| ПРЕМИЯ - 2005
| ПРЕМИЯ - 2006
| ПРЕМИЯ - 2007
| ПРЕМИЯ - 2008
| Главная страница
| Положение о премии

| АВТОРЫ

| Полина Калитина
| Катя Непомнящая
| Александр Агарков
| Марика Гагнидзе,
  Ирина Квирикадзе

| Андрей Беличенко
| Андрей Пичахчи
| Марианна Гейде
| Олег Шатыбелко
| Анна Гончарова
| Марина Хаген
| Татьяна Мосеева
| Анастасия Денисова
| Иван Марковский
| Елена Харченко
| Илья Риссенберг
| Михаил Зятин
| Данил Файзов
| Наталья Ключарева
| Тимофей Дунченко
| Кирилл Пейсиков
| Виктор Иванiв
| Сергей Тиханов
Номинация от журнала "РЕЦ" № 13, 2004.
Выпускающий редактор Ирина Максимова.
irimax@yandex.ru

Автор: Александр Агарков.

Биография:
Родился в 1950 г. в г. Кисловодске Ставропольского края. С 1967 года живет в г. Усть-Каменогорске. В 1972 г. окончил филологический факультет Усть-Каменогорского педагогического института. Работал в редакции газеты "Лениногорская правда", с 1991 и по 1995 гг. был редактором "Городской газеты" г. Усть-Каменогорска. Печатался практически во всей местной прессе, в республиканских изданиях "Ленинская смена" ("Экспресс-К"), журнале "Шмель", в союзных изданиях: "Книжном обозрении", "Красной звезде", "Литературной газете", "Труде", "Советской России", "Комсомольской правде". Лауреат литературной премии "Золотое перо" республиканского журнала "Шмель".
В настоящее время - редактор газеты и двух отраслевых журналов.



"ТРЕПАЧ"
или
ИЗ РАССКАЗОВ ДЯДИ ШАЛИКО

    Как-то раз, когда наш старый друг и постоянный автор Шалико Нагапетович Агарян зашел в редакцию для получения очередного скромного гонорара, мы спросили его:
    - Шалико Нагапетович, правда ли, что в молодости вы обладали даром непревзойденного рассказчика?
    - Да, - скромно ответил Шалико Нагапетович, - я действительно обладал таким даром. Более того, продолжаю обладать им и до сих пор!..
    - В таком случае не могли бы вы...- начали мы было, но Шалико Нагапетович еще более скромно перебил нас:
    - Мог бы. Но прежде, чем я начну свой рассказ, мне хотелось бы проверить, научил ли я вас заваривать истинный чай. Спроворьте-ка мне чашечку шотландского высокогорного!
    Пока мы готовили чай по-шотландски, Шалико Нагапетович забрался с ногами в редакторское кресло, взял в руку чашку с поданным ему чаем и...

    Редакционное отступление:
    Читатель, увы, сухие газетные строки не могут передать всего того эмоционально-экспрессивного накала, с которым Ш. Н. Агарян вел свое затейливое и где-то даже неправдоподобное повествование. Вот он рассказывает о М. Бернесе или М. Пуговкине - и перед нами эти артисты: в мимике, жесте, голосе! Вот Дин Рид - и мы видим перед собой певца и - даже кажется - слышим его голос.
    Вот Владимир Высоцкий - и мы как будто рядом с великим бардом!
    Вот... да что там говорить, конечно, Шалико Нагапетовича надо слушать. И, тем не менее, мы думаем, что его рассказ, если что-то и потеряет в нашей передаче, все равно будет интересен читателю.

    Итак, Шалико Нагапетович так начал свою историю:

    - Родился я в самой середине этого, как вы понимаете, века в одном из городов кавминводской группы. Да что там греха таить - в лучшем городе этой знаменитой кавказской группы курортов - Кисловодске.
    И уже начиная с младшей группы детского сада поражал воспитательниц и нянечек тем, что собирал вокруг себя ползунков и наизусть цитировал Сергея Михалкова, Самуила Маршака, а в старшей группе читал почти всего "Евгения Онегина". А также многое рассказывал "от себя".
    - Ну, вылитый Ираклий Андроников! - восторгались воспитательницы.
    (В этом месте Шалико Нагапетович отхлебнул чаю и вновь очень скромно заметил: "Насчет Андроникова они тогда, конечно, хватили. Однако лавры Ираклия Луарсабовича, видимо, действительно не давали мне покоя").
    - Так вот. В школе моя страсть стала развиваться стремительно. После уроков я собирал вокруг себя добрую ватагу слушателей и, если можно так выразиться, художественно вещал. В отличие же от дяди Ираклия, пользовавшегося для своих рассказов в основном событиями из своей же жизни, я, по молодости лет, в основном вольно фантазировал на военно-приключенческие или авантюрно-детективные темы. Получалось легко и изящно. Кроме того, мозг мой был устроен так, что в него почти не влезало ничего из математики, зато, скажем, любой анекдот, попадавший в голову, прочно и навсегда заседал там и, главное, без труда мог быть извлечен. Нужно ли говорить, что с годами арсенал анекдотов рос, и я мог на спор рассказывать их сотнями без остановки. Да что там - сотнями!
    - Хотите - тысячу расскажу! Без остановки?
    "Ах, чертов кавказец! - подумали мы. - Какой, однако, горячий!"
    А вслух сказали:
    - Шалико Нагапетович, анекдоты - как-нибудь в следующий раз. Вы бы про встречи с великими... Мы слышали, что жизнь частенько сталкивала вас с ними?
    - Точнее будет сказать, их со мной, - в очередной раз поскромничал наш друг. - Ведь я специально и не искал встреч с ними - вы верно заметили - жизнь сталкивала...- глаза рассказчика подернула пелена воспоминаний. - Что ж, слушайте...


КАВКАЗСКИЕ ВСТРЕЧИ

БЕРНЕС И ПУГОВКИН

    Город наш, как я уже упоминал, был злачным местом в любое время года: нарзан, тепло, солнце, горы - экзотика! Посему и зимой, и летом здесь частенько можно было этак, запросто, столкнуться носом к носу с самой что ни на есть знаменитостью, причем, в любой области! Идешь, скажем, по улице, вдруг - что такое? - сирены - ва-У! ва-У! - кортеж мотоциклистов, впереди ГАИ, в машине - вот с таким носом - сам Нугзар Лобжанидзе, начальник ГАИ, орет в микрофон:
    - Сатаят! Пиринят ви право!
    И - вжик - "Чайка"! А в ней - Юрий Гагарин. Или Никита Сергеевич.
    - А Леонид Ильич? - с надеждой спросили мы, перебив Шалико Нагапетовича.
    - Как вас видел. Но тот приехал на поезде. И что характерно - сам за руль - и на дачу…
    Да. Но что - деятели партии и правительства - Алексея Николаевича Косыгина раз пять видел, в бильярд чуть было с ним не сыграл. Мама не разрешила - она в санатории, где Косыгин отдыхал, работала. А вот министра сельского хозяйства дважды-таки обыграл. Кукарекать под столом заставил, в натуре говорю! Но вернусь к более ранним временам. Так вот, в те времена, а, впрочем, и сейчас, модны были гала-представления.
    Тогда, правда, таких мудреных слов не употребляли. Но артистов съезжалось много - и то сказать: курорт. Пьешь нарзан, а рядом Сергей Филиппов или Зоя Федорова - вокруг народ сразу, разговоры... Сюда-туда, базар-вокзал, гагры-негры, кино-вино-домино… Ажиотаж.
    И вот однажды приезжает очередная большая группа артистов и дает представление на местном стадионе. А "добрые" дяди-руководители - нет бы пропустить на стадион мальцов бесплатно - так нет же, еще и весь забор бутылочным стеклом утыкали и для верности дегтем смазали. А в те времена гардеробчики наши, увы, джинсами-мжинсами не располагали, вообще одежда ценилась - я тебе дам, точнее, нам дам, если домой придешь грязный или, не дай Бог, порванный! Поэтому забор исключался. И мы решили пробраться на стадион через окно гостиницы, что располагалась на первом этаже стадиона. Но что делать - все окна закрыты! Кроме одного. И вот мы тихонько лезем в это окно и... натыкаемся на свирепое лицо... Михаила Пуговкина.
    - Ага, попались! - Бармалеем рычит на нас артист. Ребята сыплются с подоконника. Я же мужественно держусь за край рамы.
    - А ты что, сынок, не боишься? - с притворным удивлением спрашивает Пуговкин.
    - Неа! - отвечаю я, хотя и побаиваюсь: кто его знает, шибанет еще чем-нибудь... Хотя не должен - глаза-то добрые, смеются. А в глубине комнаты вижу - ну, конечно же он, Марк Бернес. И он говорит Пуговкину:
    - Миша, не пугай пацанов, - и подходит к окну. - Что, ребята, на концерт охота?
    - Ага! - хором орем мы.
    - Тихо, согласен. Только уговор - в шахматы кто-нибудь играет?
    - Я играю, - смело говорю я, хотя кроме е-2, е-4 ничего твердо не знаю.
    - Тогда так: выиграешь у меня - всю ватагу провожу на стадион, проиграешь - не взыщите, идет?
    - Идет, - вздыхаю я и лезу в окно, которое тут же облепляется сопящими мордочками.
    Я сажусь за доску напротив Бернеса и делаю единственный известный мне ход: е-2, е-4.
    - Ого! Изрядно, - смеется Бернес и спрашивает:
    - Песни петь любишь?
    - А как же! У меня и мама поет, знаете как?
    - Как? - спрашивает певец и делает ответный ход.
    - А вот так! - Мама моя действительно всю жизнь выступает в самодеятельности, поет песни, частушки, но особенно ей удаются армянские и цыганские песни. Армянские, потому что она армянка, а цыганские - сам не знаю почему. - Так вот, я встаю, отодвигаю стул и зычным голосом конферансье местного пошиба вещаю:
    - Эа... "Ехали ... э-мнэ.. цыгане" - раманысы! - и начинаю :
    - Эх -ды е - а -ха ли а-цыга-а-а-ане! Сы- ды яры-мары-ки ды-ды дамой ды-ды дамооой!
    - Ну ты даешь! - покатываются с хохоту Бернес и Пуговкин. - Артист!
    - Я и ваши, дядя Бернес, могу! Вот:
    Темная ночь, только пули свистят по степи...
    - Только ветер гудит в проводах... - неожиданно подхватывает певец, и мы вместе допеваем куплет до конца.
    - Молодец! - говорит Бернес и неожиданно добавляет:
    - Мат! - и указывает пальцем на окно.
    На мои глаза накатываются слезы. Что это, гроза морей и окиянов готов разрыдаться как дитя?!
    Однако Бернес прерывает "бурный поток", готовый хлынуть из моих глаз, словами:
    - Шучу. В шахматы ты, брат, играть не умеешь, а поешь здорово. А поэтому - только тихо! - давай, по одному и - в коридор.
    И вот все мы осторожно крадемся по коридору к выходу на поле, а впереди - народный артист СССР Марк Бернес.
    Когда мы, уже сидя в первом ряду трибун, приветствуем проезжающих мимо нас на открытом ЗИМе артистов, Бернес машет нам рукой, а Пуговкин кричит:
    - Артист!
    - Ага! - в свою очередь кричим мы и хлопаем по плечу какого-то дядьку рядом:
    - Это он нам!
    - Ну? - не верит дядька.
    - Точно! - кричим мы...
    - Где пропадал, сынок? - спрашивает перед сном мама.
    - Да с Бернесом в шахматы играл, - сонно отвечаю я и, уже засыпая, слышу:
    - Фантазер.

    - Налейте-ка еще чайку! - Шалико Нагапетович, чувствуется, слегка растроган.
    - А что там у вас было с Дином Ридом, мы слышали?
    - А? Да, было дело. Так вот. С тех самых пор судьба сводила меня с великими с удивительным постоянством. Само собой разумеется, впечатления от этих встреч я запоминал, а затем использовал в своих устных рассказах. Не скрою, иногда добавлял к ним, этим рассказам, самую малую толику художественного вымысла. Но, подчеркну, самую малую. В основе же всегда - сущая правда. Самое же обидное, что если там, на Кавказе, эти рассказы и вызывали порой некоторое недоверие, то крайне редко. А вот здесь, куда совсем еще до недавних времен артисты приезжали, мягко говоря, в год раз, а зарубежных так и вообще не пускали, рассказы мои вызывали однозначную реакцию: "Трепач!" - говорили обычно слушатели. И, конечно, было обидно. Ну, ладно. Итак...


ДИН РИД

    Сейчас в это, наверное, трудно поверить, но в те теперь уже далекие годы имя американского певца, его песни были необычайно популярны. Красивые внешний вид и голос, песни на самых разных языках принесли Риду большую популярность в нашей стране. И вот певец дает только два концерта в нашем городе. Само собой разумеется, что билетов мы никогда не покупали. У нас, пацанов, были свои ходы в театр. Например, через окно туалета. Порой, правда, там дежурил очередной "зауховыводящий" постовой дядя Вася. Но, что поделаешь, искусство требует жертв. Таким "туалетным" образом мы просачивались на концерты Зигфрида Валенди, Карела Готта, Радмилы Караклаич, Лили Ивановой, Джордже Марьяновича, смотрели постановки Большого театра, театров "Ленкома", Вахтангова, МХАТа и т. д., и т. п.
    Слушали пение молодых Кобзона, Ротару, Лещенко, Леонтьева, совсем юной Понаровской и многих-многих других.
    И вот - Дин Рид. На первый концерт мы не попали. Около туалетного окна стоял очччень гадкий "мильтон" - дядя Петя Шаповалов (ставший-таки потом начальником милиции). Поэтому мы слонялись рядом с театром и слушали отголоски пения американца. По окончании концерта певец, к удивлению публики, вышел вдруг на ступеньки к выходу из театра. В его руках была пачка фотографий с автографами.
    Дин Рид, бедняга, не учел только экспрессивной непосредственности советского зрителя. Что называется "в один секунд" певец был смят и чуть было не разорван в клочья - не подоспей вовремя милиция. Однако ему порвали-таки рубашку, а фотографии просто растерзали на части. Весть же о том, что Дин Рид после концерта раздавал автографы, облетела маленький курортный город в одночасье.
    Назавтра у театра собралась толпа человек в триста с явным намерением получить в качестве автографа не только фотографию, но и, по меньшей мере, хотя бы кусочек певца. Концерт подошел к концу, толпа росла, певца не было. Толпа шарахалась от выхода к выходу и постепенно накалялась.
    Мы, разумеется, были тут же. Шастали туда-сюда без надежды на автографы. Честно сказать, было интересно, как начнут терзать певца. Этакая ребячья жестокость.
    И вот, проходя мимо самой что ни на есть неприметной дверцы в стене театра, мы вдруг увидели, что дверца эта с тихим скрипом слегка отворилась и оттуда высунулось испуганное лицо Дина Рида:
    - Хей, бойз, рэбъята! - он ткнул пальцем куда-то за наши спины.
    - Каа! Эээ... мэшин! Авто!
    - Машину просит, - сообразил самый англичанистый из нас. Но где она?
    Да вон же она, "Чайка". Певец в это время показывал руками, что, дескать, надо бы прикрыть его. Что делать? Наша команда окружила Дина Рида плотным кольцом и стала медленно, чтобы не возбуждать подозрения, двигаться к "Чайке". Но она стояла довольно далеко. А зритель был глазаст.
    - ДИН! - взревел кто-то над ухом.
    - РИД! - подхватил кто-то не менее громко.
    - ГДЕ?! - возопила толпа.
    - ВОНАН!
    С двух сторон к нашей кавалькаде бросились любители автографов и кусочков певцов. Мы не успевали к "Чайке". Дин Рид уже в ужасе прикрылся гитарой, которую держал в руках, как вдруг...
    - Эй, мужик, -донеслось из стоявшего совсем рядом "Запорожца" первой модели, причем - инвалидского, - падай ко мне. - Какой-то инвалид без ноги распахнул перед Ридом дверцу. Что было делать? Рид плюхнулся на сиденье, захлопнув дверцу, машина рванулась вперед, толпа негодующе взревела, мы рассмеялись, а певец уже на ходу крикнул:
    - Миэ! Дуужба! Спасыбо!
    А я пошел с пацанами домой, рассуждая на ходу, как инвалид, приехав домой, небрежно ответит на вопрос жены, где был:
    - Да так, Дина Рида возил.

    - Э-э, братцы, - Шалико Нагапетович посмотрел сначала в свою пустую чашку, а затем в потемневшее уже редакционное окно и сказал:
    - Пора и честь знать. Дела, братцы. Пока!
    И он шагнул к выходу.
    - А как же продолжение? - спросили мы.
    - Как, как! Продолжение следует...
    Наступила очередная пятница, и Ш. Агарян вновь пришел в редакцию, чтобы продолжить свои устные рассказы.
    - Однако, - отметил Шалико Нагапетович, увидев, что нашего полку прибыло - все редакционные стулья оказались занятыми.
    - Чем потчевать будете?
    - Шартрез? Кампари? Кьянти? - предложили мы на выбор.
    - "Жигули", - отрезал Шалико Нагапетович. - Жарко что-то, весной потянуло. Принесли кружку "Жигулей". Шалико Нагапетович хватил добрый глоток, утер рукавом усы и уже начал было свою речь, как мы нетактично перебили его:
    - Маэстро... В прошлый раз вы рассказали о встречах с некоторыми артистами. Не могли бы вы сегодня рассказать о встречах с государственными деятелями?
    - А чего ж? - согласился Ш. Н. - Хотя что про них рассказывать - госдеятели - они и в Китае - госдеятели. Ну, хотите - так слушайте...


АНАСТАС ИВАНЫЧ

    - Я уже упоминал, - начал Агарян, - что в нашем городе любили отдыхать многие партийные и советские руководители. Кто-то из них вел при этом весьма замкнутый образ жизни, а кое-кто - наоборот, любил "пообщаться с народом". Скажем, Никиту Сергеича с Ниной Петровной частенько можно было встретить в городском парке в его неизменной украинской вышитой рубахе. Не чужд он был всеобщему психозу "увековечения собственного имени в камне" - на одной из скал долгое время была надпись: "Н. С. и Н. П. Хрущевы". Позже, рядом, какой-то шутник приписал: "Кукурузники".
    Так вот, лично я видел "Кукурузника" всего раз, в раннем детстве, издалека. Когда он отправлялся в Москву на поезде. А вот с Анастасом Ивановичем Микояном довелось встретиться весьма близко. И вот при каких обстоятельствах.
    Было мне лет 12. Нужно сказать, что город моего детства был сказочно богат на фруктовые сады. Поэтому почти в каждой семье был пусть и небольшой, но садик. А кое у кого - так целая плантация. И тем не менее воровать фрукты было и интересней, и романтичней. Чем и занимались все пацаны в городе. Получалось, что крали, или как тогда говорили - "тырили" мы друг у друга. Особенно интересен был сей процесс, если он был связан с опасностью. Какой? Ну, быть укушенным злой собакой, побитым не менее злым хозяином, наконец, получить солью в зад - бывало и такое. И вот однажды, когда нам наскучило "обносить" чужие соседские сады, где к нам уже привыкли собаки и притерпелись хозяева, мы решили произвести налет - не пугайтесь! - на правительственную дачу. Дача эта большую часть года пустовала или в ней отдыхали какие-нибудь иностранцы. Вообще нужно сказать, что партийцы и совработники "ленинского призыва" особо шиковать не любили, не то, что сейчас. Да. Так вот. А на даче этой был прекрасный, хотя и небольшой садик. И в нем росло уникальное дерево - груша. С виду - груша как груша, зеленая, продолговатая. А внутри - красная, как кровь. А дух - ум! ум! (в этом месте Шалико Нагапетович так плотоядно потянул носом, что в редакции явственно почувствовался запах груш). Короче - "Бере Рояль мичуринская" против той - что твое папье-маше. И вот только, значит, засмеркалось, как мы уже перелезли через забор и, осмотревшись и никого не увидев, медленно двинулись к заветному дереву. Было тихо. В доме огни были погашены. Но светила луна, поэтому видно было хорошо. Залезли на дерево и стали рвать груши, закладывая их в завязанные на животе рубашки. И тут с земли донеслось:
    - Попались, голубчики! А ну - слезай.
    Внизу стоял сторож с огромной овчаркой. Как он сумел подкрасться к нам незамеченным, никто не понял. Но бежать было некуда. Правда, не верилось, что и собака может лазить по деревьям. Зато верилось в милицию. А ее могли вызвать в любую минуту.
    - Если сейчас же не спуститесь - вызову милицию, - как бы уловил наши мысли сторож.
    - Нэ нужна милицию, Пэтрович, - послышался вдруг голос с балкона. Увлеченные наблюдением за землей, мы не заметили, как на балкон особняка вышел мужчина, мерцая в темноте огоньком папироски. Не буду врать, что я тут же узнал Микояна. Во-первых, не такими уж я и мои товарищ были политически подкованными, чтобы с дерева, ночью, без подготовки, фанфар и рукоплесканий узнать одно из первых лиц в государстве, прослужившего столь долго на самых высоких и ответственных государственных постах, что про его "творческое долголетие" даже шутку сложили: "От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича". М-да... Так вот. Телевизоров тогда было мало. Ну, дядька и дядька - шишка какая-то. Но говорит-то дело - милиция, мол, не нужна.
    Инкогнито раскрыл сторож:
    - Так ведь ветки обломают, Анастас Иванович.
    - Неправда, мы аккуратно! - закричали мы хором, не поняв в первую минуту, о каком Анастасе Ивановиче идет речь. Мой друг Рамазан сообразил первый:
    - Дяденька Микоян, мы осторожно. И немножко...
    - Вот видишь, Пэтрович, - усмехнулся в усы Микоян, - ми астарожно и - нэмножко!
    - Убэри собаку... Кушайте, дети. На здоровье! - Микоян пустил клуб дыма и шагнул в комнату.
    Сторож, ворча, увел собаку, а мы быстренько слезли с дерева, перемахнули через забор и рванули домой. Разумеется, наутро, в школе нам никто не поверил.
    А лично мне отец отвесил хорошего "пендаля" за порванную сандалию:
    - Микоян, говоришь?.. Я тебе покажу Микояна!
    - Вот так всегда, - закончил свой рассказ Агарян.

    - Ну а... - начали было мы.
    - Ну что - "ну", - перебил Шалико Нагапетович. Ленина и Сталина видел только в мавзолее. Исключительно из-за молодости лет, а то бы судьба обязательно свела. Издалека видел живых Гагарина, Титова, Терешкову, Брежнева, Суслова, Пельше, Подгорного, Полянского, короче, почти все политбюро. Все там же, у себя в городе. В Москве было много встреч с разными людьми, но об этом - в свой черед.

    Здесь же весьма кратко о неожиданной картинке, которую пришлось наблюдать у Кремля, в Александровском саду.


КЛИМЕНТ ЕФРЕМОВИЧ

    Иду, курю. В командировке был. Времени много свободного. Сел на лавку покурить. Урна рядом. Две московские благообразные старушки напротив. А сбоку, прямо у кремлевской стены - дверца. Старинная такая, с прозеленью. Только успел подумать, что, поди, уже век не открывалась, как она - скрип! - и наружу. А из нее - старичок, седенький, небольшой такой, нос картошкой, красный, под ним - усики - щеточкой, глаза слезятся. Сюртучок на нем сталинского покроя, кепочка ленинская в руке. А в другой руке - папироска, тонкая, длинная. Огляделся воровато по сторонам, спичкой чиркнул, затянулся жадно, закашлялся, слезу утер и на скамейку, что в отдалении стояла, уселся. И главное - курит в рукав, как вроде боится кого. И точно, минуты не прошло, не успел старичок и раза три затянуться, как из дверцы той - скрип - молодой человек, холеный, волосы - на косой пробор, набриалинены. Костюмчик - кремлевский стандарт. И - к старичку. Тот увидел молодца - аж заверещал, поперхнулся дымом. А молодец ему:
    - Климент Ефремович, как можно, вы прямо, как дитя малое! Врачи строго-настрого...
    И тут - как я понял - Ворошилов - как загнет "по маме" молодца в крестителя, бога и душу - верите - так московских старушек прямо с лавки сдуло.
    А молодец ухватил - но осторожно - Ворошилова под мышки и чуть ли не на руках втащил в дверцу. Видать, нельзя было Ворошилову курить в его преклонном возрасте. Так-то вот.

    - Ну а с нашими, казахстанскими деятелями приходилось встречаться? - с надеждой спросили мы Агаряна.
    - А как же… С Нурсултаном Абишевичем дважды встречались. Раз даже вопрос ему задал. Но это, так сказать, в официальной обстановке. А вот, помню, с Протозановым...
    - Как?! Вы и с Александром Константиновичем встречались? - благоговейно привстали все сидящие. (А.К Протозанов, член ЦК КПСС, несколько лет был главой Восточно-Казахстанской области.)
    - А чего ж? Было дело, причем - забавное.
    - А...
    - Конечно - расскажу.
    - Еще пивка?
    - Охотно! Эх, хорош напиток. Все эти виски-миски, "Рояли"-пианина...
    - Впрочем, так…


САШКА-ПИЛОТ

    Летел это я из тогда еще Алма-Аты домой, в Усть-Каман.
    И вот наш рейс почему-то задерживают. Час сидим, полтора. Все - что, как? Никто ничего не знает. Наконец объявляют посадку. Садимся. "ЯК-40". А мое место - аккурат у пилотской кабины, справа. Напротив - никого. А главное - при моем росте - ноги вытянуть можно, благодать! Только поздно уже. Значит, могут и попить не дать. Ждем опять. Еще около получаса. Да что такое, стюардессы - ни гу-гу. Как вдруг подкатывает, видим, к трапу этакая черная барракуда - правительственная, а из нее - мужики в черном, человека четыре. Ну, думаем, министр или из ЦК кто в Усть-Каман едет. Вот же змей, из-за него добрых два часа кукарекали. Ан - нет! На трап восходит ведомый под белы рученьки сам Александр Константинович Протозанов. А ведом он каким-то дядькой с крупным носом. (Так до сих пор и не знаю, кто это был, может, Лесечко?) А мужики, что с ним приехали, по плечу его хлопают. "Давай, - говорят, - Саша, бывай!".
    - Привет! - ответствует тот. И по голосу слышно - принял уже.
    - Вы, конечно, понимаете, - констатирует Шалико Нагапетович, - что идет он и садится как раз напротив меня, через проход. И носатый с ним.
    - Самолет, верите, замирает. В смысле - пассажиры. Хотя - почему, мне смешно. Страх что ли у людей? Но все как-то вжались в кресла. А. К. между тем чувствует себя вполне уютно. Уже подняли трап, закрыли дверь, засвистели турбины. Все немного расслабляются. В это время А. К. поднимает правую руку и указательным перстом тычет в дверь аварийного выхода:
    - Это что?
    - Аварийный выход, Александр Константинович!
    - Открыть!
    Сцена настолько комична, что даже испуганные пассажиры беззвучно трясутся в своих креслах.
    - Нельзя! - неожиданно строго говорит сопровождающий.
    - Пчму?
    - Птму! - в тон А. К. отвечает носатый.
    - Ладно, - покорно соглашается А. К. и через минуту уже похрапывает. Кажется, задремал и сопровождающий. Но впечатление обманчиво. Ибо А. К. вдруг перестает храпеть, срывается с места и пытается бежать по самолету. Но не тут-то было! Носатый выпрастывает из пальто руку, ухватывает А. К. за полу пальто и усаживает на место. Наконец начинаю дремать и я. Но недолго. Потому что вдруг получаю удар по плечу:
    - Слышь, пацан! - раздается голос слева. Я открываю глаза. Правая рука Протозанова лежит на моем плече.
    - Слышь, а ты знаешь, как самолеты садятся?
    - Знаю, - отвечаю я.
    - Ни хрена ты не знаешь! - дышит на меня коньячком А. К.(а может, и водочкой, не буду грешить против исторической правды).
    - Сейчас я тебе расскажу!
    - И знаете, действительно рассказал, - отметил Шалико Нагапетович. - Я потом справлялся у летчиков - рассказал со знанием дела! Видимо, интересовался у пилотов. Говорят, он панически боялся летать на самолетах. Поэтому перед полетом обычно принимал для храбрости. Так он мне до самого касания и рассказывал, какие рычаги и ручки нажимают пилоты, чтобы сесть. На том, казалось бы, и все. Понятное дело, что сначала выгрузили "самого", а потом уж и нас, грешных. Правда, надо сказать, ради ли приезда высокого гостя или так уж случайно вышло, но среди глубокой ночи на площади стоял-таки автобус.
    - Да, чуть не забыл, - еще смешной эпизод. При встрече все подходили к ручке.
    А. К. тряс их, кое-кого даже чмокнул по-брежневски. Короче, никого не обделил вниманием. Кроме разве одного из милицейских чинов. Этот, бедняга, бегал вокруг, стараясь попасться на глаза, да все тщетно. Наконец глаз А. К. упал-таки на него.
    - А-а-а! Такой-то! - Протазанов назвал чина по фамилии. - Здоров!
    Нужно было видеть, как изогнулся милиционер в поклоне, как приложился к ручке. Как благоговейно произнес:
    - Здравствуйте, Александр Константинович!
    Отголоски его эмоций еще носились в воздухе, а А. К. уже укатил со свитой в ночь... Да, что ни говори, а королей делает свита. В том числе и мы с вами, - неожиданно закончил Агарян.
    - Вот на этой оптимистической ноте позвольте мне и окончить устную главу о встречах с великими людьми. И напомнить, что от великого до смешного...- и Шалико Нагапетович сделал этот шаг в ночь.
    - А продолжение?
    ...следует! - раздалось из ночи.


    - Сегодня пятница, 1 апреля, значит, Шалико Нагапетович должен будет рассказать что-нибудь весьма веселое и столь же неправдоподобное, - решила редакция, собравшись на очередной пятничник. Однако маэстро что-то долго не было. Наконец он ворвался в редакцию и заявил:
    - Прошу прощения! Задержался. Встретил старого армейского друга. Ну и...
    - Так вы служили в армии, Шалико Нагапетович?
    - А почему бы и нет? Конечно, служил, да еще как!
    - Так может быть, памятуя, что сегодня 1 апреля, вы нам расскажете о смешных эпизодах армейской жизни? Надеемся, они были?
    - Ха, - ответил на это Шалико Нагапетович, - было бы смешно, если бы у меня не нашлось двух-трех смешных эпизодов из армейской жизни... Хотя, поверьте, служба в армии состоит из многочисленной цепи не очень-то смешных эпизодов.
    - Шалико Нагапетович, а какова ваша армейская профессия?
    - Вообще-то я - армейский разведчик. Но это сейчас, а сначала...
    Впрочем, все по порядку.


АТЫ-БАТЫ...

    Самое смешное из моей армейской жизни - это то, что служил я здесь.
    - Как - здесь? - не поняла редакция. - Вы что, призывались из других мест?
    - В том-то и шутка, что отсюда.
    - Не может быть, Вам же сказочно повезло!
    - И тем не менее. Конечно, служил я не совсем здесь, а рядом. - Агарян показал пальцем в сторону, которую, по понятным причинам, мы указывать не будем.
    - Как сейчас помню, войсковая часть ****. Смех номер один - призвали меня 1 мая. Все празднуют, а я в армию еду. Привезли в Алма-Ату. Мариновали там полмесяца. Дважды сажали в самолет - летим, мол, в ГДР. Наконец приехал какой-то генерал и давай всех нас распихивать по разным углам СССР. По принципу: ты с Камчатки - поедешь в Закарпатье. Ты из Игарки - поедешь в Кушку. А у меня почему-то спросил об образовании.
    - Высшее, - ответил я.
    Генералу это почему-то не понравилось.
    - Шибко умный, - констатировал он и схохмил "по-армейски":
    - Поедешь на Восточный фронт! - и назвал номер части - ****.
    - Где это? - спросил я у стоящего рядом старшины-хохла.
    - Усть-Каман, - вяло махнул тот рукой. - Дыра. Слыхав про такий?
    - А-а-а!
    - Ты чого? - не понял старшина. - С глузду зихав, чи шо?
    - Так я же сам оттуда.
    - Так и мовчи, дурилко, а то враз загрэмишь на Соловки!
    - Так я вернулся в "родные пенаты", - закончил Шалико Нагапетович.
    - Да. Служил я сначала заряжающим в танке. Сами понимаете, кроме, как на место заряжающего, меня - при моем росте - в танк никуда больше не сунешь. Тем не менее, зарядить мне так ни разу и не пришлось. Ибо после того, как меня дважды заклинило при "входе-выходе", мой командир, кстати, единственный (в то время) капитан-ненец в Вооруженных Силах, Витя Выучейский, безнадежно махнул на меня рукой, повысил в звании до младшего сержанта и назначил командиром отделения связи.
    - Ноги длинные - будешь с рацией бегать, - резонно заключил он. Это, кстати, позволило мне через некоторое время "поручкаться" с будущим министром обороны. Но это было позже. Я же обещал вам рассказать о смешном. Бывало и такое. Ну вот, как говорилось в армии, "навскидку", сходу, без подготовки, пара эпизодов из так называемого "туалетного армейского юмора".


САЛЮТ

    - Надо вам сказать, - начал Шалико Нагапетович, - что у нас тут служила "Маленькая Грузия" - так называли солдаты-грузины своих соплеменников, служивших в нашей части. Не имея возможности сообщить вам о численности нашего контингента, отмечу, что грузином был, пожалуй, каждый третий в части. Ну, четвертый - наверняка. Естественно, что они и были "королями положения". Был среди них сержант Гогоберидзе - грузинский красавец и отпетый ловелас, разумеется, ловелас - насколько это возможно в армии. О его многочисленных победах над местными девушками ходили легенды. У него была ослепительная гражданская тройка - костюм, присланный ему из родной Сакартвэло (Грузии). И в этой тройке он ходил в самоволки к девушкам. И вот, аккурат 31 декабря, когда Гиви, так его звали, в очередной раз решил "намылиться" в самоход дабы встретить в непринужденном гражданском девичьем кругу Новый год, его вдруг поставили "шугануть нарядчиков по-праздничному" - перевожу для гражданских - привести в порядок казарменный туалет к Новому году.
    По случаю близкого к новогодью времени, офицеров в казарме уже не было, поэтому Гиви, торопясь на встречу, надел на себя тройку на зависть всему подразделению и повел нарядчиков для чистки четырех "очков" туалета. Те, взяв в руки соответствующие принадлежности, начали драить клозет. Гиви прохаживался рядом и учил - жестами - как правильно нужно очищать "очки".
    Увы, на ту беду на четвертом этаже казармы два ухаря из мотострелков решили отметить приход Нового года "армейским салютом наизнанку". Почему он так назывался, я сейчас объясню. Салют, как правило, производится вверх и ракетами или фейерверком. Солдаты-пехотинцы решили произвести салют вниз и взрывпакетами. По команде одного из них они подожгли два взрывпакета и кинули их в "очки" туалета четвертого этажа. А надо вам сказать, что армейские туалеты по своей простоте напоминают сообщающиеся сосуды - то есть никаких коленец или сифонов там не предусмотрено.
    И вот, вообразите себе, долетают взрывпакеты до первого этажа и - бабах! - салютуют всеми четырьмя "очками" в потолок, обдавая на своем пути содержимым всех, работающих на очистке! А поскольку Гиви в это время наклонился над одним из "очков" на предмет наущения особо нерадивого бойца, то он и получает "головной заряд" сначала "прямой наводкой", а потом "отраженным ударом" от потолка.
    Нужно было видеть эту картину и слышать колоритнейший поток, состоящих из смеси самых отборных и совершенно непечатных грузинско-русских слов и выражений, которые гортанно прокричал Гиви, царапая правой рукой по левому своему боку в поисках несуществующего кинжала. Не найдя последний, Гиви стал вычерпывать из карманов бывшее содержимое "очков". Все упали... А с четвертого этажа донеслось:
    - С Новым годом, танкисты!
    - Чувствуете уровень юмора? - спросил Агарян. - А вот и другая туалетная история.


ШАЙТАН

    - Служил у нас в подразделении один парнишка с юга по фамилии Бабаев. И ведь бывают же люди невезучие - ну, ни в чем им в жизни не везет, все у них не так, все наперекосяк. То их шибанет чем-либо, то съедят они что-нибудь несъедобное, то... Одним словом, стоит это как-то раз Бабаев дневальным у тумбочки - есть такой "почетный пост". Знаете, собственно, это - стоять на "шухере", ну, там вовремя оповестить, когда командир идет, другое какое начальство. А так - ничего - стой себе, да поплевывай. И вот стоит наш Бабаев. Как вдруг прижимает у него живот. А туалет наш, подразделенческий, как вы уже знаете, закрыт после "салюта" на капитальную очистку. Поэтому пользуются все уличным туалетом типа "сортир" - без тепла и света, что поверьте, в тридцатиградусный мороз, да в темноте, если пойдешь вечером, - экзотика неслабая. Так вот, отпрашивается Бабаев у старшины, накидывает шинельку и - в сортир! Только это, значит, нащупал он в темноте куда и как, потянул было полы шинельки, как штык-нож, что на ремне у него висел, возьми, да в очко и упади. Ну, это - скандал, "ЧП", оружие как-никак... Что делать? Бабаев не курит, поэтому спичек у него нет. А нож достать надо, иначе - возьмут к ногтю, да как? Снимает он, короче, шинель, и - в очко - прыг! Ищет... Но ведь темно... Поди - найди. А тут старшина из мотострелковой роты в туалет заходит и - надо же случаю - приседает над "очком", где Бабаев производит "розыск". Бабаев парень непосредственный, поэтому он трогает старшину за энное место и говорит:
    - Слышь, браток, у тебя спичек нет?
    Шалико Нагапетович прерывает стройный ход рассказа и говорит:
    - Мы как раз в то время стояли за казармой и курили. И вдруг слышим крик из сортира:
    - А-а-а! Шайтан! - а за криком из туалета, придерживая штаны вылетает пехотный старшина с вот такими глазами… Вот это было кино! Бабаева после этого случая затаскали по казармам, где тот рассказывал, как он взял кое за что старшину. Такие вот пироги...

    - Шалико Нагапетович, а что там насчет министра обороны?
    - Да было дело...


СЛУЖУ СОВЕТСКОМУ СОЮЗУ!

    - Стояли мы на полигоне. Стрельбы у нас были танковые. Две недели в поле.
    Спим в палатках, условий - никаких. Мороз под сорок, снегу - около метра. Кормежка - дрянь. Ни умыться, ни побриться. А я связью с танками командую. Поэтому с утра и до вечера на мне рация, драный танковый комбинезон, валенки сорок шестого размера, вдобавок не брился две недели - представляете - видок?!
    А день выдался тяжелый, набегался я к танкам и назад - раз двадцать. По такому снегу, да с рацией, да по пятьсот метров каждый раз. Короче, прикорнул в уголке танковой директрисы (помещения пульта управления мишенями). Только задремал - бах по башке! Открываю глаза: полковник надо мной какой-то незнакомый. И мне:
    - Что за чмо?! Ну-ка, марш отсюда к такой-то матери! (Высокие чины у нас, даром, что академии кончали, матерились не хуже одесских амбалов).
    А надо вам сказать, что у нас в части вообще полковников не было.
    Кто такой, откуда, думаю. А он - пинка мне под зад:
    - Марш, я тебе сказал, балбес!
    Я - ноги в руки - и бегом с директрисы. Выбегаю на крыльцо - мать честная - смотрю: справа, за сопочкой, возле кухни, какие-то полковники картошку нашу мерзлую в снег зарывают, да борзо так. Личный же состав подразделения разбегается кто куда, памятуя святую армейскую заповедь - "подальше от начальства - целее будешь". А слева стоит кавалькада из штук пяти "Волг" и "Чайки", а от них идет группа армейских чинов, да все генералы. А среди них один, амбалистый такой, с меня ростом, но покрупней. А на погонах - ух ты, мать честная - ажник четыре звезды - генерал армии. И вот я с перепугу возьми, да и рвани не в ту сторону. А генерал-то, который со звездами столькими, меня и приметил:
    - Это еще что за чмо болотное?.. Ко мне, боец!
    Делать нечего, попался. Поэтому иду к генералу, чеканя шаг. Хотя какой черт - "чеканя"! Валенки сорок шестые и снег - метр. Не упасть бы! Докладываю: такой-то, мол, и такой-то! Генерал армии поворачивается к сопровождающим:
    - Ну и видок у бойцов ваших, товарищи офицеры. Тем более - у сержантов. Связист, говоришь? Ну-ка, посмотрим, как ты связь держишь, - и генерал поднимается на директрису.
    - Командир батальона! Отдайте приказ на стрельбу! - командует генерал.
    Мой комбат отдает команду, которую я должен продублировать через рацию.
    Все, пропал!.. Не дай бог, наши ухари-танкисты опять что-нибудь не так включили - из-за этого и приходится бегать между танками, никак не научишь солдат пользоваться радиостанциями. К моему удивлению, все танки принимают мои команды, четко отвечают и готовятся к стрельбам. Ничего не понимаю.
    - Первый - огонь! - кричу я вслед за комбатом.
    - Второй - огонь!
    - Третий - огонь!
    Батюшки-светы, что это: три мишени - старых "газона" - разлетаются с первых выстрелов.
    - Молодцы! - теплеет генерал. И по очереди, не гнушаясь чинов, пожимает руки всем, стоящим в помещении. В том числе, напоследок, и мне:
    - Молодец, связист! Ну и рожа у тебя!
    - Служу Советскому Союзу! - отвечаю я по уставу, а сам жалею, что нет с нами рядом фотографа, запечатлевшего бы такой торжественный момент - будущий министр обороны генерал армии Соколов пожимает руку младшему сержанту Ш. Н. Агаряну. Вот был бы сувенир! Увы... Фотограф, как всегда, где-то запропастился.
    На этом "концерт" не заканчивается. Зам. министра приказывает выстроить личный состав, который с трудом находят в сопках.
    Генерал, во-первых, благодарит нас за хорошие стрельбы. Мы в душе посмеиваемся, потому что уже знаем, что под видом обычных экипажей стреляли командиры рот. Во-вторых, генерал справедливо сравнивает нас с "болотным чмом" (любимое армейское выражение) и авторитетно заявляет, что более ободранную часть он в ВС СССР не встречал.
    - Кто зампотыл? - неожиданно спрашивает генерал.
    - Майор Овечко! - ответствуют штабные.
    - Ко мне!
    Пузатый зампотыл Овечко, похрустывая новой портупеей, подбегает к генералу.
    - Себя, небось, вон как вырядил! Почему люди в таком виде?
    - Нет солдатских комбинезонов, товарищ генерал армии!
    - Офицерские есть?
    - Так точно!
    - Сорок минут - и чтобы все люди были переодеты!
    И вот нас переодевают в чистые, теплые, меховые офицерские комбинезоны и шлемофоны. Дух захватывает, какие красавцы!
    - Вот такими должны быть советские танкисты, - заключает будущий министр и уезжает.
    Не успевает за ним осесть снежная пыль, как майор Овечко рявкает строю:
    - Комбинезоны - снять! Сдать старшинам! Вы что думали, чмовцы вы этакие, что это навсегда? Фиг вам! - Только вместо "фиг" майор говорит кое-что покрепче, но из стольких же букв. Вот.

    - Шалико Нагапетович, а с известными гражданскими людьми, конечно, в армии встречаться не приходилось?
    - Плохо вы меня знаете! Конечно, приходилось! Хотя, что значит, известными. Скажем, пришлось участвовать в задержании одного весьма опасного преступника. Личности, по тем временам, весьма известной, хотя и жуткой, в Киргизии.
    Но это, как вы понимаете, не из разряда веселых случаев. Как-нибудь расскажу и об этом. Ну, а чтобы закончить нашу сегодняшнюю встречу, вспомню, как довелось перекурить с Майей Кристалинской. Была когда-то такая известная певица. Помните: "Опустела без тебя земля..." - весьма похоже воспроизвел Агарян.
    - Одним словом, едем мы на учебу, на курсы офицеров, в Киргизию. И вот маршрут заносит нас на полустанок Луговой. Маленький такой. Вокзальчик. Ребята на улице. Весна, тепло уже совсем. Вечер, темнеет. Я вхожу в помещение вокзала. Пять или шесть аксакалов сидят прямо на полу, скрестив ноги, и дремлют.
    Посреди зальчика на железном листе лежит новая черная кроличья шапка. А аксакалы вокруг нее. Минут двадцать жду, что будет дальше. Дальше - ничего. Тогда спрашиваю:
    - Папаши, чья шапка?
    - Сами не знаем, давно лежит!
    - Ничья, что ли?
    - Наверно.
    - Так взяли бы себе!
    - Взяли бы - большая!
    - Ну-ка я попробую! А кубатура-то у меня - будь здоров, - стучит себя по лбу Агарян. - Ну надо же - впору.
    - Забирай, однако, что вещи даром пропадать, - резонно замечают старики.
    Я беру шапку и тут же, на почте, отправляю ее домой. Смех! Но хочется курить - я тогда, дурак, курил. Иду на улицу. У ребят просить бессмысленно - все "в дороге совершенно издержались". Поэтому ищу курящего. А тут под кустом акации стоит "Волга", в ней мужик сидит, курит. Подхожу.
    - Не угостите ли сигареткой? - Мужик без слов протягивает пачку. - Ого, "Ява-100".
    - Цивильные сигареты! - с уважением говорю я и с сожалением протягиваю пачку обратно.
    - Владлен, оставь пачку солдатику, - слышу я голос из глубины машины, и из-за стекла вдруг появляется лицо... Майи Кристалинской... На ней киргизская национальная шляпа. Видимо, удивление слишком явно проявляется на моем лице, потому что певица спрашивает:
    - Узнали?
    - Конечно, - отвечаю я. - Но, простите, что Вы делаете в этой глуши?
    - А мы едем с гастролей, во Фрунзе. Вот, ждем поезда.
    Я благодарю певицу и сопровождающего её мужика (мужа?) за сигареты, желаю им удачи и отхожу. В самом деле, о чем еще можно говорить незнакомым людям?
    Закуриваю длинную сигарету, с наслаждением затягиваюсь и иду этаким фертом к друзьям, мол, знай наших, видали, мол?
    - Где взял курево, Шалико? - плотоядно вопрошают меня сослуживцы.
    - Да там, у Майи Кристалинской...
    - Ну ты - трепать...
    - Что б мне пропасть! Вон она, в "Волге" сидит. У мужика ее и взял. Парни весьма недипломатично идут гурьбой к "Волге". Наш узбек "Коля" говорит:
    - Ассалом алейкюм, товарищ Майя Кристалинская, не найдется ли у вашего мужика (именно так!) закурить?
    - У меня что, табачная лавка? - ворчит тот. - Я уже дал одному вашему пачку! Да вот он, - указывает на меня "мужик".
    - Ах ты... - слышу я голоса друзей.
    Надо уходить...

    - Кстати, позвольте сделать это и сейчас. - Шалико Нагапетович одел шляпу и, выходя, весьма удачно пошутил:
    - Кстати, у вас у всех вся спина - белая! - и исчез в ночи. Надолго ли?

    На этом, напомню, вольная моя печать цикла "Трепач" в "Городской газете" и закончилась, ибо газета приказала долго жить. Но писать я не бросил. Продолжил. Но много позже.