| ПРЕМИЯ - 2004
| ПРЕМИЯ - 2005
| ПРЕМИЯ - 2006
| ПРЕМИЯ - 2007
| Главная страница

| АВТОРЫ

Леонид Костюков
Станислав Львовский
Ксения Щербино
Константин Кравцов
Алексей Кубрик
Мара Маланова
Андрей Хаданович
Сергей Жадан
Василий Бородин
Евгения Суслова
Юлия Тишковская
Андрей Моль
Евгения Риц
Федор Сваровский
Борис Херсонский
Андрей Поляков
Ника Скандиака
Андрей Поляков | Премия журнала «Рец»-2008
Номинация от журнала «РЕЦ» № 54, 2008.
Выпускающий редактор Павел Гольдин.


Автор: Андрей Поляков

Биография:
Родился в 1968 году. Окончил филологический факультет Симферопольского государственного университета (сейчас – Таврический национальный университет), работал редактором в издательстве, экспедитором, журналистом, редактировал газету и журналы, преподавал гуманитарные дисциплины. Живёт в Симферополе. Малая премия «Москва – Транзит» (2003). Волошинская премия (2008). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2003).
Книги: «Epistolae ex Ponto» (Симферополь: Дар, 1995), «Орфографический минимум» (Спб.: Пушкинский фонд, 2001), «Для тех, кто спит» (М.: Новое литературное обозрение, 2003). Стихотворения публиковались в антологиях «Девять измерений», «Самиздат века», «10/30: Стихи тридцатилетних», «Освобожденный Улисс. Современная русская поэзия за пределами России», «Неизвестная Украина», «Время “Ч”: Стихи о Чечне и не только» и др. Периодика: «Знамя», «Русская мысль», «Митин журнал», «Новое литературное обозрение», «Критическая масса», «Воздух», «Вавилон», «Черновик», «Авторник», «Новая Юность», «Арион», «Золотой векъ», «Гуманитарный фонд», «Альманах ЛИА Руслана Элинина», «Textonly», «Новая Камера хранения», «Рец» и др. Стихотворения и поэмы переводились на английский, французский, немецкий, итальянский, болгарский и украинский языки.



ИЗ ЦИКЛА «Бормочет нетрезвый Орфей:»
      

Если снился сегодня к тебе Ориген
в золочено-тяжелых (подумал я) ризах
с панагией зачем-то приснился к тебе –
значит, ты не получишь летейскую визу
(и сидит мотылек у тебя на губе)
значит, час пробужденья, как родина, близок –

и блестит мотылек для тебя на губе



Стена, сквозь которую
      нельзя обнять
а можно –
      только ударить
Суббота
во всем:
      спал 19 часов

Научился молиться в видениях сна
потому что –
      там тише…

Сном казался сегодня тебе Ориген
в золочено-тяжелых
      (подумал во сне)
ризах
      с панагией
(зачем-то)
Сном казался
какой-то храм
      на верхних этажах
в здании
      которое строится
(которое превращается в руины?)

И подумал во сне:
      то ли тело –
действительно, храм
      то ли тело –
лишается тепла
а душа –
растекается по квартире

(даже сахар –
      сегодня горчил
даже хлеб –
      был воистину мокрым)

      пока я не сплю
      пока я хожу, охлаждаясь
по линолеуму
      на полу

Я не в силах проснуться тобой
но, покуда ты спишь из меня –
      плотность воздуха увеличивается
      пропорционально
      разрежению
твоего
тела

(даже тело –
      сегодня дрожит
даже книги –
      как звезды, мигают:
а когда-то в одной прочитал
что стишки
      разрушают
      пойманные ими объекты
и путем разрушения
возвращают их
      к неуловимой текучести
      существования
поэта)

и скоро
очень скоро
      сквозь чистую ладонь
(прозрачно голубую)
ты будешь внятно видеть
      (сквозь зыбкую ладонь)
твердое слоистое вещество
      которое
вдыхаешь[1]

От дивана
      (представил)
до книжного шкафа –
      дальше, чем до Эфеса
который
уже не Эфес –
      а в здании
      во сне
на верхних этажах
какой-то храм…

Надо было взбираться
      (невидимое яблоко на сердце
      прокуренным дыханием держа)
по приставной лестнице
(Мандельштам?)
со двора, где сушилось большое белье до земли
      (шевелилось лениво белье облаками
      надувалось округло крутыми боками
словно ангелов женского пола
заменяло собою белье)
      побиралась чета голубей
      (гули-гули, товарищи птицы!)
громко бегали быстрые глупые дети
про японцев играя войну
      и чинилась
(подумал)
      в моторе машина
полубывшим торговым одним моряком
с якорьком
на коричневой кисти

      Эта церковь была не домашней
      а вроде
      нашего собора –
очень много знакомых
по улицам в жизни
людей

      Вежливо (но не
      более) поздоровались
      с Машей:
она
      уходила прекрасно вперед
во епархию Хлеба и Тела –
      как специально, спешила она
в бухгалтерию Тела и Хлеба
      за деньгами
      хоть петь – не поет
оттого что
замуж за человека удачно красавица вышла собою однажды –
но, однако, отец Михаил
      устроил так
      что деньги
получает

      «Околомолоко» –
бормотал
передавая свечку
      улыбаясь бородкой короткой
      кучерявый такой старичок
хрупкий плотью, но легкий лицом
как хрустальный архангел в полете

Околомолоко –
      – околомолоко...

Ориген совершал литургию
(как в тумане:
      один или нет?)
а ты –
      все ждал проповеди
и думал:
      что скажет?
      будет ли каяться
      или пророком окажется
или
(на самом-то деле)
– прав был во всем Ориген?

      Хорошо помню
именно твое
ожидание...

Но вдруг: все сдвинулось!
«Отче Авель, хочешь новощавель?
а порку укропа?» –
      провозгласил Ориген
и вот:
      весь горизонт – как белая кобыла
      какое-то поле с автобусом бледным
( р а з м ы т ы м )
      за городом женского рода по имени – Александрия
      над грудами древнего моря, горящими, будто бы свитки
или за Симферополем маленьким
(городом Крыма)
над Салгира водой близорукой
      где студентки-русалки –
какие-то дуры
потому, что на листиках лип / различать не умеют цезуры
и печально, как многие листья, / о ветвистых плечах Велимира
по течению ветра
звучат[2]

В стекле солено-кислого дождя
в его слегка надтреснутом стакане
      на остановке автобуса
      виден мышиный народ
с серенькими сумками невеселого быта земного
со смятыми бесформенно в греческий хаос пакетами будущей пищи
(для тела)
со звериного вида
мешками

Автобус глазастый
      разумный
закричал на тебя, как безумный

а ты, как кот –
мимо пробежал

в бесцветное поле
за смутный от дыма лесок

      мимо пробежал...

Никакого, никого золотистого
большей частью не помню уже

автобус –
      тронулся с места

а сновидение –
остановилось
!



[1]
Раньше
(лет семь назад)
ты был
поэтом классовым
а теперь ты –
поэт видовой

[2]

ти
да
ди
ду
ла
ло
рю
ри