| ПРЕМИЯ - 2004 | ПРЕМИЯ - 2005 | ПРЕМИЯ - 2007 | ПРЕМИЯ - 2008 | Главная страница | АВТОРЫ Тимофей Дунченко Антон Очиров Елена Круглова Евгения Риц Дмитрий Зернов Мария Глушкова Василий Бетаки Григорий Злотин Ксения Щербино Марианна Гейде Янина Вишневская Вадим Калинин Полина Филиппова Денис Осокин [pdf] О.Фролов Валерий Нугатов Светлана Бодрунова Юлия Шадрина Олег Панфил Сергей Чернышев Александра Зайцева Федор Сваровский Резо Схолия Сергей Михайлов

Номинация от журнала «РЕЦ» № 40, 2006 Выпускающие редакторы Василий Бородин, Сергей Чегра Автор: Сергей Чернышев Биография: Поэт. родился на Камчатке. Публиковался в «Серой лошади» (Владивосток), «Московском писателе». В интернете: http://sergio-che.livejournal.com http://www.stihi.ru/author.html?addams http://rifma.ru/rifma.php?curr_node=6&user=612 СЛЮДА Простое небо, домик слюдяной, жужжанье речи, сделавшей все вести святым, но текстом. Приглядишь за мной, я за тобой. «Потом» – плохое место. Я сам загробный мир, чем не взгляни, для двух, для трех. Тот дворик, что все гаже, тот жуткий сад, те чахлые огни, обманка, карандашные пейзажи, селение за ржавой Летой глаз, с изнанки век, копеечною сдачей тот слюдяной покой, где еще раз тот я, пустой и легкий, тоже скачет. ТРАНЗИТ пора сквозь город падает автобус и темнота натянута на глобус давай садись где любишь впереди случатся деньги лажа усипуси еще бы помнить что все время в плюсе а сниться да еще происходить не любят вещи для чего им дважды и нам зачем расплющенный на влажном стекле в сетчатке вышитый ландшафт ржунимагу и мог бы выпить йаду да пил уже и помнится что сяду там впереди где двери и дышать ХИБАКУСЯ прорастай словно дерево сна из земли с волдырями погостов хибакуся сгоревший с изнан- очной и превращенный в коросту под которою темный огонь вдруг становится деревом птицей дымным зеркалом где никого из оставшихся не отразится выползай же наружу как речь ядовитая бабочка горлом в жаркий старящий воздух в свой пре- красный мир разоренный глаголом ФОРЗАЦ закон жесток, обманывать не стыдно, и не молись – нет уха у небес. свет – только слово. тьма пока безвидна подобно тварям, тлеющим в тебе. осталось чуть. беги, пока неведом – неуследим любой возможный путь. – что, дятел дня, и где твоя победа? где твое жало? – успокойся, тут. С ДЕЛЬФИНОМ МЕЖДУ НОГ Опять дожди. Побронзовели векселя. Уже заезжен мелос, логос все порожней. Бесцельный арион, пропев свое «ля-ля», с дельфином между ног, встречается с таможней. Над берегом вовсю клубятся облака, вполне библейские, чуть свет из фотошопа. То баржи с гуано, то атомный драккар, то выйдет зверь с женою, рот его заштопан. Ну осень, ну пейзаж. Прогноз приврет грозу, падеж троллейбусов и рост влиянья ночи на население. Глянь – Троица в тазу луны плывет, молчит и ничего не хочет. РУКАВА любовь как река текущая под землей в подвальных водах стоят тяжелые рыбы слепая русалка царапает пол – открой люк в подпол и берегись берегись ведь прыгнет не берегись не думай нет думай куда несет этот дом эту землю в какие моря и темень в золоченый делирий где стоит моргнуть – и все оказался ульем костром семирылой тенью уходи в рукава, вспоминай неземную речь одевайся в перо в темноту в чешую и колос в раскаленный светящийся голос ночных морей под поверхностью мира простой единственный голос НЕАСИЛИТЬ Пойти, чего-нибудь поощущать, помимо гула пустотелой ночи, шуршанья сов, слипающихся в шар бороздчатый – там, в голове. Их очи зазря глядят в утробный макрокосм: все вроде нужно, но на кой? неясно. А выбрось сердце – пусто и легко, и следом голову – пусть катится и гаснет напрасно – как надежда написать способное хотя бы изувечить реципиента, а моя лиса за пазухой – меня и съест, конечно ОБЛАКА тот путь красивый и глубокий как метрополитен во мгле где реет поезд одинокий сквозь дыры в ветреной земле чей пассажир летя сквозь норы глядит не чуя потолка на зданья кладбища и корни плывущие как облака НОМЕРОК Так навязчиво снится реальный мир – хоть ходи по врачам да суши прополис. Пассажиру, закушенному дверьми, выбирать между явью и темной волей, для которой явь – лишь железный змей, что, нажравшись живым, порционным людом, проползает, светясь, в своей узкой тьме, с номерком во лбу и рогами всюду. ПРОПАГАНДА Линза солнца тускла. Отлежавшись в коне, Одиссей перегрыз пуповину и рвется в Итаку, где саван. Загораются окна, и юноша пишет эссе: «Онанизм как предчувствие» – ох, безусловно подставы. Ему ангел летит в виде книги – раскрытой на том замечательном месте, где все одинаково жалко и прекрасно, как найденный грошик, а в небе – пустом, но раскрытом на той же странице – начало пожара. ФИГ Расставлены дома, пропатчены кадавры. Из проволочных гнезд глядят глазами птиц. Слегка дрожит земля, и жуткий свет в управе не гаснет до утра. Воспитанник больниц психиатрических внимает вести: «...слова, способного вернуть назад обычный мир, ток крови в проводах, собачек трехголовых, свеченье книг нагих – не вспомнить меж людьми. Не видящий богов и сам для них невидим – фиг вам небесных дев, подарки к рождеству, разумных часовых и смерти необидной, сияющей как плод сквозь острую листву.» ВЫШИВКА ...а нечего терять, кроме цепей. Златых цепей на дубе – на осине цепей железных, с ржавчиной степей, болот вокруг заместо дали синей. Осиновый, забитый в этот край напрасный кол дает листву и дышит на той же крови, что позавчера была взахлеб, и снова мир как вышит на алой ткани, с лешими, с котом, что все поет, надеясь вспомнить имя, уже неважное, ну а потом потоп, и воды синие, и дерево над ними. МАЛАЯ РОДИНА отпусти меня свет мой на дно в оловянный сад под стеклянную зелень в надорванный с краю воздух где кипящее облако гравированное в глазах вместе с дикой землею огненной семихвостой где подземные реки да в обморочные моря и свистит под дверью протискивающийся вагнер золотой змеею с богами стоящими по краям обреченной земли выцветающей на бумаге БЕРЕГ НЕБА здесь, в лесу, что на крае земли или неба, случайно перевернутый лист открывает нору – человечью или твари похуже, что тоже споет о печали темно-красной, серебряной пастью с проказою речи. но как рыба не видит воды, не увидеть и время: цвет ли, запах ли? плинии зырят друг другу в затылок, на земле, что то тонет, то крошится, то вдруг стареет, да деревья куда-то растут и растут из постылой. ГОЛОСА КАК ПЫЛЬ В день, когда сила, когда поплывут имена вечной, невидимой, дикой звезды внутри диска тусклого Ра, эти звери наклонятся к нам и содрогнутся от тихого голоса снизу: – Тьма и прохлада в сиянии, вот – я вас вижу, это наверно недаром, когда поутру тень вдруг садится у ног и старательно пишет: – Не проходи меж двух солнц – я боюсь, что умру. КЛАССИЧЕСКИЙ МАЙ фет гладит тютчева по скольской голове: – смотри, друган, весна, громкокипящий кубок. раскроешь ли ладонь – и тут же соловей на ней совьет гнездо, и волк меняет зубы на зубы летние... а тютчев, фету внемля: – о да, дрожит земля – грачи, грачи идут! смотри-ка: мертветсы, посеянные в землю, вот-вот взойдут!