|
| ПРЕМИЯ - 2004 | ПРЕМИЯ - 2005 | ПРЕМИЯ - 2006 | ПРЕМИЯ - 2007 | Главная страница | АВТОРЫ Леонид Костюков Станислав Львовский Ксения Щербино Константин Кравцов Алексей Кубрик Мара Маланова Андрей Хаданович Сергей Жадан Василий Бородин Евгения Суслова Юлия Тишковская Андрей Моль Евгения Риц Федор Сваровский Борис Херсонский Андрей Поляков Ника Скандиака |
Номинация от журнала «РЕЦ» № 53, 2008.
Выпускающий редактор Павел Гольдин. Автор: Андрей Моль Биография:
Г. Манаев родился в Москве в 1984 году. Окончил Историко-архивный институт. Аспирант ИРИ РАН. Редактор раздела «Медиатека» сайта «Новая литературная карта России». Начиная с весны 2007 года пишет под псевдонимом А. Моль. Публикации в журналах «Транслит» и «Абзац».
порнографический цикл ...где, как кончали – Иосиф Бродский I катя помню трогательную родинку на внутренней стороне бедра на всей параллели считалась уродиной почти ни с кем не общалась но со мной была нежна и добра когда кончала смеялась, кричала «ура!» что несколько озадачивало и смущало люба любила концерты и сейшена неоднократно встречались в нескольких клубах как-то съели вместе по полтаблетки проплясали полночи на какой-то трансовой пати дошли до дома пешком, и она дала правда, только сзади после лежала, курила, отрешена говорила что поражена как её я цинично взял говорила, что всё, обиделась больше не виделись какая уж там любовь недавно узнал, что теперь она музыкальный критик и обозреватель а у меня до сих пор следы от её зубов на деревянной спинке кровати оля работали вместе, обедали, обсуждали офисные дела как-то раз неожиданно разговор резко перевела и сказала, что муж её не ебёт видимо, ходит на сторону запирались с ней вечером после работы в переговорной так ни разу и не дала но в рот вдохновенно, умело брала это были почти платонические отношения в общем в конце концов нас застукал охранник, урод меня-то сразу уволили, а оля, наоборот шефу чего-то видимо там наплела скорее всего просто и у него взяла и отправилась на повышение лена с маленькой грудью, бледная, нежная, как цветок безумная, неуёмная вгрызались, впивались, высасывали сок с закрытыми, закатившимися глазами руками и языками до измождения, ненасытно наши тела изучали вылизали, зацеловали друг друга от головы до ног по семь-восемь раз за ночь в неё, на неё кончали она говорила, что наша любовь незыблема но через какое-то время стало совсем хуёво осунулись, истощали, перебесились молча еблись, я уставший, она зарёванная в отчаянии и бессилии мы бежали II даша и света и настя и дина и маша нет уже сил и духа перечислять их не было ничего, кроме постелей наших всё остальное – слизь, бытовуха, слякоть если и было сродство – только в недеянии если и было средство, то чтоб ублажить друг друга наши успехи и достижения – под одеялом там мы и были, возможно, в какой-то момент супругами III и как странно теперь смотреть на ваших паспортных и гражданских успешных и состоятельных машина квартира дача талантливых, обаятельных научников и актёров, редакторов и писателей коммерсантов и бизнесменов спортивных, удачливых тупые, стеклянные взгляды жесты вялые, равнодушные каково тебе с ними рядом хватаешь ртом воздух, как рыба не так уж сегодня душно а вот этот, когда ебёт, так же картинно прядь убирает со лба? а вот тот, когда кончит, так же плоско, неумно шутит? интересно, а вот он и в постели ноет, что его обманула судьба? этот ночами тебе говорит об экзистенциальной жути? надёжные, верные, умные за ними как за стеной, и не страшен девятый вал никто из них в душу тебе не нагадит не будет капризным, грубым и никто даже не подумает вас приласкать, погладить в тех местах, которые я целовал до тех пор, пока окончательно не немели губы оля и катя лена, марина и люба командировка номер в гостинице города с птичьим именем зеркало в ванной, покрытое желтым потом ржавой воды, фанерная дверь с надрывным скрипом; вид из окна, вызывающий тошноту. из этой стартовой точки, пальцем по запылённым створкам серванта, выводишь свои маршруты тридцать второй автобус – из гостиницы на работу сорок четвертый трамвай – в центр, потом оттуда вечером до кабака по единственному мосту ворох входящих бумаг становится всё объёмней палец чернеет, пыльная сеть растёт ты уже видишь своё отражение в этом городе – мутное, одутловатое, остранённое те же, что и вчера, пассажиры в утреннем транспорте жестом привычным приветствуют тех же знакомых между собой обсуждают районные новости ты уже выучил, кто на какой сойдёт локальная топонимика, сокращаемые названия местечковый жаргон, кодовые слова ты переспрашиваешь, и на тебя посматривают с некоторым сожалением – не этого пустыря трава пергидрольные женщины в учреждениях очкастые мужики в конторах смотрят такими глазами, как будто на службу к ним заявилось засаленное, с болтающимися брюками, обезглавленное пальто тупо молчат, не скрывают болезненного удивления ровный гул, который не слышен издают их плотно сжатые губы и ты кончиками волос и отмершей кожей его чувствуешь как никто не то чтобы не при делах но как будто до ветру вышел не то чтоб совсем чужой но не в ту дверь зашёл не то чтобы на душе но где-то скребутся мыши все эти люди молчат, будто совсем недавно что-то произошло и это произошло с тобой далее по расписанию: садишься в обратный поезд на полпути выходишь в сонное молоко в шляпе и с чемоданом, в мокрой траве по пояс уверенно пробираешься туда, где недалеко только что сжатое поле, оставленные остожья спит лодка на переправе и серебряная вода об этом молчат бумаги, но это и есть, возможно, то, за чем ты приехал, чего ты хотел всегда: лес наступает на линию электропередач валит столбы прогнившие, рвет провода ящерица на камне оставляет старую кожу механическое сердце пока она была дома, исправно работали все приборы деловито гудел холодильник плотоядно шипели газовые конфорки чайник приветливо верещал лампочки зажигались сами собою когда она ночью наощупь шла на кухню по коридору будто её присутствие было главной деталью во всех вещах если с утра уходила и к вечеру не появлялась – уезжала в командировку, в гости к родителям – что-нибудь непременно лопалось, разбивалось в телефонной трубке что-то трещало искрили электросети звонок на входной двери заходился кашлем и хрипом всё работало через силу, нехотя и со скрипом всем своим поведением и неопрятным видом напоминая мне, что её здесь нет я сидел в полумраке, давился холодным чаем даже не в силах настроить себе интернет (как ей, наверное, тяжело было жить с таким криворуким типом) когда дела совсем мрачный характер приобретали – у соседей сверху труба отопления протекала, мерзкие желтые капли падали с потолка – вечером поздним она домой возвращалась, что-то само собой настраивалось, включалось, остальное же исцеляла ее заботливая рука и вот теперь, когда её нет – со мною, в принципе и вообще, что-то внутри похоже, выходит из строя важной детали, видимо, не хватает той же, что у моих вещей лифт в моем доме вчера опять поломался с первого на девятый придется идти пешком я повторяю, покрываясь холодным потом: «механическое сердце, не останавливайся металлическое сердце, не останавливайся мое новое бошевское сердце, не останавливайся, работай, работай, работай» сглатываю подступающий к горлу тяжёлый ком ledum 1 стоит закрыть глаза – беспокоится тихий омут передо мною на берег из глубины выстроенные в каре, поднимаются батальоны полупрозрачные, дымные, верные мои сны в панцирях, в кованых шлемах, бронзовые монголы с обитыми кожей щитами, с копьями наперевес темною массой молчаливо стоят они солдаты ночных кошмаров духи беспамятства алкогольного и берег едва выдерживает их вес развеваются яркие ленты, в воздухе реют флаги хором поют свои песни и весело голосят весенние лёгкие грезы минуты счастливого забытья в халатах атласных и шёлковых в разноцветных китайских шапках, сделанных из бумаги грянут марш небесные горны, громыхнут гигантские барабаны золотые доспехи сверкнут, на мгновение ослепят головой в облаках пропадая, идут титаны – страшные в своей мощи, редкие сны о главном, прозрачные, словно воздух, легкие, словно радужный конденсат в центре их солнечных тел угловатые птицы висят, ацтекские божества в светящихся кольцах праны 2 командир этой армии, я ей повелевал вел ее за собою, где бы ни ночевал в бой отправлял полки, затем объявлял привал и они исчезали, как только звенел будильник сам себе один лейтенант, полковник и генерал то ли я где-то ошибся, то ли себе соврал, то ли с меня ордена, погоны кто-то сорвал – сколько я их ни ждал, они больше не приходили за железной дорогой, в поле, розовеет багульник сна я упал на кровать в забытьи, и во мне проросла весна я в шинели распахнутой, на моих сапогах роса тёплый ветер сорвал с головы моей треуголку я гуляю в рассветной дымке, болотные пью огни, что сердечник мой тянет наружу, полюс какой магнит разбуди же меня, разбуди, крикни имя моё, проткни мою сонную куклу алмазной своей иголкой |