо психотерапевтом. Я любил напиваться на качелях. Анна очень хорошо лазила по скалам. Она чувствовала вес каждого фрагмента собственной площади и умела расположить ее на вертикальной стене. Там ничего не надо видеть масштабно. И главное – ты всегда со шнурком. Она думала, что ей все равно, а на самом деле начала бояться. Начала приезжать в Яливец после того, как сильно разбилась. Ибо снова могла хорошо лазить, но уже боялась. Не могла как следует это пояснить, потому что почти не умела говорить, хоть и думала каждым миллиметром тела. Франц тогда был вдвое больше, чем сейчас – можешь себе представить, что они чувствовали. Франц никогда никому этого не рассказывал. Но я знаю, что лучше всего им было тогда, когда Анна забеременела. И это – не черeз «может быть». Почему-то принято считать, что сюжет кончается смертью. На самом же деле сюжет кончается тогда, когда кто-то рождается. Не обижайся, но, когда ты родилась, закончилась история Франца и твоей мамы...)
Анне очень нравилось, что писал Беда на обертках, которые еще пахли разными фруктовыми чаями.

следующая 4th page of cover # 21 (28)
оглавление
предыдущая Дмитро ДЕСЯТЕРИК. Мануела Гретковська: «Кохати — це значить пробачити комусь його існування»

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah

πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney