| ПРЕМИЯ - 2004
| ПРЕМИЯ - 2005
| ПРЕМИЯ - 2006
| ПРЕМИЯ - 2008
| Главная страница

| АВТОРЫ

Тимофей Дунченко
Аня Логвинова
Ксения Щербино
Маруся Климова
Евгений Ракович
Олег Юрьев
Павел Гольдин
Сергей Круглов
Виктор Полещук
Doxie
Николай Караев
Лариса Йоонас
Ника Скандиака
Юрий Цаплин
Мария Вирхов
Елена Генерозова
Александр Грачев
Ольга Нечаева
Номинация от журнала «РЕЦ» № 43, 2007
Выпускающие редакторы Ксения Щербино, Владислав Поляковский

Автор: Олег Юрьев

Биография:
Поэт, прозаик, драматург. Родился в 1959 году в Ленинграде. Закончил Ленинградский финансово-экономический институт. С 1991 г. в Германии (Франкфурт-на-Майне). Автор книги стихов, книги драматургии, двух книг прозы, многих публикаций в периодике; значительная часть произведений издана (а пьес – поставлена) также по-немецки. В начале 90-х – один из ведущих авторов литературной программы радио «Свобода» «Поверх барьеров». Один из основателей литературной группы «Камера хранения», куратор одноименного сайта в Интернете.


Из поэмы «ОБСТОЯТЕЛЬСТВА МЕСТ»

Франкфурт, у Восточного парка, сухой, но душный сентябрь; о всеобщем оборзении

На тротуар в шашечку мучительно какала английская борзая собака средних размеров – как стоп-кадр собственного бега.
Хозяйка в бархатной кепке и цыганской юбке в три оборота прохаживалась по радиусу поводка, иногда оглядывалась и отрывисто произносила: «Брзо! Брзо!»
Борзая же на это мучительно скашивала голые глаза, как будто бы отвечая: «Полагано... полагано...»
Желуди стреляли из-под колес проезжающих мимо велосипедов и просвистывали мимо ее прижимающихся к затылку ушей.
Борзая скашивала глаза еще дальше, на оборзевших велосипедистов, поднимала узкую морду и тужилась еще мучительнее.
По ее длинному медному носу чиркали волнистые листья – но и это ее не радовало.



Франкфурт, конец сентября, Восточный парк. Перед грозой

Небо разом потемнело, a всё, что под небом, стало светлее, как будто бы – со стальным каким-то отливом – светясь из себя.
На западном краю неба дважды грохнуло, на южном – вспыхнуло трижды.
Последние велосипедисты проносятся по парку, пригибаясь, и стоя въезжают на выезд. Привязанный к одному из велосипедов, в гору карабкается французский бульдог – небольшая собака с лицом кошки.
Перед колесами тяжело-хлопотливо и с теплым почему-то ветром из-под мышек взлетают толстые серые гуси и улетают внутрь парка – прячутся от дождя в пруду.
Прочих птиц уже давно не было видно.
В аллеях вздрогнули фонари. Грозно запахло предгрозовой затхлостью. Деревья присели на корточки и схватились за голову.
Всё потемнело, и только небо посветлело, как будто бы светясь из себя с каким-то стальным отливом.



Франкфурт, набережная Майна, 13 октября, день смерти Леонида Аронзона. Еще не осень, но уже

Маленький клен покраснел раньше других и стоит, как дурак, посреди газона. Еще не осень.
Березы стали похожи на подберезовики. Нет, все-таки осень...
От плоских кораблей, проходящих под зелеными и красными мостами, шли к берегу треугольные волны. Полупрозрачный воздух, кишевший еще месяц назад над рекой, стал прозрачен и не кишел совершенно. Да, осень...
Но по набережной бегут-бегут спортивные женщины, двигая грудями под майкой. Почему-то у одних груди движутся влево-вправо, а у других вверх-вниз. Чем одни отличаются от других, совершенно непонятно, но те и другие прекрасны.
Под мостом, ухватив себя за поясницу, вся в шерстяных повязках стояла девушка и двигала жилой на шее. Одна нога у нее была простая, а другая балетная.
Электричество стекает с прибрежных домов и загорается в реке дрожащими бляшками. Нет, еще не осень, но уже.



Глаголы движения; Франкфурт-на-Майне, январь; закат

Черный поезд летел по мостy'. Окна его при этом стояли на месте, сверкая навылет закатом. Пролетел, а окна остались стоять, потом упали.
Серый самолет плыл на закат, снижаясь сквозь розоватые разреженные облака. Там аэродром у него, что ли, был спрятан?
Ну а бa'рже белой, белой баржe' ничего не оставалось другого, как ехать – под мост, в самый того заката черно-алый корень. Другие глаголы движения были заняты.
И она и ехала – и как бы даже подрагивала на притопленных гусеницах, заезжая под мост. Перевернутый красно-бело-синий кулек поворачивался туда-сюда на корме, разворачивался и сворачивался – голландский флажок.
По мo'сту летит в противоположную сторону черный поезд.



Франкфурт-на-Майне, конец теплого как никогда января, и вдруг несколько снега упало

на японскую вишню у Исторического музея, что сдуру пошла белыми цветами. Теперь у нее на судорожных сучьях непонятно где что.
Перелетные птицы – тоже никого не умнее – вернулись с полпути и тучами, как комары, носятся пo' небу.
На шашечках мостовой лежали маленькие и плоские плевки (в выбоинах – большие и пенные). По шашечкам не без цоканья (а по выбоинам не без хруста) пробегали дамочки в круглых и треугольных шапочках, издали углядывая близоруких сербо-хорватов, индо-пакистанцев и афро-африканцев в солнцезащитных очках. Дальнозоркие европейские дамочки обожают близоруких сербо-хорватов, индо-пакистанцев и афро-африканцев – для них и оттачивают свои девичьи силуэты.
Но сербо-хорватам, индо-пакистанцам и афро-африканцам сейчас не до старых девушек европейских в разноцветных шапочках круглых и треугольных. Все они позалазили на пожарные лестницы и состригают платанам выросшие за лето длинные стоячие ногти с культей. Бензинными пилами со шнурком. Взззз-тр-р-р! Очки их задымлены.