| ПРЕМИЯ - 2004
| ПРЕМИЯ - 2005
| ПРЕМИЯ - 2006
| ПРЕМИЯ - 2008
| Главная страница

| АВТОРЫ

Тимофей Дунченко
Аня Логвинова
Ксения Щербино
Маруся Климова
Евгений Ракович
Олег Юрьев
Павел Гольдин
Сергей Круглов
Виктор Полещук
Doxie
Николай Караев
Лариса Йоонас
Ника Скандиака
Юрий Цаплин
Мария Вирхов
Елена Генерозова
Александр Грачев
Ольга Нечаева
Номинация от журнала «РЕЦ» № 43, 2007
Выпускающие редакторы Ксения Щербино, Владислав Поляковский


Автор: Маруся Климова

Биография:
Маруся Климова (Татьяна Кондратович)
Писатель, переводчик. Известна своими переводами Луи Фердинанда Селина, Жана Жене, Пьера Гийота, Моник Виттиг, Жоржа Батайя, Пьера Бурджада. Автор романов «Голубая кровь» (номинирован на премию «Северная Пальмира»), «Домик в Буа-Коломб», сборника «Морские рассказы», романа «Белокурые бестии» (номинирован на премию Национальный Бестселлер), «Моя история русской литературы» (номинирован на премию Национальный Бестселлер), «Парижские встречи», а также книги исследований «Селин в России. Материалы и исследования».
Кавалер французского Ордена Литературы и Искусства ( l’Ordre des Arts et des Lettress). Президент Российского Общества Друзей Л.-Ф. Селина. Учредитель фестиваля петербургского декаданса «Темные ночи», редактор журнала «Дантес». Произведения опубликованы на французском, немецком и итальянском языках. Живет в Санкт-Петербурге.
Маруся Климова вошла в список 50 самых известных людей Санкт-Петербурга за 2007 год.



из романа «ЛИСА И ЖУРАВЛЬ» № 1

       В последнее время Марусю все больше пугало будущее и особенно все, что было связано с литературой, причем до такой степени, что она старалась об этом не думать, но тогда ей начинали сниться странные сны. Однажды ей приснилось, что в русском языке огромное количество маленьких-маленьких буковок, и она вдруг почувствовала, что просто не в состоянии собрать их вместе, чтобы получилась хотя бы одна фраза, а чтобы составить из этих крошечных букв книгу, требовались и вовсе титанические усилия. В результате, она сама начала казатьсясебе маленькой жалкой буковкой, беспомощно ползающей по листу бумаги в поисках своего места на нем…
       Как-то она поделилась своими сомнениями с Костей и рассказала ему про свои сны. Но Костя сказал, что «это психоанализ, чистый психоанализ». И вообще, Маруся напрасно так переживает, потому что, если писатель не в состоянии поразить читателей своим умом, то он вполне может удивить их своей глупостью. Правда для этого нужно, чтобы глупость разрослась до громадных масштабов, стала просто огромных, нечеловеческих размеров – и тогда весь мир будет у марусиных ног. Обычной глупостью сейчас уже тоже никого особо не удивишь. Костя неплохо разбирался в этом вопросе, поскольку его самого уже давно не интересовал человеческий ум и все, что с ним связано. Он даже сказал Марусе, что, если бы жизнь исчерпывалась только поисками ума и гениальности, то он, наверное, уже давно бы повесился со скуки. Когда-то он тоже интересовался всем умным, прилежно читалсчитающиеся важными и полезными книги, но в какой-то момент вдруг понял, что – все, это направление полностью и окончательно себя для него исчерпало! И тогда он почувствовал, как будто зашел в тупик, из которого ему уже никогда не выбраться. И тут, в это мгновение,перед ним как будто забрезжил неясный свет в конце туннеля, и этим светом и стала для него человеческая глупость – потому что он вдруг увидел, что мир вокруг него вовсе не сводится к чему-то умному, а гораздо разнообразней и интересней в своих проявлениях. С тех пор Костя не устает наблюдать за мельчайшими оттенками идиотизма окружающих его людей. Единственным, о чем он сейчас жалел, было то, что больше половины своей жизни он потратил, продвигаясь совершенно не в том направлении. Отчего все, что сегодня хоть отдаленно напоминало ему об умеи созвучных ему явлениях вроде гениальности, эрудиции, начитанности или даже самых элементарных познаний в какой-либо сфере, вызывало у Кости жуткое раздражение. И вот с этой точки зрения перед Марусей, по мнениюКости, сегодня открывались просто блестящие перспективы, особенно в литературе, которая упорно продолжаладвигаться в никуда. Большинство современных писателей навевали на Костю жуткую тоску именносвоей тягой к унылому и однообразному уму, из которого уже давным-давно ничегонельзя было выжать кроме набора пустых глубокомысленных фраз, даже повторять которыеКосте теперь было лень. Не говоря уже о том, что они невольно напоминали ему о его собственных, бесцельно прожитых годах. Так что, чем раньше Маруся осознает всю бесперспективность такого пути и сумеет совершить разворот на сто восемьдесят градусов, тем будет лучше для нее.
       Все задатки для такой счастливой метаморфозы у Маруси имелись, хотя бы потому что, по наблюдениям Кости, она всегда и на всех, в том числе и на него, производила впечатление достаточно доброго и доверчивого человека, а уже само слово «добро»стало сейчас для большинства синонимом «глупости».Костя даже не исключал, что этот факт скоро найдет свое отражение в соответствующих словарях. И совершенно напрасно христианские схоластывеками пудрили людям мозги, выстраивая триединство воли, чувства и разума, всячески пытаясь отождествить добро с умом. На самом деле,умный человек уже по определению не может быть добрым а, тем более, предстать таким в глазахокружающих. Даже если, к примеру, кто-то решит за кого-то заплатить в ресторане, то он невольно рискует показаться дураком, в том числе и тем, за кого платит – наверняка, даже они будут в душе хихикать над подобным проявлением широты натуры, а об остальных и говорить нечего. Поэтому любому, кто захочет сделать хоть какое-то минимальное добро своим знакомым, потребуется немалая воля, но вовсе не к истине, а к явному для всех заблуждению по поводу человеческой природы, то есть ко все той же глупости. Вот тебе воля и разум! О красоте и говорить нечего! Во всей мировой литературе вряд ли найдется хоть один красавец, который был бы при этом еще и умен. Ум сочетается с красотой еще хуже, чем с добром. Не случайно ведь одним из символов ума и начитанности в современном мире стали очки. Однако Костя не знал ни одного случая, чтобы какой-нибудь голливудский актер, претендующий на роль героя-любовника, напялил на себя очки, когда у него вдруг испортится зрение. Все они предпочитают срочно бежать к окулисту и ставить контактные линзы. А кому хочется лишиться такойприбыльной и непыльной работы!?Очки на публике сегодня себе могут позволить только пенсионеры, бомжи, алкоголики и прочие опущенцы, да еще ученые, политики и банкиры, которым уже давно и глубоко плевать на эстетику. Последним, между прочим, именно потому, что они все считают себя очень умными и нисколько этого не стыдятся. Поэтому они и навевали на него точно такую же скуку, как и писатели.
       Святых и прочих религиозных деятелей Костя тоже вовсе не считал дураками, поэтому ничего доброго от них особенно никогда не ждал. Не говоря уже об отталкивающем внешнем виде, отвисших животах, неопрятных бородах и тройных подбородках православных священников.Разве что Распутин не вызывал у Кости явного отвращения, несмотря на рясу, в которой его обычноизображают на портретах. Нельзя сказать, чтобы Распутин был полный идиот, но, видимо, и не настолько умен, чтобы быть когда-либо причисленным к лику святых. Наиболее показательным в этом отношении Костя считал пример Серафима Саровского. Тысячи людейежегодно падают с крыш и балконов, большинство из них, естественно, погибают, но некоторым ведь удается и выжить, однако только этот православный святой сумел использовать свое случайное падение с колокольни на все сто процентов, заявив потом, что от смерти его спасли ангелы, которые якобы подхватили его в полете. А ведь он тогда был ещемаленьким мальчиком! Вот эта, можно сказать, удивительная природная смекалка и позволила ему потом не только найти свое место в жизни и окружить себя кучей почитателей, но и засветиться в вечности в качестве так называемого святого. А все потому, что он вовремя врубился, что обычными фокусами с явлениями Девы Марии во сне или где-нибудь в пустынной местности без лишних свидетелей уже никого не прошибешь, и додумался ошарашить окружающих кое-чем более новым и неожиданным. Потом, правда, его еще, вроде бы, стукнули топором по голове, и он опять исцелился и опять якобы при помощи вмешательства потусторонних сил, но это уже казалось Косте не столь интересным и показательным, поскольку было уже повтором однажды испробованного приема, да и онсамстал уже тогда гораздо старшеи, вероятно, успел поднатореть в подобного рода делах. Тем не менее, своей в высшей степени своеобразной сообразительностью и предприимчивостью Серафим Саровский чем-то даже напоминал Косте диссидентов в последние десятилетия существования Советского Союза, а точнее, тех из них, кто, отсидев в советских тюрьмах и психушках какой-то непродолжительный срок, потом обеспечивали себе безбедное существование на Западе практически до конца своих дней. Схема прокручивалась приблизительно одинаковая: несколько волнующих секунд, месяцев, лет в полете, дурдоме, тюрьме, а затем долгая и благополучная жизнь. Естественно, подобное удавалось только самым умным и хватким, поскольку многие так и закончили свои дни в тюрьмах и психушках. Однако в отличие от того же Бродского, например, который тоже неплохо использовал несколько месяцев своей ссылки, Серафим Саровский был еще и из совсем простой семьи, а это значит, что в момент падения с колокольнирядом с ним не было ни «старика Державина», ни «старушки Ахматовой», а только какая-нибудь безграмотная Арина Родионовна из соседней избы. То есть, если провести, аналогию с карточной игрой, у него изначально на руках были очень плохие карты, поэтому он и решил воспользоваться мгновенным замешательством окружающих, чтобы незаметно выхватить из колоды лишний козырь. Окружающие этого не заметили, затоКостя с временной дистанции, подобно служащему казино, просматривающему записи камеры видеонаблюдения, прекрасно теперь все это видел. Видеть-то он видел, но вся выручка из этого воображаемого казино уже уплыла. Короче говоря, все эти личности использовали свой шанс, отпущенный им судьбой, а Маруся должна былаиспользовать свой.
       Смыслреволюционного переворота в современной литературе, который предстояло совершить Марусе, был предельно ясен и прост. Раньше писатели с высоты собственной гениальности и ума занимались описанием всяких недоумков и мертвых душ, а теперь сама Маруся должна была занять место идиотки и мертвой души, а читатели будут на нее любоваться и делиться друг с другом впечатлениями, чтобы им тоже было не так скучно. Костя даже и сам мог бы попробовать это сделать, но ему почему-то казалось, что у Маруси это получится куда более естественно и органично, то есть так, что практически никто ничего не заметит, как это и произошло в случае с Серафимом Саровским и Бродским. Они ведь тоже многим рисковали, надо отдать им должное, но сумели извлечь максимальную пользу из того, что обычно большинству идет во вред. Поэтому все марусины страхи казалисьКосте не лишенными основания. Но, в конце концов,главное, чтобы сейчас никто ничего не понял, а потом, с точки зрения вечности, пусть ее тоже признают достаточно умной – какая разница! На вечность Косте было глубоко плевать...

       Из всего сказанного Костей Маруся лучше всего поняла про психоанализ. И это еще сильнее ее расстроило и насторожило, потому что она уже много раз слышала от того же Кости, что, если человек обращается к своим снам и рассказывает о них посторонним, то он невольно поставляет информацию о своих тайных желаниях и страхах, которую потом любой сможет использовать против него самого, так как в наши дни Фрейда не читал только ленивый.Но иногда она даже наяву погружалась в состояние близкое ко сну, чем-то отдаленно напоминавшее ей легкое опьянение, только без особого кайфа. Например, глядя в телевизор, она вдруг начинала замечать одни подписи под фигурами, которые там с экрана что-то вещали, и даже смысла этих подписей не понимала, а только быстро-быстро считала количество слов. Если количество слов равнялось десяти, то для нее это было очень хорошим, благоприятным знаком. Если же количества слов до десяти не хватало, то она срочно отыскивала в этих подписях сокращения – типа МВД, РФ, Госдума – и считала их соответственно, как несколько слов, то есть как это и должно быть без сокращения. Тогда очень часто получалось, что количество слов все же достигало десяти, и Марусю это успокаивало.




из романа «ЛИСА И ЖУРАВЛЬ» № 2

***

       Маруся купила себе билет в плацкартном вагоне, во-первых, потому что там было дешевле, а во вторых, если уж говорить честно, она все равно не могла спать в поезде, будь то в купе или в плацкарте, так что тратить лишние бабки смысла никакого не было. Поэтому она устроилась на нижней полке, приняла снотворное и приготовилась промучиться всю ночь. В душе она надеялась, что ей все-таки удастся впасть в кратковременное забытье, чтобы хоть немного отдохнуть и набраться сил перед мучительным днем, который ей наверняка предстояло провести в чужом неуютном городе. Марусю пригласили выступить с чтением отрывков из своей новой книги в одном из московских литературных клубов при бизнес-центре. Маруся закрыла глаза и представила себе толпу крепких плечистых бизнесменов в бордовых пиджаках с дипломатами в руках и золотыми цепями на шеях. Она понимала, что этот образ отечественного предпринимателя, вероятно, уже несколько устарел, и на самом деле теперь они должны выглядеть иначе, но все равно никак не могла отделаться от этой картины. В детстве бабушка перед сном предлагала ей воображатьогромных неповоротливых слонов: слоны плавно размахивали своим ушами и хоботами, перемещаясь по безграничнойстепи, Маруся их пересчитывала и постепенно засыпала. Но слонов она достаточно часто видела в зоопарке и неплохо изучила их повадки, а бизнесменов среди ее знакомых практически не было, поэтому ей довольно сложно было себе представить, в какую сторону изменился этот типлюдей с момента их появления в той же Москве. Скорее всего, они должны были стать менее плечистыми, во всяком случае, это бы соответствовало общим законам эволюции: слоны ведь тоже были раньше мамонтами, и только потом достигли современных, более компактных размеров. Маруся попыталась пересчитать сгрудившихся перед ее мысленным взором здоровенных мужиков,но от неестественно яркого цвета их пиджаков у нее очень скоро начало рябить в глазах. И вообще, она предпочла бы пересчитывать бабки, которые наверняка каждый из них держал в своем кейсе, но никто из этих придурков так и не догадался его открыть, сколько Маруся ни старалась и ни напрягала свое воображение, отдавая мысленные команды призракам – все они оставались совершенно неподвижными и так и стояли, вцепившись мертвой хваткой в дипломаты. В конце концов ей это надоело, и она почувствовала ужасное раздражение, особенно ей было неприятно думать о том, сколько денег у каждого из них, а она даже не могла на эти деньги взглянуть. Спать ей окончательно расхотелось, и она отправилась покурить в тамбур. Но, как только она зажгла сигарету, в тамбур ввалились два проводника. Один из них, возмущенно глядя на Марусю, сказал начальническим голосом: «Женщина, здесь не курят!» – а сам достал пачку «Мальборо» и с наслаждением затянулся. Маруся покорно отправилась обратнона свою полку. За обледеневшим стеклом мелькали столбы, трубы, какие-то перекошенные строения, огоньки ипериодически сливавшиеся в одну сплошную темную массу деревья. Вот деревья без проблем погружаются в сон, причем не на одну ночь, а почти на полгода, и это спасает их от холода и прочих природных катаклизмов и жизненных невзгод. Человек, к сожалению, на такое не способен.
       Маруся вспомнила, как много лет назад ей подарили черепаху. Черепаха была довольно-таки большая, во всяком случае, Марусе она показалась именно такой: здоровенная тварь, закованная в костяной панцирь, в котором было несколько дырок, откуда торчали сморщенные чешуйчатые лапы, острый хвост, и такая же змеиная голова, на которой по обе стороны разместились мутные глазки, полуприкрытые полупрозрачными веками. Когда-то эта черепаха ползала по раскаленному песку или же плескалась в теплой жиже тропических болот рядом с крокодилами, бегемотами и лягушками, а теперь она бегала из комнаты в комнату по пыльному полу и, вполне возможно, глядя на Марусю, принимала ее забегемота особой породы. Такими бегемотами Марусе в детстве казались огромные гранитные сфинксы спечальными женскими лицами, стоявшие на набережной Невы, недалеко от моста лейтенанта Шмидта. Маруся не знала, что с ней делать и чем ее кормить. Кто-то сказал ей, что черепаха ест капусту и бананы, но бананов в продаже не оказалось, а капусты и моркови Маруся накрошила ей в миску и даже налила ей воды в фарфоровую китайскую чашечку, на которой тонкими штрихами были нарисованы красные и желтые цветы с зелеными листочками. Правда Маруся никак не могла определить: ест черепаха что-нибудь или же нет. Ей казалось, что количество капусты и моркови нисколько не убывает, как, впрочем, и количество воды. Она ни разу не видела, чтобы черепаха ела, также она никогда не гадила. Это было странное существо, совершенно лишенное каких-либо естественных потребностей. По ночам она вылезала из своего ящика, устланного мягкими тряпками, и начинала разгуливать по комнате, громко стуча костяными лапами по паркету. Маруся не могла спать. Она вставала, брала черепаху, которая тут же втягивала в себя голову и лапы, и клала ее обратно в ящик. Но через некоторое время она опять слышала ужасный стук, раздававшийся в тишине подобно топоту стада каких-нибудь диких буйволов, и едва только наметившийся сон улетучивался без остатка. Черепаха ползала под кроватью, под столом, под шкафом, тычась в углы и стены своим панцирем, и Маруся все никак не могла понять:чего же она ищет, что ей надо. Она решила не спать и понаблюдать за черепахой – а вдруг та все-таки решит поесть или хотя бы погадит – так, по крайней мере, она станет понятней и ближе. Но ничего подобного не происходило. Черепаха тупо тыкалась в стены, и затем ползла уже в другом направлении, однако выползти из комнаты у нее все равно не получалось – дверь была закрыта. Этот беспрестанный стук и бессмысленное движение кругами постепенно стали вызывать у Маруси настоящий ужас. Она уже не хотела оставаться в одной комнате с этой тварью, ибо не знала, чего от нее можно ожидать. Затем она приняла решение:посадила черепаху в ящик и закрыла сверху большим томом Советской Энциклопедии, плотно прижав ее чугунным утюгом, однако при этом все же оставила черепахе щелочку для доступа воздуха. Какое-то время из ящика доносилось шебуршание, затем черепаха окончательно затихла, наверное, заснула. Маруся почувствовала облегчение и вскоре сама забылась сном.
        Утром Маруся, проснувшись, в первую очередь вспомнила о черепахе, и ее стала мучить совесть. А вдруг несчастная тварь, лишенная возможности погулять, задохнулась в своем ящике? Из ящика не доносилось ни единого звука. Маруся заглянула туда. Черепаха лежала без движения, втянув все свои члены, в том числе и голову, в свою костяную коробку. Маруся испугалась, что она умерла. Сперва для проверки она постучала по ней, а затем вытащила ее и понесла под кран. Под струей холодной воды черепаха высунула голову и вяло ею шевельнула. Обрадовавшись, что черепаха жива, Маруся выбросила старую, уже успевшую завянуть капусту, и срочно настрогала новой. Однако стоило черепахе оказаться в ящике, как она тут же снова перестала подавать признаки жизни. Марусе хотелось общения, но это оказалось невозможно. Черепаха явно не собиралась представлять ей эту роскошь, и с этим приходилось мириться. Правда, когда Марусе подарили эту тварь, она не думала, что уж так тесно будет с ней общаться, хотя, наверное, подсознательно все же стремилась к этому. Кошку можно гладить, она наэто реагирует, мурлычет, трется о ноги, мяукает, собака прыгает вокруг, лает от восторга, бросается на хозяина, лижет его... А как же черепаха выражает свои чувства? Возможно, если бы Маруся проявила терпение, научилась бы ждать, наблюдать за черепахой, накормила бы ее вкусными вещами, например, бананами, то черепаха как-то вошла бы с ней в контакт. Но все это были лишь мечты. Пока что Маруся даже не знала: ест черепаха или же нет. А если она ничего не ест, то скоро просто сдохнет от голода. К тому же наступала зима, уже выпал первый снег, и в квартире заметно похолодало, а черепахи любят тепло – это Маруся прочитала в энциклопедии. Она поставила коробку с черепахой поближе к батарее, укрыла ее сверху шерстяными тряпочками, и так оставила лежать. Пусть черепаха побудет одна, в покое и тепле, а потом, быть может, в ней проснутся какие-нибудь чувства и появятся признаки жизни.
        На какое-то время Маруся даже почти забыла о черепахе, хотя каждое утро приносила ей блюдечко со свежей капустой, а старую, засохшую, выбрасывала в помойку. Так прошла примерно неделя: черепаха по-прежнему лежала без движения. Маруся поразмыслила и решила, что черепаха умерла и надо бы ее похоронить. Но зарывать черепаху в землю ей было жалко – а вдруг она все же оживет, и каково ей будет в жуткой темноте и холоде, под землей. Маруся взяла картонную коробку из-под ботинок, положила в нее черепаху, закрыла ее тряпочками, а коробку завязала шнурком и пошла на улицу. Она еще точно не знала, что будет делать с этой коробкой. К тому же земля на улице уже вся промерзла, так что Марусе при всем желании не удалось бы вырыть даже небольшую ямку. Возле дома никого не было, во дворетоже. Маруся решила отправиться за трамвайные пути, на пустырь. Она часто совершала такие прогулки, бессмысленные и бесцельные, но ей нравилось так бродить. Однако зимой эти места представляли собой на редкость унылое зрелище, самое унылое, какое только можно себе вообразить. Сухие кусты, кое-где покрытые пожелтевшими листьями, огромные лужи, занесенные серым снегом, и такого же цвета бескрайняя равнина, простиравшаяся вдаль. Маруся знала, что там, вдали, находился Финский залив, но до него она никак не могла дойти – слишком далеко –кроме того,там начиналась территория порта, которая, скорее всего, должна быть огорожена. Маруся решила идти вдоль трамвайной линии, потому что на пустыре ноги вязли в грязи, притаившейся под снегом: земля, оказывается, еще не так промерзла.
        Она шла, спотыкаясь и прижимая к груди картонную коробку, о стенки которой мерно стукалась своим костяным телом черепаха. Со стороны это, наверное, напоминало кадры из хроники времен блокады: закутанная в платок баба тащит в коробочке трупик своего младенца. Маруся очень замерзла из-за ледяного ветра, дувшего со стороны залива, к тому же она забыла дома варежки, а руки в карманы она не могла спрятать из-за коробки. Но она продолжала идти, сама не зная, куда и зачем. И вдруг путь ей преградила бурная речка, точнее, не речка, а довольно-таки широкая канава, хотя вода в этой канаве бурлила, струилась и былакоричневато-серого цвета. Маруся увидела, что вода изливается из трубы огромного диаметра, установленной сверху, на холме, насыпанном из строительного мусора и песка. Оглядевшись по сторонам, она заметила небольшой мостик из двух дощечек, переброшенный через канаву, но тут ей в голову пришла неожиданная мысль. Вот куда она отправит черепаху! В странствие по бурлящим волнам, изливающимся в никуда, в бесконечность! И черепаха будет вечно плавать по этому бурному потоку. Черепахи же, вроде бы,умеют плавать? Марусяслышала, что так оно и есть. К тому же она вдруг почувствовала сильнейшую усталость: ноги были как деревянные, в голове – туман. Ей ужасно захотелось очутиться дома, на диване и выпить горячего чаю. Но она даже еще и части обратного пути не проделала! Маруся присела на трясущихся дощечках и осторожно опустила коробку с черепахой в бурлящие водовороты. Коробка сперва робко покрутилась на месте, затем закрутилась еще, посильнее, а потом, слегка подрагивая, отправилась в путь, переваливаясь с волны на волну. Вот так! Теперь соседи по лестничной площадке не сожрут ее младенца, придется им в этот Новыйгод обойтисьбез праздничного ужина! Маруся провожала глазами коробку, пока та не скрылась из виду, а потом, почувствовав радостное облегчение, повернула в обратный путь. По дороге она все вспоминала серую коробку, крутящуюся в водоворотах, и подумала, что теперь черепаха будет вечно плавать в воде, и это гораздо лучше, чем лежать в грязной, тяжелой, мрачной и сырой земле. Получилось, почти как в американском фильме, где мертвого индейца положили в лодку и пустили плыть по течению.
       И только потом Маруся узнала, что черепахи на зиму впадают в спячку, и ее стали мучить угрызения совести. А вдруг и ее черепаха тогда не умерла? Но она утешала себя мыслью, что у такого бесчувственного и закосневшего существа границы между жизнью и смертью должны быть совершенно размыты, так что та, наверняка, даже ничего не почувствовала при переходе в мир иной: просто ее зимний сон медленно и плавно перешел в другое измерение. А постепенно и самой Марусе стало казаться, что никакой черепахи у нее никогда не было, и все это ей только приснилось.




из романа «ЛИСА И ЖУРАВЛЬ» №3

       Муж Луизы уже несколько летработал в Брюсселе, и она обычно приезжала в Париж только на уик-энд.Квартиру она предпочитала сдавать своим соотечественникам, главным образом юношам, потому что сособами женского пола у нее постоянно возникали проблемы. Пару лет назад у нее жила Сильвия, которая училась в Париже на адвоката. Так вот, как-то на Рождество она уехала к себе на родину в Кельн, а в это время сын соседки сверху, наркоман и пьяница, решил с дружками ограбить луизину квартиру. Им даже удалось сломать замок на входной двери, но, видимо, их кто-то спугнул, потому что грабители скрылись, ничего не тронув. Сына соседки никто не видел, поэтому полиция виновных не нашла, однако Луиза не сомневалась, что это был именно он. Естественно, когда Сильвия вернулась, Луиза попросила ее взять на себя хотя бы часть расходов по замене замка и ремонту двери, но та замахала руками: «Нет, нет, нет, меня здесь не было, я ничего не знаю!..»К тому же, по контракту, заключенному с Луизой, она отвечала только за свою комнату,дверь в которую никто не трогал. Так что Сильвия и слышать ничего не желала о луизиных проблемах. Луизу это ужасно разозлило, так как она не могла понять подобной безответственности и эгоизма. Однако формально Сильвия была права, поэтому требовать с нее что-либо было бесполезно.
       Зато, когда пребывание Сильвии в Париже подошло к концу, она попросила Луизу указать в справке, что жила у нее до конца августа, хотя, на самом деле, Сильвия уезжала в конце июня. Таким образом, она рассчитывала получить в парижской мэрии положенную ей как студентке компенсацию за жилье за два лишних месяца.Сперва Луиза толком даже не поняла, зачем Сильвии это нужно, поэтому автоматически написала, что та жила у нее до конца июня, хотя и это тоже было ложью, потому что Сильвия уезжала уже пятнадцатого числа. И только когда Луиза дала ей эту бумагу и увидела, как лицо Сильвии перекосилось, до нее наконец дошло, зачем ей это. Естественно, Луиза никак не могла опуститься до подобной лжи, не говоря уже о том, что ее и без того всегда раздражало, как в парижской мэрии бездарно транжирят деньги налогоплательщиков. Потом Луиза позвонила своему мужу в Брюссель и сыну в Берлин. Муж ее полностью одобрил и сказал, что она поступила совершенно правильно. Сын, правда, наоборот, считал, что надо было просто договориться с Сильвией, чтобы та дала ей какую-то сумму от своей компенсации. Но было уже поздно, поезд ушел.
       Кроме того, Луиза отказалась оставить у себя в подвале часть вещей Сильвии, которых у той накопилось великое множество. Комната Сильвии была вся буквально завалена тряпками: куртками, пальто, брюками, джинсами, костюмами, юбками, платьями, футболками, блузками, свитерами, шляпками, –не комната, а целый модный магазин. И Сильвии пришлось втискивать все это в небольшой ситроен, на котором за ней приехали из Германии родители, а самой добираться до дома поездом.
       Сильвия ужасно плакала в последний вечер на кухне, поскольку кончалась ее парижская жизнь, и дальше ее ожидала ежедневная рутина в адвокатской конторе в Кельне. Поначалу Луиза даже ей посочувствовала, но Сильвия рыдала так громко и долго, что в конце концов Луиза стала подозревать, что она что-нибудь у нее сломала или же украла, иэто у нее такая нервная реакция. Луиза же просто сейчас ничего не замечает и только много позже обнаружит, что та натворила.
       Когда Сильвия уехала, Луиза нашла в ее комнате прикрепленную позади письменного стола записочку от Фрица, который жил в соседней комнате. А в ящике стола лежало письмо от Гюнтера, который жил в шамбр де бонн, и еще фотография, на которой полуголая Сильвия, запрокинув голову, радостно смеялась,развалившись на траве среди желтых и синих цветочков. В общем,получалось, что Сильвия трахалась со всеми молодыми людьми, жившими в этой квартире, а с виду такая приличная девушка, юрист.
       Впрочем, по сравнению с Карен Сильвия была просто ангелом. Карен вообще ничего ей за комнату не заплатила. Каждый вечер, когда Луиза хотела поговорить с ней о деньгах, она заявляла, что ужасно устала и просила отложить разговор до завтра. А завтра она тихонько проскальзывала по коридору в свою комнату и запиралась там. В конце концов, как-то вечером Луиза все же ее подкараулила. Карен выписала ей чек на три тысячи франков, а остальное обещала отдать чуть позже. Но Луиза и этому была рада. Она положила чек на сундук в коридоре, где всегда складывала всю корреспонденцию, намереваясь утром обналичить его в банке. Однако утром никакого чека она тамуже не нашла. Карен встала еще раньше Луизы и ушла на работу, прихватив с собой свой чек. Все это окончательно переполнило чашу луизиного терпения, и она решила получить наконец свои деньги или же выставить Карен на улицу. Но избавится от ее присутствия тоже оказалось непросто, поскольку во Франции все законы на стороне квартиросъемщиков, и никто не может вдруг взять и выгнать человека из занимаемой им квартиры. Так что Луизе пришлосьнаписать ей обстоятельное письмо, чтобы та либо заплатила, либо очистила помещение. Но Карен заявила, что потеряла работу, и ей потребуется по крайней мере два месяца, чтобы найти себе новое место. Однакопрямо сейчас она этого делать не в состоянии, так как собирается к себе домой на Рождество и, вообще, она очень устала, и ей нужно немного отдохнуть. Получалось, что своими квартирными делами оназаймется не раньше, чем через два месяца. Но Луиза тоже уже устала ждать, поэтому она написала еще одно длинное письмо и отправила его родителям Карен вКонстанц. В письме Луиза подробно описывала неприличное поведение их дочери и ссылалась на общих знакомых, которые ей ее рекомендовали. В результате, Карен уехала к своим родителям на праздники и большене вернулась. А это значит, что Луизе все же удалось пробудить в ней самолюбие, задеть за живое, напомнить, что у нее есть не только права, но и обязанности. Правда никаких денег Луиза так и не получила.
       Кроме того, как-то у Луизы жила русская певица, с которой она познакомилась в церкви на улице Дарю. Голос у певицы был просто великолепный. Луиза в этом разбиралась, поскольку сама аккомпанировала ей на пианино, когда та спела ей пару романсов: «Однозвучно гремит колокольчик» и «Не уходи, побудь со мною». Тогда Луиза сразу поняла, что это просто неоцененный талант, настоящий кладезь, живой источник, который посчастливилось открыть именно ей. Она даже решила устроить ей концерт в немецкой церкви. Они вместе отрепетировали пару песен Шуберта, и в воскресенье в кирхе русская певица их исполнила. Ее голос красиво разносился под стрельчатыми сводами собора, и все луизины подруги были им буквально очарованы. После выступления все были приглашены к пастору и его жене выпить по стаканчику. Луизин муж, потомок русских эмигрантов, и вовсе был просто вне себя от восторга: теперь он окончательно убедился, что Россия не погибла, раз там еще есть такие замечательные голоса!
       После этого успеха Луиза и ее подруги решили устроить этой русскойблаготворительный концерт,все средства от которого должны были пойти в ее пользу, поскольку к этому моменту ее французский муж ее бросил, и она осталась практически совсем без денег в чужом городе. Луиза временно поселила ее у себя. Одна из луизиных подруг, жена вице-президента французского банка, договорилась с залом «Плейель», другая нашла аккомпаниатора за сравнительно небольшую плату, а сама певица тем временем занялась шитьем платья для выступления. Она договорилась с хозяином одного из самых модных ателье о пошиве платья в кредит. Шитье стоило около пяти тысяч франков, а вот материал нужно было покупать отдельно и оплачивать сразу. Материал стоил шесть тысяч франков, и таких денег у этой бабы, естественно, не было.Луиза тоже давать ей ничего не хотела, не из жадности, а просто у нее был такой принцип: никогда никому не давать денег в долг, – иначе бы она уже давно вылетела в трубу. С трудом удалось уломать хозяина ателье дать материал в кредит. В результате, там сшили роскошное платье с вот таким вырезом, голой спиной и длиннейшим шлейфом. Луизе казалось, что не нужно уж так оголяться, но певица настояла на своем: по ее мнению, концертное платье должно быть именно таким.
        К тому времени Луиза уже подыскала ей комнату у одного дряхлого старца из «белых русских», за которым эта баба должна была немного ухаживать. Правда совсем бесплатно сдать ей комнату он все равно не согласился, поэтомуони договорились, что она отдаст ему бабки за жилье после концерта. У себя Луиза ее больше оставлять не хотела, и не только потому, что та теперь нигде не работала и не могла платить за квартиру. Одна ее знакомая тоже поселила у себя русскую, и однажды утром увидела, как ее муж выходит утром из ее комнаты. Естественно, Луиза не собиралась дожидаться, чтобы и с ней случилось нечто подобное. Однако до концерта певице еще надо было что-то есть. Конечно, Луиза иногда приглашала ее в гости на чашку чая, но той требовалось полноценное питание, мясо, овощи, витамины, иначе она просто не сможет не то, чтобы петь, а даже передвигаться. Она каждый день звонила Луизе и говорила: «Ну вот, я так не могу, мне же нужно есть, иначе как же я буду петь и т.д.». Луизе очень не хотелось давать ей бабки на еду, потому что она и так для нее достаточно сделала, а теперь еще такое вымогательство, не говоря уже о том, что она и без того казалась Луизе скорее упитанной, чем худой. Нов конце концов, она все же дала ей тысячу франков.
        Наконец настал день концерта. Певица была в ударе: она прекрасно смотрелась на сцене в своем декольтированном платье из лилового шелка, а юбка у нее даже была прикрыта чехлом из тончайшего гипюра, на котором бисером был вышиты прекрасные тюльпаны и гиацинты. Луиза дала ей надеть свои серьги и ожерелье из искуственных бриллиантов. Исполнительница имела огромный успех, ее буквально завалили цветами, а один маленький сухонький старичок во фраке просто влюбился в нее. После концерта он упал перед ней на колени, поцеловалруку и преподнес алую розу. Но у него уже была жена и взрослые дети, поэтому певице здесь ничего отломиться не могло. Луиза ей все это тут же популярно объяснила. Когда же подсчитали выручку, то оказалось, что она составила ровно семнадцать тысяч франков. Баба ужасно обрадовалась, но Луиза тут же вернула ее на землю, напомнив, что одиннадцать тысяч из них нужно отдать за платье,две тысячи – тому пожилому господину за квартиру, а одну тысячу она еще была должна Луизе, не говоря уже о бабках за жилье, если она, конечно, об этом еще не забыла. Кроме того, Луиза хотела компенсировать свои затраты на покупку сока для фуршета, так что бабе почти ничего не оставалось. Когда Луиза ей об этом сообщила, то она очень погрустнела и заявила, что тому господину платить вовсе не обязательно, поскольку она больше не хочет у него жить и вообще довольно много за ним ухаживала, убирала его квартиру и таким образом компенсировала все затраты. Да и платье она согласна теперь вернуть в ателье, зачем оно ей. Однако Луизу это ужасно возмутило, потому что она много раз ей говорила, что такое дорогое платье ей ни к чему: можно было обойтись и чем-нибудь поскромнее или даже взять платье напрокат. А теперь она хочет обмануть честных людей, которые ей поверили? Нет уж,так дело не пойдет! Тогда баба попыталась забрать у Луизы деньги под предлогом, что она сама рассчитается со всеми долгами, но Луиза уже поняла ее психологию, и ни на какие уговоры не поддавалась. Тогда та, уже чуть не плача, спросила, а сколько же достанется ей. И Луиза протянула ей пятьсот франков: ровно столько оставалось после выплаты всех долгов. Луиза считала, что и этой суммой она должнабыть довольна, потому что заработать пятьсот франков за вечер в Париже удается далеко не каждому русскому. Да и голос, на самом деле, у нее был не такой уж и выдающийся. Просто в кирхе, где она в первый раз пела, была прекрасная акустика – вот Луизе и ее подругам и показалось, что перед ними замечательный талант, но это, как выяснилось, было их глубокое заблуждение…
       В этом отношении с юношами иметь дело было гораздо приятнее. Правда кое-какие накладки тоже порой случались. Однажды Луиза сдала комнату некому Юлиусу, который происходил из старинного рода герцога Ольденбургского и имел прекрасные рекомендации от давних луизиных знакомых. Юлиус намеревалсяпровестив Париже всего пару месяцев, и это было не очень выгодно, так как обычно Луиза сдавала комнаты на более длительный срок. Но отказать своим старым друзьям Луиза не могла. Луиза бывала дома только по выходным, а Юлиус прибыл в понедельник. Дверь ему открылдругой квартирант по имени Торстен, потому что Луиза только что уехала. Однако в Брюсселе она вдруг вспомнила, что забыла в Париже свои документы и косметичку, поэтому решила вернуться, а заодно и познакомиться с Юлиусом.
Она приехала во вторник рано утром, в семь часов, и сразу прошла в гостиную. И тут ее глазам предстало совершенно дикое зрелище: на полу на расстеленном матрасе под одеялом спали какие-то люди, и в соседней комнате, смежной с гостиной, было то же самое. Луиза сначала даже не смогла всех толком разглядеть, так как она вообще не очень хорошо видела, а спросонья зрение у нее еще ухудшилось. Тем не менее, она, близоруко щурясь, стала считать головы, торчавшие из-под одеял: все головы были светлые и, судя по прическам, это были мальчики.Но их было столько, что Луиза даже несколько раз сбилась со счету.А когда она наконец добралась до комнаты, которую, собственно, и сдала Юлиусу, то там, на кровати и на полу, тоже насчитала еще человек шесть. Она потрясла за плечо одного юношу, который приоткрыл один глаз и в изумлении уставился на Луизу. «Простите, кто вы такой?» - вежливо спросила его Луиза. «А вам-то что за дело?» - раздраженно ответил тот и перевернулся на другой бок, натянув одеяло на голову. Луиза в растерянности стояла посреди гостиной, пол которой был густо усеян храпевшими молодыми людьми. В воздухе еще витали пары алкоголя и табачный дым, хотя Луиза вообще не разрешала курить в своей квартире и даже всегда заранее осведомлялась у потенциальных съемщиков, курят они или нет. В углу у мраморного камина аккуратно стояла целая батарея бутылок. Луиза стянула одеяло с другого юноши и громко спросила его: «Молодой человек, а вас не Юлиус зовут?» Просто она не знала, как выглядит Юлиус, которому сдала комнату и который, очевидно, и пригласил сюда эту толпу. «Нет, нет, - испуганно пробормотал юноша, плохо соображавший, но почуявший неладное, - я не Юлиус, он там». В конце концов Луизе-таки удалось отыскать в этой груде спящих тел Юлиуса, которыйоказался худощавым невзрачным брюнетом в очках, кажется, единственным среди всех: остальные были блондинами с голубыми глазами. Почувствовав опасность, они постепенно начали просыпаться, поэтому Луиза уже сумелавсех довольно хорошо рассмотреть.
        «Послушайте, - строго обратилась к Юлиусу Луиза, - ведь мы с вами такне договаривались!..» Юлиус стоял перед Луизой в трусах и майке, испуганно глядя на нее сквозь очки, и бормотал что-то невнятное. «Ладно, - смилостивилась Луиза, - я сейчас выйду, немного прогуляюсь, и надеюсь, что к моменту моего возвращения здесь никого не останется!» Луиза спустилась вниз, побродила немного по аллеям парка Монсо, который находился совсем недалеко от ее дома, посиделаза столиком кафе и, наконец, зашла в магазин Монопри, сделав там кое-какие покупки. Когда через некоторое время она вернулась домой, в квартире все блестело, и ни одного юноши, включая самого Юлиуса, там уже не было, а на кухне в пластмассовом ведре стоял огромный букет белых роз.
        Луиза потом поинтересовалась у мадам Фонардэн,жившей выше этажем, не видела ли она чего накануне вечером. И та сказала, что в луизиной квартире действительно допоздна во всех окнах горел свет, и оттуда доносились громкая музыка и смех. А окна гостиной были даже широко распахнуты, и из них периодически выглядывали светловолосые юноши, которые картинно чокались друг с другом бокалами, дружески обнимались и целовались, а один даже вскочил на подоконник, залпом выпил бокал шампанского, расстегнул штаны и помочился на улицу прямо на глазах у остолбеневших прохожих и мадам Фонардэн...«А ты рассказала бы мне об этом, если бы я сама не приехала и случайно не узнала?» - поинтересовалась Луиза. «Нет, я бы никогда не стала тебе об этом говорить, - ответила ей та, - Зачем лишний раз тебя волновать?» Подобный ответ несколько озадачил Луизу, потому что она всегда доверяла своей подруге. Но зато какой роскошный букет подарил ей Юлиус! И потом, он ведь пригласил в ее квартиру исключительно своих друзей, а не каких-нибудь проституток. Она, конечно же, ему отказала, однако даже его родителям жаловаться не стала. В конце концов, все это было так невинно.





из романа «ЛИСА И ЖУРАВЛЬ» №4

***

       В гостиной Луизы стояли тяжелые антикварные кресла из карельской березы в стиле ампир. Луиза недавно отдавала их в перетяжку, и теперь они все были обтянуты новенькойсветло-желтой материей. Луиза пожаловалась Марусе, что всю ее мебель точат какие-то жучки или червячки. Вот почему в музеях все смотрители каждый день, обходя экспонаты,обязательно встряхивают кресла и с силой ставят их на пол. При этихсловах Луиза даже подняла одно свое кресло и с силой грохнула им об пол. Кроме того, у нее встаринном сундуке, что стоит в прихожей, тоже завелись древоточцы. Поэтому Луиза даже купила специальные шарики, которые нужно теперь положить в сундук, а сам сундук упаковать в огромный полиэтиленовый мешок и наглухо заклеить, чтобы эти жуки сдохли…
       В их семье было семеро детей, и для ее поколения это было вполне нормально, поскольку незадолго до ее рождения Гитлер издал специальный указ, в котором призвалнемцев как можно больше размножаться, чтобы обеспечить многочисленность и процветание германской расы. Луиза была вторым ребенком в семье, а первой родилась ее сестра. Родители их так потом и называли по порядковым номерам: сестру – номер первый, а Луизу - номер второй. Им в свою очередь было поручено заниматься младшими братьями, каждый изкоторых тоже имел свой порядковый номер. На всех фотографиях две маленькие худенькие светловолосые девочки держали на коленях двух пухлых младенцев в штанишках, и Луиза обычно поясняла Марусе: «Вот это я – «номердва», а у меня на руках – «номер шесть», а вот это моя сестра,и у нее на руках – «номер четыре»».
       Отец Луизы был лютеранином. Каждое воскресенье он регулярно ходил в церковь, ни одного воскресенья не пропускал, даже если плохо себя чувствовал, он все равно шел в церковь, превозмогая боль и слабость. Луиза помнила, как однажды он всю неделю пролежал в постели с высокой температурой, его ужасно знобило, и вообще, вид у него был просто пугающий, бледный и немощный. Щеки ввались, глаз сияли лихорадочным блеском, а все тело покрылось мелкой сыпью, из груди же доносились какие-то жуткие хрипы, как из аккордеона, если на нем не играть, а просто попробовать поднять вверх ухватившись за меха. Однако в воскресенье он все равно встал рано утром, трясущимися руками натянул на себя брюки и пиджак и, несмотря на протесты матери и бабушки, отправился к утренней службе. Лечащий врач опасался осложнений, однако здоровье отца с этого момента пошло на поправку. Это чудесное исцеление еще больше укрепило его в вере и послужило хорошим примером для его близких, включая Луизу.
        А вот своего брата отец Луизы никогда не любил. Особенно их отношения охладились после того, как тот вступил в нацистскую партию. К тому же, отца Луизы почти сразу же после начала войны отправили на Восточный фронт. Правда, к счастью, он был легко ранен и вскоре вернулся домой. Но все равно, его брат устроился на теплое место в Берлине при рейхсканцелярии и вообще никогда не воевал, а отсиживался себе в тылу и получал чины и награды. У брата, кстати, тоже было семеро детей. В самом конце войны он вместе со своей семьей был вынужден уехать из Берлина и поселился неподалеку от Касселя, в одном из брошенных домов у бывшего военного аэродрома. В то время там было полно пустых домов, поскольку многие опасались прихода русских и бежали дальше на запад. Но брат луизиного отца решил переждать смутные времена именно здесь, так как рассчитывал, чторусские до туда не доберутся. Они с женой какое-то время перебивались натуральным хозяйством – просто чтобы как- то выжить. И вот однажды они отправились в соседнюю деревню в надежде раздобыть соли, а детей оставили одних на попечение старшей девочки. А этадевочка повела младшего брата в туалет, всего на несколько минут оставив остальных детей без присмотра. Но и этого времени хватило, чтобы они выскочили на аэродром, который к тому моменту представлял собой настоящее минное поле, так как немцы перед отходом буквально нашпиговали его минами. И почти сразу же все пятеро подорвались на одной из этих мин. Родители погрузили пять маленьких гробиков на телегу и поехали в родовое имение, где тогда жил луизин отец с семейством. Брат отца собирался похоронить своих детей на родовом кладбище, на котором покоились все луизины родственники, начиная с прапрабабушек и прапрадедушек. Но луизин отец даже слышать об этом не хотел. Он категорически запретил своему брату делать это, поскольку тот был членом нацистской партии, не верил в Бога и никогда не ходил в церковь. Короче говоря, брат луизиного отца снова погрузил все свои гробики на телегу и уехал в неизвестном направлении.С тех пор Луиза уже больше никогда ничего не слышала о своем дяде. У Луизы сохранилась всего одна его пожелтевшая фотография в фуражке с орлом и повязкой со свастикой на рукаве: в одной руке он держит бокал вина идобродушно улыбается. Демонстрируя эту фотографию Марусе, Луиза вспомнила также, что ее мать всегда считала ее дядю очень недалеким, если не сказать больше.


***

       Луизу всегда очень заботил вопрос ее отношений с родиной. Больше всего ее волновало, не является ли она предательницей, не предала ли она свою отчизну, свой Vaterland, переселившись в Париж. Она даже ходила к психоаналитику, чтобы тот помог ей разрешить терзавшие ее сомнения. Психоаналитик устраивал сеансы групповой терапии, в которых принимали участие совершенно разные и не знакомые друг с другом люди. Германию изображала здоровенная высокая баба, которую доктор поставил спиной к Луизе. И в самый первый раз, как только Луиза начала свой рассказ о детстве и своей сестре, эта баба почему-то посмотрела себе под ноги, на пол, а ведь сестра Луизы утонула во время купания в пруду за их домом. Луиза это видела, но не смогла и даже не пыталась ей помочь, потому что втайне завидовала своей сестре, которая всегда была первым номером, а Луиза - тольковторым. После ее смерти Луиза стала первым номером, хотя по инерции ее всеи продолжали обозначать как «номер два», но теперь это уже не имело большого значения. И когдабаба-психоаналитик опустила голову и посмотрела себе под ноги, Луиза поняла, что это знак, указывающий на смерть ее сестры:знак скорби матери Германии по всем ее умершим сыновьям и дочерям. Однако баба почему-то так и не повернулась лицом к Луизе, а для неебыло очень важно, чтобы Германия повернулась к ней лицом. Тем самым родина бы далаей знак, что не считает Луизу предательницей за то, что она вышла замуж за иностранца и жила во Франции.
        В психоанализе всегда важны именно мелочи, которые большинство людей попросту не замечает. Один знакомый Луизы привез из Москвы бабу, у которой уже была дочка двенадцати лет. Баба устроила свою дочку в школу,а когда наступили холода, напялила на нее вязаную шапочку, в которой сзади была проделана дырочка, куда эта девочка пропускала свой «конский хвост». Во Франции так было не принято, поэтому над ней все смеялись, и мальчики не хотели иметь с ней ничего общего. А девочкам в этом возрасте требуется общение, в том числе и с мальчиками, иначе ее психика неправильно сформируется, и у нее разовьется комплекс неполноценности. Какая же потом из нее получится женщина, будущая мать!? Мамаша, конечно, переживала за свою дочь, однако ей и в голову не могло прийти, что та чувствует себя изгоем в школе, находящейся в самом центре цивилизованной Европы, из-за какой-то шапочки с дыркой. А вот Луизе это было ясно как дважды два,но она опасалась прямо сказать об этом бабе, потому что та могла обидеться. Поэтому Луиза постаралась, как могла, исправить ситуацию, помочь бедной девочке, тем более что ее мамаша поделилась с ней своим горем. Луиза попросила своих дочерей и сына взять над ней шефство. Ее дети, конечно, тоже были не очень довольны – кому охота дружить с идиоткой в дырявой шапке – но не стали спорить с Луизой и согласились. И это было самое главное, потому что Луиза всегда считала, что в любом деле результат важнее всего. Короче говоря, эта девочка стала приходить к ним по воскресеньям на обед, где могла общаться с ее детьми и таким образом чувствовать себя полноценным членом общества.
       Отношения со своеймамашей тоже всегда очень волновали Луизу. Еще в детстве, когда она быласовсем маленькой девочкой, она чувствовала какое-то скрытое раздражение к себе со стороны матери. Например, как-то отец купил Луизе очень красивыйдорогой перстень, золотой и с настоящим изумрудом, а матери не подарил ничего. В другой раз он взял Луизу с собой в длительное путешествие по Германии – они тогда посетили и Кельн, и Бонн, и Гамбург, и Франкфурт – а мать осталась дома. Естественно, все это вполне могло вызывать у ее матери раздражение, так как ей, наверное, казалось,что ее место в семье теперь заняла Луиза, а она уже никому не нужна. В свою очередь мамаша тоже раздражала Луизу, так как своей вечно кислой физиономией невольно мешала их безоблачным отношениям с отцом…
       На очередном сеансе психоанализа ей наконец-то удалось прояснить отношения со своей матерью, которая теперь жила в доме престарелых. «Вот, - сказала Луиза и поставила перед Марусей пустую табуретку – представь, что это твоя мать. У тебя есть проблемы с матерью? Впрочем, неважно. У всех есть проблемы с матерью! Так вот, говори ей: «Мама, я думала, что смогу делать лучше, чем ты, но не смогла», – при этих словах Луиза больно толкнула Марусю в бок и настойчиво повторила: «Говори!.. И смотри, смотри сюда, на эту табуретку – это твоя мать!.. А теперь скажи: «Мама, я благодарна тебе за то, что ты дала мне жизнь! Ведь это так замечательно – жить!..»»