ART-ZINE REFLECT


REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 38 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ


Ольга Кольцова. ВОЗВРАЩЕНИЕ ПО СПИРАЛИ





* * *
Седьмая вода, по традиции, на киселе.
Текут простоквашей молочные реки в моря.
Тритон толстогубый кривляется, навеселе,
и парус белеет над лужей Маркизовой зря.

Молочные зубы кисельную память хранят;
крошились брикеты, добыты в соседнем сельпо;
дымился асфальт, антрацитовый вар, концентрат,
великим потопом их смыла река Лимпомпо.

На берег кисельный Катюша брела под гармонь,
и яблоки зрели, но не вызревали дички.
Молчи, грусть, молчи и молочную пенку не тронь.
Мартышка в очках нацепила вторые очки;

таращит глаза дальнозорко, себе на беду,
не видя того, что под носом, всего в двух шагах.
Седьмою водою, неведомым бродом бреду
на берег ненастный, а дело табак, дело швах.


* * *
Но со времен царя Гороха…
П. Вяземский

Живет моя отрада…
Я. Полонский

Вдаль идешь по водам талым,
не касаясь вод;
дело в общем-то за малым:
за озябшим красноталом,
вполуоборот –
краем слуха, гранью вздоха
эхо уловить;
догорай, моя эпоха,
со времен царя Гороха
некого винить;
краем глаза, гранью взгляда
облик угадать;
в терему живет отрада,
хоть сама тому не рада, –
стоит ли страдать,
если на пути запруда,
пыль из-под копыт,
впереди каменьев груда –
ох, не пей, моя гертруда,
стол давно накрыт;
то ли тризна, то ли брашны, –
горе не беда, –
этот посвист бесшабашный,
снег вчерашний, палый, зряшный, –
талая вода.


* * *
Да, но только напомни – зачем и куда
подниматься над темной водой,
если путь ограничен громадою льда,
и дрожащая в небе мерцает звезда
над житейской дурной ерундой;

если ветер в лицо и кровавый закат,
и сияния лживая суть,
наугад подниматься из гнилостных блат,
но затянет трясина, не взглянешь назад,
впереди – белоглазая чудь;

и ожившие призраки памятных дней,
хоровод искаженных теней,
и ночная несется четверка коней
и тревога клубится над ней.

Ледяная преграда маячит вдали,
и «Титаник» сияет в ночи,
и вдали от устойчивой милой земли
кто-то ищет пенсне и ключи.


* * *
Ограни свой алмаз, ограни,
не взыскуй от чужого огня.
Сохрани тебя Бог, сохрани
для грядущего страшного дня.

Пепел, пепел примешан к словам,
на весах не песок, а зола;
словно хлеб преломив пополам,
ты присядешь, незрим, у стола.

От пронзившего в вышних луча
через волглую стылую мглу
четверговая вспыхнет свеча
на далеком твоем берегу.


* * *
Несобственно-прямая речь слышна,
не собственный, мотив тихонько вьется,
но собственное эхо остается,
когда врасплох застигнет тишина.

Зажмурь глаза и слух приотвори,
от голоса внезапного, от гласа –
по слою затвердевшего левкаса
черты проступят, прочее – сотри.

Прекрасным мир не станет, верь – не верь,
классически оборванная строчка –
хитин, имаго, кожа, оболочка.
И мотыльком прикинувшийся зверь.


* * *
Дважды в реку – лишь небу войти,
ливню, прочерку молний двуострых,
в шутовских одеяниях пестрых
листьям, ветреным срезом пути.

От крещенской чудесной воды
не убудет, лишь над Иорданью
свет стоит; равносилен преданью
отголосок былой ерунды.

Посмотри, как земля тяжела,
хрупок лед, полынья затянулась;
отражение света вернулось
эпителием, гладью стекла.

Дважды в реку – поземкой дурной,
зазеркальным подобьем, потоком;
зраком, мраком, всеведущим оком
иль звездою – на глади речной.


* * *
Супрематически паря
над миром небыли и вздора,
в конце свечного коридора
провидеть вязкость янтаря,

силки, ловушку, западню,
прельщения иного рода;
ни родословье, ни порода
не на кону, не в корм коню;

зрачок из сумрака веков
раздвинет объектива створы,
мелькнет невнятный образ Коры,
освобождая от оков, –

от тяжкого земного сна,
мистериального соблазна;
заочна память и заглазна,
и плоть значенья лишена.


* * *
Ну а если назад, за плечо, за крыло –
только взгляд, только пристальный взгляд;
но примета дурна, и воды утекло
под янтарные слезы сестер-Гелиад –
так, что снадобьем сделался яд.

Вот и кровь до виска добралась, горяча,
и не больно смотреть с высоты
на проделки шута, трюкача, рифмача;
то ли смех, то ли плач искажает черты,
и горят, не сгорая, мосты.

И терновник колючий, и розовый куст,
и садовник, и плащ огневой,
и карбункул, змеиных коснувшийся уст, –
всё твое над колеблемой ветром травой,
брат-тростник, – вековой, кочевой…


* * *
не из плоти и крови – из мрака и сна,
из ошибки, гордыни и лжи
сотворен, – оболочка земная тесна,
потому отпусти, не держи;

за мгновением – миг, за эоном эон,
наливается злое зерно,
и ростки оплетают подножье колонн,
и незримое ткут полотно.

не для жертвы – для жатвы созрела пора,
вот и жнец появился из мглы;
стало близким, что мнилось далеким вчера,
уместившись на кончик иглы.

отраженьем отторгнутые зеркала,
лишь кружит над жнивьем воронье,
и летит оперенная мраком стрела,
и вонзается в сердце мое.


* * *
Ветророжденный – с ветром говорит
на языке эоловых созвучий,
он облаком прикинется иль тучей, –
и мраком ставши, знай себе парит, –
вбирая морок, воздуха тщету, –
и первый вздох – почти как вздох последний;
за литургией или за обедней
ветрам дано услышать немоту
той речи, чье дыхание – темно,
оно сродни дыханью преисподней,
слова же произносятся свободней
и падают, как спелое зерно.
Ветророжденный, распахни глаза
и слух открой – уже не для соблазна, –
пусть речь твоя пока еще не связна,
но пеленой не кажется слеза.
Ветророжденный, с ветром говори,
лети за ним – и с ним же возвращайся;
не бойся, не проси – и не прощайся, –
но купиною на ветру гори.












следующая «Когда воротимся мы в Портленд...»
оглавление
предыдущая Эли Бар-Яалом. НАШ СТВОЛ РАСТЁТ НА КРАЮ ОБРЫВА






blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney