ART-ZINE REFLECT


REFLECT... КУАДУСЕШЩТ # 41 ::: ОГЛАВЛЕНИЕ


Рафаэль Левчин. ИСПОЛИНСКИЙ РЫБОХВОСТЫЙ МЕССИЯ



aвтор визуальной работы - В.Вайсберг, "КОРМЯЩАЯ"



Вадим Давыдов. ГОД ДРАКОНА: роман; "Другие Берега", 2011

"The exciting and provocative blend of romance, science fiction and fantasy, love and war, cruelity and humanity – this is the "Dragon's Year"! You would be unable to close this book until the last page read."

http://www.amazon.com/Vadim-Davydov/e/B008EBWD2U
http://www.amazon.de/-/e/B008EBWD2U


– Вы жестоки из самых лучших побуждений, но жестокость – это всегда жестокость. И ничего она не может принести, кроме нового горя, новых слёз и новых подлостей. Вот что вы имейте в виду. И не воображайте, что вы говорите что-то особенно новое. Разрушить старый мир, на его костях построить новый – это очень старая идея. Ни разу пока она не привела к желаемым результатам. То самое, что в старом мире вызывает особенное желание беспощадно разрушать, особенно легко приспосабливается к процессу разрушения, к жестокости и беспощадности, становится необходимым в этом процессе и непременно сохраняется, становится хозяином в новом мире и в конечном счете убивает смелых разрушителей. Например, тайная полиция. Ворон ворону глаз не выклюет, жестокостью жестокость не уничтожить...
– ...Мы вовсе не собираемся разрушать ваш старый мир. Мы собираемся построить новый. Вот вы жестоки: вы не представляете себе строительства нового без разрушения старого. А мы представляем себе это очень хорошо...
А.Стругацкий, Б.Стругацкий, «ГАДКИЕ ЛЕБЕДИ»


Не станет империй? Возможно... Империй не будет, проблемы останутся.
Л.Аннинский, «РУССКИЕ ПЛЮС...»



С самого начала читателя предупреждают: «Вы не сможете закрыть эту книгу, пока не перевернете последнюю страницу».

Что ж, это правда. Более того, я прочел её дважды, чего не делал уже довольно давно – хотя чуть было не закрыл сразу, наткнувшись в начале на эпиграф из Д.Быкова. (Быков, на мой вкус, – типичный представитель «фельетонной эпохи», вообразивший себя писателем и, о боги мои, поэтом; не говоря уж о том, что в этом эпиграфе им озвучена глубокая мысль на уровне сообщения о впадении Волги, что бы кто ни думал, именно в Каспий!) Не порадовало меня и предисловие В.Сикалова: это ода империи и имперскости. Для меня со словом «империя» ассоциации однозначны: переломанные кости миллионов рабов, Второй Рим, Третий Рим, Третий Рейх etc, etc. Однако, зная по опыту, что ни предисловиям, ни эпиграфам нельзя доверять стопроцентно (это относится и к вышепомещённым эпиграфам), прочёл – не поленюсь повторить, два раза – и не жалею.

Первое, что могу сказать: да, читается взахлёб, оторваться в самом деле трудно; большинство образов и прежде всего образ главного героя – удача несомненная; жанр: альтернативная реальность плюс научная фантастика с примесью вроде бы незначительных (на самом деле довольно существенных) элементов фэнтези – интересная находка (как, собственно, большинство попыток сделать что-то на стыке жанров); сюжет динамичный и так далее. Роман, полагаю, обречён на успех.

А теперь подробнее. Уже название первой книги дилогии, «ГРАД ВОЗНЕСЁННЫЙ», немедленно отсылает к Стругацким. Как и то, что сразу возникает знакомая пара: молниеносно мыслящий еврей и замедленно соображающий русский. Только проводником Андрея (на сей раз Корабельщикова, а не Воронина) в альтернативный мир оказывается не всезнающий гуманитарий Изя Кацман (гуманитариев в этом мире вообще недолюбливают, предпочитая десантников), а весьма крутой, как он сам о себе с удовольствием сообщает, Даниил Майзель (бывший Бернштейн), он же Дракон. Это как бы клон героя более ранней другой книги тех же авторов, «Обитаемого Острова»: гигантский рост, огромная скорость перемещения, жуткая силища, умопомрачительные знания, с невероятной скоростью работающий мозг и даже (ну, это-то, скорее всего, случайное совпадение) перемена фамилии, а главное – архетипичность.

Потому что Дракон – конечно же, Спаситель (Медиатор, Мессия); как, собственно, и Максим Каммерер (бывший Ростиславский). Только тот, в отличие от Дракона, прошёл долгий мучительный путь от простодушного «добра вообще» к добру уже не столь безусловному, через так называемое «меньшее зло» (в частности, убийство экипажа танка специального назначения, подрыв зловещего Центра...), и, наконец, к службе в «Комиссии Галактической Безопасности», она же КОМКОН-2. «Не мир, но меч», короче говоря. А Дракон этот путь явно прошёл ускоренными темпами – если вообще проходил.

От Каммерера же унаследовал Дракон и фантастическую способность к регенерации. Что это за регенерация, откуда взялась и почему, подробно не сообщается – но это как раз хорошо, ибо и не должно быть всё разжёвано, надо оставлять читателю пространство пофантазировать самому. Зато мы почти сразу узнаём, что Дракон ещё в СССР был, попросту говоря, бандитом и остался таковым, выехав за рубеж. Однако немедленно уточняется: он бандит благородный – можно сказать, Робин Гуд ХХI века. Или, как он сам себя характеризует, разбойник-бессеребренник. Ибо, –...если у кого-то появляются деньги, их надо срочно отдавать. Деньги приходят для всех людей, но – через немногих. И вот когда эти немногие перестают понимать, что якобы их деньги вовсе не им предназначены, человечеству начинает грозить опасность... Чтобы «изменить мир по своему усмотрению в реальном масштабе времени» и превратить «невозможное в реальность», герою нужны – для начала! – миллиардов этак 40-50, и он лихо отнимает их у «плохих парней», которые сперва не обозначаются толком (некие «колумбийские дуремары»), да и не надо пока – достаточно знать, что он грабит награбленное.

И на этот первоначальный капитал герой создаёт (ещё отсыл к Стругацким) «Мир Полудня», «симфонию света»: – ...мой дом, моя сказочная страна и волшебный город. Люди, которых я сделал гордыми и счастливыми. Я их спас... От рабства в транснациональных монополиях...

Так. Слово сказано. Главные враги – вот эти самые транснациональные монополии, они же финансовая олигархия. Это (опять отсыл) «выбегалловские кадавры», у которых на уме только жратва, пьянка, брутальный секс и ничего более. Они тормозят прогресс и цивилизацию, делают людей своими рабами и устраивают организованный хаос, сиречь спуск всей жизни на планете в воронку небытия. И при этом даже между собой не способны договориться. По сему поводу Дракон с удовольствием припоминает цитату из Владимира Ильича о буржуях, которые продадут верёвку, на коей их и повесят. И выносит им приговор, обжалованию не подлежащий:
– Способ защиты человечества от паразитов должен был появиться. И мы появились. Мы люди – и мы сильнее любых хищников, даже похожих на нас...

Понятно, этим «империям зла» противопоставлена Империя Добра со столицей в чудесном граде из легенд, где произошёл «синтез стихии славянской с германской и галльской», в «городе королей и мастеров», побывавшем некогда уже столицей Священной Римской империи – в стобашенной Праге.

В дальнейшем, впрочем, оказывается, что есть и другие враги: «муслимы» (– Они не хотят нас победить. Они жаждут нас уничтожить, стереть самую память о нас. Это ислам. Не тот ислам, о котором тебе рассказывали на уроках истории – ислам Улугбека и Хайама, Фиродоуси и Авиценны, а ислам настоящий. Огонь, выжигающий душу... ), с которыми Дракон и его сподвижники ведут войну не на жизнь, а на смерть. Не случайно роман посвящён Ориане Фаллачи (вот чего, кстати, нельзя простить уважаемому Умберто Эко, так это того, что он её мимоходом высмеял).

Правда, для Мессии Дракон как-то уж слишком вызывающе (хотя тоже вполне в духе героев Стругацких) атеистичен:
– ...Бога нет, и царства его тоже. – Уверен? – В чём? – Что Его нет? – Уверен.
– однако же свою миссию посредника между мирами дольним и горним он, в отличие от Каммерера, вполне осознаёт с первого появления на страницах:
– ...Христос. Никто не знает, был ли он на самом деле. Каждый в нем себя видит, свои поступки с его правдой сверяет. И верующие, и неверующие. Вот это я понимаю – бессмертие. – Хочешь уподобиться? – Да я, в общем, уже... Пусть забудут меня и имя моё, но пусть ходят путями моими – только так и может рассуждать настоящий творец и спаситель... Бога нет, зато есть Дракон... Дракон – символ не только разрушающей, но и могучей созидающей силы, символ мудрости и справедливости. Люди могут не понимать его действий – но он Дракон, и этим всё сказано...
И даже сам папа римский подтверждает это:
– ...только такой мятежный дух мог поднять и повести за собой стольких людей. Он слишком похож на Спасителя...
И в конце концов становится совершенно ясно: – Мы живем в мире, стоящем на твоих плечах. (Несомненно, читатели православнутые завопят, что это ж Антихрист, да ещё и реинкарнация средневекового банкира, да римским папой одобрен!!.)

Образы сподвижников Дракона: короля Вацлава, он же Император Вселенной, и королевы Марины, руководителя спецслужбы Гонты, африканского императора Квамбинги, трактирщика Втешечки и прочих – тоже весьма хороши: выпуклые, цельные, с запоминающимися речевыми характеристиками. Удачнее всех сверхсерьёзный ребёнок Сонечка и легкомысленная девица Марта – особенно Марта, с её просторечиями и слэнгом, буквально освежающими:
– Он же наш. Он за нас – до последнего. А мы, значит – за него... Он и с богом самим добазарится, – он всегда с ним такие дела трёт, ему бог отказать не может!.. (Вот только она дважды тушит сигарету на протяжении первых двух минут разговора – ну да ладно, с первого раза недотушила, бывает.)

К слову о речевых характеристиках: эвфемизмы обсценной лексики (почти у всех персонажей): «фуёво, мля, гнездец, пелядь, звездюли, ептыть, остогнездело» – выглядят как-то несуразно (хотя и восходят в принципе к аксёновским «Поискам жанра»). По мне, лучше уж настоящее сквернословие, чем вот этакое стыдливое сквозь зубы.

Хвалить текст вообще можно долго, и я ещё буду, но стоит сказать несколько слов и о недостатках. Увы, образ главной героини, Елены, – наименее удавшийся, несмотря на все приданные ей титулы: дважды золотое перо Европы, дважды бриллиантовое перо, трижды журналист года. Мы с самого начала узнаём, что она написала весьма резкую книгу, опасно восстановившую против неё кого-то (как-то не сразу понятно, что поголовно весь мусульманский мир), и что она пребывает в оппозиции к Дракону и королю, считая (по-моему, не без оснований), что власть развращает, а власть абсолютная развращает абсолютно. Она же – ещё и (ещё один отсыл) Совесть Нации, не дающая Дракону со товарищи закоснеть в самолюбовании, и им жизнвнно необходимо привлечь её на свою сторону, а для этого ей придётся осознать их прогрессорскую (отсыл) правоту, а для этого, в свою очередь, надо полюбить Дракона, который покамест, как и она, полагает, что личное счастье – не для него. И с первой же встречи героя и героини становится ослепительно ясно, что между ними непременно вспыхнет всепоглощающая любовь-страсть. (К сожалению, вообще слишком многое в тексте можно просчитать наперёд: едва появляется Ирена, становится ясно, что Кречманн излечится от импотенции; едва заходит речь о бесплодии Елены, становится ясно, что Дракон её от этого несчастья избавит; едва Дракон сообщает, что никогда не спит, становится ясно, что в какой-то ситуации он всё же заснёт; едва говорится, что он не простит себе, если его друг детства погибнет, становится ясно, что друг таки да погибнет, а он себе это худо-бедно простит... и т.п.) Посему постоянные требования Елены: – Избавьте меня от необходимости отбиваться от ваших ухаживаний! – выглядят несколько натянуто. Сама Елена чересчур уж истерична: не говорит, а шипит или фыркает, глаза постоянно мокреют, а уши краснеют; то утверждает, что решительно ничего не боится, а то – что ужасная трусиха. Да и вообще немало противоречий, выглядящих порой, как нестыковки. Например:
– Невозможно в сколько-нибудь значительном сообществе сделать всем сладенько и мягонько... и: – Создаём цивилизацию. В которой у всех будет вдоволь еды. Чистой воды. Где все дети будут желанны, здоровы, любимы...
Или: – Честная и сильная власть признаёт право народа на самозащиту, в том числе и от неё самой. С оружием в руках. – Мнe как-то даже страшновато представить себе бедолаг, пытающихся защищаться с оружием в руках от Гонты и его подчинённых, запросто убивающих голыми руками. Не говоря уж о самом Драконе, убивающем взглядом (непонятно, кстати, зачем ему в таком случае обычное оружие: он и из пистолета на бегу метко стреляет, и голову человеку может отрубить, не примериваясь и не замахиваясь...).
Или: – С друзьями в моем положении большущий, неописуемый напряг... – Чудовищно одинок. И придумал себе короля и королеву, и её, Елену... и: – Он для вас словно брат или сын... – Ах, какие у тебя друзья!..
Или: – Никогда они [большевики] не кончатся. Не они, так ещё какая-нибудь гадость. Только это – не мой мир... и: – Как не осмеливались даже большевики... – Он русский большевик, космическое переиздание.
Или: – Это Европа, это наследие Цезаря Августа и Византии... и: – Хватит византийского дерьма!..

Однако большинство этих нестыковок как раз работает на пользу тексту, делая его шероховатым, прихотливо растущим, странным. Живым, как дерево или река. Условно говоря, есть два основных метода написания романа, их можно назвать «методом Толстого» и «методом Достоевского». В первом случае создаётся подробный план будущего текста и заполняется, клеточка за клеточкой. Во втором – создаётся герой, который затем свободно творит для себя сюжет. Конечно, на практике чаще всего происходит смешивание обоих методов, но данный случай, по-моему, ближе ко второму варианту.

Поэтому меня почти (почти!) не смущает, например, что Елене строго рекомендовано не покидать империю, и целый жандармский корпус следит за этим, а она, едва поссорившись с Драконом, тут же уезжает, наплевав на запрет, и, конечно же, попадает в западню, и редактор газеты, где Елена работает, получает за это по физиономии – хотя по справедливости должен бы схлопотать по физиономии за раздолбайство сам жандармский генерал. Что никто из профессионалов не улавливает ближе к финалу надвигающуюся опасность, а Елена улавливает и разгадывает, предотвратив грандиозную провокацию и мировую войну (впрочем, видимо, у неё прорезались сверхспособности после встречи с ведьмой). Что женщина-посол отказывается надеть защитный скафандр, тем обрекая себя на гибель, и что вообще в посольстве нет запасных бронежилетов на всякий пожарный случай. Что один и тот же персонаж заявляет: – Найдём тех, кто хочет иного и странного [очередной отсыл]. Мы литвины: кривичи и пруссы, бодричи и лютичи... Великое Княжество Русское, Литовское и Жемойтское... – и: – Гуманитариев надо душить в колыбелях... Вот любопытно: кто-то, кроме оных гуманитариев, вообще слыхивал когда об этих самых бодричах, они же ободриты, и лютичах, а?.. (Я уж молчу про собственно Литву: видимо, в этой реальности её не существует.) Что Андрей Корабельщиков почему-то относится к Мельницкому ребе с пиететом и мечтает увидеть его посох, куда вмонтирован фрагмент посоха Моисея, а Дракон Майзель-Бернштейн пренебрежительно отмахивается: – ...Палки из змей, змеи из палок. Чепуха на постном масле...

Когда Елена схваченному врагу на полном серьёзе пересказывает «Час Быка», это сперва просто ошарашивает: зачем? кому?!. Но на самом-то деле – себе. А вот когда Дракон деловито сообщает ему же, каким именно способом он его казнит, и Елена думает: есть бог, или нет, но, совершив такое, человек убьет свою душу... – то возникает вопрос: так он совершит или только запугивает? Ибо если совершит, то наверняка не впервой, а стало быть, душу давно загубил. А если пугает, то на кой чёрт, собственно, это надо?

Есть и другие вопросы, на которые нет удовлетворительного ответа – например, вся ситуация с президентом России, который в этой реальности не гэбнюк, а бывший спецназовец, весь спокойствие и доброжелательная сосредоточенность, просто душка. И он уж так неприятно удивлён, когда ему втолковывают, что провокатор и убийца Садыков, оказывается, вовсе даже не его сукин сын и что Россия – это сырьевой придаток, бочка с бензином и рынок сбыта ваххабитской литературы. (А мужик-то и не знал! Ну прямо Гитлер в фильме Сокурова, вопрошающий: Аушвиц? а что это?) И после вполне резонного: – Это вы заврались так, что сами себе перестали верить, ампутировали память, совесть и честь. Это для вас люди – растопка в котел, коммунизма ли, капитализма, – всё вам едино!.. – вдруг совершенно неожиданное: – Но мы оба – солдаты. Ты, как и я, знаешь, что такое – чувствовать локоть товарища по оружию... Ты такой же солдат своего народа, как и я. И сегодня мы с тобой – хотим мы того или нет – в одном окопе!
Что ж, остаётся вспомнить, что эта реальность автору нравится больше, чем наша. Но всё-таки как же быть с вот этим: –Мы хотим простоты. Когда враг – это враг, а брат и друг – это брат и друг... ? Так это вот и есть та самая простота?

Непонятно, зачем всё-таки Гонта устраивает жуткую кастрацию бывшего любовника Елены. Обсуждение этого с нею самой, как и с Драконом, ясности не прибавляет (что вообще значит: «Кто ж знал, что она так на коня подсядет?»?). Не очень понятно также, зачем, собственно, убивать идиота Яйтнера, с какой стати это кому-то послужит уроком. Притом сам же Гонта декларирует: – Зарезать безоружного и убежать – вот ваша честь; а он что, вооружённого убил?

Неудачен приводимый Драконом пример с амбразурой. Насколько я помню, уже давно выяснено, что это красивая легенда. В действительности подобраться к доту почти невозможно, но если уж всё-таки удалось, то надо гранату бросить в амбразуру, а не ложиться на неё – пулемёт не закреплён намертво, пулемётчику ничего не стоит тряхнуть стволом, сбросить тело и продолжать стрелять.

Не очень удачны и откровенные описания. Нет, я-то решительно не против них, совершенно даже наоборот. Но, по-моему, предпочтительнее, чтобы мне не сообщали о «сильных маленьких мускулах лона» героини и о том, что она «внутри вся горячая и скользкая», а лишь дали бы одну прекрасную фразу: «Сплошной декамерон – они вообще не вылезали из кровати» – а далее я бы уж сам додумал.

Зато сколько прелестных цитат, которые хочется (и легко) запомнить:
– ...расстреляем их прямо на улицах и вгоним промеж рёбер каждому осиновый кол с табличкой: «Убирайся обратно в преисподнюю, нацистская мразь!»
– Что вы чувствуете, когда вам приходится стрелять? В человека? – Отдачу.
– ...атеизм – тонкий лед, по которому один человек пройдёт, а нация – провалится... <
– О, это одно из самых странных еврейских свойств. Лучшие из нас – лучшие граждане той страны, в которой выпала судьба жить. Мы становимся вами, и невозможно нас с этим разнять. Правда, можно убить.
– Демократия – самоуправление поселков, общин, городов. А парламентской говорильни не надо!
– Но все не могут быть спасателями, солдатами, инженерами и физиками! – А так хочется, чтобы все.
(Решительно не могу согласиться – зато великолепная характеристика героя!)
– Человеку обязательно нужно что-то делать. Куда-нибудь лезть...
– ...он еврей. У него особые отношения со временем и с пространством. И со Всевышним, конечно же... О, это так по-еврейски – спорить с Господом. Остаивать свою правоту, требовать справедливости: здесь, сейчас, немедленно...
– Разве можно рассчитывать на чудо? – Рассчитывать – нельзя. А вот надеяться – можно. И нужно.
– Но как увидеть ту границу, за которой, служа стране и народу, превращаешься в пса режима?
– Рабский труд непроизводителен. Об этом забыли коммунисты, и нынешние «акулы производства» этого не понимают. Назови казарму корпорацией или социализмом, ничего не изменится.
– Рыцарство, доведенное до абсурда.
– Что за доблесть – сделать возможное? Сделать невозможное, сотворить чудо – вот настоящее дело!
(Тоже отсыл, кстати.)
– В хороших руках даже «неправильные» инструменты работают на правильный результат.

Приятно удивила рефлексия Дракона:
-- Возомнил о себе, будто научился контролировать всё на свете и себя в том числе? Ну так получи же сполна, человечек!

Одна из лучших сцен – встреча с ведьмой в булочной, особенно когда Елена пытается догнать её, не может, и становится понятно, что это сон наяву. Хороша также сказка, которую Елена рассказывает Сонечке – как бы адаптированный вариант романа для детей, его квинтэссенция.

Забавны легко узнаваемые персонажи, такие как Тукановский (тук – жир); и в этой реальности он тоже шут, озвучивающий политику Кремля экстравагантным способом.

Что касается четырёхуровневой идеологии Империи Добра:
...первый – сильное государство; второй – плюс многонациональное и наднациональное государство всеобщего благоденствия; третий – плюс технократическая сверхдержава для обеспечения выхода в Большой Космос, что обеспечивает бессмертие цивилизации; и четвёртый – челоовечество как единственный инструмент собственного бессмертия и бессмертия Вселенной, способный предотвратить победу Хаоса…
– то видит Бог, как бы мне хотелось во всё это поверить. Увы, не могу. Но читать, несомненно, приятно – и про хорошую империю свободных наций, и про грядущую победу над голодом, и про уже почти что полную (безоговорочную и окончательную) победу над исламским экстремизмом, и про счастливый брак еврея и католички, бывших атеистов (что мешает Елене пройти гиюр? правда, тогда бы пропала такая выигрышная сцена свадьбы), и вообще про сильных, добрых и весёлых людей, которые любят и защищают друг друга, а если и делают порой зло, так исключительно затем, чтобы потом превратить в добро (привет-привет, «Вся королевская рать»!). Да, эта штука будет покруче «Часа Быка», несомненно. Мечтать вообще хорошо.

Впрочем, есть и такое мнение, что всё без исключений придуманное рано или поздно воплощается.



следующая Elvina Zeltsman, Rafael Levchin, Sergei Levchin. CINEMA MON AMOUR
оглавление
предыдущая Сергей Волченко. ПОЗНАВШИ ОДНАЖДЫ






blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney