ART-ZINE REFLECT


REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 24 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ


Анна ЛАВРИНЕНКО. ГОРОД, КОТОРОГО НИКОГДА НЕ БЫЛО



aвтор визуальной работы - Mikhail Safonov



или
ДЕТИ С БУЛЬВАРА РОЗ

1. Незнакомец
Поезд стал быстро набирать скорость, и человек на перроне даже не успел сообразить, что происходит. Он смотрел вслед удаляющимся вагонам, от удивления открывая и закрывая рот, но когда поезд превратился в крохотную точку на горизонте, а затем и вовсе исчез из виду, он понял, что это не шутка и не сон: поезд ушёл, а он остался, один в незнакомом городе, без вещей, почти без денег. Растерянность сменилась паникой: по лицу человека пробежала лёгкая судорога, как всегда бывало с ним в моменты душевных волнений. В голове за одну секунду пронеслись тысячи мыслей. Что теперь будет с багажом? Почему его не предупредили о том, что остановка всего минуту? Почему он, чёрт возьми, даже не попытался запрыгнуть на подножку последнего вагона? Тут же вопросы уступили место жалости к самому себе: ведь такая невообразимая история могла произойти с кем угодно, с его лучшим другом, коллегами по работе, но только не с ним!
Спросите его, и, пожалуй, он сам не смог бы толком объяснить, почему вдруг решил выйти из уютного купе, в то время как другие пассажиры даже и не подумали двинуться с места. Он был бы ещё больше удивлен, если бы ему сказали, что остановки-то никто и не заметил: никто не оторвался от своих книг, никто не выглянул в окно, даже проводница продолжала дремать в своем закутке, когда поезд остановился.
Для удобства назовем его Незнакомцем. Настоящее имя этого человека вам всё равно ничего не скажет (к тому же не такое уж оно необычное, чтобы вам вдруг стало интересно), а прозвище придаст ему загадочности и очарования в ваших глазах.
Так вот, когда капли дождя уже начали затекать Незнакомцу за воротник, он очнулся и огляделся вокруг. На перроне он стоял в одиночестве. Ни ларьков, ни старушек, продающих пирожки, ни газетных киосков – ничего это не было. Только мрачное здание вокзала – единственное, что могло укрыть Незнакомца от дождя, поэтому, немного нервничая, он направился к нему.
Внутри никого не оказалось. Мертвенную тишину здания нарушали только шаги Незнакомца. Он попытался ступать тише, но звук, как назло, стал ещё громче.
Вокзал казался не просто пустым – заброшенным. Здание, сохранившее остатки незамысловатого ремонта, на глазах у Незнакомца разваливалось. Дверь, которую он попытался за собой закрыть, лишь заскрипела, но не двинулась с места ни на миллиметр.
Незнакомец направился к единственной кассе и с досадой обнаружил, что она закрыта. А чего же он мог ожидать? На вокзале стояло несколько стульев с мягкими сиденьями, и он мог бы устроиться на них, но пустота действовала на него угнетающе, поэтому он поспешил прочь с вокзала, на улицу. Первое, что попалось ему на глаза: автобусная остановка. На ней не было ни одного человека, зато под проливным дождем мок автобус.
Как и на вокзале, в автобусе было пусто и темно. Из этой темноты неожиданно раздался голос:
– Куда вам? – вопрошал он.
Голос принадлежал человеку, сидящему в водительском кресле. Одет он был не по погоде: в белоснежные шорты и красную майку, на голове его был завязан красный в цветочек платок, как у подростка, а ноги были босы.
– А куда вы едете? – спросил Незнакомец.
Водитель рассмеялся:
– Что, первый раз в нашем городе?
Незнакомец кивнул.
– Тогда понятно, – сказал водитель, – я стою здесь уже добрых два часа, и ни одного пассажира! Ни одного! И не думаю, что они появятся в ближайшее время, так что запросто довезу туда, куда скажешь…
Незнакомец устроился рядом с водителем и задумался. Но ненадолго.
– Мне бы где-нибудь перекусить… – сказал он.
– Тогда к Бородачу, в «Три каштана». Бородач отлично готовит! Я и сам люблю бывать у него после работы. Да и дождь уже перестал, значит, там сейчас полно свободного места… может, только Татуировщик, а все остальные, наверное, уже на бульваре.
Незнакомец взглянул в мутное окно и увидел, что дождь, промочивший его до нитки, теперь как будто действительно прекратился.
Он разглядывал улицы города, которые проезжал, и вполуха слушал болтовню водителя. Город оказался совсем не таким, каким представился Незнакомцу сначала. Улицы были разными: где-то узкими, где-то широкими, но везде –чистыми и ухоженными. Кроме улиц, он увидел аллеи и парки с зелёными деревьями и разноцветными клумбами. Несмотря на то, что дождь уже закончился, по улицам всё ещё шли редкие люди с яркими – жёлтыми, оранжевыми, бирюзовыми, салатовыми – зонтиками в руках. Некоторые из них останавливались, махали кому-то рукой, улыбались, разговаривали…

2. У Бородача
Бородач в десятый раз протёр стойку бара. Она была чистой, но он всё равно её вытер ещё раз. Бородач скучал… В углу работал телевизор, который никто никогда не смотрел, над баром с выпивкой, выстроенной стройными рядами, тикали французские часы. Почему французские? Потому что Бородач так их называл, хотя, конечно, они были обычными часами и вовсе не французскими. Рядом с часами висела фотография, на противоположной стене – картина. Хотя уже вечерело, но почти все столики были пусты, и только за одним из них, в самом дальнем углу, сидел человек, с ног до головы покрытый татуировками. Это был Татуировщик (тот самый, про которого упоминал водитель автобуса) – такой же неизменный обитатель бара «Три каштана», как француские часы и телевизор, да что там говорить, и сам Бородач.
Бородач с тоской посмотрел на Татуировщика, тяжело вздохнул и принялся дальше тереть стойку, на этот раз что-то напевая…
Вдруг заскрипела дверь, и раздался шелест китайского ветерка. На пороге стоял человек, которого Бородач видел в первый раз в жизни, и оглядывался вокруг.
– Вы открыты? – спросил он.
– Да, конечно, – радостно ответил Бородач и направился к гостю. Протянул ему свою большую руку, которая больше напоминала лапу медведя. – Садитесь: за любой столик или у бара.
Незнакомец, конечно, сел у бара.
– Вы Бородач? – спросил он, не успев подумать, что вопрос не очень-то уместен. Борода этого человека: огромная, мохнатая и рыжая – закрывала половину лица и доходила почти до пояса. Он походил на викинга, и для полного сходства ему не хватало только рогатой шапки.
– Да, это я, – радостно заулыбался Бородач и почему-то подмигнул Незнакомцу: – А ты-то кто?
Незнакомец представился и сразу же добавил про уехавший поезд, пустой вокзал, закрытую кассу и странноватого водителя автобуса.
– Тут нет ничего удивительного, – сказал Бородач, наливая гостю кофе. – Мы редко куда ездим, поэтому большую часть времени вокзал пустует. Расписание работы кассы чисто формальное. Если нет поездов, то кассирша вообще не приходит по несколько дней. Что касается автобусов, так это тоже дело обычное. Город у нас маленький: люди лучше пройдутся пешком, чем поедут в душном автобусе. Конечно, водители скучают, поэтому любой пассажир для них в радость.
– Я немного не привык к таким странностям, – сказал Незнакомец.
– А наш город вообще странный.
Бородач наклонился прямо к самому лицу Незнакомца:
– Вот ты знаешь, что наш город… он даже не указан на карте… его как бы нет, понимаешь? Как будто они забыли о его существовании…
– Кто «они»?
– Ну... – Бородач загадочно улыбнулся и поднял глаза вверх. – Он! Бог!
– То есть как это?
– Поживи ты в этом городе, ты бы меня понял. Его создали по ошибке. Здесь все не так, как в других местах. Я, конечно, точно этого не знаю, но те, кто путешествовал, говорят, что это действительно так.
– А что особенного в этом городе?
– Слушай…
И Бородач начал рассказывать:
– Это забытый богом город. Он скорее напоминает городок из какого-нибудь старого фильма. Раньше, когда кинотеатр на Улице Заборов ещё работал, мы частенько наведывались туда (других кинотеатров, впрочем, и не было). Так вот, там показывали фильмы про этакие маленькие городки, куда не ступала нога приезжего. Сейчас, правда, кинотеатр на ремонте, уже шестой год... что очень плохо: современная молодежь не смотрит кино, не читает книг, только и знает, что болтаться на бульваре Роз. А их родители и того хуже… только и делают, что пьют, курят, разводятся, потом ужасно переживают и снова по этому поводу начинают пить, курить и так далее… Их дети делают почти то же самое. Они собираются на бульваре Роз, пьют дешёвый портвейн своих родителей, курят что попало. А ведь многим из них нет ещё и восемнадцати! Но родителям наплевать, а больше некому присматривать за ними, вот они полностью и предоставлены сами себе, и только годам к двадцати пяти они остепеняются, женятся, заводят детей и так же забывают о них, погружаясь в свои выяснения отношений. Хотя я, наверное, несколько преувеличиваю… Ещё кофе?
– Да, можно. А что это за место: бульвар Роз? Водитель автобуса тоже, кажется, упоминал о нем.
– О, это самое замечательное место в городе!

3. Бульвар Роз
Бульвар Роз был таким местом, которое совершенно не поддаётся описанию. Сами жители считали его восьмым чудом света, хотя ничего особенного в нем и не было.
Когда-то, очень давно, здесь располагались ларьки с цветами. Морем цветов. Здесь, конечно, можно было встретить не только розы, но и тюльпаны, лилии, гвоздики, георгины, нарциссы, гладиолусы, незабудки, ландыши, фиалки и даже подснежники, в определенное время года. Были и такие, названий которых никто не знал. Жители давали им свои собственные имена: «Уста Марии», «Красный дракон», «Пустынники», «Песенники» и так далее. Но главным цветком здесь всё -таки были розы: жёлтые, белые, розовые, зелёные и даже чёрные. В то время, проходя по бульвару, можно было уловить чудное смешение запахов, который со временем превратился в запах самого города и долго ещё витал над бульваром, Пустошью и многооэтажками.
Несколько лет спустя от старого бульвара остались лишь воспоминания старожилов и синяя потрескавшаяся табличка на одном из домов с пожелтевшей от времени надписью: «Бульвар Роз». И хотя здесь уже давно никто не продавал ни розы, ни другие цветы, название бульвара сохранилось, и никто не думал его менять.
На бульваре, ещё в те времена, когда он был «цветочным», всегда было полно народа, особенно молодёжи. Для них здесь были расставлены разноцветные скамейки: желтые, синие, красные. Со временем краска на них потрескалась и облупилась, а на некоторых появились нахальные надписи, вроде: «Я здесь был и пил...» или «Сегодня мы пили портвейн, а завтра будем водку!». Но суть бульвара не изменилась: здесь, как и много лет назад, тусовались люди, влюблённые друг в друга, в самих себя, но в первую очередь в свой бульвар.
Каждый вечер на бульваре был слышен звук гитар, весёлый хохот молодёжи и позвякивание бутылок. Парни и девушки могли сидеть здесь до утра. А что ещё им оставалось делать? Никаких других занятий у них больше не было, и никому до них не было дела, кроме них самих. Иногда они где-то учились: кто в школах, кто в колледже – но это не было их главным занятием, и часто случалось так, что они забывали про него.
Главным и единственным для них всегда оставался Бульвар Роз. Родители редко запрещали своим чадам ходить туда и даже радовались, что их ребёнок является частью этого легендарного места. Многие из них и сами в молодости тусовали на бульваре и теперь с гордостью называли себя бывшими бульварщиками.
Весь секрет состоял в том, что тот, кто хоть раз побывал на Бульваре Роз, не мог не вернуться туда ещё раз.

4. Фенечка
Бородач вздохнул и посмотрел в окно:
– Именно поэтому сегодня у меня пусто. Хотя и прошёл дождь, на улице уже тепло, и все сейчас на бульваре. Да что тут говорить, я и сам когда-то был бульварщиком. О, это было самое лучшее время в моей жизни! Ничто с ним не сравнится. Когда-нибудь и они скажут это своим детям, скажут с гордостью и со слезами на глазах… Хотя неизвестно, чем тут гордиться…
Бородач тяжело вздохнул и отошёл к человеку в углу бара, чтобы забрать у него грязные чашки. В этот момент Незнакомец и увидел на стене фотографию, которую раньше скрывала спина Бородача. Очевидно, она была сделана перед входом в бар, в солнечный день. В центре, улыбаясь, стоял сам Бородач. А вокруг него собралась большая компания юношей и девушек, разных цветов волос и стилей одежды. Но неизменным было одно: выражение их лиц, их взгляды, выражающие полную свободу и независимость…
Когда Бородач вернулся, Незнакомец спросил его об этом.
– На фотографии – это они… те, дети с бульвара Роз?
Бородач кивнул, снял фото со стены, любовно протер запылившееся стекло тряпкой и дал Незнакомцу посмотреть.
– У меня ведь нет собственных детей… вот они и стали мне как родные... – он указал на смеющуюся девушку с рыжими волосами:
– Вот, смотри: это Фенечка. Любимица всего города.
– Кто? Фенечка?
– Ну, да, это имя у неё такое. То есть прозвище. Она очень любит носить на запястьях эти штучки из бисера, которые так и называются: фенечки. Вот её и прозвали. Теперь даже собственные родители вряд ли помнят её настоящее имя. Она поёт. Как ангел поёт. Когда ты слышишь её голос, мурашки бегут по коже и слезы наворачиваются на глаза. Когда-то у них была отличная группа. По-моему, она называлась «Цветы бульвара» или что-то в этом роде. Ведь эти дети не знают никакой другой музыки, кроме своей собственной. Но после ухода Барабанщика группа распалась и уже никогда не создавалась в прежнем виде. С тех пор, как он уехал, Фенечка больше не поёт. А ведь такого отличного барабанщика никогда не было на бульваре, да, наверное, уже и не будет… Он уехал больше года назад в другой город и, я думаю, никогда не вернётся. А Фенечка всё ещё ждёт его и ходит на вокзал встречать поезда. У каждого человека должна быть надежда… С ней как-то легче…

* * *
Фенечка перевернулась с боку на бок, пытаясь уснуть, но пьяный храп отца из соседней комнаты мешал ей. Нет, не из-за храпа она не могла уснуть, – спать ей попросту не хотелось. Ей снова необходимо было хоть в чём-нибудь мысленно обвинить отца. Она обожала его, но ненавидела, когда он пил целыми сутками. Матери дома не было, и где она сейчас, Фенечка не имела представления. Она чувствовала, что дело идёт к разводу, и ненавидела за это обоих: и отца, и мать, – ненавидела так же сильно, как и любила. Но разводы были обычным делом, и она знала, что когда-нибудь это произойдёт и с её родителями. Поэтому она совсем не удивлялась.
Фенечка отвернулась к стене, где вместо постеров висели фотографии, и принялась их рассматривать… Вот вся их группа в полном составе. Вот она вдвоем с Барабанщиком. Вот снова она с ним. Вот Барабанщик со своими барабанами. Вот они на концерте. Ещё один концерт на Главной площади. В тот день собралось очень много народу… Она хорошо запомнила его: он был самым счастливым днём в её жизни. А вот ещё одно выступление: последнее, когда группа была в полном составе. Именно после него Барабанщик сообщил, что уезжает.
Стало так грустно, что захотелось плакать. Но бульварщики никогда не плачут. Она отлично это знала. Ведь она бульварщица. Да к тому же она ведь обещала когда-то Барабанщику... Хотя какое теперь значение имеет её обещание?
Фенечка посмотрела на часы: почти восемь, наверное, на бульваре уже начинает собираться народ. Она давно не была там. В последнее время они с Байроном постоянно ссорились. Возникла слабая надежда: может, сегодня его не будет на бульваре? Хотя, сколько Фенечка туда ни ходила, Байрон всегда был там. Говорят, что его можно застать на бульваре в любое время года, днём или ночью. Но Фенечка, как бывший лучший друг Байрона, знала, что это некоторое преувеличение.
Она встала с постели и закурила. Сделав пару затяжек, с отвращением посмотрела на сигарету и выбросила её в окно. Она скучала. По бульвару, по ребятам и даже по Байрону. И она пошла надевать ботинки. В конце концов, может, сегодня Байрон, наконец, обо всём забудет, и они не поссорятся?

Когда Фенечка приблизилась к пёстрой компании, расположившейся на лавочках в центре бульвара, раздались приветственные возгласы, и на душе сразу стало тепло.
– Я вам принесла кое-что, – сказала она и, улыбаясь, достала бутылку портвейна из сумки. Потом ещё одну. Сейчас все напьются из пластиковых стаканчиков дешевого портвейна её отца, а потом станут играть в бутылочку на поцелуй, кое-кто разбредётся по парам, чтобы продолжать целоваться, а оставшиеся будут разговаривать обо всём на свете и петь друг другу свои дурацкие песни. Фенечка любила их. За это или за что-то ещё…
Как и ожидалось, портвейн обрадовал всех: глаза ребят загорелись, раздались радостные вопли. Портвейн разлили, и каждому досталось по стаканчику. Фенечка поморщилась, глотая сладковатую жидкость. «Гадость», – подумала она после первого глотка. После второго Фенечка заулыбалась. Всё-таки у отца хороший вкус, и он никогда не купит какую-нибудь дрянь!
Когда был распит весь портвейн, разговор перешел в проблемное русло. На сей раз это были разводы родителей. Фенечка радовалась: кроме приветствия, Байрон ничего не сказал и, кажется, сегодня не собирался ссориться. Разговор начал Сеня, сообщив, что вчера его родители развелись.
– Все родители в этом городе разводятся. В этом нет ничего особенного, – сказал Байрон, хотя все и так давно это знали.
– Я думал, что мои не такие… знаете, они же так любили друг друга…
– Ну и что? Мои тоже любят друг друга, однако развелись ещё три года назад. Они разводятся не потому, что любовь вдруг прошла…
– Тогда почему?
– А потому… чтобы она осталась… тем более, твои действительно без ума друг от друга; думаю, помирятся где-нибудь через месяц… здесь, в этом городе, всегда так: все ссорятся, мирятся, снова ссорятся, потом снова мирятся, – сказал Байрон и многозначительно посмотрел на Фенечку:
– Когда будем выступать, Фень? Все ждут концерта.
Фенечка пожала плечами.
– У нас много песен, и люди хотели бы их услышать. Думаю, мы не имеем морального права лишать их этого!
– А ты не слишком много думаешь? – ответила Фенечка. Меньше всего ей сейчас хотелось обсуждать эту проблему, которая, похоже, никого, кроме Байрона, уже давным-давно не интересовала.
– Нет, я считаю, что если бы у нас была группа… Всё как положено: бас, барабаны, клавиши… мы бы могли так развернуться!
– Мы не готовы выступать. У нас не было ни одной репетиции. Кроме того, у нас нет барабанщика.
– Я знаю одного неплохого. Он живёт по ту сторону Пустоши. Очень даже неплохо играет, – сказал Байрон, но, помолчав, добавил исключительно для того, чтобы разозлить Фенечку, – но если ты ждёшь ЕГО, тогда я не в силах тебе помочь. А знаешь, почему?
Фенечка отвернулась от Байрона, она не хотела слышать то, что и так знала.
– А потому, что ОН не вернётся. Да, он был лучшим барабанщиком и не только по эту сторону Пустоши, но и во всем городе. Но он уехал. Бросил нас. Не только тебя, моя дорогая. Всех нас! Если ты хочешь его ждать, пожалуйста, жди, но пускай это не мешает работе группы. Я всё прекрасно понимаю… Но я хочу выступать! Люди хотят, чтобы мы выступали, а ты только и знаешь, что… эххх, – махнул рукой Байрон в бессилии.
– Дело не в нём, не жду я его совсем… просто, повторяю, мы не готовы: у нас за год не было ни одной репетиции... не написано ни одной новой песни!..
Все, кто слушал, поняли, что ссора в самом разгаре. В последнее время Фенечка и Байрон постоянно ссорились, хотя когда-то и были лучшими друзьями. Ссора всегда начиналась с одного и того же: Байрон спрашивал, когда же они будут петь, Фенечка пожимала плечами. Байрон злился, Фенечка тоже, и вспыхивала ссора. Чтобы немного предотвратить её, Сеня спросил:
– Эй, ребята, кто-нибудь был в колледже? Говорят, там скоро экзамены…
Проблема экзаменов взволновала ребят куда больше, чем проблема разводов их родителей и несостоявшиеся концерты, поэтому началось бурное обсуждение, в которое включились все, в том числе Байрон и Фенечка.
Они вспомнили, что тоже учились в колледже.

5. Барабанщик
Фенечка солгала. Она ждала Барабанщика. Она знала, что он никогда не вернётся, но не могла не ждать.
Барабанщика она увидела, когда первый раз пришла на бульвар Роз. Она не помнила, с кем туда пришла, – она запомнила только его. Он сидел на лавочке с остальными ребятами и пел песни, отстукивая какой-то мотив по перекладине. Он улыбался. Ветер трепал его волосы, а он продолжал улыбаться. И петь. Все столпились вокруг него: девушки с обожанием заглядывали ему в глаза, а парни похлопывали по плечу и старались стать с ним рядом, что бы все видели, как они дружат с Барабанщиком.
На бульваре его любили и уважали. В политике это, кажется, называется харизма. И хотя ни сам Барабанщик, ни другие не знали этого слова, он обладал харизмой и был безусловным лидером.
С тех пор Фенечка стала ходить на бульвар Роз каждый день. Барабанщик не игнорировал её и даже знал её имя, но она стала для него всего лишь ещё одним другом, ещё одним бульварщиком, с которым он мог бы просидеть на Бульваре до ночи или спеть одну из своих песен. Так продолжалось до тех пор, пока Фенечка в один прекрасный день не запела. Эту песню они сочинили все вместе, вместе придумали для неё стихи и музыку, но петь её первым никто не решался. Тогда Байрон стал наигрывать мелодию на гитаре, а Фенечка вдруг запела. Сначала тихо, потом во весь голос.
– А ты здорово поёшь! – сказал Байрон.
Так и была создана группа «Цветы Бульвара». И Барабанщик посмотрел на Фенечку другими глазами. Он удивился, почему раньше он никогда не обращал на неё внимания? Почему именно сейчас он заметил, какие рыжие у неё волосы и красивые зелёные глаза? Так Барабанщик и Фенечка стали единственной постоянной парой на бульваре Роз. Остальные встречались от случая к случаю и с тем, с кем хотели.
А группа тем временем имела ошеломляющий успех. Она давала концерты не только на бульваре, но и по воскресеньям на Главной площади. Стихи и музыку сочиняли все вместе, хотя и в этом лидером был Барабанщик, до утра репетировали на бульваре и засыпали прямо на лавочках, положив голову друг другу на колени.
Но хотя Барабанщик и был бульварщиком, он все-таки отличался от остальных. Он много читал, ходил в колледж чаще, чем все остальные. Фенечка любила его, но так и не смогла понять. К чему он стремился? Разве мало ему родного бульвара? Неужели он хочет уехать из города? Конечно, Барабанщик никогда не высказывал этой мысли вслух, но Фенечка знала, что он хотел именно этого. Он любил свой город, но так же сильно его ненавидел... За то, что он был таким, каким был. Раньше никто никогда не жаловался, и никто не хотел уезжать. А если кто-то и покидал его, то обязательно возвращался, потому что просто не мог жить в другом месте. Но Барабанщик был другим. Он хотел нормальной жизни, а такой не было в его родном городе. Он любил свой город, любил бульвар. Больше всего он любил, конечно, Фенечку. Именно поэтому ему так тяжело далось решение об отъезде. Когда он уезжал, все подумали: он нас бросает, что же нам теперь делать? Все думали только о том, что Барабанщик делает им больно, но никто не подумал, как тяжело было самому Барабанщику. Конечно, он мог бы попросить Фенечку поехать с ним, и она, он знал, согласилась бы. Но уже через неделю она заскучала бы по городу и никогда не простила бы Барабанщику, что он увёз её. Ведь Фенечка была прирождённой бульварщицей. Это было у неё в крови, ведь отец её тоже был бульварщиком. И Барабанщик знал, что Фенечка переживёт его отъезд, может быть, не забудет и не простит, но переживёт. Она сама, наверное, этого не знала, но бульвар она любила сильнее, чем самого Барабанщика. Так уж вышло…
В тот день, когда Барабанщик сказал, что уедет, на бульваре собралось на удивление много народу, как будто бы все чувствовали что-то. «Цветы Бульвара» дали часовой концерт на Главной площади, который имел огромный успех, а потом перебрались с остальными на бульвар пить портвейн, как обычно бывало после удачных концертов. Когда Барабанщик попросил минутку внимания и объявил о своём отъезде, на лавочках установилась гробовая тишина. Все разом замолчали и избегали смотреть друг другу в глаза. Фенечка закурила сигарету, которую передал ей Байрон. Она знала, что Барабанщик не любит, когда она курит, но ей уже было всё равно. Ведь получалось, что и ему всё равно. Ведь это он бросал её. Да и не только её. Барабанщик бросал их всех. Он был для них тем, ради чего они приходили на бульвар. Он придумал негласные правила. Он играл на барабанах лучше всех в мире. Он сочинял музыку для их песен. Он придумывал забавные развлечения для бульвара. Он пытался научить их тому, чего сам хотел от жизни. Он был всем. И вот теперь он уезжал.
Он попросил не провожать его.
– Ни к чему это, – сказал он.
Но сам попрощался со всеми. Он зашёл даже в «Три каштана»: Бородач не простил бы ему, если бы он уехал, не попрощавшись… И хотя он попросил, чтобы его не провожали, Фенечка всё-таки пошла с ним. До самого вокзала они шли, держась за руки. На вокзале, как всегда, было пусто. До прихода поезда оставалось минут десять.
Барабанщик зарылся лицом в её рыжие волосы и прошептал:
– Я, может, уже не вернусь…. И ты не жди меня…только в снах… иногда... я буду приходить к тебе и рассказывать, как у меня дела… договорились? Ты ведь не будешь плакать? Никогда не будешь, что бы ни случилось, обещай мне…
– Не буду, – прошептала Фенечка, и один бог знает, какого труда ей стоило сказать это, не заплакав, – не буду. Ведь бульварщики не плачут… правда?
– Да, – сказал он, – это одно из правил бульвара. Твоего любимого бульвара. Знаешь, иногда я ревновал тебя к нему. К бульвару. Вы все так любите его. Я тоже люблю, но не так… как вы, не так, как живого человека…
Она хотела что-то сказать ему, но он прошептал:
– Не надо, пожалуйста, не надо…
Больше они не произнесли ни слова. Барабанщик сел в поезд, а Фенечка побрела домой.
Он сдержал своё обещание и иногда действительно приходил к ней в снах. А вот Фенечка своё – нет. В ту ночь она рыдала в подушку, как безумная, и не могла остановиться, и лишь наутро поняла, что больше уже никогда не будет плакать. В одном Барабанщик оказался прав: Фенечка довольно быстро вернулась к нормальной жизни. Во многом ей помогло то, что теперь она все дни проводила на бульваре Роз. Она стала встречаться с другими, не ревновала их никогда и никогда ни о чем не просила. Так было у всех. И никто не хотел ничего другого.
Группа же без Барабанщика распалась. Иногда они ещё пели вдвоем с Байроном новые песни, которые он сочинял (именно за это он и получил свое прозвище: с самого детства Байрон писал стихи, которые легко превращались в песни). Старые песни, сочинённые вместе с Барабанщиком, они никогда больше не вспоминали.
И хотя никто на бульваре больше не упоминал о Барабанщике, она о нём не забыла. Да и никто не забыл. Просто им не хотелось говорить – слишком это было больно. Иногда, тайком ото всех, Фенечка приходила на вокзал. Она ждала и ждала поезд, на котором он мог бы приехать. Но поезд не приходил.

6. Роза
– А Барабанщик есть на этой фотографии? – спросил Незнакомец.
– К сожалению, нет. Она была сделана уже после его отъезда.
– А это кто? – Незнакомец указал на красивую девушку с длинными чёрными волосами, чуть похожую на цыганку.
– Это Роза – местная звезда. Я люблю её очень, она милая и добрая, хотя, похоже, сама не знает об этом.

* * *
Она зажмурилась и стиснула зубы ещё сильнее. Она, конечно, знала, что это больно. Сам Мастер сказал ей об этом сразу, как только она пришла. Но она не думала, что боль будет такая жгучая и неприятная.
– Ну, потерпи ещё немного, – уговаривал её Мастер, хотя она за все время не произнесла ни слова.
– Зато теперь очень красиво. Можешь открыть глаза.
Она приоткрыла левый глаз и посмотрела на своё плечо.
– Супер! Ты гений татуировочного искусства! – чуть ли не закричала она.
Когда она просила Мастера сделать татуировку, она и не думала, что он сделает её так хорошо. Считалось, что единственным достойным мастером был Татуировщик, но он уже давно не делал тату, и это стало ремеслом Мастера, который, как оказалось, неплохо с ним справлялся.
Он нарисовал ей на плече розу. Такой рисунок она просила сама: в честь своего самого любимого места – бульвара Роз. Ну и, конечно, в честь имени. Своё имя она объясняла так: «Мои родители – бывшие бульварщики. В своё время они тусовали на бульваре с утра до ночи, ну, как и мы сейчас. Так вот, они встретились здесь, здесь же отец признался матери в любви. Когда они поженились и стали работать, на бульвар ходить времени совсем не осталось, но в честь самых лучших дней своей жизни они и назвали меня Розой».
Роза выглядела как живая, так и хотелось дотронуться до неё и погладить лепестки.
– Все обзавидуются, – сказала она вслух.
– Это я могу тебе гарантировать, – ответил Мастер, довольно прищуриваясь на результат своей работы.
– Спасибо, Мастер.
– Да не за что, дорогая, если захочешь ещё что-нибудь наколоть, приходи в любое время.
– Обязательно! Но думаю, это моя первая и последняя татуировка, – и она поморщилась, глядя на плечо, которое всё ещё болело.
– Кто знает, кто знает, – сказал Мастер ей, провожая до двери.
Она вышла на улицу, когда на западе уже садилось солнце, и розовый закат окрасил близлежащие дома и деревья в дивные цвета. «Красота!» – подумалось ей, и она направилась к закату. Путь её лежал на Бульвар Роз.
Сегодня у неё было одно важное дело: она надеялась встретить на бульваре Художника, она так хотела ему кое-что показать. Но если его там не будет, решила она, то ей ничего не стоит придти к нему домой, – они ведь друзья. При этой мысли она как-то занервничала. Может, сказать ему сегодня, или все-таки не стоит? Ладно, по дороге она заскочит к Бородачу и спросит у него совета.

7. Художник
– Красивая…
– Да, но... такая распущенная… её родители – бывшие бульварщики, была предоставлена сама себе с раннего детства… Вот и выросла совершенно безбашенной. Пьёт, как матрос, ругается и совершенно не хочет учиться.
– А что это за мальчик рядом с ней?
– А… это наш Художник. Роза влюблена в него, наверное, лет с пятнадцати, но… художники, ты знаешь, народ непредсказуемый, вот и он живёт в каком-то своем мире, совершенно не замечая Розу. Она, правда, делает вид, что они просто хорошие друзья, но, думаю, с её стороны это не совсем так. А Художник совершенно ничего не замечает. Даже жаль его иногда становится…
– А он, что рисует действительно хорошие картины?
– О да, очень! Вон одна висит на той стене…

* * *
Бородач был прав. Художник и вправду хорошо рисовал. У него был к этому настоящий талант. В раннем детстве родители вручили ему краски и кисти, и он начал рисовать какие-то малопонятные картинки, постепенно увлечение переросло в работу, и он даже не стал идти учиться в единственный в этом городе колледж, как это делало большинство ребят, а вплотную занялся рисованием. Иногда он ходил к старым художникам, которые обучали его секретам мастерства, и это заменяло ему художественную школу, которой в городе попросту не было. Свои картины он продавал по выходным на Главной Площади, где гуляли молодые семьи с детьми и пожилые старички. Художник был счастлив, что может радовать людей тем, что он умеет делать лучше всего на свете… Сегодня он был полон вдохновения, сегодня он рисовал. Именно по этой причине он не пошёл в этот день на Бульвар Роз.

Роза пробыла на Бульваре долго. Она выпила вместе со всеми Фенечкин портвейн, и голова слегка закружилась. Она почувствовала радость и невыносимую усталость. За это время Сеня успел сообщить о разводе своих родителей, Фенечка с Байроном – поругаться, а все остальные – вспомнить про экзамены. Роза тоже училась в колледже вместе с Фенечкой, Байроном и Сеней и, как правило, умудрялась сдавать экзамены без двоек, хотя сама не понимала, как это получалась. Впрочем, иногда она даже готовилась к ним. Правда, об этом никто не знал. Не могла же она так портить свою репутацию! В колледже она была ещё вчера и нашла там, то, что хотела отдать Художнику и сейчас бережно прижимала к груди.
Незаметно для всех Роза поднялась со скамейки и пошла прочь. Она надеялась застать Художника дома, но сначала ей просто необходимо было зайти в «Три каштана». Никто даже и не заметил, что она ушла, а если и заметил, то ничего не сказал. Все весело распевали свои бульварные песни под гитару, которую принёс из дома Байрон.
В «Трех каштанах» были посетители. И Роза улыбнулась незнакомому человеку.
– Хочешь, кое-что покажу? – спросила она Бородача, присаживаясь на стул рядом с Незнакомцем.
Тот, посмеиваясь, кивнул. Роза повернулась к нему плечом, на котором была вытатуирована роза, и спросила:
– Ну, как?
– Здорово, – восхитился Бородач, – иди покажи Татуировщику, он будет рад.
– Потом, – отмахнулась она.
– Хочешь чего-нибудь?
– Нет... хотя, пожалуй, налей мне джина, чистого. Без тоника. Или текилки…
– Роза!
– Что? Ты мне не отец. Мне нужно для храбрости…
– По-моему, храбрости тебе не занимать, – заметил Бородач, но всё-таки налил ей джина, хотя и разбавил его немножко, – мне не нравится, что ты много пьёшь, – проворчал он.
– Да брось ты. Я иду к Художнику, а он всё равно не заметит; посмотри, что я ему несу, – и она показал ему книгу, с которой ходила с самого утра. – Это альбом. Тут собраны картины великих художников: Мане, Сезанна, Ван Гога, Пикассо. Правда, здорово? Я знаю, Художник обрадуется. Но он рисует лучше их всех вместе взятых! И знаешь что, налей-ка мне ещё чуть-чуть…

Роза действительно пошла к художнику. Она так хотела сказать, как сильно его любит. Но он даже не понял, о чем она говорила. Он только смотрел и смотрел на картины, на те, которые были в альбоме и на те, которые рисовал сам. Обессилевшая, Роза вдруг сказала то, чего никогда бы не сказала, если бы не это маленькое помутнение рассудка. Но она так устала: от Художника, от своей вечной любви, от его любви, но не к ней, а к своим картинам. «А что, если он их разлюбит? – подумала она. – Может быть, тогда он сможет полюбить меня?»
И впервые в жизни она солгала.

8. Подсолнухи
Незнакомец зевнул:
– Я бы хотел где-нибудь переночевать.
Бородач кивнул:
– Здесь прямо за углом есть гостиница, маленькая, но чистая. Есть, конечно, ещё одна, но она на другом конце города, по ту сторону Пустоши, это довольно далеко от бульвара Роз, а ведь именно его тебе хочется посмотреть, не так ли?
Незнакомец лишь улыбнулся – Бородач почти угадал его мысли – и, вставая, сказал:
– Тогда я пойду…
– Давай сделаем так: я узнаю у кассирши, когда будет следующий поезд, на котором ты сможешь уехать, где-то здесь у меня был её номер, а ты утром придёшь ко мне на завтрак, хорошо?
– Договорились, – сказал Незнакомец и махнул на прощание рукой …

* * *
Комната была маленькая, но Незнакомца она полностью устраивала: в ней он почувствовал себя уютно. Посредине стояла двуспальная кровать, застеленная свежим бельём и большим покрывалом с бахромой. Около кровати – ночной столик. Окнами комната выходила на широкую дорогу, по которой изредка проезжали машины, а за дорогой виднелось место, которое жители именовали Пустошью. В ванной висели чистые махровые полотенца на четырёх вешалках, в порядке возрастания от самого маленького до огромного, вероятно, банного. Сама ванна была, как новенькая: белая и чистая. Незнакомец сделал вывод, что комнату убирали как раз перед самым его приходом. Он два раза помыл руки. Второй раз только затем, чтобы ещё раз ощутить запах душистого мыла, лежавшего в мыльнице. Мыло пахло не то фиалками, не то ландышами, не то какими-то другими полевыми цветами, и Незнакомец благоговейно принюхался к нему. Такое мыло, пожалуй, он видел впервые в своей жизни. Побыв в ванной, Незнакомец вернулся в комнату. Он чувствовал, что устал. Мелькнула мысль: а уж не приснилось ли ему все это? Но такое было бы невероятно и, не успев закончить свою мысль, он уснул. Ещё влажная после дождя одежда была развешана на стуле. Луна осторожно заглядывала в окно, но освещала только стул и ночной столик. Спать Незнакомцу она не мешала.

А разбудило его солнце.
Впрочем, солнце будило весь город. Фенечка, спавшая на лавочке на бульваре Роз, заворочалась и открыла сначала один глаз, потом потянулась и открыла другой.
Роза, уснувшая на тахте у себя дома, зажмурилась от восходящего солнца, потом, вспомнив, что вчера произошло что-то неприятное: она чем-то обидела Художника, – решила пока не просыпаться.
Художник встречал солнце на мостике, он хмуро смотрел сначала на солнце, потом на часы, прикидывая, открыты ли уже «Три каштана».
Бородач при первом лучике солнца повернул ключ в двери бара с внутренней стороны и, потягиваясь, вышел на улицу вдохнуть свежего воздуха.
Город просыпался. Люди радостно улыбались, глядя на солнце, и говорили про себя: весна…

К удивлению Незнакомца, с самого раннего утра в баре уже были посетители. За стойкой сидел молодой человек. Очень красивый, бледный, худощавый. Одет он был в старое потёртое пальто, хотя на улице было не так уж холодно. Незнакомец узнал его по одежде: типичный имидж художника.
Бородач сосредоточенно слушал то, что говорил ему молодой человек, и хмурился всё сильнее. Но, когда Незнакомец подошел к стойке, он заулыбался:
– Рано же ты встаешь!
– Солнышко разбудило, – ответил Незнакомец.
– Познакомьтесь, – сказал Бородач, – это наш Художник, лучший в своем роде.
– Художник ли? – трагически произнес Художник, задавая этот вопрос скорее самому себе, чем Бородачу.
Бородач вздохнул.
– Кофе? – спросил он, обращаясь к Незнакомцу.
– Да, пожалуй.
– Одну секунду, – сказал Бородач и принялся варить кофе, попутно рассказывая:
– У Художника трагедия. Вчера наша очаровательная Розочка наговорила ему таких вещей, от которых даже мне стало бы неприятно… но самое важное для Художника в том, что она сказала, будто он не умеет рисовать…
Бородач не договорил, за него это сделал сам Художник:
– Она… показала мне альбом… Мане, Ван Гог, Сезанн, Гоген… это такое искусство!!! Это такие художники… мне никогда, никогда не стать таким, как они... Великими. Я ведь даже нигде не обучался, понимаете? – спросил он, глядя Незнакомцу в глаза и дёргая его за рукав.
Незнакомец кивнул, хотя не очень-то понимал, о чём говорит странный молодой человек.
– А можно мне посмотреть? Я, конечно, не эксперт, так, любитель, но я знаком с творчеством многих художников, в том числе как названных вами, так и более современных...
Бородач с восхищением смотрел на него. У Художника же загорелись глаза:
– Вы правду говорите? То есть, я хочу сказать… если вам это неинтересно, то это вовсе не обязательно…
– Нет-нет, что ты, я очень хочу, – сказал Незнакомец.
Вставая, Незнакомец протянул Бородачу деньги:
– Кажется, я ещё вчера забыл вам заплатить.
– Не надо. Угощение за счет заведения.
Незнакомец подумал, что здесь многие питаются за счет заведения, потому как Художник даже и не подумал платить Бородачу за свой завтрак.

Они вышли на улицу и направились в сторону дома, где жил Художник. На улице похолодало, а небеса предвещали дождь. Художник, не умолкая, рассказывал Незнакомцу о своих картинах и, наконец, смог связно объяснить, что же произошло вчера:
– Понимаете, Роза – моя подруга. Нет, вы не подумайте, мы не любовники, просто друзья. Кажется, мы дружим с детства, и я очень ей доверяю, любую новую картину показываю сначала ей. До вчерашнего дня она всегда восхищалась ими, но после этого альбома всё изменилось. Она ведь не видела никогда других картин, кроме моих, и, увидев таких великих художников, поняла, насколько я бездарен. Она, конечно, могла бы солгать, что они прекрасны, но не сделала этого, потому что Роза – очень честная и, наверное, предпочла, чтобы я услышал правду от неё, лучшего друга, а не от кого-нибудь другого… Я, наверное, брошу это занятие, всё равно их никто не покупает, а если и покупают, то, наверное, из жалости. На это она мне тоже открыла глаза… Пожалуй, я займусь чем-нибудь другим... правда, я ничего не умею, но думаю, будет несложно научиться, ведь так?..
Незнакомец понимал, что люди из этого городка в большинстве своем не видели других картин, они не интересовались живописью, которая была за пределами их города, здесь не было художественных школ, а художники назывались великими, если нарисовали два-три приличных пейзажа и хотя бы один портрет, поэтому было ясно, что Художник мог оказаться и не настолько талантливым, как расписывал его Бородач.
Художник жил в полуподвале двухэтажного дома. Подвал представлял собой некое подобие квартиры из двух комнат: одна – побольше, другая –поменьше. В той, которая побольше, стояла кровать, заваленная одеждой, маленькая электрическая плитка со стареньким чайником, несколько старых стульев. Может, там было что-то ещё, но из-за темноты Незнакомец больше ничего не смог различить. Другая же комната была завалена холстами, мольбертами и красками. Невероятно, но в ней было так же светло, как и на улице. Свет из большого квадратного окна освещал каждый уголок, что создавало контраст с другой комнатой, в которой, казалось, навсегда поселились сумерки.
– Ты здесь живешь? – спросил Незнакомец.
– Ну да, в основном, здесь… так тихо и спокойно, и ничто не отвлекает от работы. У меня есть ещё одна квартира, но там я бываю редко, только когда отдыхаю… там мне как-то неуютно без холстов и красок…
Действительно, в обеих комнатах навсегда поселился запах краски, он впитался в одежду, холсты, обои, но Незнакомец на удивление быстро привык к нему.
На столе лежал тот самый альбом с картинами знаменитых художников. Он был открыт на странице с картиной, которую Незнакомец тотчас же узнал. Это были «Подсолнухи» Ван Гога.
Художник заметил взгляд Незнакомца:
– Правда, великолепно?
– Да, несомненно, но... можно, я посмотрю твои картины?
– О да, конечно, – Художник засуетился и стал вытаскивать холсты: некоторые из них были вставлены в рамки, другие нет.
Незнакомец, конечно, не сильно разбирался в искусстве, но то, что он увидел, было написано очень талантливо. Для такого маленького городка Художника действительно можно было считать гением. Незнакомец подумал, что и за пределами города Художник мог бы иметь огромный успех.
На первой картине, которую он увидел, был изображен кувшин причудливой формы: он стоял на столе и был наполнен водой до краев, так что казалось, будто вода вот-вот выплеснется; на заднем плане была изображена девушка, которая шла, приплясывая, по тропинке. Девушка улыбалась.
Незнакомец очень долго вглядывался в эту картину.
– Очень красиво и несколько необычно, – сказал он, наконец, после продолжительного молчания.
Художник нервно заулыбался. Он до сих пор ужасно переживал по поводу своего творчества и не мог сразу определить, говорит ли Незнакомец искренне или просто хочет польстить ему.
На другой картине было изображено здание вокзала, но совсем новенькое, как будто его построили только вчера. Перед ним стояла карета, из окна которой был виден силуэт женщины – она протягивала руку, и эта рука казалась настолько живой, что хотелось дотронуться до неё.
Остальные картины были выполнены в том же духе: сочетание реально видимых автором вещей в момент рисования и полет авторской фантазии.
Незнакомец спросил Художника об этом, на что тот ему ответил:
– Когда я рисую какую-нибудь вещь, в моей голове рождается фантазия, картинка, и я знаю, что если эта фантазия не будет запечатлена на этом же холсте, то моя работа будет неполной и… скучной…
Около последней картины Незнакомец остановился. Место, изображенное на ней, показалось ему знакомым, хотя он мог бы поклясться, что никогда не видел его раньше.
Картина состояла из двух частей. На переднем плане был изображен парк: несколько деревьев, две скамейки, выкрашенные яркой краской, по бокам дорожки, которая вела к парку, стояли открытые ларьки, а в них – огромное количество самых разных цветов. На второй части картины было изображено то же самое место, только уже без цветов и не такое яркое. Но парк был тот же самый, и к скамейкам вела всё та же дорожка. Скамейки были уже скорее выцветшими, чем яркими. Вместо цветов было очень много народу: кто-то сидел на траве, кто-то на спинках скамеек, кто-то просто стоял, засунув руки в карманы штанов.
– Это бульвар Роз, – сказал Художник, заметив, как внимательно Незнакомец всматривается в картину.
– Я вижу… это… очень красивая картина, она как живая…
– А знаете что? – спросил Художник, – хотите чаю?
– Чаю? – переспросил Незнакомец, как будто первый раз слышал это слово.
– Ну да, чаю…
– Да, можно, спасибо, – сказал Незнакомец, продолжая рассматривать картину.
Пока они пили чай, Незнакомец искренне выразил восхищение картинами Художника; тот просиял в улыбке.
– Ты, кажется, продаёшь их? Не мог бы я купить одну?
– Вы хотите «Бульвар Роз»?
Незнакомец кивнул.
Художник меланхолично улыбнулся и пошел вынимать картину из рамки:
– Только, знаете что, я вам её подарю… нет, нет, даже не смейте отказываться!! Я вам её все равно подарю… Это и моя любимая картина тоже, и я буду очень рад, если она будет именно у вас.
Художник вынул холст из рамки, свернул её в трубочку, аккуратно обернул бумагой и передал Незнакомцу. Незнакомец хотел бы побыть ещё в прибежище Художника, но ему очень уж хотелось попасть на бульвар Роз, поэтому, пожелав Художнику удачи, он вышел на улицу, сжимая свернутый в трубочку холст…

9. Колледж
Выйдя на улицу, он остановился и закурил.
– Сигаретки не найдется? – раздался женский голос.
Он оглянулся и увидел, что на лавочке рядом с домом сидит девушка с длинными чёрными волосами и цыганскими глазами.
– Конечно, – и он протянул ей сигарету. Руки девушки тряслись, когда она прикуривала от его зажигалки, и Незнакомец заметил это, но ничего не сказал.
– Можно присесть?
– Садись.
– Ты ведь Роза, верно?
– Верно. А вы тот самый человек, который отстал от поезда? У нас только об этом и говорят. Все ругают Таньку, нашу кассиршу, что её не было на месте, когда это произошло… Ну и как тебе у нас?
– Честно? Нравится… очень… я только хотел посмотреть бульвар Роз. Ты не скажешь, как к нему пройти?
– Конечно, скажу, только сейчас ещё рано… через пару часиков будет в самый раз... могу проводить вас туда, а заодно и город показать…
– А ты разве не занята?
– Нет, я только… – и она нахмурилась, а когда заговорила, голос её дрожал. – Вы ведь сейчас от него? От моего Художника?
Незнакомец кивнул.
– Вчера… я знаю, я очень обидела его, сначала сказала, что он полностью бездарный, а потом вещей ещё похуже наговорила… он теперь, наверное, никогда со мной больше не заговорит…
– Заговорит, ты только извинись за те глупости… а в остальном могу дать тебе один совет... точно не знаю, будет ли он действенным, но я думаю, это сработает.
Роза заинтересовано посмотрела на него. Цыганские глаза её загорелись и уже не были такими несчастными, она заулыбалась, и Незнакомец остался доволен.
– Пойдем, по дороге расскажу… а то у нас мало времени, ведь ты ещё должна показать мне город…

Они шли по городу, по улицам, паркам и просто дорогам. Долго смотрели, как на Главной площади дворник кормит голубей, дошли до Моста Счастья, и Роза показала ему место на мосту, где влюбленные оставляют свои метки:
– Считается, что если вы пришли сюда со своим любимым или любимой и написали рядом свои имена, то вы будете очень счастливы и никогда не расстанетесь… но это, конечно, неправда. Вот тут, например, написано «Фенечка и Барабанщик»... эту историю вы, конечно же, слышали от Бородача, он всем её рассказывает... Барабанщик был его любимчиком...
Они дошли до Пустоши, и Роза махнула в ту сторону:
– Там сейчас строятся новые дома, в основном, многоэтажки, а тут, по эту сторону, домов выше пятиэтажек, как видите, нет, там новый совсем район… и скучный …
Поэтому Пустошь они переходить не стали.
– Там нет ничего интересного, – сказала Роза.
Они пошли по улице Заборов, на которой не встретили ни одного забора: улица считалась самой длинной и самой широкой в городе, она пресекалась с Апрельской улицей, которая и вела на бульвар Роз.
– Но туда ещё рано, – сказала Роза, и они пошли дальше. Роза показала Незнакомцу старый кинотеатр:
– Мы так хотим, чтобы его, наконец, отремонтировали… он ведь один у нас в городе… ладно, последняя остановка в колледже, и пойдем по направлению к бульвару.
– А в колледж нам зачем?
– Мне надо взять одну книгу… только никому об этом… Не хочу, чтобы вдруг подумали, будто я книжки читаю …

* * *
Школ в городе было несколько, а вот колледж был один на весь город.
Снаружи здание выглядело неприметным и серым. Табличка с надписью «Колледж» была настолько мала, что Незнакомец сначала и не заметил её. Внутри было прохладно и на удивление тихо. «Очевидно, идут занятия», – подумал он и тут же убедился в этом, заглянув в первую открытую дверь. Его глазам предстала большая аудитория, с длинными столами и скамейками. В аудитории находилось семь человек, не считая преподавателя, который, несмотря на то, что народу было мало и слушали его из семи человек всего три, вдохновенно что-то рассказывал. Незнакомец прислушался – оказалось, лекция посвящена падению Рима. Судя по всему, здесь преподавали историю. Самое удивительное для Незнакомца было то, что никто ничего не записывал. Все просто слушали. Да и то не все. Только трое молодых людей в очках с приглаженными волосами сидели на первой парте и поддакивали своему учителю. Двое: парень и девушка – целовались в углу аудитории, чем очень возмутили Незнакомца, один спал на самой последней парте, а другой рассматривал журналы.
– И это такие у вас занятия? – спросил Незнакомец.
Роза пожала плечами:
– А что такого? Мы всегда так учимся. О, смотрите, Байрон…
И Роза, просунув голову в аудиторию, громко позвала:
– Байрон… иди сюда… – потом повернула голову к профессору:
– Здравствуйте, профессор.
– А, привет, Роза, – и он продолжил читать свою лекцию. Незнакомец так и не понял для кого: для трёх слушателей или для себя…
Парень, читавший журналы, отложил их и вышел из аудитории.
– Привет, Розочка, – сказал он и чмокнул девушку в губы, – слышал, ты сделала тату...
– Да, смотри, – и Роза показала плечо. Парень перевёл взгляд с её плеча на Незнакомца:
– А вы – тот, кто отстал от поезда? Забавно...
– Это наш Байрон, – представила Роза…
Они несколько минут разговаривали о чем-то своём, о том, чего Незнакомец всё равно не понимал, пока Роза, наконец, не закончила беседу:
– Ладно, нам некогда, мы сейчас на бульвар, а ты сегодня придёшь?
– Не знаю, – покачал головой парень, – не хочу видеться с Фенечкой, мы с ней вчера окончательно поцапались, и, кажется, я её очень сильно обидел…
Роза нахмурилась:
– Я тоже… вчера обидела Художника…
Несколько секунд они смотрели друг на друга: один понимал другого, и для выражения этого им не нужны были слова…
– Что с нами происходит, Роза? – спросил Байрон, и оба они почему- то перевели взгляд на Незнакомца, как будто ожидая ответа от него. Впрочем, он им и ответил:
– Вы просто запутались… вы ещё совсем дети, а живете как взрослые…
Ни Роза, ни Байрон ничего не сказали на это и только покачали головами. Потом Роза опомнилась, взяла Незнакомца за рукав и потащила к выходу:
– Пойдем, нам пора.
Байрон так и остался стоять около аудитории, а может, и пошёл вслед за ними – Незнакомец этого уже не видел…

10. Бульвар Роз
Бульвар Роз был таким, каким нарисовал его Художник, таким, каким описывал его Бородач, таким, каким и представлял его себе Незнакомец – бульвар был свободным. Это был особый мир. О нем он, кажется, мечтал, когда был юношей. Ему хотелось обладать той свободой, которая была у детей с бульвара Роз, но он не мог обладать ей тогда, да и сейчас он не обладал ею в полной мере. Настоящий бульвар был намного красивее нарисованного, несмотря на то, что здесь уже не было ларьков с цветами, и лавочки не были такими яркими. Главную прелесть бульвара представляли его обитатели: молодые, красивые, безумные. Впрочем, в жизни многие из них были слабохарактерными, трусливыми и скучными, но на бульваре они становились другими: такими, какими видели сами себя, такими, какими они были в душе. Ведь здесь никто не обращал внимания на внешность, всем было всё равно, чем ты занимаешься в жизни, слушаешься ли ты родителей или убегаешь каждый день из дома, ночуя на одной из лавочек, какую одежду ты носишь и какого цвета у тебя волосы – ведь если ты бульварщик, значит, ты свой человек ,и, что самое важное, значит, что у тебя есть настоящие друзья.
Эти дети заменяли цветы, которые когда-то продавались здесь. А выцветшие лавочки были совсем незаметны из-за их ярких одежд: оранжевые, красные, синие расцветки, никакого серого, чёрного или бежевого. На бульваре не носили грустную одежду, ведь oни приходили сюда повеселиться, убежать от своих проблем: кто от развода родителей, кто от несчастной любви, кто от вечной депрессии, – а вовсе не для того, чтобы перекладывать свои проблемы на плечи других людей или плакаться кому-нибудь в жилетку.
Когда Незнакомец и Роза подошли к лавочкам, все ребята, как один, уставились на Незнакомца:
– Да, это он! – прокомментировала Роза, – и нечего так пялиться на человека. Он просто очень хотел посмотреть бульвар.
–Я много слышал о нём, – сказал Незнакомец; он ждал, когда же, наконец, они перестанут смотреть на него и хоть как-нибудь отреагируют.
И тут все зашумели, начали, перебивая друг друга, представляться Незнакомцу и рассказывать о себе. Со всех сторон он слышал разные имена, больше похожие на прозвища:
– Я – Сеня…
– А меня зовут Вайт, это из-за волос…
– А я Рекс и когда-то играл в группе…
– А я ни разу не был у нас на вокзале, как там всё?
Среди многочисленного народа он заметил Художника, который радостно улыбнулся ему, и Байрона, неизвестно каким образом появившегося на бульваре.
К Незнакомцу подошла грустная девушка и тихо спросила:
– А вы из какого города? Вы случайно не знаете нашего Барабанщика?
– Глупый вопрос, – раздался чей-то насмешливый голос…
Фенечка зашипела как кошка, но тут же к ней подошёл Байрон и обнял за плечи:
– Не обращай внимания, давай лучше споём нашему гостю…
– С тобой я вообще петь не хочу, но ради него… неси гитару…
– Эй, подождите, давайте сначала нальем ему, – сказал кто-то, и Незнакомец сам не заметил, как в руке у него оказался пластиковый стаканчик с какой-то жидкостью… а потом он уже угощал всех ребят сигаретами из своей пачки...
К тому времени Байрон принёс гитару, и они с Фенечкой стали петь. Даже если бы Незнакомец захотел, он не смог бы описать тех ощущений, которые испытывал, когда слушал песню Фенечки: таким красивым был её голос…
За эту пару часов, что он пробыл на бульваре, Незнакомец смог понять, почему эти дети так счастливы. Никогда раньше ему не было так весело. Он уже и забыл, что это такое: быть свободным и независимым, наплевать на все проблемы и любить жизнь, которая, может, и состоит из ничего, но всё-таки жизнь, и в ней есть бульвар, где тебе никогда не станет грустно или скучно.
Все разошлись, когда было уже далеко за полночь. Каждый при этом попрощался с Незнакомцем так, словно это был его лучший друг. Художник сказал ему большое спасибо, Роза обняла и поцеловала в щеку, Фенечка прошептала ему на ухо, что если он когда-нибудь встретит Барабанщика, пускай передаст ему огромный привет от неё и скажет, что она по-прежнему любит его... Скоро должен был придти поезд, и оставался один человек, с которым он пока не попрощался, но очень хотел это сделать, и Незнакомец заспешил к Бородачу.

11. Снова у Бородача
Бородач встретил его широкой улыбкой:
– Жаль, что ты уезжаешь, нам будет тебя не хватать…
– Но я ведь и пробыл-то у вас всего один день! – удивился Незнакомец.
– Ну и что! К нам так редко заезжают! А если и появляются новые лица, все они куда-то спешат и чего-то от нас хотят, и никто из них нас не слушает, никто не замечает бульвара Роз, потому что им всё равно, чем живут люди в этом городе, а ты оказался другой… спасибо, что слушал и смотрел, и разговаривал с этими детьми так, что они почувствовали себя нужными и интересными хоть кому-то… спасибо тебе...

* * *
Незнакомец покидал город, который не хотел покидать. Он чувствовал боль этого города, ведь у города было разбито сердце: дети с бульвара Роз были по-своему несчастны. Они вовсю использовали ту свободу, которой наградил их этот безбашенный город, но, наверное, именно поэтому они и были несчастны. Правда, сами они не знали этого. Мы думаем, что полная свобода – это то, что нам нужно, и кричим на каждом углу, что хотим быть свободны, но так ли хороша эта свобода? Если бы в каждом городе был такой Бульвар Роз, разве это было бы это хорошо? Разве принесла эта свобода, которую имели дети с бульвара Роз, долгожданное счастье, и не лучше ли иметь ограниченную свободу, но счастье? Да, но ведь именно бульвар и был их единственным счастьем! Кто бы они были за пределами Бульвара? Никто! Без бульвара они ничего не могли. На бульваре они забывали о своих обидах, ссорах, своей любви и ненависти друг к другу. На бульваре они становились самим собой. Они были тут самым красивыми, самыми умными, самыми смелыми. Кто-то из них потом возвращался домой, к пьяному отцу, кто-то, лёжа ночью в постели, обдумывал, вероятно, самый важный в его жизни выбор, кто-то возвращался в свой пустой подвал к своим картинам. Но всё это было потом. А на бульваре Роз… они становились вдруг счастливыми. Они не могли, да и не хотели плакать. Это было главное правило всех бульварщиков: на бульваре никто и никогда не плачет. На бульваре все счастливы! И не только на словах, на бульваре они действительно были счастливы, как никто и никогда в мире…
Да, все они, собравшиеся здесь, были далеко не идеальными: они пили дешёвый портвейн и самодельное вино, курили, часто уходили из дома и могли не появляться там по несколько дней, а то и лет; они почти не учились в колледже и не знали, на какую работу устроиться, потому что не умели ничего делать, кроме бренчания на гитаре и распевания песен, но одного у них у всех отнять было нельзя – это их дружбы. Самого главного, что было у них в этой жизни.

12. Послесловие
Незнакомец вернулся к себе домой, но он долго ещё вспоминал этот город. Ему снились сны о бульваре Роз, всех его обитателях, Бородаче и «Трёх каштанах», даже о смешном водителе автобуса, ему снился Художник, по-прежнему рисующий свои картины, Роза, делающая пирсинг в пупке, Фенечка, распевающая песни. Над кроватью у него висела картина, нарисованная Художником, и он каждый день смотрел на неё. Возможно, он хотел бы ещё раз съездить в этот город, но не помнил ни его названия, ни поезда, на котором мог бы туда добраться… поэтому он так больше там никогда и не побывал…
А что же происходило в самом городе?
Бородач по-прежнему был хозяином в «Трёх каштанах». Он так же усердно протирал стойку и слушал тиканье французских часов.
Татуировщик всё так же каждый день сидел в углу бара, думая о чём-то своем. Странно, но до сих пор никто не знает, о чём.
Фенечка помирилась с Байроном. Она больше не ждала Барабанщика, хотя всё ещё любила его.А он так и не приехал. Я бы очень хотела написать, что Барабанщик вернулся к ней, вернулся к бульвару Роз, но, к сожалению, он так никогда и не приехал… Зато Фенечка воссоздала группу, которую назвала «Дети с бульвара Роз». Они нашли нового барабанщика, который жил по ту сторону Пустоши, и Фенечка даже слегка влюбилась в него, он же – был от неё без ума. Они нашли бас-гитариста и клавишника, а Байрон играл на гитаре. Песни они сочиняли снова все вместе и теперь давали концерты каждое воскресенье, и даже сумели оборудовать собственную студию для записи своего первого альбома… ведь в этом городе не знали и не слушали никакой другой музыки, кроме своей собственной…
Художник и Роза тоже помирились. Она последовала совету Незнакомца и стала его моделью. Теперь он часто рисовал её, и это были самые лучшие его картины. Это был способ, каким Роза заставила его полюбить себя. Художник по-новому взглянул на свою подругу, когда первая картина была готова, и понял, что в его жизни, помимо любви к творчеству, существует ещё и любовь к девушке. И не просто к девушке, а к цыганке с длинными тёмными волосами… Теперь они вдвоем ютились в его маленькой комнатке, и эта романтика их устраивала: жениться они не собирались.
Старый кинотеатр отремонтировали, и дети частенько забегали туда посмотреть какой-нибудь добрый и хороший фильм.
В колледж по-прежнему заходили только во время дождя, а профессоров никто не слушал…
Бульвар Роз остался таким, каким и был: восьмым чудом света…
А что стало с самим городом? Ничего. Ведь его никогда и не было…



следующая Эсфирь КОБЛЕР. ДЯДЮШКА ЛИ
оглавление
предыдущая EDITOR'S COLUMN





blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney