ART-ZINE REFLECT


REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 27 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ


Сервий Юлий МAKPOH (Василий Сергеев). ПРАЗДНИК ТАММУЗА



aвтор визуальной работы - Liudmila Dakhova.



[Фрагмент из романа «РОДОССКАЯ ПАУТИНА»]
http://vasilysergeev.mylivepage.ru/file/994/3062

<Иудея, весна 3-го года до нашей эры. Она ещё числится самостоятельным царством, но царь Герод, сгнивающий заживо и лечащий свои трупные язвы в минеральных источниках на берегу Мёртвого моря, уже не контролирует ситуацию, и решения принимают римские чиновники. Мудрецы-иессеи, собравшиеся в пещерном городке Бейт-Лехем, раздумывают, как жить дальше, как спасти Тору от возможного её уничтожения римлянами.
«...Многие миры из прежде сотворенных доживали до этой минуты, но были разрушены, ибо люди в них не смогли сохранить дарованную им Тору. Господь знает, как трудно нам, Он учёл ошибки бывших до нас – и потому на этот раз пошлёт нам того, кто спасёт Тору... И то, что скажет Спаситель, будет первым Словом в нашем долгом – о, слишком долгом! – диалоге с язы́ками...»
«...Как дают детям горькое лекарство? Прячут его в сладкой облатке, дают запить медовым сиропом или разбавленным винцом. Как бабочка переживает зиму? Спрятавшись в тёплый кокон. Поэтому должен прийти Тот, кто вручит народам Тору, спрятав её в сладкую облатку, такую, которая всем им понравится, окажется для них удобной и привычной. И в то же время он укутает смысл Закона в прочный кокон, так, чтобы не пострадал он от болтливости и кощунства невежд... Тот, кому надлежит прийти, явит миру образ подвига, предстоящего Израилю, но не прямо, а в загадке и иносказании... Старое и доброе вино Торы он перельет в новые мехи...»>




****
         И привёл меня ко входу в ворота дома Господня, которые к северу, и вот, там             сидят женщины, плачущие по Фаммузе.
                  Иезекииль, 8:14
.



...Бен Давид выходит почти сразу же за ними – он вовсе не желает ссориться с Гавлонитом. Да, собственно, ему и надо идти с ними, чтобы к завтрашнему предпраздничному утру попасть в Ур-шолом. Путь хорошо известен всем «своим»: около полуфарсанга вниз вдоль русла Кедрона, потом – крутейший подъем по извилистой козьей тропке наверх, на пустынное плато, а там рукой подать до караванной тропы, где за ночь пройдет два-три каравана, в любом из которых за несколько сиклей можно найти свободного верблюда или мула.
Путь идет по речной долине с редкими терпентинными деревьями и подлеском – густейшими зарослями азалии и мирта. Между кустами вьются столь узкие тропинки, что хакамам приходится посохами и руками защищать лицо от ударов остро и возбуждающе пахнущих веток, на которых зеленеют не успевшие покрыться пылью листики и цветочные почки приоткрывают своё нежное бело-розовое наполнение. В эту глушь никто не заходит весь год, она считается священной рощей Ашторет, Малкат ха-Шамаим*.
Но уже на полпути тропинки становятся шире, появляется множество сломанных и брошенных наземь веточек, а там – и целиком сломанных кустов, смятых так, словно стадо быков металось по ним. Вскоре в отдалении показываются мерцающие огни, слышится однообразный гул голосов.
– Кто это? И что они делают? – спрашивает бен Давид.
– Это ам ха-арец**, – с легкой брезгливостью отвечает Гавлонит. – Разыгрывают мистерию воскресения Адони, своего Господина...
– Гм! Не потому ли Шимон подгадывал совещание к сегодняшнему дню, чтобы мы увидели её?.. – спрашивает Цадок. – Я догадывался...
– А мне он прямо сказал это, – замечает Ицхак бен Давид. – И то сказал, почему ам ха-арец празднуют сегодня, раньше нас – это чтобы кто не подумал, что они подражают нам...
Вовсю светит почти полная луна – послезавтра пятнадцатое нисана. Ярко горят факелы, мерцают сизоватые угли в мангалах, на которых жарится мясо, пекутся пирожки. То здесь, то там можно увидеть мехи и кувшины с вином. Но никто не притрагивается к ним, мужчины и женщины лишь поглядывают горящими глазами на свои корзинки и меха, но не трогают их.
Народ теснится у небольшой пещеры, скрытой в кустах у известкового обрыва. Здесь должно произойти главное событие праздника – чудо воскресения.
– Три дня назад эти же женщины здесь рыдали в голос, – замечает бен Давид и слегка замедляет шаг. – Давайте посмотрим?
– Некогда, некогда, – бормочет Цадок. Однако и он вынужден идти медленнее – слишком густа толпа.
– Почему рыдали женщины? – интересуется Гавлонит.
– Они укладывали в пещерку гроб, – охотно поясняет бен Давид. – В гробу лежала резная кукла – Думму, «ребёнок», или Думузи, «сын истинный». На теле – лишь набедренная повязка, на левом боку – кровоточащая рана...
– А! – соображает Цадок. – От кабаньего клыка... Его же кабан растерзал... Этим обрядам – сотни и сотни лет...

****
Между тем настаёт время главных событий праздника. Несколько женщин, стоящих ближе всех к пещере, переглянувшись, начинают ритуальные причитания.
– О, мой Думузи, как долго ты здесь лежишь! – отчаянно восклицает одна из них.
– О, утраченное блаженство! Сколь сладок был ты взорам моим и плоти моей! – подхватывает другая.
Они вопят то поочередно, то хором, в сложной, но угадываемой последовательности. В толпе намечается движение, к пещере пробираются новые и новые группы женщин. Подходя к пещере, они начинают громко и исступленно плакать, бить себя в грудь, расцарапывать ногтями щеки и руки.
– О, погибшая юность!
– О, несравненная красота!..
Вспомнили свои обязанности и музыканты: к женским воплям и причитаниям добавляются душераздирающие вскрики флейт и рокот барабанов.
Пещера завалена камнем. Она локтя на два приподнята над толпой на скальном уступе, ее окружают вцепившиеся корнями в камень горные дубы, еще безлиственные ветви которых выбелены луной. Это естественное возвышение называется «скене», или «скиния», и на нем, близ самой пещеры, молча стоят старец в белых сверкающих одеждах и девочка, обряженная в такое пышное белое платье, что кажется цветущим деревцем.
Светит полная луна, пылает множество факелов, и в этом свете отчетливо видно очень красивое и печальное лицо девочки. Каждый год жрецы отбирают самую очаровательную девочку из сотен претенденток, чтобы она сыграла эту священную роль, и многие родители, как исстари заведено, несут им дары, чтобы склонить в свою пользу почётный выбор...
Вот старец счёл, что луна достигла зенита, взмахнул рукой, – и разом оборвалось пенье флейт, замолкли исступленные вскрики женщин. Все стихло так внезапно, что у многих замерло... а потом снова забилось сердце. Что-то странное, даже противоестественное в этой толпе, скованной единым оцепенением... Никто не смеет переступить с ноги на ногу, кашлянуть, чихнуть...
Между тем девочка у пещеры касается пальчиками камня, неплотно закрывающего отверстие пещеры.
– Я принесла бальзамы и благовония, чтобы умастить Драгоценного, – говорит она старцу, и с пальцев её капает мирра. – Помоги мне отвалить этот камень!
Она говорит грустно и тихо, но все прекрасно слышат её, ибо стоит такая тишина, что слышно, как растёт трава, как в груди у соседа бьётся сердце.
Старец в сверкающих белых одеждах тоже касается рукой камня.
– Ты не сможешь умастить его, – говорит он. – Его нет здесь! Он ушёл отсюда. Он воскрес!
И тогда печальное лицо девочки озаряется улыбкой, и над стихшей толпой восторженно и мелодично звенит чистый девичий голосок:
– Таммуз воскрес! Он вышел из тени смертной! Не оставлена душа его в геенне, и не дано увидеть тления Сыну!
Мужчины из толпы карабкаются на скене и бросаются к могиле. Они отваливают камень, выволакивают из пещеры деревянный гроб, окованный медными клепаными полосами, сбивают их, открывают гроб. Он действительно пуст. В нем никого нет. И мужчины восторженно восклицают вслед за вестницей радости и вместе с ней: «Таммуз воскрес!», целуют её и друг друга, целуют оказавшихся поблизости женщин, мнут на девочке платье, передавая её из рук в руки над головами толпы... Каждый в толпе считает своим долгом вновь и вновь радостно воскликнуть «Таммуз воскрес!», словно делясь с ближним радостной вестью, и обменяться с ним (или с ней) поцелуем...
– И вот те, кому Шимон собирается вверить Тору, – почти озлобленно бормочет Гавлонит. – Что же, он думает, что в таких вот обрядах будут, как в кокон, укутаны её истины?
Покряхтывая от недоумения и стыда, хакамы пробираются сквозь ликующую толпу и уходят, верша свой многотрудный путь к караванному пути...


*Астарта, Царица небесная (ивр.).
**«Народ земли» (ивр.), простонародье, не исповедующее иудаизм.




следующая Arystarch KIRSCH. WHITE NIGHTS
оглавление
предыдущая Андрей БЕЛИЧЕНКО. ТАЙНЫЙ ВИЗИТ «МУМУКШИ» В ЧИКАГО






blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney