ART-ZINE REFLECT


REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 38 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ


Ольга Погодина. МУЖИК И БЕЛКА




Мужиков в Верхоленске хоть отбавляй. Большинство – невысокие, голубоглазые, сильнопьющие. Сейчас к этим характеристикам добавилось еще безделье. Безделье по большому счету, потому как, если поглядеть – вроде каждый чем-то занят или хотя бы делает вид. Но у нас экскурс в более давние времена, когда все были не вроде бы, а при деле, и бездельников ждало общественное осуждение. Хотя и тогда случались удивительные люди, которые умудрялись жить неизвестно как и на что.
Жил, например, в третьем доме мужик. Мужик как мужик, самый что ни на есть обыкновенный. Жил, как все, пил, как все. Правда вот, как все не работал. Хотя и на шее ни у кого не сидел, и ставил временами стол, как положено, не реже остальных. А ты попробуй не проставь в таком сообществе, где все идет по кругу, как смена времен года: за поминками по отцу Лехи-тракториста у Михаила Самойлова именины, а там Первомай, потом День Победы, потом опять же Троица, потом Петров день (а в Верхоленске полно Петров), далее день рождения у Николая-утопленника, свадьба у Лехи-тракториста, поминки по Настасье Петровне, поступление в институт Егорова внука, первое сентября, Мамохины именины... И так до Нового Года. Хошь не хошь, а раза три в год проставляться надо, иначе не быть тебе свойским.
Жил мужик один. Вот у кого бабы, – тем легче. Баба-то здесь масла займет чуток, тут ей пирожков всучат за болтовней, а соседка муки или гречки отсыплет. Иная как бы невзначай по хозяйству поможет, постирать ли чего, прополоть, – и уже подношения можно принимать не согнувшись, а как некоторую натуральную плату.
Мужичонка же был какой-то нескладный. Не умел такой подход наладить. Сидел в своей избе, скошенной на один бок и ушедшей в землю по правый подоконник, вдвоем со своей собакой и питался, верно, одним святым духом.
А вот собака у мужика была особенная. Маленькая рыжая лайка, очень похожая на всех остальных верхоленских собак, только меньше, много тощее, с влажными умильными глазами и тонким заливистым тявканьем. Звал он ее Белка и очень ею гордился.
И было чем. Белке не зря дали ее прозвище, так как в радиусе ближайших пятисот километров не было лучшей охотницы на бурундуков и белок. Одного ошалевшего бурундука Белка умудрилась загнать на слегу, которыми отгораживали покос от скотопрогонной дороги, и гоняла туда-обратно, звонко тявкая, целый час, пока хозяин не прибежал, увидав ее с косогора. И ведь так гоняла , что бурундуку даже в голову не пришло спрыгнуть и удрать в высокую, по пояс, траву, где бы его днем с огнем не нашли.
Кроме того, было в этой собачонке что-то мистическое. Она белок к себе как будто притягивала, – не успеешь с ней километра от дома отойти, а уже держи ружьишко навскидку. Остальные собаки как собаки, – может, найдет, и может, нет, да еще и упустит. А пойдешь с Белкой (сколько раз бывало!) – мало того, что чуть не на каждой сосне попадаются, так ведь и сидят на ветках как приклеенные, все как одна с шишками в лапах. Даже когда собьешь, не выпускают. То есть двойной даже прибыток. И шкурку совсем не портишь, стреляешь как зверобой: девять выстрелов из десяти – белке в глаз! В общем, уж Белка так Белка.
Так что не было у мужика недостатка в тех, кто его угощал, а заодно и собачонку на промысел выпрашивал. Только мужик хоть и небогат был, а собаку берег. Бывало, вроде совсем его уговоришь, он даже за собакой пойдет, а вот встанет с ней на пороге, в глаза ей глянет и упрется: не дам, мол. И все тут, дальше хоть камаринскую пляши. Хотя иной раз махнет рукой, и собачонка сама с веселым лаем за тобой мчится. Этот отбор в Верхоленске быстро заметили и уважительно говаривали: "А Белка-то за ним со двора сама побежала... Хороший, значит, человек, правильный."
Больше всех после хозяина Белка любила Мамоху. У Мамохи во дворе жил Буска, большой спокойный пес какой-то невероятной, "бусой" масти – серо-рыже-золотой, с умными оранжевыми, как у персидской кошки, глазами. В Белкину течку его было от ворот не отогнать, и щенков все ожидали каждый раз с нетерпением, и выстраивались в очередь к обоим хозяевам. Но щенков никогда не бывало, хоть оба пса и выглядели здоровыми. Сама Белка тоже приходила в гости к ухажеру, озорничала, валялась в пыли, заигрывала, извивалась всем своим маленьким тощим телом и требовала, чтобы ей чесали брюхо. Мамоха слазил с крыльца и чесал, а Буска взирал на развлечения подруги со спокойным достоинством. Сам он никогда до таких забав не снисходил. В Верхоленске у псов нрав вообще оч-чень независимый. Сами приходят, сами уходят. У каждого заключен какой-то свой молчаливый пакт с хозяином, что-то вроде платы за постой. Но на всякий пожарный свое жилье имеется. Рядом с кладбищем сопка немного просела, образовались песчаные обрывчики вдоль заросшей дороги. Частенько заезжие, проходя здесь, нервически хмыкали – что, мол, за колония сурков-гигантов. А это верхоленские псы себе запасной поселок вырыли.
В песьем сообществе Белка держалась особняком, жалко жалась к Буске и со двора убегала мало. Хорошая, в общем, собака и не брехливая понапрасну. Слух о ней давно уже распространился по всей округе, и гостей специально водили на «чумовую собаку» поглядеть.
Как-то под Рождество в Верхоленске появился один шишкинский парень, при деньгах, на старенькой, но своей машине. Парень был здоров и пригож, и не лежала на его челе печать обреченности, затаенная тоскливость, столь характерная для жителей русской глубинки. Парня звали Антон, и вид его вызывал к себе уважение – такого не окликнешь Антохой по-простецки. По заведенному ритуалу, не миновал он славной традиции. Сидел за столом, хрустел привезенными огурцами, выставил водки на всю компанию. Хмель его не брал, разве что на щеках появлялся темный жаркий румянец. Гость сыпал анекдотами, интересовался охотой вроде больше из вежливости. Вечер получился замечательный. Гости один за другим опустили лица в стол, а Антон продолжал солидный разговор с хозяином в таком тоне, какой тот за всю жизнь не слыхивал.
И продал ему мужик Белку. Сам наутро не помнил, как продал. Очухался утром – в кулаке пачка денег. Посмотрел на них – на душе кошки заскребли, а внутри наладилось общее беспокойство. Оглядел стены мутно и вспомнил, как продавал Белку. Как она сама на его зов пришла – жалкая, доверчивая. Как взял ее на руки и затолкал на заднее сиденье машины. Как упрашивал открыть окно "чтобы Белочке легче дышалось". Как сидел на крыльце, слушая звук отъезжающей машины, роняя пьяные слезы.
Добрел он до Белкиной конуры, сел прямо в снег, словно паломник перед языческим храмом, и забормотал что-то невнятное про прощение и новую конуру. Потом замерз сидеть и побрел в дом, и заглушил стакан одним махом. И те, кто проснулся, нашли его таким же, каким запомнили. Короткий январский день показал краешек солнца и угас за сопкой за какое-то мгновение, и опять навалилась ночь. Мужик ревел белугой, а те, кто еще мог это выносить, силились справиться с разочарованием и обидой, грохали по столу и клялись, что уроют гада.
Вдруг в дверь кто-то поскребся. Все принялись орать и всхлипывать и только через полчаса, наконец, сообразили, что звук им не почудился, и гурьбой бросились к двери, и распахнули ее, а за ней сидела жалкая, заснеженная Белка, вывесив изо рта красный язык.
О, когда еще в Верхоленске был такой день, чтобы собака сидела за столом, как полноправный член общества! Чтобы кто-то мчался через весь поселок за лакомством для нее, и кто-то перевязывал чистым бинтом ее стертые в кровь лапы, не говоря уже об умильных словах, тормошениях и поцелуях в мокрый собачий нос! Белка сносила весь этот взрыв радости безропотно, высовывала язык и лизала хозяина в заросшую щеку. Потом кому-то пришло в голову, что деньги, заплаченные за собаку, возвращать не стоит, так как Белку ему продали честь по чести, а уж что новый хозяин ее удержать не смог, на это, как водится, не уговаривались.
Через неделю, когда снова явился Антон, и возвращать было нечего. Антон требовал собаку, мужик супился. Сначала он, завидев машину, потащил Белку в баню и запер ее там, но шустрая собачонка выпрыгнула с полога в слуховое окно и с превеселым тявканьем завертелась под ногами. Вид у нее был довольный, словно она увидела лучшего друга. Антон зверел, мужик упирался. В какой-то момент Антон рявкнул:
– Так ты мне ее продал или нет? – ухватил Белку, которая почему-то вовсе не сопротивлялась, и потащил ее к машине. Мужик побежал было за ним, потом от удивления даже ахнул: его Белка вырвалась из рук Антона, подбежала к задней дверце машины и в ожидании уселась перед ней. Антон открыл дверцу, и Белка безо всяких колебаний туда запрыгнула. Антон расплылся в улыбке:
– Ну че, видал? Признала хозяина, а? – барабанил он пальцами сквозь стекло, а Белка игриво вертелась на сиденье, не проявляя ни малейшей тяги к свободе. Мужик оторопел настолько, что не сопротивлялся. Антон ухмыльнулся, сел за руль и выбросил в лицо мужику столб снежной пыли.
О своем позоре мужик на этот раз никому не сказал. Побрел домой, лег на бок, сказал: "Как же так, Белочка?" – и наглухо замолчал. Он и не спал, и не бодрствовал – лежал на боку и слушал, как воет за окном ветер, и никакие мысли его не посещали.
На рассвете в дверь поскреблись. Мужик упал с кушетки и помчался к двери прямо на четвереньках. За дверью сидела донельзя довольная Белка.
На этот раз мужик никому ничего не сказал. Налил себе и Белке молока, перевязал ей лапы и принялся выпиливать в двери дыру с войлочным пологом, чтобы холодом не тянуло. Белка наблюдала за ним с топчана, куда была торжественно уложена, и уши ее стояли торчком, а хвост отбивал воистину рок-н-ролльный мотивчик.
На следующее утро дверь затряслась. Мужик осторожно, чтобы не потревожить спящую в ногах Белку, вылез из-под одеяла. За дверью стоял Антон, пьяный и шальной. Завидев Белку, поднявшую морду с лап с самым недоуменным видом, он ринулся к ней, растопырив пальцы :
– У-у-бью с-с-уку-у-у!
Белка вывернулась, спрыгнула на пол и деловито простучала коготками по полу. Антон и мужик ринулись за ней, чтобы полюбоваться, как она усаживается у заднего сиденья машины, и поднимает правую лапу. Ну точно дама, протягивающая руку для поцелуя.
– Н-н-ет! Врешь! Шалишь! – Антон ринулся к ней, но поскользнулся, врезался лбом в стекло задней дверцы и разбил его вдребезги. Ненадолго задумался и сполз.
– Пущай отдохнет! – безо всякой жалости резюмировал мужик и нарочито, в пояс поклонился Белке, приглашая обратно.
– Тяв! – важно ответствовала Белка и неторопливо, виляя задом, направилась в дом.
Какое-то время они сидели молча, прислушиваясь. Со двора донесся угрюмый мат, завозились, потом забухтел мотор и, наконец, машина с ревом вылетела за ворота.
Мужик и Белка вышли на крыльцо и переглянулись.
– А что, ничего мы его? – вопросил мужик, вглядываясь в туманные сумерки.
– Тяв! – ответила Белка.

Мужик продавал Белку еще восемнадцать раз.








 следующая Герберт Розендорфер. ДОНЖУАНСКИЙ СПИСОК ЛЕПОРЕЛЛО
оглавление
предыдущая Елизавета Ганопольская. ЧЕРНОВИК РАССКАЗА





blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah




πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney